Глава XXII. ВЗЯТКА

— Вы не расскажете мне, — попросил Андре-Луи де Баца, — кто такие эти Фреи, которых несравненный Шабо так внезапно вытащил на сцену, и почему он так дорожит их мнением.

Они снова сидели под лаймами за столом, всё ещё заваленном остатками пиршества. Гости уехали, и они с де Бацем были одни.

Де Бац достал свою табакерку и сообщил требуемые сведения. Братья Фреи происходили то ли из австрийских, то ли из польских евреев. Банкиры по роду деятельности, они обосновались в Париже, выдавая себя за пламенных республиканцев, на самом же деле в надежде нагреть руки на всеобщем беспорядке. Смена имён была частью их притворства, остальное — отвергнутый почёт и миллионы, доверие императора и тому подобное — просто красивой легендой. Братья часто посещали клубы, особенно Якобинский, и Конвент. Они знали, как заводить друзей в Конвенте, и Лебрен, министр иностранных дел, по слухам, покровительствовал мошенникам.

Кроме того де Бац сообщил, что братья живут вместе с субъектом по имени Проли, по сведениям полковника, австрийским шпионом.

Последнее порадовало Андре-Луи.

— Это даст нам возможность прижать Фреев. Нам необходимо их содействие, поскольку они имеют влияние на Шабо.

Назавтра, несмотря на явное нежелание барона возвращаться так скоро, он вытащил его обратно в Париж, на улицу де Менар. Через два часа после их приезда выяснилось, что нежелание это было более чем оправданным. Их навестил муниципал Бурландо, очевидно, державший дом под наблюдением. Грузный офицер смёл со своего пути Бире-Тиссо, который открыл ему дверь, и, воинственно заявив, что не потерпит никакой лжи, нагло ввалился в дом. Он даже не потрудился снять свою треуголку, представ перед бароном.

— Так-так, петушок вернулся в свой курятник. Я пришёл сообщить вам, что председатель секции будет рад повидать вас и задать вам пару вопросов.

Де Бац сдержался с видимым усилием.

— А на какую тему, не соблаговолите ли сообщить?

Муниципал хрипло рассмеялся.

— О, хо! Вы решили разыграть святую невинность! У вас, конечно, нет никаких подозрений. И никаких воспоминаний о посещении Тампля одной прекрасной ночью.

Барон покачал головой.

— Никаких.

— И вы никогда не слышали о попытке устроить побег из тюрьмы некой женщине по имени Антуанетта, я полагаю?

Де Бац помедлил с ответом и смерил грубияна презрительным взглядом.

— Теперь я вижу, что вы — лгун. Комитетом Общественной Безопасности установлено, что никакой такой попытки не было, и уж конечно председатель вашей секции никогда не посылал вас ко мне с таким поручением.

— Ах! Вы чересчур уверены в себе, как я погляжу, гражданин аристократ. Если бы вы прогулялись со мной до штаб-квартиры секции, мы бы убедили вас, что нас, санкюлотов, не так-то просто одурачить.

— Если вы не покинете немедленно мой дом, я прогуляюсь в секцию совсем с другой целью, любезный. А теперь уходите. Вон отсюда! У меня нет времени на вас и вам подобных.

— Мне подобных! — Голос муниципала сорвался на визг. — Мне подобных! Кто это, проклятый аристократ, мне подобные? Я скажу вам, клянусь Богом! Это те, кто отправляют вам подобных на Площадь Революции. Мне известно достаточно, чтобы отправить вашу голову в корзину. Можете щеголять своими манерами перед Шарло, когда я разделаюсь с вами.

Дверь за его спиной открылась. Андре-Луи, привлечённый криками, бесшумно вошёл в комнату. Муниципал резко обернулся на звук. Лицо Андре-Луи было мрачно.

— Вы упомянули зловещее имя, гражданин. Нехорошо говорить так фамильярно о палаче Парижа. Это к несчастью, мой дорогой Бурландо.

— Так оно и есть. К несчастью — для вас обоих, ей-богу.

— Пустая клятва. Конвент отменил Бога. Но почему вы считаете своим долгом преследовать нас? Мы не причинили вам никакого вреда, а могли бы принести много добра.

— Добра? Вы принесёте мне добро?! Хотел бы я посмотреть, какое добро вы мне можете принести!

Андре-Луи оставался невозмутимым.

— Как вы бы отнеслись к тому, чтобы получить сто луи? Вы не считаете это добром?

Очередное оскорбление замерло на устах санкюлота.

— Сто луи! — Но тут он опомнился, и его захлестнула ярость. — Ах, так! Теперь я понимаю! Вы хотите подкупить меня! Вы думаете, что истинный патриот опустится до взятки. Но даже за двести луи я не изменю своему святому долгу.

— Тогда пусть будет триста.

Бурландо парализовало. Андре-Луи стал вкрадчивым.

— О, это не взятка. Нам известно, насколько тщетна любая попытка подкупить истинного санкюлота, вроде вас, Бурландо. Это просто небольшой подарок, маленькое свидетельство того, как мы ценим вашу дружбу, доказательство истинности наших республиканских взглядов, если угодно.

— Прекрасные слова! — прохрипел Бурландо. — Прекрасные слова! Но за что тогда вы платите мне во имя…

— Мы не платим вам. Позвольте мне объясниться. Мы с гражданином де Бацем — финансисты. Мы занимаемся операциями, суть которых вам будет трудно понять. Аресты, допросы и прочие неприятности, какими бы необоснованными подозрениями они ни были бы вызваны, нам совершенно ни к чему. Нашей свободе и жизни они не угрожают, поскольку мы в действительности хорошие патриоты, но они могут подорвать к нам доверие, а это весьма повредило бы нашему делу. Дабы избежать помех, мы готовы поделиться частью прибыли с патриотами, чья искренность не вызывает сомнений. Вам, гражданин Бурландо, как я уже сказал, мы готовы доверить триста луи. Распорядитесь ими, как сочтёте нужным. Несомненно, при помощи этого пожертвования вы сумеете сделать много добра.

Бурландо переводил взгляд с одного на другого. Андре-Луи заискивающе улыбался. Барон хранил непроницаемое выражение лица. Он не одобрял действия друга, но всё же позволил ему поступать по-своему. Муниципал ответил не сразу. Его двойной подбородок утонул в грязной косынке, глаза стали задумчивыми. Он понял, что эти аристократишки, иностранные агенты они или нет, могут оказаться настоящими дойными коровами. А когда он высосет мошенников, обескровит до предела, у него ещё будет время исполнить свой долг перед нацией и отправить их к палачу. Поэтому он со спокойной совестью и смачным богохульством изъявил своё согласие.

Де Бац неохотно вынул пачку ассигнаций из ящика секретера и отсчитал требуемую сумму.

Глаза Бурландо заблестели. Он спрятал деньги в карман и рассмеялся.

— Вот это, я понимаю, доказательство патриотизма! Считайте Бурландо своим другом, граждане. А дружба Бурландо, ей-богу, надёжная защита в наши тревожные дни.

Только когда он ушёл, барон выразил своё несогласие с методами Андре-Луи:

— Чего ради такие траты?

— Траты? Вы ведь не дали ему настоящие?

— Конечно нет. Но и фальшивыми ассигнациями нельзя так разбрасываться. Теперь мы никогда не избавимся от этого негодяя.

— Он тоже так думает. — Андре-Луи улыбнулся. — Подождите здесь моего возвращения. Я не задержу вас надолго.

Моро взял шляпу и без дальнейших объяснений удалился. Он быстро прошёл через Фейон и сады Тюильри к Цветочному павильону. Там ему сообщили, что Комитет общественной безопасности не заседает, но секретарь у себя в кабинете. Андре-Луи пожелал, чтобы его проводили туда.

Гражданин Сенар, один из наиболее ценных агентов на жалованье у де Баца был уже знаком с Андре-Луи. Худой болезненный человек с острым желтоватым лицом и копной преждевременно поседевших волос, которые на расстоянии казались чрезмерно напудренными, мрачно нахмурился при виде посетителя.

— Ах, morbleu! Какая дьявольская неосмотрительность! — пробормотал он себе под нос.

Андре-Луи улыбнулся.

— Не тревожьтесь, Сенар. — И он выложил на стол секретаря свой мандат агента.

— Что это? — Сенар изумлённо уставился на документ. — Опять работа Русселя?

— Ну вот! Неужели вы считаете нас такими недотёпами? Зачем же совершать подлог, если его так просто обнаружить? Вам следовало бы узнать эти подписи: Амар, Кайе, Севестр. Кроме того, среди ваших бумаг должно быть подтверждение от этого учреждения.

Сенар рассмотрел карточку внимательнее и вернул её владельцу. Выражение его лица стало ещё более хмурым.

— Но тогда… Я не понимаю.

— Мой дорогой Сенар, неужто вы никогда не встречали человека, работающего на два лагеря? — Андре-Луи со значением посмотрел на секретаря, который и сам получал деньги от обеих сторон.

— Ясно. То есть я хотел сказать, я в полной темноте. В каком качестве вы явились сюда сейчас?

— В качестве агента Комитета, разумеется. Я пришёл исполнить свой долг. Сделать одно разоблачение. Муниципальный чиновник по имени Бурландо, прикреплённый к секции Лепельтье берёт взятки. Я позволил ему считать меня агентом какой-то иностранной державы, а он принял от меня деньги и согласился держать язык за зубами.

— Тут требуются доказательства, — заметил Сенар.

— Их нетрудно будет получить. Полчаса назад я заплатил негодяю триста луи ассигнациями. Если ваши агенты поторопятся, они найдут деньги у него в кармане. При его доходах он не сумеет объяснить, каким образом он мог честно получить такую сумму.

Сенар задумчиво кивнул.

— Гражданин, представь доклад в письменном виде, и я немедленно отдам соответствующий приказ.

Через час муниципал Бурландо в сопровождении двух национальных гвардейцев предстал перед президентом своей секции, дабы объясниться по поводу найденных у него трёхсот луи. Когда бедняга понял, в какую нехитрую западню его заманили, он взревел от ярости как безумный, но не сумел ничего сказать в своё оправдание. Ему пришлось выслушать прочувствованную речь председателя о гражданской добродетели, о необходимости чистоты в рядах служителей закона и о чудовищности мздоимства, заслуживающего самой суровой кары. Потом несчастного отвели в Бисетр ждать суда, который неизбежно должен был приговорить его к гильотине. Пачку ассигнаций передали Сенару, и Комитет общественной безопасности вернул её своему агенту Андре-Луи Моро, вместе с тёплыми словами благодарности за искусное разоблачение негодяя, опорочившего пост, доверенный ему нацией.

— Вы по-прежнему думаете, что Бурландо нас ещё побеспокоит? — спросил Андре-Луи де Баца.

— Временами вы меня просто пугаете, Андре.

— К этому я не стремлюсь. Лучше распорядитесь мной так, чтобы я пугал других.

В тот же вечер они взялись за дело. Им предстояло запугать братьев Фрей.