Глава XVII. В ШАРОННЕ

На окраине деревушки Шаронна, в пяти милях от Парижа, почти сразу за парком Баньоле барон де Бац приобрёл себе симпатичный домик, который некогда, в дни Регентства служил охотничьим павильоном. В 1793 году здесь поселилась талантливая Бабетта де Гранмезон, в недавнем прошлом певица итальянского театра. Формально дом принадлежал её брату Бюретту, почтмейстеру из Бове. Бюретт служил барону де Бацу прикрытием. Проницательность барона подсказала ему, что собственность дворян, эмигрировали они или остались во Франции, обречена на конфискацию. Полагаясь на свой дар предвидения, который как правило его не подводил, де Бац устроил фиктивную продажу имения Бюретту, справедливо полагая, что тот не станет досаждать ему своими притязаниями.

В этом сельском уголке и собрались на следующий день после неудачной попытки спасти королеву все уцелевшие в драке на улице Шарло.

В ту ночь барону удалось беспрепятственно добраться до убежища в доме номер двенадцать. Туда же, спустя несколько часов, когда тревога улеглась, добрались один за другим и остальные четверо заговорщиков. Они оставались там до утра. Барон счёл за лучшее на несколько дней исчезнуть из города и отправился в Шаронну. Покинул он его через ворота Барье, поскольку опасался ехать через ворота Бастилии, откуда вела прямая дорога.

Следуя приказу де Баца, его помощники добирались туда по отдельности. Ланжеак прибыл уже ближе к вечеру, на несколько часов позже остальных. Этот верный долгу молодой человек решил известить о ночных событиях главного агента д'Антрага в Париже де Помелля.

Ланжеак вошёл и увидел де Баца, Дево, Буассанкура, Ла Гиша и Русселя сидящими за столом в обществе Бабетты де Гранмезон — красивой смуглокожей молодой дамы, преданной барону душой и телом. Вся компания пребывала в унынии, но тяжелее всех было де Бацу. Его детище — тщательно подготовленный побег провалился, судя по всему, из-за какой-то нелепой случайности. Но едва ли не больше барона мучила мысль о судьбе Андре-Луи, которого он успел полюбить и храбрости которого был обязан своим спасением.

Увидев Ланжеака, все встрепенулись в надежде услышать последние новости. Де Бац устремил на молодого человека нетерпеливый взгляд. Ланжеак в ответ на немой вопрос пожал плечами.

— Я не выяснил ничего определённого. Но оснований для надежды никаких.

Де Бац выказывал признаки сильнейшего нетерпения. Лицо его побледнело, глаза покраснели.

— Он хотя бы жив?

Ответ Ланжеака прозвучал довольно апатично:

— А это так важно? Ради него же самого надеюсь, что нет. А если выжил, то его ждёт гильотина. Это неизбежно.

Де Бац отбросил последнюю сдержанность.

— К дьяволу ваши надежды! Они меня не интересуют! Меня интересуют факты. Если вы не в состоянии их собрать, так и скажите, и я пошлю за ними другого или отправлюсь сам.

Ланжеак обиженно поджал губы.

— Я уже сказал, что новостей не привёз.

— Мне следовало бы сообразить, что вы их не привезёте. Вы чересчур озабочены сохранностью своей драгоценной шкуры, Ланжеак. Может, вы соизволите поведать, какого дьявола делали так долго в городе?

Их взгляды скрестились над столом.

— Во всяком случае, сударь, не заботился о своей шкуре. Ваши слова возмутительны. Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне.

— Мне нет дела до вашего возмущения! — Барон ударил по столу костяшками пальцев. — Я спрашиваю: что вы делали в Париже? Единственное, что для меня важно — это знать, жив ли Моро.

Буассанкур, флегматичный гигант, подле стула которого стоял Ланжеак, перегнулся через стол и прикрыл ладонью руку барона.

— Терпение, дружище де Бац, — прогудел он мощным басом. — Вы уже получили ответ. В конце концов Ланжеак не способен творить чудеса.

— Вот уж истинная правда! — с желчным сарказмом воскликнул маркиз де Ла Гиш, порывистый молодой человек с тонкими чертами лица и ястребиным носом.

Дево попытался восстановить мир.

— Не держите на нас зла, Ланжеак. Просто мы все немного не в себе.

Де Бац раздражённо пожал плечами и принялся вышагивать по комнате вдоль стены с тремя высокими окнами, распахнутыми на лужайку. Бабетта следила за ним красивыми тёмными глазами, в глубине которых светилась тревога и боль. Помолчав, она обратила взор на разобиженного Ланжеака и печально улыбнулась.

— Что же вы стоите, господин де Ланжеак? Садитесь и поешьте чего-нибудь. Должно быть, вы устали и проголодались.

— Устал, ещё бы. Бог знает, как я устал. Но у меня слишком тяжело на сердце, чтобы я мог испытывать голод. Благодарю вас, мадемуазель. — Он плюхнулся в кресло и вытянул под столом длинные ноги, обутые в пыльные сапоги. Лицо его выглядело осунувшимся, каштановые волосы в беспорядке рассыпаны по плечам. — Дайте мне немного вина, Дево.

Дево протянул ему бутылку. Де Бац продолжал бегать по комнате, словно зверь в клетке.

— Я должен знать, — прорычал он наконец. — Я больше не могу выносить этой неопределённости.

— К несчастью, Ланжеак прав, — сказал Дево. — Здесь нет никакой неопределённости. О, избавьте меня от ваших свирепых взглядов, де Бац. Видит Бог, душа у меня болит не меньше, чем у вас. Но фактам нужно смотреть в лицо. Не следует обманывать себя, приходится считаться с потерями. Ларнаш убит, а Моро либо погиб, либо скоро погибнет. Он потерян для нас безвозвратно.

Де Бац яростно выругался и заявил:

— Если он жив, я вырву его из лап палачей!

— Если вы предпримете такую попытку, — возразил Дево, — вы просто сунете голову под ту же гильотину. Мы не можем этого допустить. У вас есть долг перед нами, перед нашим делом. Образумьтесь, друг мой. Это не тот случай, когда мы в состоянии вмешаться. Будь ваше влияние даже в двадцать раз больше, всё равно вы ничего не сможете сделать. Кроме того, ваша деятельность выдаст вашу причастность к событиям прошлой ночи. Пока свидетелем против вас может выступить лишь один человек, который мог легко ошибиться в темноте. Смиритесь, мой друг. Битв без потерь не бывает.

Де Бац сел и закрыл лицо руками. В комнате повисло мрачное молчание. Дево был членом правительственного департамента и пользовался у своих единомышленников заслуженным авторитетом. Его спокойные трезвые суждения снискали ему известность человека, который никогда не теряет головы. Буассанкур и Руссель поддержали его. На стороне барона остался только импульсивный маркиз де Ла Гиш.

— Знать бы хотя бы, как всё произошло! — воскликнул он. — Что это было — вмешательство слепого рока или предательство? — Он обратился к Ланжеаку. — Вам не пришло в голову разузнать, как там Мишони? К нему вы не сходили?

— Можете назвать меня трусом, — ответил молодой человек, — но, честно говоря, я не осмелился. Если нас предали, то дом Мишони теперь ловушка.

Лицо барона стало суровым и непроницаемым.

— Вы ещё не рассказали нам, чем же всё-таки занимались в городе.

— Я ходил на улицу де Менар и виделся с Тиссо. Обыска там не проводили. Это обнадёживает. В случае предательства власти должны были бы явиться туда в первую очередь.

Барон кивнул.

— Так. А ещё?

— Потом я разыскал Помелля.

Ла Гиш метнул в него новую насмешку:

— О конечно, вам ведь надлежало отчитаться о нашем провале перед д'Антрагом!

— Вот именно, господин маркиз. Если вы не забыли, я, в конце концов, у него на службе.

— Вы нравились бы мне куда больше, Ланжеак, если бы я сумел об этом забыть, — заметил де Бац. — И что сказал Помелль?

— Он потребовал, чтобы я немедленно отправился в Гамм с докладом о событиях.

Тут едва сдерживаемая ярость барона вновь прорвалась наружу.

— Вот как! Немедленно! И для чего же такая спешка, позвольте спросить? Он предвкушает, как д'Антраг будет потирать руки, радуясь моей неудаче? Ладно. И когда вы намерены выехать?

— Сегодня вечером, если вы не возражаете.

— Я? Возражаю? Против вашего отъезда? Мой славный Ланжеак, я до сих пор не видел от вас никакой помощи. Надеялся, что получу её прошлой ночью, но вы показали, насколько смехотворна была моя надежда. Отправляйтесь в Гамм, или к дьяволу, или куда вам будет угодно.

Ланжеак встал.

— Де Бац, вы несносны.

— Присовокупите это к вашему докладу.

Ланжеака уже трясло от негодования.

— Вы вынуждаете меня радоваться, что наше сотрудничество кончилось.

— Стало быть, у нас обоих есть повод для радости. Счастливого пути.