В 1960-м году в СССР продолжалось обновление состава военно-морского флота. Вошли в строй 2 последних крейсера, заложенных по проекту 68бис и достроенных как проект 70П – «Варяг» и «Владивосток». Крейсеры отправились на Тихоокеанский флот. С их вводом в строй количество крейсеров ПВО проекта 70П достигло 7, ещё 14 были переоборудованы по проекту 70К с сохранением части артиллерийского вооружения (АИ, см. гл. 04-17).

Начатая ещё сразу после войны реконструкция судостроительных заводов в 1956-57 годах получила «второе дыхание» после образования ВЭС и роста объёма морских перевозок. Одновременно со строительством новых кораблей проводилась масштабная модернизация промышленности, призванная обеспечить возможность постройки крупнотоннажных судов на имеющихся заводах, и одновременно шло строительство нового судостроительного кластера на Дальнем Востоке. Новые заводы строились в бухте Большой Камень и в Советской Гавани.

Строительством крупных кораблей в этот период особо не увлекались – из крупного строили только авианосец «Минск», вертолетоносцы «Архангельск» и «Киев». Вертолетоносцы спроектировали с учётом опыта эксплуатации трофейных британских авианосцев, и строили «по гражданским нормам», на базе корпусов гражданских судов. Эти вертолётоносцы не имели ничего общего с крейсерами проекта 1123, они были построены как универсальные десантные корабли-доки, хотя при решении ими противолодочных задач в док-камере вместо высадочных средств размещались малые патрульные катера. Для выполнения противолодочных задач они оснащались вертолётами ПЛО, сначала – Ми-4М, впоследствии заменёнными на Ка-25, а затем и на Ка-27 (АИ). Вертолётоносцы так же получили гидроакустический комплекс с выдвижной антенной большого размера, и буксируемой протяжённой антенной, зенитно-ракетные комплексы М-1 с размещением ракет в общей УВП справа в носовой части, реактивные бомбомёты, торпедные аппараты для запуска противолодочных торпед, а впоследствии – ракетоторпед. Вертолётоносцы оснащались складными причальными мачтами для дозаправки и обслуживания противолодочных дирижаблей (АИ).

При выполнении задач ПЛО вертолётоносец становился центром информационно-ударной сети из вертолётов, патрульных катеров, самолётов береговой авиации ПЛО и дирижаблей, одновременно поддерживая постоянную связь с объединённым командованием ПВО / ПЛО / ПРО страны, сформированным в начале 1962 года (АИ). Всего предполагалось построить 6-8 таких вертолётоносцев, которые затем, после увеличения дальности полёта баллистических ракет на подводных лодках противника, можно было бы использовать как десантные.

Продолжалось строительство эскортных кораблей, которых с развитием морских перевозок между странами ВЭС требовалось всё больше. В основном строили сторожевые корабли проекта 159. Основным эсминцем в этот период был принят проект 61И (АИ, см. гл. 03-12). Головной корабль «Комсомолец Украины» был заложен по проекту 61И 15 сентября 1959 года на заводе № 445 в Николаеве и спущен на воду 31 декабря 1960 года. Его сдача флоту планировалась на конец 1962 года.

В качестве перспективного эсминца взамен забракованного из-за недостаточного водоизмещения проекта 58 был выбран проект 1134, но в значительно изменённом варианте. При его обсуждении возник спор, так как таких крупных эсминцев, водоизмещением более 7 тысяч тонн, у нас тогда не строили.

– Ничего себе эсминец! – весьма непосредственно отреагировал главком ВМФ Сергей Георгиевич Горшков, – Это уж, скорее, крейсер получится!

– Почему? – возразил Хрущёв. – Вот у вас крейсера проекта 68бис, они же 70 К и П, по 18 тысяч тонн, считаются лёгкими, а тут вы, Сергей Георгиевич, семитысячник хотите крейсером объявить. И что? Боксёрскую классификацию для крейсеров примем? Крейсер «в весе пера»?

Никита Сергеевич прекрасно понимал подоплёку реплики Горшкова – офицерам на крейсерах полагалась другая норма «денежного довольствия», т.е. более высокая зарплата. Он помнил, что в «той» истории летом 1962 года, воспользовавшись эффектными результатами стрельб, его «развели» на переклассификацию ракетных эсминцев проекта 58 в крейсеры, хотя они со своими 4340 тоннами стандартного водоизмещения на крейсер не тянули ну совсем никак.

Перед совещанием он беседовал с адмиралом Кузнецовым, который глубоко изучал по присланным документам «будущую историю» ракетных флотов СССР и США. Кузнецов рассказал, что у американцев будет похожая история с большими фрегатами, оснащёнными ракетным оружием, которые затем переклассифицируют в крейсеры. («Южная Каролина», «Калифорния» и д.р.)

Раскусив намерения Горшкова, Никита Сергеевич продолжил свою мысль:

– Я Николаю Герасимовичу уже говорил по этому поводу (АИ, см. гл. 04-17), и сейчас повторю – старые артиллерийские эскортные корабли небольшого размера для переоснащения ракетным оружием подходят плохо. Ракеты – оружие мощное, но и габаритное при этом. Вон, на эсминцы 30-го проекта ЗРК М-1 воткнули едва ли не с мылом. (Там же). На эсминцах 56 проекта тоже накувыркались с размещением ракет, и всё равно толковых ракетных кораблей из них не вышло. Поэтому предлагаю к подбору водоизмещения кораблей подходить с учётом дальнейшей модернизации, учитывая, что электронные приборы будут постепенно уменьшаться в габаритах, а вот ракету сделать одновременно мощной, быстрой и маленькой вряд ли получится.

Давайте сделаем этот корабль таким, чтобы он мог быть чем-то вроде универсального эскортного корабля, чтобы и задачи противовоздушной и противолодочной обороны мог решать достаточно уверенно, и при этом не имел больших ограничений по мореходности, и по обитаемости был удобен для экипажа, вроде как эсминец 41-го проекта. Тогда, последовательно модернизируя эти корабли, мы сможем их строить достаточно долго. Ракетных крейсеров у нас сейчас аж 21 штука более-менее новых, меньше, конечно, чем у американцев, но пока хватит. А вот эскортных кораблей нужно побольше – это же главные рабочие лошадки флота. Давайте пока на них и сосредоточимся.

Проектирование корабля проекта 1134 было начало, таким образом, на 2 года раньше. Главным конструктором проекта был назначен Василий Фёдорович Аникиев. Разработка технического проекта заняла всего полгода, с декабря 1959-го до середины 1960-го. (В реальной истории – с декабря 1961 до середины 1962-го). Понимая, что разработка перспективного ЗРК «Шторм» может затянуться, Хрущёв настоял, чтобы корабли 1134 проекта сразу оснащались существующими и уже более-менее отлаженными ЗРК М-1 и М-2, с ракетами 9М38Р и РД конструкции ОКБ-8 Люльева, размещаемыми в установках вертикального пуска.

– Ракеты у Льва Вениаминовича получились очень удачные, – пояснил свою мысль Первый секретарь, – и будут модернизироваться и дальше. Это будет наша основная флотская зенитная ракета, да и на суше она послужит. Вот попомните моё слово, у американцев с 58-го разрабатывается похожая ракета, как там её?

– «Тартар», Никита Сергеич, – подсказал Люльев.

– Вот! Она самая! Я думаю, из неё потом может вырасти целое семейство зенитных ракет, за счёт постепенного улучшения электронной аппаратуры.

(RIM-24 «Tartar» стала родоначальником семейства ЗУР «Standart», используемых до сих пор)

– Вот и нам нужно получить что-то подобное. А радиоэлектронную часть и антенное хозяйство можно будет постепенно заменять в ходе последовательной модернизации, – закончил свою мысль Хрущёв.

Первый секретарь воспринимал и корабли, и подводные лодки, и стратегические бомбардировщики в основном как платформу для запуска всё более совершенного ракетного оружия. В этой роли образцы, созданные в конце 50-х, могли прослужить ещё 50-60 лет. (Так и происходит, например, с бомбардировщиками B-52 или Ту-95)

В качестве «главного калибра» для проекта 1134 Владимир Николаевич Челомей делал противокорабельную ракету П-35. За её основу взяли «лодочную» П-6, немного укоротили её и сделали новый, более эффективный воздухозаборник с центральным конусом для генерации скачков уплотнения. Для вооружения новых кораблей и перевооружения уже построенных разрабатывалась малокалиберная зенитная артиллерия с автоматическим наведением орудий с помощью радиолокатора, работающая в едином контуре управления с зенитно-ракетными комплексами, под управлением бортовой ЭВМ (АИ частично, см. гл. 04-17). В этот период был разработан ряд спаренных башенных артустановок с автоматическими пушками малых калибров: 30-мм АК-230, 57-мм АК-725 и 76-мм АК-726. Также тульское КБ приборостроения разрабатывало 6-ствольную 30-мм пушку для перспективной системы АК-630.

Много строилось различных ракетных катеров, малых ракетных кораблей, сторожевых кораблей и катеров, тральщиков и прочего «москитного» флота. Эта мелочь требовалась как для патрулирования собственных прибрежных вод, так и хорошо шла на экспорт, особенно после того, как запустили в серию ПКР П-15, которой оснащались эти ракетные катера.

В этот период строилось также много подводных лодок. Количество их разномастных проектов было радикально сокращено. Шло массовое перевооружение флота новыми дизельными подводными лодками 641-го проекта, предназначенными для замены лодок проекта 611. Первая лодка была заложена 3 октября 1957 года и передана флоту 25 декабря 1958 года. При этом было отменено проектирование и строительство целого зоопарка дизельных лодок с крылатыми и баллистическими ракетами – проекты 644, 651, 665, АВ-611, 629, сокращено количество лодок проектов 613 и 633. Сэкономленные ресурсы и время были использованы для тщательной доводки новых атомных подводных лодок. Испытательные пуски крылатых ракет проводились с оборудованных пусковыми контейнерами надводных кораблей.

На заводе «Красное Сормово» решено было строить только дизельные лодки, так как размеры атомоходов, которые можно было там строить, лимитировались размерами речных шлюзов, через которые предстояло их проводить.

Строящиеся лодки 641-го проекта и уже стоящие на вооружении лодки проектов 611, 613, 633 в качестве усиления вооружения получили, в дополнение к торпедам, новые крылатые ракеты «55Т», получившие в серии обозначение 3М10Т (АИ). С этими ракетами любая из старых дизельных лодок становилась носителем стратегического ракетного оружия, способным нанести удар на дистанции около 2500 километров.

Для поражения морских целей лодки могли брать вместо части торпед сверхзвуковые ПКР «55П», в серии получившие индекс 3М10П. Недостатком этого варианта было сокращение торпедного боекомплекта. Поэтому в ЦКБ-16 Николая Никитича Исанина проводилась опытно-конструкторская работа по установке на дизельные подводные лодки ячеек УВП, либо путём врезки в корпус короткого дополнительного отсека между 1-м и 2-м отсеками, либо врезкой пусковых шахт в балластные цистерны побортно, там, где такой вариант позволяла конструкция (АИ).

При этом была отменена на ранней стадии разработка крылатых ракет П-10 и П-20. Их предлагали разрабатывать ради подстраховки, на случай, если у Челомея возникнут трудности с доводкой П-5 и П-6. Но Владимир Николаевич со своей задачей справился хорошо, к тому же учёл подсказки, переданные из ИАЦ через ВИМИ, и добился высокой степени унификации своих изделий, не говоря уже о расширении их тактических возможностей. Его ракеты, получив радиовысотомеры и допплеровские измерители скорости и сноса, научились летать в режиме огибания рельефа местности, что позволяло им подкрадываться к цели на предельно малой высоте.

Челомей, найдя удачную компоновку ракеты на примере П-5/П-6, взялся развивать её в целое семейство. Помимо П-35, предназначенной для вооружения эскортных кораблей, он намеревался увеличить дальность ракеты, для её применения по наземным целям. За счёт использования более экономичного варианта турбореактивного двигателя сверхзвуковая ракета, получившая наименование П-7, теперь могла поражать цели на дистанции 1000 километров, вместо 550 у П-5Д, и при этом запускалась из тех же пусковых контейнеров, что и П-5/П-6 (АИ, в реальной истории проект был отменён из-за прогресса баллистических ракет. Затем задачу увеличения дальности ПКР так или иначе пришлось решать созданием образцов П-500 «Базальт» и П-1000 «Вулкан»). Владимир Николаевич точно угадал основную тенденцию, и, помимо ядерного оснащения, распорядился уделить особое внимание варианту с обычной БЧ и высокоточной телевизионной системой наведения с лазерной подсветкой цели. Этот вариант в мае 1960-го удачно зарекомендовал себя в Греции (АИ), и теперь Челомей считал его основным.

В этот же период шло совершенствование торпедного вооружения лодок. На базе принятой на вооружение в 1956 году торпеды 53-56 разрабатывалась акустическая самонаводящаяся модификация 53-56ВА. Подводные лодки получили также модификацию торпеды 53-57, управляемую по проводу в шланговой катушке (АИ). Параллельно разрабатывалась новая торпеда 53-61, с самонаведением по кильватерному следу. На базе торпеды 53-57 была разработана атомная торпеда 53-58 (Т-5), с ядерной боевой частью мощностью 3 килотонны, предназначавшаяся для поражения авианосных ударных соединений противника.

Для вооружения атомных подводных лодок разрабатывалась торпеда увеличенного диаметра 650 мм. Постановление о её разработке было принято 4 марта 1958 г, и весной 1961-го ожидалось начало испытаний опытной партии на озере Иссык-Куль. Предполагалось, помимо обычной прямоходной торпеды, также разработать её телеуправляемый вариант, тоже с управлением по проводу, и самонаводящийся, с наведением по кильватерному следу.

В программе строительства атомного подводного флота изменения были ещё более значительны. В постройке были торпедные лодки изменённого проекта 627, на конец 1960 года их было построено и сдано флоту 5 единиц: К-3, К-5, К-8, К-14 и К-52. Благодаря тщательной конструкторской отработке, строжайшей трудовой дисциплине на производстве, и отсутствию спешки работа шла даже более ритмично и быстро, чем когда людей подгоняли. У конструкторов было время на доработки, так как многие недостатки лодок первого поколения были учтены, благодаря «информации из ВИМИ», уже на этапе проектирования. Теперь не было проблем с текущими парогенераторами, значительно уменьшилась шумность и пожароопасность.

Изучая в 1957 году информационную подборку по атомным подводным лодкам, подготовленную аналитиками ИАЦ (АИ, см. гл. 02-46), военно-морской министр адмирал Кузнецов с ужасом выяснил, что в «той» истории почти все АПЛ проекта 627 в период 1960-63 гг оказались небоеспособны. Причиной было применение в конструкции парогенераторов нержавеющей стали, которая при тех температурах и давлениях быстро выходила из строя из-за образования большого количества микротрещин.

13 октября 1960 года во время похода в Баренцевом море на лодке К-8 была обнаружена протечка трубопроводов 1-го контура. В ходе ликвидации аварии произошёл разрыв парогенератора 2-го контура. В результате аварии экипаж получил большие дозы облучения. Аналогичные аварии повторялись 1 июня 1961 г и 8 октября 1961 г, в результате лодка 11 ноября 1961 г встала на средний ремонт и не смогла принять участие в походе к берегам Кубы в октябре 1962 г. По тем же причинам в 1962-1964 гг однотипная лодка К-14 также оказалась в ремонте, у неё полностью вырезали и заменили реакторный отсек. Похожая авария произошла во время учебного похода 4-10 апреля 1962 г на лодке К-52, из-за чего она также всю вторую половину 1962 г провела в ремонте. Радиационная авария, связанная с разрушением ТВЭЛов в реакторе, произошла в 1963 г на лодке К-5, также проходившей ремонт в период с 19 ноября 1960 г по декабрь 1962 г.

Таким образом, все многоцелевые АПЛ первого поколения, строившиеся в тот период с невероятным напряжением всей промышленности страны, оказались непригодны к боевой службе, и встали на ремонт ровно в тот момент, когда были более всего востребованы – в момент Карибского кризиса. Хуже того, командование Северного флота, получив приказ отправить к Кубе подводные лодки, побоялось доложить, что все наличные АПЛ находятся в ремонте, и, выполняя приказ, послало для выполнения нереальной для них боевой задачи 4 дизельные лодки 641 проекта, фактически дезинформировав министерство обороны и высшее политическое руководство страны.

Прояснив ситуацию, адмирал замучил требованиями разработчика парогенераторов Генриха Алиевича Гасанова и руководителя подводной атомной программы СССР академика Александрова, настаивая на замене нержавеющих парогенераторов на титановые.

Первоначально требования Кузнецова из атомщиков поддерживал только Курчатов. Академику Александрову, который не был убеждён в необходимости применения дорогостоящего и трудно обрабатываемого титана, Хрущёв был вынужден отдать прямое распоряжение делать парогенераторы титановыми (АИ, см. гл. 02-08). Однако Гасанов, которому очень не хотелось переделывать только что спроектированную конструкцию и связываться с капризным и пожароопасным титаном, и после этого ещё сопротивлялся, пока, в итоге, Николай Герасимович не убедил атомщиков построить на Обнинской АЭС защищённый бетонным куполом наземный стенд для испытаний парогенераторов. На нём были проведены эксперименты для подтверждения информации о поведении нержавеющей стали в условиях высоких давлений, температур и радиоактивного облучения.

Как только выяснилось, что нержавеющая сталь в этих условиях не работает, адмирал заставил Гасанова заменить материал парогенераторов на титан. Его требования в довольно категоричных выражениях поддержал Хрущёв, который с самого начала программы развития атомного подводного флота в 1954 г настаивал на применении в парогенераторах титана. С помощью специалистов ОКБ-301 Семёна Алексеевича Лавочкина, преодолев большие технологические трудности, коллектив Балтийского судостроительного завода им Орджоникидзе освоил в 1958 г технологии механической обработки и сварки титана.

Тщательная отработка конструкции парогенераторов, и переход на новые конструкционные материалы помогли избежать тяжёлой радиационной аварии на атомной лодке К-8 проекта 627 13 октября 1960 г, и ещё целого ряда аварий и происшествий.

На базе многоцелевой лодки проекта 627 была разработана лодка проекта 645, имевшая реактор с жидкометаллическим теплоносителем. Разработка велась с 1952-го по 1957 й год. Главным конструктором лодки до 1956 года был начальник СКБ-143 Владимир Николаевич Перегудов, затем работы по ней вёл Александр Карпович Назаров. При её разработке также учли выявленные в ИАЦ недостатки проекта, поэтому теперь лодки проектов 627 и 645 различались меньше, чем в «той» истории. Часть технических решений с проекта 645 перешли на 627-й, в то же время от некоторых спорных моментов, вроде переноса реакторов ближе к носовой части, отказались.

Лодка была заложена 15 июня 1958 года, её командиром был назначен капитан 2 ранга Иван Иванович Гуляев. Сложность проекта и задержки с поставками оборудования привели к сдвигу срока сдачи флоту с конца 1960 года на начало 1962-го. Для отработки совершенно нового типа реактора в Обнинске был построен испытательный стенд, на котором проводились эксперименты по изучению его поведения на различных режимах работы.

Конструкцию реактора изменили, теперь он представлял собой заполненную свинцом стальную капсулу, в которой размещалась активная зона. Капсула помещалась в водяной бак второго контура (АИ, см. гл. 02-08). В 1959 году на стенде в Обнинске произошла радиационная авария. По результатам расследования было принято решение, что конструкция ЖМТ-реактора требует серьёзной доводки и пока не готова для установки на боевую АПЛ. В связи с этим было принято решение доводить ЖМТ-реакторы на исследовательских подводных аппаратах, а лодку 645-го проекта достроить с использованием обычного водо-водяного реактора, как в проекте 627. В процессе достройки было принято решение переоборудовать лодку в носитель диверсионных и исследовательских глубоководных аппаратов, для чего позади рубки на корпусе были приварены крепления, к которым крепились секции модульной надстройки-банкета, в углублениях которой эти аппараты могли «парковаться».

Помимо многоцелевых лодок, для слежения за авианосцами противника и их уничтожения ВМФ СССР получал атомные подводные лодки с крылатыми ракетами. Они проектировались в ленинградском ЦКБ-18 («Рубин») под руководством Павла Петровича Пустынцева. Первоначальный проект 659 после анализа информационной подборки, составленной в ИАЦ, был кардинально пересмотрен. Теперь лодка 659-го проекта больше напоминала улучшенный проект 675 (АИ, подробнее см. гл. 02-46). Она несла не 6, а 8 ракет П-6 в поднимающихся пусковых контейнерах. В качестве дальнейшего развития системы вооружения предлагалось два пути. Первый – оснащение лодок 659-го проекта ракетами П-7 с увеличенной до 1000 километров дальностью полёта, и получением целеуказания от создаваемой глобальной информационной системы СССР через спутники-ретрансляторы.

В этом случае снималась основная проблема лодок этого проекта – невозможность выдачи целеуказания на больших дальностях, из-за чего лодка была вынуждена долго оставаться в надводном положении, пока операторы дождутся выхода ракет на рубеж обнаружения целей их бортовыми локаторами и раздадут ракетам целеуказания по полученной от них радиолокационной картинке. Теперь лодка могла выпустить одним залпом все 8 ракет и погрузиться сразу же. Ракеты шли в район цели «стаей», ориентируясь по сигналам радиолокаторов американских кораблей, и предварительному целеуказанию от самолётов дальней морской разведки, вместе с лодками образующих морскую разведывательно-ударную систему «Успех». Радиолокационную картинку одна из ракет передавала через спутник в центр управления в Москве, или на борт ближайшего самолёта, либо дирижабля морской разведки. Там оператор распределял цели между ракетами, после чего они действовали уже полностью автономно.

Второй путь модернизации предполагал развитие до проекта 675, который теперь планировалось вооружить дозвуковыми крылатыми ракетами 3М10Т в количестве до 32-40 единиц. Конкурентом этого проекта был предложенный Сергеем Никитичем Ковалёвым вариант с установкой в пусковых шахтах лодки 667-го проекта установок вертикального пуска для 7 крылатых ракет на каждую шахту (АИ, см. гл. 04-17, в реальной истории таким образом модифицированы для запуска 154 КР «Томагавк» 4 американские подлодки типа «Огайо»). Таким образом, лодка проекта 667 могла бы нести порядка 112 крылатых ракет с дальностью полёта около 2500 километров. За счёт меньшей длины крылатой ракеты можно было избавиться от огромного «горба» позади рубки и уменьшить водоизмещение лодки до 11500 тонн. Кроме того, этот вариант выгодно отличался почти полной унификацией с лодками 667-го проекта, оснащаемыми баллистическими ракетами.

На конец 1960 г завод № 199 имени Ленинского комсомола в Комсомольске-на-Амуре, спустил на воду две лодки 659-го проекта из 6 запланированных – К-45 и К-59. Их сдача флоту планировалась, соответственно, на июнь и декабрь 1961 года.

Предельно основательный подход использовался при и разработке и постройке лодок с баллистическими ракетами. Откровенно неудачный проект 658 был забракован ещё на начальном этапе, и вместо него Сергей Никитич Ковалёв разрабатывал на базе лодки 627-го проекта субмарину проекта 667, более похожую на более поздние 667БДР / БДРМ.

Первая из них, получившая номер К-137, была сдана флоту в середине ноября 1960 г, после успешного окончания испытаний. Её командиром был назначен капитан 2-го ранга Николай Владимирович Затеев. (В реальной истории командовал первой советской ПЛАРБ К-19 658-го проекта. Хотя в АИ проект 658 отменён, лучшей кандидатуры командира для первой ПЛАРБ на тот момент найти сложно.) При проектировании лодки и ракет, как системы оружия, была поставлена задача гарантированно превзойти американскую систему «Поларис», данные по которой были известны.

Принцип, использованный конструктором лодки Сергеем Никитичем Ковалёвым и конструктором ракеты Виктором Петровичем Макеевым, был прост, как лом. Американский «Поларис» был двухступенчатым, имел диаметр 1,37 метра, при длине 8,53 метра («Поларис» А-1) и массу 13 тонн. Ковалёву и Макееву была также предоставлена информация из ИАЦ, о том, что «перспективные американские проекты» баллистических ракет для подводных лодок имеют три ступени, диаметр 1,8-2,1 метра, длину 10-13 метров и массу 33-60 тонн, при дальности 7800-11000 км. (характеристики БРПЛ «Трайдент-1» и «Трайдент-2»)

Исследования различных рецептур смесевого твёрдого топлива в НИИ-125 Борис Петрович Жуков вёл с конца 1953 года, и к 1956-му добился существенных успехов. Он использовал те же компоненты, что и американцы (АИ). Исходя из полученных данных, Сергей Никитич Ковалёв заложил диаметр пусковой шахты 2200 мм, длину шахты 15 м, и массу ракеты до 65 тонн. Лодка под такую ракету выходила предсказуемо огромной, поэтому, опасаясь возможных технических трудностей, ракетный отсек сделали наборным из отдельных секций, каждая из которых содержала по 2 ракеты, а также набор аппаратуры и механизмов для их запуска. Предполагалось, что если возникнут проблемы с водоизмещением и размерами, можно будет уменьшить количество секций.

Когда оказалось, что подводное водоизмещение лодки составит около 18 тысяч тонн, при том, что у американской лодки «Джордж Вашингтон» оно было менее 7 тысяч, и руководство страны, и командование флота выпали в осадок. Но Виктор Петрович Макеев сделал для оснащения новых лодок трёхступенчатую ракету 3М23 диаметром порядка 2-х метров, и массой 60 тонн (АИ). При создании ракеты пришлось преодолеть множество технологических трудностей, связанных с растрескиванием и деформацией крупногабаритного твердотопливного заряда. Но к началу 1960 года, когда после первых неудачных запусков твердотопливная ракета Макеева начала летать и показала дальность 7500 километров, все поняли, что она кроет «Поларис» как бык – овцу. После тщательной отработки и улучшения характеристик твёрдого топлива, а также введения в конструкцию ракеты ступени разведения боевых блоков с жидкостным ракетным двигателем, дальность увеличилась до 8400 километров, что позволяло советским атомоходам поражать цели прямо от пирса, или из акватории Белого моря, недоступного для американских многоцелевых лодок.

Длину лодки несколько уменьшили в носовой части, в итоге вышли на подводное водоизмещение 13100 тонн (примерно как у проекта 667 БДР). Это была уже приемлемая для начала 60-х цифра. Да, лодка получалась больше и дороже американской, но и дальность стрельбы у неё выходила едва ли не вчетверо больше, чем у субмарин противника.

Вместо серии из 30 малых лодок неудачного проекта А615 с единым дизельным двигателем для надводного и подводного хода и химическим поглотителем углекислоты в этот период проводилась научно-исследовательская работа по использованию на неатомных подводных лодках топливных элементов в качестве основного источника энергии для подводного и надводного хода. Проводимая с конца 1953 года НИР по созданию топливных элементов дала первые результаты – Оганес Карапетович Давтян разработал в 1958 году водородно-кислородный топливный элемент мощностью 200 ватт (В реальной истории – в 1962 г, но в АИ Давтян, Фрумкин и Багоцкий получили много информации по ТЭ). После этого были разработаны и изготовлены батареи мощностью в 1 кВт, 5 кВт, для атомных электростанций для работы при максимальных нагрузках. Эти батареи топливных элементов не требовали дорогостоящих благородных металлов для своей работы. (Реальная история, см. http://uahe.net.ua/ru/articles-ru/168-istoricheskie-aspekty-razvitiya-toplivnykh-elementov-v-ukraine.html)

Владимир Сергеевич Багоцкий и Ирина Евгеньевна Яблокова разработали аккумуляторные батареи для первого искусственного спутника, которые затем выпускались серийно и использовались на многих советских космических аппаратах. За эти работы В.С. Багоцкий в 1956 и 1957 гг был дважды удостоен ордена Трудового Красного Знамени. После запуска первого в мире искусственного спутника Земли В.С. Багоцкий был награждён Большой Бронзовой Медалью Президента Академии наук СССР, а в 1959-м ему была присуждена ученая степень доктора технических наук без защиты диссертации. (Реальная история, см. http://polit.ru/article/2012/11/29/bagotsky/)

В то же время под руководством академика Фрумкина шла работа по созданию твердооксидных топливных элементов на основе оксида циркония. Эти топливные элементы не требовали применения дорогостоящих катализаторов на основе платины, и могли работать не на чистом водороде, который относительно сложно получать и хранить, а на многих видах углеводородного топлива, в частности, на природном газе, и даже на бензине. Первоначально они разрабатывались для утилизации попутного нефтяного газа, но на них, с подачи академика Келдыша и адмирала Кузнецова, обратили внимание военные моряки, которых заинтересовала малая шумность, независимость от заряда/разряда аккумуляторов и возможность работы топливных элементов на биогазе, что потенциально позволяло дозаправлять лодки прямо в море, на планктонных фермах, которые на тот момент активно строились в странах ВЭС и союзных СССР арабских странах, прежде всего – на побережье Индийского океана и Персидского залива.

(АИ, см. гл. 02-11, приблизительные аналоги производства фирмы POSCO см. http://eng.poscoenergy.com/eng/renew/_ui/down/Fuel_Cell_eng.pdf)

В результате одна из дизельных подводных лодок проекта 613 была переоборудована в опытовое судно, на ней вместо ходовых дизелей была смонтирована энергетическая установка на основе топливных элементов. Испытания, проведённые в течение 1960 года, выявили ряд недостатков, после устранения которых предполагалось оснащать ЭУ на основе топливных элементов серийные лодки 641 проекта. Главный конструктор ЦКБ-112 Зосима Александрович Дерибин получил техническое задание на разработку модификации лодки проекта 641ТЭ с новой энергетической установкой (АИ)

Подсчитывая и сравнивая ядерные потенциалы США и СССР, Эйзенхауэр и Кеннеди ещё не знали о проекте, начатом военно-морским флотом Советского Союза. Налаженная с подачи и под руководством Ивана Александровича Серова система обмена научно-технической информацией в основном обеспечивала рутинную работу НИИ и предприятий, но информационные рассылки, суммирующие все последние достижения советской и мировой науки, попадая нужному человеку, периодически давали неожиданно успешный результат.

Когда весной 1960 года Виталий Михайлович Иевлев доложил на совещании НТС СССР о начале сборки опытного реактора ИВГ для ядерного ракетного двигателя, это сообщение попалось на глаза военно-морскому министру адмиралу Кузнецову. Он затребовал себе стенограмму совещания, а затем связался с Иевлевым и уточнил некоторые технические моменты. Затем адмирал пригласил к себе для беседы разработчика реактора ИВГ академика Александра Ильича Лейпунского, и руководителя НИИ-400 Александра Михайловича Борушко. Ленинградский НИИ-400 был головной организацией, занимавшейся разработкой торпед и морских мин.

(Позднее – НИИ «Гидроприбор», сейчас концерн «Морское подводное оружие»)

Военно-морского министра интересовал вполне конкретный вопрос:

– Скажите, Александр Ильич, можно ли использовать ваш малогабаритный газовый реактор ИВГ для обеспечения энергией подводного аппарата?

Лейпунский был озадачен:

– Вообще-то это далеко не самый подходящий вариант. Если требуется малогабаритный реактор, то имеет смысл подумать о реакторе с жидкометаллическим теплоносителем, или о кипящем реакторе, как тот, что используется в разрабатываемых вспомогательных атомных энергоустановках для дизельных лодок.

Для увеличения автономности дизельных лодок было принято предложение НИИ-8 о разработке вспомогательных атомных силовых установок. Необслуживаемая капсула с малогабаритным атомным реактором крепилась под килем обычной дизельной лодки, на корме, в районе винтов. Установленный в той же капсуле турбогенератор вырабатывал достаточно электрического тока для движения под водой экономическим ходом до 6 узлов. На 1960-й год отработка этой системы ещё продолжалась.

(АИ частично. Первые эксперименты были начаты в 1958 году, но мощность реактора вспомогательной энергоустановки ТЭС-3 была признана недостаточной. В этот период ЦКБ-16, разрабатывало также титановую АПЛ проекта 661, и отказалось от продолжения работ по вспомогательным атомным энергоустановкам в пользу работы, казавшейся более перспективной. Последовал длительный перерыв в разработках. После возвращения к теме в 1971-75 гг была разработана вспомогательная атомная энергетическая установка ВАУ-6с с кипящим реактором. с 25 сентября 1979 г. по 30 января 1985 г. ПЛ Северного флота К-68 на судостроительном заводе «Красное Сормово», г. Горький прошла переоборудование по пр. 651Э http://rusdarpa.ru/?p=331)

Важным отличием было решение оборудовать капсулу с малогабаритным реактором полноценной биологической защитой (АИ). Первоначально предполагалась только теневая защита экипажа лодки, но в этом случае многократно усложнялись любые доковые работы с лодкой. Теперь же реактор был надёжно защищён со всех сторон, и полностью изолирован от экипажа. После выработки ядерного топлива капсула подлежала замене целиком, без перезагрузки активной зоны в условиях базы, что повышало безопасность обращения. В случае возникновения аварийной ситуации капсулу сделали сбрасываемой (АИ)

– Существующий реактор ТЭС-3 для полноразмерной дизельной лодки слабоват, а вот для относительно небольшого подводного аппарата, полагаю, вполне подойдёт, – продолжал академик. – Скорости движения у исследовательских и диверсионных аппаратов небольшие, энерговооружённости хватит. Если же нужна скорость побольше, то тут уже и реактор нужен более солидный. Это уже тема для серьёзной опытно-конструкторской работы.

После этого разговора они встречались ещё несколько раз на протяжении 8 месяцев, а затем Николай Герасимович Кузнецов записался на приём к Хрущёву. Встреча состоялась в конце ноября 1960 года.

В начале беседы адмирал напомнил Никите Сергеевичу в качестве исторического экскурса историю создания атомной подводной лодки проекта 627:

– Если помните, Никита Сергеич, в первом варианте лодка должна была оснащаться одной здоровенной торпедой Т-15 с атомным зарядом. Тогда мы этот вариант забраковали.

– Помню, – кивнул Хрущёв. – И правильно сделали, я считаю. Ракеты в перспективе оказались более универсальными.

– Так-то оно так, но с того момента многое изменилось, – ответил Кузнецов. – На 1954-й год мы могли сделать только торпеду с электродвигателем на батареях, с дальностью хода в несколько десятков километров, идущую по прямой. Разумеется, толку от такого оружия было мало. Сейчас у нас появились возможности, которых тогда и близко не было. Мы скоро сможем создавать необитаемые подводные аппараты, управляемые по сигналам со спутников или по сигналам радионавигационных систем LORAN и «Чайка» а, в перспективе – и с программным управлением, ориентирующиеся, к примеру, по рельефу морского дна. С дальностью хода тоже проблем не будет. Я ведь не с пустыми руками к вам пришёл, – он посмотрел на академика Лейпунского. – Дело в том, что Александр Ильич успешно закончил сборку опытного реактора ИВГ, и товарищ Иевлев в ближайшее время приступит к экспериментам по созданию ядерного ракетного двигателя.

– Да, по плану в начале будущего года должны быть первые эксперименты, – припомнил Никита Сергеевич.

– Эксперименты на реакторе ИВГ мы начнём уже в январе следующего года, – подтвердил Лейпунский. – Стенд на Семипалатинском полигоне уже построен, к концу года введём его в эксплуатацию.

– То есть, сейчас Александр Ильич сможет немного отвлечься от космической тематики и помочь флоту, – продолжил министр. – Мы тут с товарищами подумали, и поняли, что на наработках Александра Ильича по опытным малогабаритным реакторам можно сделать небольшую энергоустановку замкнутого цикла, для управляемого подводного аппарата, – продолжал адмирал. – С атомным реактором такой аппарат будет иметь совершенно другие характеристики. Вот, Александр Михалыч Борушко, главный конструктор НИИ-400, по моей просьбе сделал эскизный проект такого аппарата. Александр Михалыч, расскажите поподробнее.

Борушко развернул свёрнутый в трубку плакат и повесил его на стойку:

– Мы предлагаем использовать в комплексе имеющийся технический задел по старой разработке товарища Шамарина – торпеде Т-15, опытным реакторам товарища Лейпунского и наработки по радионавигационным системам. Это позволит разработать подводный аппарат с радиусом действия около 10-15 тысяч километров, глубиной хода не менее 1 тысячи метров, скоростью хода до 100 километров в час, оснащённый термоядерным зарядом мощностью до 100 мегатонн, либо кассетной боевой частью, выстреливающей по баллистическим траекториям одновременно или с задержкой несколько малогабаритных термоядерных зарядов небольшой мощности, но накрывающих при этом, например, территорию крупной городской агломерации.

Такой аппарат может подвешиваться под килем существующих или перспективных атомных подводных лодок, а также надводных кораблей достаточного водоизмещения, или запускаться из прибрежных и донных пусковых установок, расположенных, например, на советском арктическом шельфе. В зависимости от системы наведения и носителя, он может быть использован либо для поражения авианосных ударных групп противника, либо для уничтожения его военно-морских баз, либо как средство дистанционного минирования в угрожаемый период, либо, как наиболее вероятное применение – в качестве «последнего аргумента» в создаваемой системе автоматического нанесения ответного удара «Периметр».

– Погодите-ка, – не понял Хрущёв. – Мы в январе 1954-го такую разработку с вами забраковали. Типа – «целей для неё нет». Вы, флотские, сами же против этой «царь-торпеды» протестовали. А сейчас вы ко мне с похожим проектом приходите? Что, цели для неё вдруг появились?

– В том и дело, Никита Сергеич, – ответил адмирал. – Первая версия Т-15 двигалась только по прямой, а дальность хода составляла всего 30 километров. Противолодочная оборона НАТО не подпустила бы нашу лодку на расстояние удара. Да и входы в большинство гаваней обычно извилистые и для прямоходной торпеды непреодолимы.

Сейчас же мы можем запускать эту торпеду прямо из наших территориальных вод, и наводить её по сигналам со спутников или самолётов, либо по радиомаякам.

– А как она на такой глубине будет принимать сигналы со спутников? – перебил Хрущёв.

– Будет подвсплывать периодически, в заданных бортовой программой районах, для проведения обсервации, – ответил Борушко. – В том числе, по сигналам радионавигационных систем «LORAN» и «Чайка». Проведённые нами эксперименты показали, что эти сигналы достаточно устойчиво принимаются под водой на глубине около 4-х метров. То есть, она самостоятельно преодолеет все противолодочные рубежи НАТО, причём на такой глубине, которую подводные лодки ещё не скоро сумеют освоить, затем подвсплывёт, уточнит свои координаты, и направится к цели.

– Гм... вон оно как... То есть, она, по вашему, может заплыть в какой-нибудь порт и там рвануть? – уточнил Никита Сергеевич.

– С радионавигационной системой наведения она может зайти, скажем, в реку Потомак, дойти до Вашингтона, и относительно небольшим ракетным ускорителем подбросить свой термоядерный заряд километров на пять вверх, – пояснил Кузнецов. – При этом, в отличие от ракетного оружия, достигается много большая скрытность применения. На восточном побережье США достаточно много рек, в том числе крупных, по которым торпеда может проникнуть даже вглубь территории страны – Потомак, Делавэр, Гудзон, вообще там целая система крупных судоходных рек. Вот вверх по Миссисипи торпеда вряд ли поднимется – река имеет слишком извилистое русло. Пусковые установки торпед можно скрытно разместить, например, на кубинском шельфе, опуская их ночью с гражданских судов. Наши наработки по подводным обитаемым станциям будут как раз кстати. При этом время подхода к цели сокращается до нескольких часов. В случае войны американцев будет ждать очень неприятный сюрприз, когда они уже будут праздновать победу.

Также у этого вида оружия есть ещё пара преимуществ. Запущенную ракету уже не получится отвернуть с траектории, если политическая ситуация вдруг изменится, а торпеду можно перенацелить уже после пуска, или совсем отменить её задание, поставив боевую часть радиосигналом на предохранительный взвод, а затем поднять из воды на судно. Также торпеда, за счёт атомной силовой установки, может неделями следовать, например, за авианосной ударной группой, или патрулировать заданный район в ожидании прохода каравана судов. По сути, она уже превращается в беспилотную подводную лодку.

– Так... допустим, – заинтересовался Хрущёв. – А американцы в ответ могут сделать и применить по нам такое же оружие?

– Маловероятно. Прежде всего, у них хватает бомбардировщиков и ракет. Второй момент – у нас практически отсутствуют цели для такого оружия, тогда как вся деловая жизнь в США протекает в нескольких километрах от побережья.

– И как скоро можно сделать опытный образец? – спросил Никита Сергеевич.

– Года через два-три, – ответил Борушко. – Задел по Т-15 у нас был законсервирован, оснастку мы тоже сохранили. У нас есть даже торпедный аппарат для Т-15, который предполагалось поставить на первую лодку проекта 627, ещё в его первом варианте. Его можно использовать для постройки прототипа донной пусковой установки.

Сейчас под руководством Александра Ильича отрабатывается опытный образец атомного реактора, на его основе можно будет сделать энергетическую установку для торпеды. Первые ходовые испытания можно провести по готовности энергоустановки. Остальное будет зависеть от разработчиков системы управления – смотря какие варианты они смогут реализовать быстрее. Скорее всего, на доводку системы управления может уйти два-три года. «Ходовую часть» можно довести за год-полтора после начала испытаний.

Хрущёв отметил для себя, что сроки, названные Борушко, выглядят излишне оптимистичными, но спорить не стал. «Сделают – так сделают», – решил для себя Первый секретарь: «Если просчитались со сроками – для такой необычной системы можно сроки и продлить».

– Силовая установка там получается не слишком сложная, – пояснил Лейпунский. – Реактор мы используем от вспомогательной энергоустановки для дизельных подлодок, его уже начали отрабатывать экспериментально, турбогенератор можно сделать на основе серийных образцов относительно быстро, на первых образцах используем тот же ходовой электродвигатель, что стоял на Т-15, или его более современный аналог.

– Насколько дорогой получается эта система? – Никита Сергеевич не мог не учитывать дополнительную нагрузку на экономику.

– Заметно дешевле баллистических ракет, – ответил Кузнецов. – Агрегаты получаются непредельной конструкции, соответственно, достаточно надёжные. Длительная отработка может понадобиться разве что, для системы управления. Но её можно проводить уже сейчас, поставив систему управления на любой катер или небольшое судно.

– А кто систему управления разрабатывает? – спросил Хрущёв.

– НИИ-648, они делают системы управления для ракет «воздух-земля» и управляемых бомб.

– А, Белов, Николай Иваныч, – вспомнил Первый секретарь. – Хорошо, я товарищу Калмыкову дам указание посодействовать и держать его работу на контроле.

– Пока они ведут работу в рамках единой программы разработки систем автоматического управления на принципах радионавигации. Для адаптации их наработок к нашей торпеде требуется постановление Совета министров.

– У вас проект постановления подготовлен?

– Только в общих чертах. Мы хотели сначала получить одобрение высшего руководства.

– Давайте-ка вот как поступим, – решил Никита Сергеевич. – Помнится, у нас Николай Никитич Исанин работает над перспективным подводным аппаратом, глубоководным спасателем для подводных лодок...

В ЦКБ-16 Николая Никитича Исанина велись работы над различными опытными проектами подводных лодок и глубоководных аппаратов. Это был далеко не первый случай разработки в СССР подводных исследовательских аппаратов. Первый отечественный обитаемый подводный аппарат-гидростат был построен ещё в 1923 г. по проекту инженера-механика Евгения Григорьевича Даниленко (Реальная история http://www.nationaldefense.ru/includes/periodics/navy/2013/0925/233511727/detail.shtml).

Гидростат Даниленко совершил первое погружение 2 сентября 1923 г, а 9 сентября 1923 г. был установлен первый отечественный рекорд глубины погружения – 123 метра. Гидростат Даниленко успешно применялся для различных подводно-технических работ и подводных исследований. Эстафету строительства аппаратов-гидростатов подхватил в 1926 году инженер Александр Захарович Каплановский. Его гидростат был проще и удобнее в обслуживании, чем аппарат Даниленко. В 1944-м году Каплановский построил ещё один гидростат – ГКС-В, для Аварийно-спасательной службы (АСС) ВМФ. В 1953 г. он был переоборудован для научных исследований и передан Полярному институту рыбного хозяйства и океанографии. ГКС-В стал первым отечественным подводным аппаратом, при помощи которого начали проводиться систематические научные исследования. Он успешно прослужил науке до 1965 г.

В 1957-58 годах для подводных исследований была переоборудована боевая подводная лодка С-148 проекта 613, получившая название «Северянка». Она предназначалась для изучения промысловых рыбных скоплений и отработки способов их поиска и траления. Лодка была оснащена уникальной системой для визуальных подводных наблюдений, подводным телевидением, эхолотами и шумопеленгаторами. В 1958—1966 годах «Северянка» совершила 10 научных походов в Атлантику и Баренцево море суммарной продолжительностью 9 месяцев, пройдя 25 тыс. миль.

В 1957-60 гг по проекту института «Гипрорыбфлот» на Балтийском заводе был спроектирован и построен современный по тому времени гидростат ГГ-57 «Север-1». В 1960 г. «Север-1» ввели в регулярную эксплуатацию. В том же году на нем был установлен отечественный рекорд глубины погружения – 609 м. Гидростат «Север-1» успешно эксплуатировался до 1978 г. и совершил более 600 погружений.

(устройство и характеристики см. http://www.deepstorm.ru/DeepStorm.files/45-92/cda/nord1/list.htm)

Первый отечественный спасательный колокол СК-57 для спасения экипажей затонувших подводных лодок был построен в 1956 г. В последующие годы были созданы усовершенствованные варианты: СК-59 и СК-527. В то же время на заводе «Красное Сормово» по проекту ЦКБ-112 (позже – «Лазурит») шло переоборудование дизельной подводной лодки проекта 613 в носитель глубоководного спасательного аппарата УПС (http://www.nationaldefense.ru/dyn_images/img11718.jpg). Этот небольшой, забавного вида подводный аппарат, слегка напоминавший знаменитую «жёлтую подводную лодку», стал первым в мире автономным спасательным подводным аппаратом.

Проект ЦКБ-16 был куда более амбициозным (АИ, см. гл. 02-46). Аппарат водоизмещением 700 тонн строился с использованием новейших научных и технологических достижений. Его прочный корпус был выполнен в виде гирлянды соединённых между собой титановых сфер. Аппарат, получивший ничего не говорящее непосвящённым обозначение «20700», был оснащён «руками»-манипуляторами и мог погружаться на глубину до 1 километра. Он был спущен на воду осенью 1960 года и в течение зимы 1960-61 гг достраивался на плаву. Он мог нести, размещать под водой на грунте и затем подбирать малогабаритные контейнеры с различной полезной нагрузкой, как с научными приборами, так и с диверсионным снаряжением. Для доставки аппарата в район выполнения работ и предназначалась перестроенная АПЛ К-27.

– Мне представляется, что начать отработку такой системы можно, – заключил Хрущёв. – Но подводный аппарат товарища Исанина и созреет раньше, и будет, к тому же, многоцелевым, то есть, сможет выполнять и разведывательно-диверсионные, и научные, и спасательные задачи. Например, сможет обнаруживать и выводить из строя гидрофонные кабели системы SOSUS, что для нас будет иметь не меньшее значение. Его эксплуатация выявит многие проблемы, с которыми вы можете столкнуться при реализации вашей разработки. Поэтому я предлагаю для координации работ по подводной тематике организовать отдельную организацию с большими полномочиями, наподобие ГРУ для армии, но с упором на морские и подводные задачи. Что скажете, Николай Герасимович?

– Скажем, Главное управление глубоководных исследований, – тут же сориентировался Кузнецов. – Правильное предложение, Никита Сергеич, поддерживаю.

– Тогда готовьте постановление, и впишите туда ещё учебный центр для подготовки экипажей для этих подводных спасательных аппаратов, – подсказал Хрущёв. – Я его проведу через Президиум ЦК и Совет министров. Торпеду вашу тоже будем делать, но опыт мне подсказывает, что обозначенные вами сроки выдержать будет нелегко. Сильно ругать за их срыв не будем, но и баклуши бить тоже не позволим. Из этого и исходите.

Постановление было принято Президиумом ЦК КПСС и Советом министров через две недели, а в начале 1961 года было образовано Главное управление глубоководных исследований и войсковая часть № 45707 в г. Петродворец, ставшая учебным центром и местом тактической отработки глубоководных аппаратов. (В реальной истории образована в октябре 1976 г). Работа над «суперторпедой», получившей обозначение Т-16, началась в конце 1960 г, но предсказуемо затянулась на несколько лет.

По рекомендации адмирала Кузнецова в ЦКБ-16 был откомандирован из ЦНИИ им. Академика Крылова специалист по гироскопическим приборам управления Михаил Дмитриевич Агеев (АИ частично, М.Д. Агеев работал в ЦНИИ им Крылова до 1961 г). С 1957 года Михаил Дмитриевич участвовал в разработке исследовательской глубоководной станции с ЖМТ-реактором, основной функцией которой было спасение экипажей аварийных подводных лодок и обслуживание подводных научно-исследовательских станций – «подводных домов» (АИ, см. гл. 02-46).

Постройка и последующая доводка глубоководной станции «20700» послужило Михаилу Дмитриевичу хорошим опытом для последующей работы. В 1960-м году он защитил кандидатскую диссертацию и в 1961-м был направлен на работу в Дальневосточный политехнический институт им. Куйбышева во Владивостоке, при котором, в рамках развития Дальневосточного судостроительного кластера работала лаборатория глубоководных аппаратов и подводной робототехники (АИ, в реальной истории – в Институте автоматики и процессов управления ДВНЦ АН СССР с 1972 г). Там он занимался разработкой различных подводных роботов и необитаемых подводных аппаратов.

Проектирование и постройка глубоководной станции «20700» стали первым этапом большой опытно-конструкторской работы, в ходе которой ЦКБ-16, ДПИ им. Куйбышева и завод № 199 в Комсомольске-на-Амуре, объединив усилия, организовали в 1961 году на базе лаборатории глубоководных аппаратов ДПИ Институт проблем морских технологий Дальневосточного отделения АН СССР, занимавшийся разработкой различных подводных роботов, «подводных домов» и исследовательских подводных аппаратов. Михаил Дмитриевич Агеев был назначен заместителем директора института, а через несколько лет возглавил его после защиты докторской диссертации (АИ частично, в реальной истории М.Д. Агеев действительно возглавил ИПМТ ДВО АН СССР, но в 1988 г. В АИ он занялся проблематикой подводной робототехники раньше, и целенаправленно.)

Первой большой работой, которой пришлось заниматься Агееву сразу после защиты кандидатской диссертации, была разработка морской системы локального позиционирования. Задачу на её разработку военно-морской министр сформулировал так:

– Сейчас у нас основным принципом наведения для крылатых ракет является радионавигация по сигналам навигационных систем «LORAN» и «Чайка», и выставляемых нелегальными агентами радиомаяков. Сами понимаете, что оба этих способа крайне ненадёжны. В угрожаемый период противник будет внимательно наблюдать за воздушным и водным пространством, и, как только обнаружит массированный запуск крылатых ракет, система «LORAN», скорее всего, будет выключена, что повлечёт за собой отказ наведения, и переход на инерциальную систему управления. Точность попаданий при этом, безусловно, снизится, что может повлечь срыв выполнения боевой задачи.

Надеяться на расстановку радиомаяков силами нелегальной агентуры можно только при действиях против стран третьего мира. В США и странах НАТО контрразведка мух не ловит, поэтому нужно разработать техническое решение, позволяющее крылатым ракетам действовать без привлечения передовых наводчиков. Имеющаяся спутниковая система навигации «Циклон» имеет существенный недостаток – время обсервации составляет около 40 минут. Это годится для кораблей и судов, но для самолётов и крылатых ракет – неприемлемо.

На июльском показе в Кап Яре академик Аксель Иванович Берг представил систему локальной навигации, разработанную в ЦНИРТИ, в которой используются несколько неподвижных приёмопередатчиков, местоположение которых известно заранее (АИ, см. гл. 05-18). По их сигналам движущийся объект может рассчитывать свою позицию, почти так же, как по сигналам «LORAN», только точнее, так как несколько передатчиков выставляются непосредственно в районе цели, а станции «LORAN» расположены дальше друг от друга.

Ваша задача, товарищи, сделать подводные аппараты, желательно – в габаритах обычной торпеды, для применения с подводных лодок, имеющие длительную автономность, которые могли бы доставить аппаратуру разработки ЦНИРТИ в заданные точки американского побережья, уточнить свои координаты по сигналам спутников системы «Циклон», и, по сигналу со спутника или самолёта, привести радиомаяки в действие. Таким образом, даже если станции «LORAN» прекратят работу, у нас будет собственная сеть радиомаяков вдоль побережья США. Конечно, в течение 2-3 дней после начала работы они могут быть обнаружены и выловлены, но в условиях современной ядерной войны этим никто заниматься уже не будет, у американцев возникнут более насущные проблемы. Вопросы?

Разработчики были людьми понятливыми, а адмирал обрисовал проблему и пути её решения достаточно подробно. Техническое задание с конкретными требованиями, выраженными в цифрах, было выдано через несколько дней.

За основу подводного аппарата была взята обычная электрическая торпеда САЭТ-50, но на ней заменили свинцово-кислотные батареи на только что появившиеся более ёмкие алюминий-кислородные. Большой скорости для неё не требовалось, нужна была большая автономность, поэтому ходовой двигатель поставили менее мощный. Приёмопередатчик радиомаяка разместили на месте зарядного отделения. Антенн было две – выдвижная штыревая, и проволочная, поднимаемая на высоту до 200 метров с помощью небольшого аэростата с водородом.

Предполагалось, что дизельная подводная лодка, или замаскированное судно, следуя вдоль побережья в угрожаемый период, запустит несколько таких аппаратов, которые подойдут к берегу, определят свою позицию по сигналам спутников системы «Циклон», и останутся на мелководье на несколько дней в режиме пассивного ожидания, пока не получат сигнал со спутника, самолёта, подлетающей крылатой ракеты или проходящего корабля. После этого они начинают работать в режиме радиомаяка, создавая радионавигационную сеть в районе цели.

Адмирал Кузнецов знал, что американцы при помощи радаров, установленных в Иране и Турции, следили за запусками наших баллистических ракет. Радары отслеживали боевые части в верхней точке их траектории, что позволяло с достаточно высокой точностью вычислить и точку старта и точку падения боеголовки. После революции 1958 г радары из Ирана американцам пришлось вывезти и передислоцировать в Пакистан (АИ, см. гл. 03-10). В Турции радары тоже оставались. Поэтому перед началом заключительного этапа испытаний макеевской 3М23 – пусками на максимальную дальность, с подводного испытательного стенда на полигоне вблизи Феодосии, адмирал приказал перевезти стенд в Астраханскую область и разместить его в акватории реки Волга, как можно ближе к полигону Капустин Яр, откуда проводились большинство пусков опытных ракет. Для этого пришлось углубить дно, зато теперь американцы, даже отслеживая полёт головных частей, не могли быть уверены, что ракета запущена из-под воды, а не с наземного стартового стола, то есть, не могли уверенно определить, какая именно ракета испытывается – сухопутная МБР или морская.

Когда первая ракетная лодка К-137 летом 1960 г была передана заводом на испытания, Николай Герасимович Кузнецов вышел на председателя ВПК Устинова с предложением провести совместное совещание с участием Главного конструктора ОКБ-385 Макеева и руководства Главкосмоса. Дмитрий Фёдорович дал согласие.

В самом начале совещания военно-морской министр неожиданно напомнил собравшимся эпизод из нашумевшего фильма «Тайна двух океанов»:

– Помните, там был такой момент, когда ракетой с борта атомной подводной лодки выводится на орбиту разведывательный спутник? Так вот, товарищи, должен вам официально объявить, что – пора. Передача флоту первой советской атомной подводной лодки с баллистическими ракетами запланирована на ноябрь этого года. Что скажете?

Макеев и Королёв многозначительно переглянулись.

– Разговор такой у нас был, ещё весной 1957 года, сразу, как только фильм вышел, – ответил Макеев. (АИ, см. гл. 02-19) – Наша ракета имеет возможность, при уменьшении массы полезной нагрузки, вывести спутник на орбиту. Конечно, нужно будет внести изменения в полётное задание и сделать дополнительный разгонный блок.

– Мы подобную возможность рассматривали, – подтвердил Сергей Павлович Королёв. – В качестве разгонного блока можно использовать блок разведения боевых частей ракеты, если установить на него баки увеличенной ёмкости для горючего и окислителя. Но вот разведывательный спутник... На самом деле, мы такой проект уже прорабатывали. Основная проблема там – в возвращении отснятой плёнки. Сейчас у нас возвращается спускаемый аппарат, диаметром два с половиной метра, в котором размещаются и фотоаппараты, и плёнка. Фотоаппараты там используются дорогостоящие, с фокусным расстоянием около метра, то есть, с вот такими, – Сергей Павлович выразительно развёл руки в стороны, – дорогущими объективами. При диаметре ракеты около двух метров имеющийся спускаемый аппарат в её шахту не засунешь, да и масса у него более двух тонн. Спускаемый аппарат поменьше у нас есть – «котолёт», в котором запускали в 57-м кота Леопольда. Плёнку с орбиты в нём вернуть можно. Но вот фотоаппараты будут потеряны. Разработка спускаемого аппарата под размер ракеты Виктора Петровича возможна. Но сейчас мы полностью заняты подготовкой к полёту человека в космос, отработкой спутников фоторазведки «Зенит» и спутников-ретрансляторов телевизионного сигнала «Молния». Сделать работоспособный спутник фоторазведки за 5 месяцев – абсолютно нереально. Да ещё такой, чтобы его можно было запустить на морской ракете, то есть – с жесточайшими ограничениями по массе.

Поэтому у Главкосмоса есть предложение, – продолжал Королёв. – Помимо фоторазведчиков, мы также работаем над спутниками радиотехнической разведки. То есть, спутник летает, принимает в пассивном режиме радиосигналы, записывает их на магнитофонную плёнку, а при пролёте над территорией СССР передаёт записи на пункты наземного контроля. Спутник такой мы сделали, на базе сдвоенного корпуса спутника связи «Стрела-1». По массе и габаритам он рассчитывался на запуск ракетой 63С1 Михаила Кузьмича Янгеля, то есть, он как раз подойдёт для запуска с подводной лодки.

– Для флота такой спутник может оказаться даже ценнее, чем спутник фоторазведки, – тут же сообразил адмирал Кузнецов. – Он же будет фиксировать и переговоры радиостанций противника, и сигналы радиолокаторов кораблей. То есть, зная его орбиту, мы будем знать и примерное расположение авианосных соединений противника. А если спутник будет ориентируемым и сможет передавать данные в реальном масштабе времени, через спутники-ретрансляторы – то и точное расположение.

– Пока что наш спутник неориентируемый, – ответил Королёв. – Сделать его ориентируемым можно, но тогда его вряд ли получится запустить с лодки. Передавать данные в реальном масштабе времени мы в скором времени планируем научиться, для этого как раз пригодятся спутники-ретрансляторы «Молния».

– Дмитрий Фёдорович, – попросил Кузнецов. – Посодействуйте, пожалуйста, товарищам Королёву и Макееву. Спутник и этот... разгонник... должны быть готовы к началу декабря. Потому что на лодке ракету со спутником ещё разместить надо, и дойти до точки пуска. Поэтому срок выхода в море – середина декабря.

– Я, со своей стороны, сделаю всё возможное, – заверил Устинов. – Подключу любые заводы, любое министерство, по первому требованию. Остальное будет зависеть от Сергея Павловича, Виктора Петровича и возглавляемых ими коллективов.

– Сделаем всё, что в наших силах, – заверил Макеев.

– Большая часть работы уже, в общем-то, сделана, – добавил Королёв. – Вопрос только в том, зачем запускать спутник именно с подводной лодки? Не проще ли запустить его из Плесецка?

– Конечно, проще, Сергей Палыч! – усмехнулся Кузнецов. – И наш противник тоже так думает. И за запусками из Плесецка и с Байконура следит пристально и постоянно. А вот запуск из необычного места может и пропустить.

– Это не имеет смысла, – подал голос по обыкновению дремавший до этого академик Келдыш. – Американцы следят за каждым спутником на орбите, с помощью радаров. Даже если старт спутника не обнаружат сразу, его всё равно засекут в первые же сутки полёта.

– Вы, конечно, правы, Мстислав Всеволодович, – согласился адмирал. – Но тут начинается вторая часть нашей задумки – политическая. У американцев сейчас на вооружение подводных лодок встала ракета «Поларис» А-1, с дальностью всего 2200 километров. Для нашего противника запуск нами спутника с борта подводной лодки будет означать, что наши морские баллистические ракеты могут быть запущены на межконтинентальную дальность, то есть, могут поразить территорию США из любой точки мирового океана. Для американцев это если не шах и мат, то серьёзнейший технический и политический вызов. К тому же, наш фильм президент Эйзенхауэр тоже смотрел, и то, что после запуска спутника с подводной лодки администрация Белого Дома будет в шоке, я вам, товарищи, гарантирую.

– Ну, да... – усмехнулся Макеев. – Потому что следующим шагом они будут ждать запуска «ионной пушки».

Все заулыбались.

– Ну, что ж, будем работать, – подвёл итог Сергей Павлович Королёв.

Адмирал весьма жёстко обозначил дату запуска – 20-е января 1961 года. В октябре и ноябре 1960-го были проведены два пробных испытательных пуска спутников на ракетах 3М23 с наземного стартового стола на космодроме Плесецк и с подводного стенда вблизи полигона Капустин Яр. В конце ноября на лодку К-137 был погружен полный боекомплект баллистических ракет, одна из которых вместо боеголовки несла разведывательный спутник. Тёмной декабрьской ночью длинное чёрное тело субмарины выскользнуло из бухты и растворилось во мгле, под прикрытием снегопада.