Глава 14
Таинственное
Не представляю, как после такого напряженного периода, проведенного почти без отдыха, можно вытерпеть два часа, валяясь на одеяле и при этом не уснуть. Поэтому для начала решила чуть освежить голову, ну и заодно проверить обстановку вокруг двора. Осторожно открыла одну дверь, затем другую, оказавшись на крыльце, осознала, что, несмотря на все наши старания, воздух в доме остался ужасным, контраст с чистейшей ночной свежестью колоссальный.
Надо было поискать другое укрытие сразу, как только Ханна рассказала о мертвеце в ванной. И плевать на то, что тут якобы безопасно – не могу даже думать о том, какой у нас сосед, в дрожь бросает. Но к тому моменту все так вымотались и морально, и физически, что пришлось смириться с ночевкой чуть ли не в склепе.
Но на будущее придется хорошенько запомнить, что без тщательного обследования жилища останавливаться в нем нельзя.
Этот участок от соседних и улицы отделялся высокими глухими заборами. Очень удобно, если не хочешь попасться кому-нибудь на глаза, но, к сожалению, рассмотреть что-либо за пределами двора затруднительно. Подойдя к металлическим воротам, я попыталась найти щелочку поудобнее, но из этой затеи ничего не вышло – слишком незначительный обзор, даже при свете дня мало что увидишь, а уж ночью – тем более.
Расслышав за спиной подозрительный звук, обернулась, вскидывая ружье. Увидела, как вдоль стены из светлого кирпича медленно и спокойно движется светловолосая фигурка, и, даже не различая детали, узнала, кто это, перестала вжимать приклад в плечо, шагнула навстречу, прошипела:
– Лола, ты меня напугала!
– Прости, Элли, я не хотела.
– Что ты здесь делаешь? Почему не спишь?
– Услышала, что ты вышла, хотела узнать зачем.
– Я ненадолго. Просто хочу обойти дом, мало ли, вдруг что-нибудь подозрительное услышу.
– Ночью опасно ходить. Слишком тихо, а зараженные хорошо слышат, разве забыла, как нас учили.
– Ну так я со всей дури не топчусь, обувь у меня тихая, не переживай.
– Видела, какие я туфли нашла? Ужасные, совершенно мне не идут.
– Лола, они удобнее, без высоких каблуков, тебе здесь не надо ни перед кем красоваться, сойдет что угодно.
– Согласна, сойдут, но надо что-то получше найти. Хорошо бы кроссовки такие, как твои. Давай Ханна подежурит тут, а мы к соседнему дому сходим, может, там найдется что-нибудь получше.
– Лола, Ханне спать надо, ей скоро просыпаться, меня заменит.
– Но она все равно не спит.
– Может, и не спит, но засыпает. Я ее укрыла, когда уходила.
– Лиска, ты что-то путаешь, я ее только что видела, она здесь была.
– Где, здесь? – еще ничего не понимая, я инстинктивно напряглась и начала озираться.
– Ну а как я узнала, что ты именно здесь? Вышла, за угол глянула, и увидела, что она прошла сюда. Мелкая и шустрая, ее ни с кем не перепутаешь даже в темноте.
Положив палец на спусковой крючок, я требовательно спросила:
– Ты ее разглядела? Это точно она?
– Нет, тут ведь темно. Но это она такая мелкая и так ходит интересно, будто плывет. Так и плыла за тобой. Куда она делась? За гараж зашла? Зачем? Я думала, что она с тобой.
Очень хотелось сообщить Лоле, что она дура, но воспитание не позволяет, да и смысла нет. Сказала другое:
– Бегом в дом и глянь, Ханна там, или ее нет.
– Как же она будет там, если она здесь? – удивилась Лола.
– Бегом сказано! – прошипела я. – Бегом!
Спасибо, что не продолжила расспросы, пошла прочь, недоуменно озираясь, но не раскрывая рта.
А я осталась и, вскинув ружье на изготовку, нацелила его в сторону гаража, начав медленно, по паре коротких шагов с остановками, приближаться к чуть приоткрытым железным воротам.
Лола, может быть, и не блещет интеллектом, но галлюцинациями до сих пор не страдала. Фантазия у нее тоже в минусе, если она что-то увидела, значит, именно увидела, а не придумала.
И вряд ли ей померещилось, в Улье не принято верить в безобидные галлюцинации, нужно всегда подозревать плохое.
Тогда что получается? Кто-то крался за мной по темному двору? «Плыл», как сказала Лола? А почему я никого не заметила?
Да потому что оглядываться нужно почаще.
Кто это такой? Человек? Ну уж вряд ли мертвяк, тот бы прятаться в гараж или за него не стал, напал бы без лишних хитростей, едва меня увидев. Но если этот человек такой ловкий, что сумел бесшумно передвигаться тихой ночью за моей спиной, почему не набросился? Настроен мирно? Тогда почему вообще крался, если мог попробовать поговорить, как-то дать о себе знать, наладить контакт?
Что вообще ему нужно?
Может, Лоле действительно померещилось? Хорошо бы, ведь мне ужасно не хочется заходить в гараж – если на дворе темно, то там вообще чернильный мрак, это все равно что решиться нырнуть в смолу.
Ну да, учитывая, что в смолистых глубинах мог затаиться кто-то жуткий и мечтающий нехорошо со мной обойтись.
А может, он ушел? Может, скрылся за гаражом и дальше перелез через стену?
Нет, там сверху металлическая решетка, густо увитая виноградом, это я еще засветло рассмотрела, пробраться через переплетение лоз бесшумно не получится. Да и стена высоченная, не представляю, как с нее спуститься, не хлопнув подошвами, выдав себя на всю округу.
Так в гараже или за ним?
Очень тихо, на грани слышимости, зашелестели листья и веточки, будто по ним прыгает беззаботный воробушек.
Вот только воробьи по ночам не летают.
Все понятно – тот, кто за мной крался, спрятался за гаражом, виноград его выдал.
Возможно, я даже глупее Лолы, потому что продолжала идти навстречу угрозе. Не вижу другого выхода, мне надо с этим разобраться, причем самой. Чем мне помогут остальные? У них ведь даже оружия нет нормального, нас не учили воевать с топорами и кирками. Да и пока их позову, этот человек может сбежать и привести своих дружков, вроде тех рейдеров, которые убили Еву.
Да и человек ли он?
Заглядывая за угол гаража, я была готова столкнуться с любым зрелищем: изготовившимся к атаке диким рейдером; перепуганным новичком, прячущимся от любого намека на угрозу; невероятно хитрым мертвяком, занесшим когтистую лапу перед размашистым ударом.
Я была морально подготовлена даже к тому, что увижу повешенного хозяина дома: позеленевшего, дурно пахнущего, с веревкой вокруг шеи, с личинками, копошащимися в язвах.
Но там не оказалось никого.
Задрав голову, изучила решетку, увитую виноградом. Растительность оплела ее на совесть, но не сплошным слоем, хватает прорех, через которые проглядывает необычайно светлое для такого времени суток небо. На таком фоне даже кошке не спрятаться – получается, там никого нет?
Листья и веточки снова зашуршали прямо над моей головой. Это было так неожиданно и страшно, что я чудом удержала палец, собиравшийся рефлекторно придавить спусковой крючок.
К такому я готова не была.
Там листик шевельнулся, там веточка колыхнулась, а я по-прежнему никого не видела, слепо водила ружьем, чуть не до хруста напрягая палец.
Вот! Что-то мелькнуло на кратчайший миг на краю решетки, причем не там, где я ожидала, смотрела в другую сторону, краем глаза засекла. Ничего не разглядела, просто какой-то неуловимо-быстрый сгусток, чуть темнее всего прочего, пролетел, ловко прыгнув, на соседний двор, легко преодолев промежуток между виноградом и стеной. Как бы поспешно я ни разворачивалась, а детали остались тайной, лишь что-то красное мелькнуло, будто отблески сияния ночных небес от глаз.
Но разве глаза могут светиться красным?! Это ведь всего лишь страшилка. Или нет?
Почудилось или за стеной послышался еле различимый шлепок? Да тут стена метра два с половиной, каким бы ловким ты ни был, с такой высоты на любую поверхность бухнешься с тем еще шумом.
Никто не может действовать настолько тихо, это просто невероятно.
Я с ума схожу, это не у Лолы галлюцинации, это у меня. Ничего удивительного, если учесть, что мне пришлось пережить в последнее время.
Но не хочется в это верить. Мои глаза и уши меня не обманывают, и я нормальная.
Однако при этом только что видела призрак или что-то очень на него похожее.
В стороне дома послышался подозрительный звук, очень отчетливый, угрожающий, такое не может мерещиться. Развернулась, припадая на колено, самым простым способом уменьшая площадь, которую смогут поразить вражеские пули.
Так и есть, это определенно не галлюцинация – кто-то неспешно приближается размеренной походкой ничего не опасающегося человека.
Опустив ружье, приподнялась и чуть громче гула разогнавшегося сердца спросила:
– Ханна, ты что здесь делаешь?
– Только засыпать начала, как Лола разбудила. Ерунду какую-то сказала, что меня не должно быть в доме. Еле вытащила из нее, что ты здесь.
– Ты все время была в доме?!
– Ну да, где же мне еще быть. Что случилось?
Подойдя к фиалке, еле слышно произнесла:
– Я осматривала двор, и тут вышла Лола. Она увидела, как кто-то за мной идет, и узнала тебя.
– Быть такого не может, я ведь в доме была.
– Тут темно, Лоле показалось, что это кто-то такой же невысокий, как ты, и с похожей походкой. Удивилась, когда вышла из-за угла, что я тут одна. А я подумала, что, если ей не привиделось, этот неизвестно кто мог спрятаться в гараж или за него.
Ханна покосилась на приоткрытые гаражные ворота и напрягшимся голосом спросила:
– И что?
– Сама не пойму. Здесь как будто никого не было, но вроде бы я кого-то видела.
– Кого?
– Не знаю. Смутно, мельком, непонятно. Может, от нервного напряжения почудилось? Но тогда кого видела Лола?
– Элли, что именно ты видела?
– Да почти ничего. Виноград шуршал, потом кто-то спрыгнул на ту сторону, в соседний двор. Но очень тихо спрыгнул, почти неслышно. Я не успела рассмотреть, что-то темное, смутное, очень быстрое, и вроде глаза красным блеснули, но, может, показалось или фантазировать начинаю. Ханна, я ведь перед этим видела всю решетку, там негде спрятаться, сама посмотри. Но, получается, прыгнуть можно было только с нее. Чертовщина какая-то, мне ведь никогда ничего не мерещилось.
– Пойдем в дом, тебе надо отдохнуть, я за тебя подежурю, мне нетрудно даже целую ночь не спать, а ты очень устала, по тебе видно.
Я покачала головой:
– Не настолько устала, чтобы видеть то, чего нет.
– Пойдем в дом, – с нажимом повторила фиалка.
Только тут до меня дошло, что она говорит странно, совсем не так, как обычно. Куда подевалась ее непременная невозмутимость? Разве что слова произносит по-прежнему размеренно, они будто текут неспешно, так же как ее походка.
Да она нервничает. Нет, даже не так – она боится. Впервые за все время Ханна показала, что ей есть чего опасаться.
Она что-то знает.
Покосившись в сторону стены, я требовательно произнесла:
– Говори давай – что это было?
– Элли, ты о чем?
– Вот только не надо притворяться ничего не понимающей, ты не Лола, тебе не идет.
– Если думаешь, что я все понимаю, ты ошибаешься.
– Я не знаю, что ты понимаешь, но тебе что-то известно. Ханна, если решила пойти со мной, между нами не должно быть секретов. Ты точно не хочешь ничего мне рассказать?
Фиалка, тоже покосившись на стену, севшим голосом, на грани слышимости, сказала странное:
– Об этом нельзя говорить. Элли, иди поспи, так будет лучше.
– С ума сошла? – возмутилась я. – Что это было, давай говори, не тяни, я ведь не верю, что мне это показалось, а ты явно что-то знаешь. Тоже мне еще, нашла время в секреты играть.
Ханна покачала головой.
– Это не секрет, это хуже, это то, о чем говорить нельзя, – повторила она. – Никому нельзя. Почти все об этом знают и всегда молчат.
– Что знают?
– Нельзя об этом говорить. Это даже не плохая примета, это гораздо хуже. Забудь.
– Ну да, вот возьму и все забуду, как же!
Ханна ухватила меня за руку, попыталась потянуть к дому и, не добившись успеха, умоляюще протянула не своим голосом:
– Тише, Элли, пожалуйста, тише. За один такой вопрос тебя могут убить или выгнать из стаба. Нельзя, просто нельзя.
Пораженная вопиющей странностью происходящего, я решительно произнесла:
– Или ты мне все расскажешь прямо сейчас, или я пойду в соседний двор и посмотрю, кто там такой ловкий. Может, догоню его и сама все узнаю.
– Не вздумай даже думать о таком! – охнула Ханна.
– Так кто это или что?
– Я… я не знаю.
– Как это не знаешь?! Что за комедия?!
– Тише, Элли, это никакая не комедия, это Стикс.
– Не поняла. При чем здесь Стикс?
– При том. Ты никогда не задумывалась, почему тут все такое странное и как это устроено?
– Об этом все задумываются.
– Элли, такое не могло получиться просто так, за всем этим что-то кроется. То есть кто-то. Само собой это работать не сможет. Здесь есть кто-то, кто включает перезагрузки, кто решает, жить тебе или умереть, стать монстром или получить иммунитет. Или не кто-то, а что-то. Я не знаю, такое, наверное, даже великие знахари не могут знать.
– Кто это?
– Говорю же, не знаю, – чуть не заныла фиалка.
Мне ее даже стало жалко, но я не смягчала давления, продолжала выпытывать:
– Почему ты решила, что я видела хозяина Улья?
– Хозяина? – удивилась девочка. – Элли, да ну тебя, какой хозяин Улья будет ночью по винограду лазить? Делать ему, что ли, нечего? Это другое, это то, чему даже названия нет, но оно есть.
– Что есть?
– Ну говорю же – не знаю. – Фиалка, разговорившись, начала быстро успокаиваться, почти вернувшись к обычному тону. – Элли, иногда здесь замечают такое, отчего самые смелые мужчины сильно пугаются. Я видела, что один стал заикаться, а еще у него штаны были запачканы. Он всего лишь не вовремя выглянул в окно и после этого поначалу даже говорить не мог, только смотрел дикими глазами. Если видишь что-то, что-то такое… Ну… странное… Если видишь, сразу отворачивайся и уходи. Не приближайся и не смотри, людям запрещено на такое смотреть. А теперь иди в дом, я сказала все, что знаю.
– Все?! Да ты вообще ничего не сказала!
Ханна вскинула голову, закатывая глаза:
– Господи, Элли, ну как тебе это объяснить! Это самое плохое, о чем можно говорить, даже близкие люди помалкивают, а ты вовсю болтаешь. Нельзя, просто нельзя. Если увидела, отвернись и сразу забудь. Улей сам разбирается со своими делами и не любит, когда за его работой подсматривают.
– Если нельзя говорить, откуда ты об этом узнала?
– Я в Улье не первый день и не всегда в Цветнике жила, я много чего знаю, что знать не должна. И да, Элли, если… – фиалка опасливо оглянулась. – Если ты видишь или слышишь что-то такое, о чем нельзя говорить, это значит – вскоре что-то случится.
– Что?
– Не знаю, Элли, что угодно может произойти, тут не угадаешь. Пошли уже, поспи, а я буду всю ночь дежурить, все равно теперь не усну.
– Я тоже.
– Тебе нужно поспать, ты очень постарайся. И не смотри на меня так, больше я тебе ничего не скажу, ты все уже узнала, больше мне сказать нечего.
– Не думаю, что все.
– А ты не думай, ты просто иди в дом и поспи.
– Что будет, если не молчать? Если говорить со всеми о таких вещах?
– Для тебя ничего хорошего не будет.
– Я что, умру?
– Что угодно может случиться.
– Например?
– Слышала страшилки, как иммунные становятся зараженными?
– Это сказки.
– Для тех, кто много болтает о том, о чем болтать нельзя, это не всегда сказки. Стикс решает, кому говорить нормальным голосом, а кому урчать, и он всегда может поменять свое решение. Пойдем, довольно уже с меня таких разговоров, не то неделю спать не смогу.
* * *
Проснувшись, я первым делом едва не заорала от неописуемого ужаса. Сама не знаю, как сдержалась, должно быть – голосовые связки парализовало.
Ну сами подумайте, как это выглядело. Лежу себе спокойно на одеяле, расстеленном вдоль бесконечно длинного шкафа, заставленного разной дребеденью, одна рука при этом разлеглась в сторонке ладонью на холодном паркете. И вот сейчас ее касается что-то мягкое, теплое и явно живое, потому что оно шевелится.
Первое, что пришло в голову, – зловонный мертвец выбрался из ванной и обнаружил непрошеных гостей, чему вряд ли обрадовался. Второе – повешенный пожаловался на вторжение в свой склеп невидимым и почти неслышимым демонам Улья, присматривающим здесь за порядком, и они все вместе заявились с нами разобраться.
Вот как тут не закричать?
Но потом подумала, что покойник какой-то очень уж чудной – теплый, мягкий, пушистый.
И родной.
– Фидель?!
– Мяу!
– Зараза, ты же меня чуть до смерти не напугал!
– А?! Что?! – послышался из темноты испуганный голос Лолы.
Разлегшаяся у стены Диана приподнялась на локте и включила фонарик, осветив рыжего проказника, каким-то образом обнаружившего нас в очередной раз, и все лишь ради того, чтобы пробраться в дом и перепугать меня до полусмерти.
Кот, воротя мордочку от ударившего по глазам света, вновь противно мяукнул и, отбежав от меня на пару шагов, обернулся, уставившись с непонятным ожиданием, будто рассчитывая, что я все брошу и помчусь следом, чтобы накормить его вкусненьким.
– Фигушки ты у меня что-нибудь получишь! – решительно заявила я, собираясь заваливаться на другой бок, но была остановлена словами появившейся в дверях Ханны, причем говорила она как-то неестественно серьезно, будто скрывала волнение.
– Элли, поднимайся. И надо будить остальных. Лола, а ты почему проснулась?
– Я не знаю, – сонно и недоуменно ответила та. – Элли начала ругать Фиделя, а я не могу спать, когда его ругают, он такой хороший.
– Как он в дом забрался?! Вот ведь бандит полосатый. Элли, надо спешить, неизвестно, сколько у нас времени осталось.
– Что случилось? – ничего не поняла я, все еще пребывая в полусне.
– Да все, как я говорила, – многозначительно ответила Ханна. – Новости у нас, кислым попахивать начало, кластер вот-вот обновится. Я под кустом сидела, там цветы душистые, из-за них не сразу поняла, теперь даже приблизительно не скажу, как скоро это случится. Тумана еще нет, но запах просто жуть. Плохой признак – времени немного осталось.
После таких слов всякий намек на сон пропал бесследно.
Перезагрузка – одна из самых плохих вещей, которая может с тобой случиться. Если не успеешь до ее начала выбраться с обновляющегося кластера, вариантов вроде бы только два: останешься трупиком на том месте, где это тебя застигнет; или превратишься в мычащее безмозглое животное – разум распрощается с тобой навсегда.
Ни то ни другое меня категорически не устраивало.
И потому, вскочив, закричала:
– Подъем все! Перезагрузка! Надо бежать отсюда! Быстро бежать! Да бегом же, сони!!!
В перезагрузке есть один светлый момент – зараженные чуют ее заранее, человек в этом может с ними сравниться лишь в том случае, если у него имеется особый дар. Мертвяки предпочитают дружно сбежать с опасного места за один, два или три дня до события, а то и раньше, хотя нередко ограничиваются часами, особенно на городских или просто богатых пищей кластерах. То есть сейчас я могу кричать, бить в барабаны и стрелять в потолок – никто на такой концерт не заявится.
Жаль, что момент этот настолько короткий. Свежий кластер – магнит для зараженных, они на него быстро сбегаются.
Так что нам мало выбраться за границу опасного участка, надо еще успеть от нее удалиться до появления жадных до человеческого мяса созданий.
И не оказаться у них на пути.
А ведь, получается, то, что я почти увидела этой ночью, и правда не к добру.
Покосилась на Ханну, поймав на себе ее взгляд.
Мы друг дружку поняли.
* * *
Могу сказать одно: бегать в темноте, придерживая рукоять носилок, – далеко не самое восхитительное занятие. Даже не знаю, как мы ухитрились ни разу не уронить Альбину, неоднократно были на волосинку от этого.
А вот пулемет уронили сразу, еще в самом начале, когда перебирались через дорогу. Завалился с лязгом, в ночной тишине прозвучавшим оглушающим громом.
Вот так – чистила, смазывала, старалась, а с ним потом ужасно обращаются.
Нам было из-за чего торопиться, местность на глазах затягивалась чудно выглядевшим туманом – его струи зарождались в небесах, расширяющимися книзу колоннами, они ниспадали на землю, где расползались в разные стороны полосами столь густыми, что, протяни в такую руку, и пальцы с фонариком не разглядишь. Но в промежутках между ними вообще ничего нет, ни клочка, ни хотя бы намека.
И нос резало усиливающимся запахом неприятной кислятины. Я ее помню, на обучающем выезде понюхать довелось, она настолько специфическая, что до сих пор не забылась.
Кисляк – особый туман, главный предвестник смены старого кластера свежим.
Мы успели, ошибки не было – границу кластера даже в темноте легко разглядели, потому что двигались по присмотренной мною днем узкой дороге, которая тянулась на север от поселка. Не успели толком отойти от коттеджей, как асфальт исчез, будто ножом обрезанный, сменившись слабо накатанной грунтовкой – идти стало тяжелее, зато здесь нам уже не страшна перезагрузка. Хорошо, что погода в последние дни стояла сухая, ни намека на грязь, шагалось не так комфортно, как до этого, но терпимо.
Улей стыкует кластеры, будто кусочки мозаики, подбирая один к другому так, чтобы дороги, трубопроводы, реки и прочие линейные объекты продолжались дальше чем-то аналогичным. Вот только не гарантирует, что, допустим, бетонка взлетно-посадочной полосы аэропорта останется бетонкой, ее может сменить асфальт широкого или узкого шоссе или даже скромная велосипедная дорожка.
Всякое случается.
По неровной грунтовке прошли не больше километра, после чего за спиной засверкало.
Дружно обернувшись, мы уставились на редкое зрелище – «перезагрузку с цветомузыкой». До этого я о таком только слышала и однажды, лет пять назад, видела короткий, бездарно снятый ролик.
Полосы тумана попеременно загорались ярчайшим светом электрической дуги, после чего гасли, оставляя после себя быстро затухающие вереницы разноцветных огоньков, а затем весь кластер загорелся в один миг всеми красками. Должно быть, на полнеба полыхнуло, теперь даже самые тупые твари знают, в какой стороне намечается омерзительное пиршество.
Небо после такого представления обычно некоторое время светится над местом событий, поэтому я смогла разглядеть, что туман стремительно редеет. Обычно он полностью исчезает через несколько десятков минут, реже рассеивается час или два, а то и больше, затем, спустя приблизительно такой же срок, перестает ощущаться кислый запах.
При определенных погодных условиях смена кластеров может вообще обойтись без тумана, но запах ощущается во всех случаях.
Во мраке поселка блеснул один огонек, затем другой. Электричества там нет, перебитые перезагрузкой провода свисают со столбов до земли, но у людей на этот случай имеются свечи, фонарики, фары машин и даже портативные генераторы.
У нас здесь глубокая ночь, но в этом кластере люди не спали. Или, может быть, проснулись, что-то почувствовав. Обычно перенос обходится без сейсмических толчков, шума и прочих настораживающих эффектов, все ограничивается лишь кислым туманом.
Но это Улей, он непредсказуем, он мог каким-то образом дать о себе знать.
Жители, скорее всего, даже не представляют, что именно с ними случилось. Максимум, что замечают сразу, – отсутствие электричества и связи, это их неприятно удивляет.
Очень скоро они удивятся еще больше (и тоже неприятно). Или не успеют ничего осознать, быстро переродившись в кровожадных тварей. Поселок небольшой, в лучшем случае, останется несколько иммунных – ничего не понимающих растерянных людей, разум которых устоял, оказался сильнее паразита.
Но это не означает, что им крупно повезло, ведь львиная доля свежих погибают в первый день новой жизни. Они не знают, с чем столкнулись, они к такому совершенно не готовы – легкая добыча для всех заинтересованных сторон.
Те, кто не позволяет себя убить в первый день, нечасто дотягивают до конца недели. Еще меньше тех, кто продержался месяц, – такие уже знают очень многое, они не подставляются под очевидные угрозы.
Проживший год считается старожилом. Обычно это люди, научившиеся точно отмерять долю осторожности, которая требуется под каждую ситуацию.
Я старожилка, но увы – я особый случай. Почти семнадцать лет жизни, но большая ее часть прошла за стенами Цветника – заведения, ограждающего нас почти от всех угроз Улья.
Сегодня все иначе, сегодня меня не защищают стены, колючая проволока, минные поля и гвардейцы Азовского Союза. И поэтому мне надо идти дальше и дальше, торопясь оставить позади границу свежего кластера.
Туда в любой момент могут нагрянуть развитые зараженные, очень не хочется оказаться у них на пути.
