Глава XII
Телохранитель
Очень скоро чувство, каким Том Лич воспылал к мнимой миссис де Берни — давайте именно так, безобидно, назовем животную страсть этого дикаря, – заметили и люди из его ближайшего окружения. Они уже было собирались вдосталь посмеяться над своим предводителем, но Бандри вовремя растолковал им, чем это может для них закончиться.
И вот однажды, не на шутку встревожившись, они решили созвать совет штаба и после обеда собрались вчетвером, вместе с Личем, в своей хижине.
По общему желанию, говорить от их имени должен был Бандри. Решительный и хладнокровный, он был единственный, кто мог смело, не страшась ярости капитана, повести с ним разговор на столь деликатную тему. Его бледное как мел, выщербленное мелкой оспой лицо являло собой воплощение посмертной маски, способной нагнать страх на кого угодно; ничто в нем, кроме тонкой складки губ и ярко сверкающих глаз, не выдавало его мыслей. Маленький, коренастый, он был облачен в довольно опрятное платье — как в те далекие времена, когда он плавал капитаном на торговом судне.
Ледяным, металлическим голосом, взвешивая каждое слово, он изложил капитану претензии штаба по поводу его гнусного поведения.
Лич разъярился как черт: он орал, дико хохотал, угрожал выпустить кишки первому, кто посмеет перечить его желаниям.
Уоган, Холлиуэл и Эллис сидели тише воды, ниже травы и уже пожалели, что затронули эту тему.
Но Бандри продолжал буравить капитана своими неподвижными, змеиными глазками, из глубины которых исходила необыкновенная гипнотическая, как у кобры, сила.
— Давай, бесись, капитан. Не стесняйся. Может, скоро поостынешь… А уж после придется выслушать правду.
— Правду? К черту правду!
— Ты посылаешь правду к черту, но в конце концов она сама пошлет тебя туда, попомни мое слово, уж я-то знаю. Да-да, так и будет, капитан, если не убавишь паруса.
Эти слова Лич воспринял как угрозу. Хотя он весь так и кипел от злости, голос его, по крайней мере, уже звучал на полтона ниже. Он сел на место и бросил полный ненависти взгляд на зловещее, мертвенно-бледное лицо Бандри.
— Я тебе не какой-нибудь салага, знаю, что делаю, и мне не нравится, когда суют нос в мои дела. Понял?
— Если б дело было только в тебе, – невозмутимо сказал Бандри, – черт с тобой, Том, поступай, как знаешь. Но дело это касается и нас. Мы ходим по одной палубе и не желаем, чтоб из-за твоих дурацких выкрутасов наше корыто угодило на дно раньше, чем мы бросим якорь в порту, битком набитом испанским золотом.
— Выходит, без вашего позволения мне теперь и шагу нельзя ступить? Клянусь преисподней, у меня так и чешутся руки прикончить тебя на месте — тогда узнаешь, кто здесь капитан!
Злобным взглядом он обвел всех остальных.
— Вы, как я погляжу, с ним заодно? – насмешливо бросил он.
На сей раз Холлиуэл взял на себя смелость ответить ему. Тяжело подавшись грузным телом вперед, он оперся огромной ручищей на стол.
— Ты должен выслушать правду, капитан. Неужто ты думаешь, Чарли Великолепный впрямь слепой и не видит того, что видим мы все? Неужели ты считаешь, он не чует ловушку? Не гляди, что он прикидывается эдаким невинным франтом, этот малый опасен как дьявол, и ты это знаешь не хуже нас, Том!
— Ну и что! Со мной он ласковый, как ягненок. И пускай только попробует что-нибудь выкинуть!
— Как же! Разуй-ка глаза, дружище капитан, – воскликнул Уоган. – Это ж настоящий волк в овечьей шкуре!
— Клянусь всеми чертями, скоты, зато глотка у него, у вашего Чарли, такая же, как и у всех. Или нет?
— Какая разница? – сиплым голосом, сухо произнес Бандри.
— А такая, что перерезать ее ничуть не труднее, чем любую другую. Пусть только попробует похорохориться, живо собьем с него спесь!
— А вот этого, – сказал Бандри, – делать как раз и не следует. Он принес нам тайну. Уйму сокровищ. Стоит ли жертвовать всем ради какой-то юбки, Том? Пораскинь-ка мозгами и оставь девку в покое.
— Что верно, то верно, – проговорил ретивый Эллис. – Пока сокровища не попадут к нам в трюмы, задрай-ка иллюминаторы и перестань артачиться.
— А уж после, – примирительно сказал Уоган, – можешь расставлять сети на свою рыбку, никто тебе и слова не скажет. Ну а пока мы просим, капитан, наберись немного терпения.
Уоган рассмеялся, а следом за ним загоготали Эллис и Холлиуэл. Своим хохотом они разрядили возросшую напряженность, и, глядя на них, Лич недобро усмехнулся.
Однако Бандри было не до смеха, он продолжал сверлить капитана своими холодными, змеиными, таящими угрозу глазками. В конце концов, немного поворчав, Лич сдался.
— Ах, если б не ваши заячьи душонки! – выдавил он. – Что ж, видать, и впрямь придется убирать паруса.
В тот день, следуя данному обещанию, капитан Лич не пошел с визитом к очаровательной Присцилле. На другой день он также не переступил ручья — своего рода границы лагеря буканьеров. Мисс Присцилла уже думала, что навсегда избавилась от его посещений, которые были для нее самым тяжким испытанием из всех, какие ей когда-либо случалось пережить, и этой радостью ей захотелось поделиться со своими друзьями.
Она призналась в этом однажды после ужина, когда они все вместе сидели на крохотной полянке и разговаривали. После ее признания наступила короткая тишина. Слова девушки, очевидно, расстроили майора. Немного поразмыслив, он обратился к де Берни.
— Ответьте, пожалуйста, сударь, – заговорил он, – я очень давно хочу вас об этом спросить, – что вы собираетесь с нами сделать после вашего разбойного налета на испанский караван?
Мисс Присцилла, услышав столь дерзкое обращение майора, недовольно нахмурилась. Что же касается де Берни, вопрос майора, похоже, окончательно вывел его из терпения. Он долго собирался с мыслями, после чего, странно улыбаясь, спросил:
— Майор, скажите наконец, кто вы такой? Верный и смелый товарищ или законченный болван?
— Что это значит? – вспылил Сэндз. – Извольте объясниться…
— Я хочу сказать, что так до сих пор и не понял, вы храбрый только на словах или просто глупец?
На несколько секунд майор лишился дара речи.
— Сударь, – проговорил он наконец, – я ни от кого не потерплю подобных оскорблений.
— Неужели? А оскорблять других, значит, вы имеете право? Опасное занятие! Тем более в этих-то местах…
Он встал и медленно встряхнулся.
— Я уже не раз говорил вам, дорогой Бартоломью: ваша жизнь — лучшая гарантия моей добропорядочности. И постарайтесь впредь не злоупотреблять ею.
— Злоупотреблять?
Вскипев от бешенства, майор вскочил на ноги и отдернул свою руку от руки мисс Присциллы, которая попыталась было его удержать.
— Сударь, я задал вам конкретный вопрос и думаю, мы с мисс Присциллой вправе получить такой же ответ.
— Вы задали его дерзким, провокационным тоном, – невозмутимо ответил де Берни.
— Я привык называть людей и вещи своими именами. Своими именами, черт возьми!
Взглянув на него, де Берни произнес:
— Хорошо-хорошо! Скажите спасибо, что я не ответил вам тем же.
С этими словами он попрощался с мисс Присциллой, надел шляпу с пером и направился к лагерю буканьеров.
Пока майор собирался с мыслями, де Берни отошел уже метров на двадцать. Он еще успел бы его догнать, но мисс Присцилла твердым голосом попросила его остаться. И он безвольно повиновался.
— Честное слово! – через какое-то мгновение воскликнул он. – Это просто невыносимо! Я больше не собираюсь терпеть его дерзости!
— Вы сами виноваты, – холодно заметила мисс Присцилла. – Почему бы вам не быть с ним полюбезней? Или вы считаете, что своим отношением к нам он этого не заслуживает?
Насмешливый тон девушки разозлил майора.
— И вы еще защищаете этого наглеца! Это уж слишком! Но от кого? От меня?! Скажите же на милость, мисс, кто он вам, этот растреклятый разбойник, хвастун?
Но мисс Присцилла по-прежнему держалась холодно. Казалось, она решила следовать примеру де Берни.
— Дело вовсе не в этом. А в том, что ожидает вас, оскорби вы его всерьез. Сколько раз он давал вам понять очевидное: да будь он тот, за кого вы его принимаете, он бы уже давно избавился от вас как от надоевшей обузы…
— Черт меня возьми! – вскричал майор, но тут же осекся, осознав, что не стоит в присутствии дамы употреблять выражения, недостойные истинного джентльмена.
Поведение девушки привело его в отчаяние. Вопрос, что он задал де Берни, касался ее больше, чем других. То был вопрос жизни или смерти, а этой несмышленой девочке приспичило рассуждать про какую-то благопристойность! В самом деле, какое жеманство!
Откровенно говоря, майор был не прав, думая так о мисс Присцилле. Она прекрасно понимала важность вопроса, который задал ее опекун, – единственно, ей не понравился тон, каким он его задал. Но и странный ответ француза поразил ее в не меньшей степени… Была ли его раздражительность простой реакцией на грубость майора? Или тому есть другие, более глубокие причины? И тревога, о которой она уже почти забыла, вновь закралась в ее душу.
Ночью де Берни, спавший по обыкновению у входа в хижину мисс Присциллы, ощутил плечом чье-то мягкое прикосновение. Несмотря на его легкость, он тут же встрепенулся — в доказательство того, что даже во сне он продолжал бодрствовать. От резкого движения плащ на нем распахнулся, и под ним, в лунном свете, сверкнул обнаженный клинок: де Берни не расставался со шпагой, даже когда спал. Увидев перед собой мисс Присциллу — она стояла, поднеся палец к губам, – он принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что могло нарушить ее покой. Но кругом было тихо. Безмолвие ночи нарушали лишь тихий шорох прибоя и мирное посапывание майора.
— Что-нибудь случилось? – шепотом спросил он, собравшись вскочить на ноги.
Ее едва слышное «тише!» успокоило его — прежнего напряжения как не бывало.
— Господин де Берни, мне нужно с вами поговорить.
— К вашим услугам, – произнес он.
Француз сел на песок спиной к хижине. Девушка присела рядом. Прошло несколько мгновений перед тем, как она заговорила.
— Сегодня Барт задал вам один вопрос… Но вы ничего не ответили… Конечно, он был не прав, позволив себе выражения, которые, вполне естественно, вас больно задели.
— О, нисколько! – так же тихо и мягко ответил француз. – Если человек глуп, он причиняет боль прежде всего самому себе, а не другим.
Тут девушка принялась извиняться за поведение майора: сама жизнь-де сделала его таким грубым, а также страх за ее участь…
— Не стоит продолжать, мисс, – сказал он после недолгого молчания. – Какие пустяки! По правде сказать, он нисколько меня не оскорбил… «Терпение — царица добродетели» — таков девиз нашего рода. И я следую ему всю жизнь. Я необидчив по натуре, уверяю вас.
— Вам нет надобности уверять меня, – промолвила она. – Я это уже заметила.
Эта беседа показалась девушке несколько странной. И немудрено! Что заставило ее быть откровенной с этим человеком, отъявленным пиратом, объявленным вне закона? Еще давеча он строил планы, как напасть на испанский караван, а нынче самым серьезным тоном рассуждает о таких понятиях, как фамильная гордость!
Однако мисс Присцилла быстро прогнала беспокоившие ее сомнения.
— Но вы так и не ответили на вопрос Барта, – снова заговорила она. – Если вы не забыли, он спросил, что вы и эти люди намерены делать после того, как все закончится? Уж мне-то вы можете сказать?
После долгого раздумья де Берни наконец произнес:
— Я жду, как повернутся события.
— И тем не менее должен же быть у вас какой-то план, какие-то мысли? – настаивала девушка и после короткой паузы, поскольку француз так ничего и не ответил, мягко прибавила: — До сих пор я верила вам всей душой. Только благодаря этому доверию я спокойно сносила все, что с нами стряслось.
— А теперь вы мне не верите?
— О, не говорите так! Если б я перестала верить вам, я бы этого не вынесла. Но вы должны понять меня и без слов.
— Вы проявили редкое мужество, – сказал де Берни голосом, исполненным восхищения и уважения. – Вы даже не представляете, какую помощь вы оказали мне своей стойкостью. Будьте мужественны и впредь. Помогая мне, смею сказать, вы помогаете и себе.
— Но почему вы не хотите объяснить мне свои намерения? Если б я их знала, это придало мне мужества еще больше.
— Я уже сказал, что жду, как повернутся события… Но знайте — я говорю это от всего сердца, – вам нечего опасаться. Уверен, пока меня не убьют, вашей жизни и чести ничто не угрожает.
— Пока не убьют!
Услышав, как участилось дыхание девушки и задрожал ее голос, он поспешил ее успокоить:
— Мне не следовало вам этого говорить, чтобы лишний раз не тревожить. Нет, меня не убьют, – проговорил он твердо. – Уж будьте уверены.
— Чтобы лишний раз не тревожить!.. – повторила она, и из груди у нее вырвался сдавленный крик: — Отчего вы мне не доверяете!
— Не доверяю — вам? – возразил он.
Де Берни не понял смысла ее слов, а мисс Присцилла не стала ничего растолковывать. Вслед за тем она задала вопрос, касавшийся уже непосредственно его участи:
— А вы верите этим людям? Они сдержат свое слово после того, как захватят караван?
Француз мягко улыбнулся:
— Нет, конечно, не сдержат… Когда-то буканьеры жили по законам чести. Теперь же… Лич — чудовище! Понятие чести для него — ничто, как, впрочем, жалости или добродетели. Ничто! Они и не собирались сдержать его.
У мисс Присциллы, охваченной тревогой, перехватило дыхание.
— Что же будет? Если так, на что же вы надеетесь?
— Повернуть дело в свою пользу. Надежда есть, притом немалая. Такая возможность непременно представится. Она всегда существует. Однажды судьба уже сыграла со мной злую шутку — что ж, теперь она должна быть ко мне более благосклонной! Что же касается вас, то вам не следует ее опасаться — она не сделает вам ничего плохого.
— И это все, что вы можете мне сказать?
— Пока — все. Но еще раз прошу вас, верьте мне, со мной вам ничто не угрожает.
На какой-то миг девушка умолкла, потом, вздохнув, промолвила:
— Что ж, прекрасно. Доброй ночи, господин де Берни.
Когда она ушла, француз еще долго лежал не смыкая глаз, погруженный в свои мысли. Он никак не мог уразуметь, что означал ее возглас — «Отчего вы мне не доверяете?».
Что она хотела этим сказать? Неужели судьба де Берни волновала ее не меньше, чем своя собственная? А может, она имела в виду нечто другое? И почему она спросила именно об этом?
