Глава 2
Через две недели чудовищный волдырь сошел. На руке восьмилетней Бансабиры красовался уродливый шрам, напоминавший вздернутую острием вверх саблю. А в левом ухе – бронзовая серьга, на которой мелкими буквами выгравировано «Тиглат»…
Девочка быстро узнала мир Багрового храма, и совсем скоро и без того привыкшие к мечу и поводьям ручки покрылись новыми мозолями. Она драила помещения, таскала воду, собирала и готовила еду, лазала по деревьям за фруктами, прислуживала Гору, жрецам, Мастерам-наставникам, помогала в работе рабам и упражнялась по восемь часов в сутки, пока суставы и мышцы не начинали отказывать. Училась растягиваться, разрабатывала гибкость. На сон ученикам до третьего года включительно отводили шесть часов солнечного зенита, так что свет Праматери доводилось видеть только на занятиях по языкам, географии, истории. Правда, у первогодок всего такого еще не было… Зато были тренировки в воинском мастерстве, которые Гор, как, видимо, и другие наставники, начинал в полночь.
Тренировки казались Бансабире бесконечными.
Почти сразу Бану оценила пошитую для нее тренировочную форму – черные штаны в обтяжку и укороченная туника до бедер с горловиной были сделаны из удивительно мягкой ткани, не стеснявшей движений. Первый раз Бану растерялась: от чего вообще может спасти в бою такая одежда – рукава короткие, ткань мягкая, даже область живота не защищена какой-нибудь кожаной вставкой. Ладно вставкой – Бану даже пуговицы ни одной не нашла! С такой тряпицей Гор быстро отправит ее на тот свет, поняла девчонка. Но выбирать с тех пор, как ступила в Храм Даг, Бансабире было не из чего.
К форме прилагалась вторая рубашка – с длинными узкими рукавами, а также широкие и узкие пояса с ножнами, доспех-безрукавка из кожи тончайшей выделки. Обе пары сапожек – одни почти до колена, другие до щиколоток – тоже отличались предельным удобством. «Твое тело не должно обременять тебя, когда ты сражаешься», – проговорил Гор однажды и был прав.
В первые же недели Бану познакомилась с другими учениками Гора. Мальчики отнеслись к ней враждебно. Бану не отставала…
Видеть учеников других Мастеров и самих наставников разрешалось только со второго года, когда новички, сдав первый экзамен, допускались к ежедневной вечерней молитве в честь Матери Сумерек и совместным тренировкам. Тогда же началось изучение культа Шиады и двух языков, на которых когда-то давно сложился этот культ. По три дня в неделю требовалось говорить либо на древнем ангоратском наречии, либо на ласбарнском диалекте, оставшемся в памяти людей с тех времен, когда Ласбарн еще был империей. И только по четвергам разговоры велись на общем языке Этана. Тогда Бансабире впервые показалось, что она может лишиться рассудка; мысли отрезать себе язык начали нет-нет да и закрадываться в ее девятилетнюю голову…
В ее девять Гор, который, как выяснилось, именовался также как Тиглат и Хртах, впервые отвел Бансабиру в залу наград, расположенную на четвертом этаже основного здания храма и имевшую анфиладное сообщение еще с несколькими комнатами. Здесь, у дальней стены, была установлена деревянная доска, завешанная неисчислимым множеством пергаментов, на каждом из которых значилось по три строчки и под каждым из которых к доске был прикреплен бронзовый знак с витиеватым таинственным узором. Присмотревшись, Бансабира насчитала с десяток многократно повторенных рисунков. На другой день Гор заявил, что она должна научиться рисовать их сама.
В тот день после службы Матери Сумерек по дороге обратно в жилищные подземелья Бансабира разговорилась с Астароше, тем самым юношей, когда-то принесшим весть, что для ее клеймения все готово. В этом году Астароше – долговязый, сухощавый и жилистый, как саксаул, шатен с черными глазами – окончил семилетнее обучение. Они с Бану быстро подружились, когда Гор допустил девочку до ежевечерних молитв. Женщин в Багровом храме было меньше, они бросались в глаза. Астароше проявил интерес первым. И когда девочка спросила старшего товарища о причинах его любопытства, Астароше ответил:
– Никогда бы не подумал, что Тиглат Тяжелый Меч может взять на воспитание девочку. – Парень повел плечом.
– Почему? – тихонько спросила Бансабира.
– Ты уже была в ранговой комнате?
– Где?
– В зале наград.
– А, ага, была.
– Видела знаки?
– Угу.
– А надписи читала?
– Нет.
– Так вот почитай. В этом зале над соответствующими символами написаны имена тех, кто достиг вершин боевого мастерства и удостоился места в первой десятке.
– В первой десятке?
– Бану, спроси Гора, он расскажет подробнее.
– Расскажи ты.
Юноша кивнул:
– Ладно. Всего среди Клинков Богини существует сорок восемь рангов. Требования для получения каждого вполне четкие – определенные боевые навыки и умения. В каждом пятилетнем поколении эти ранги присваиваются отдельно, поэтому в храме одновременно может быть пять восьмых номеров или, скажем, десять шестнадцатых. Чем ближе Клинок Матери Сумерек подбирается к первой строчке, тем больший отрыв разделяет его и ближайший меньший номер.
Бансабира слушала жадно, мотая на ус.
– Продвинуться в пределах номеров с сорок восьмого до тридцатого в конечном счете нетрудно. Продвигаться в третьей и второй десятках сложнее. Оказаться в первой, – глаза парня засветились огнем, – значит стать во всеуслышание признанным мастером клинка. Попасть в первую пятерку невозможно после семи лет обучения, номера выше шестого присваиваются зачастую спустя много лет после окончания курса и, как правило, не чаще чем раз в несколько поколений. Получить хотя бы пятый номер означает сделаться больше, чем человеком, сделаться истинным Клинком Шиады, Рукой Праматери.
– А какой у тебя ранг?
– После семи лет обучения мне присудили семнадцатый, – сообщил он с гордостью. Видимо, это было хорошо. Девочка кивнула в знак понимания.
– Ну а что из тобой рассказанного объясняет, почему Гор не должен учить девочек?
Они свернули с лестничного пролета в коридор первого подземелья.
– На сегодняшний день в Багровом храме пять первых номеров: Мастер Фатаимр, получивший свой ранг уже за сорок, Мастер Самлазар из сто первого поколения, его ученица Ирэн Безликая (говорят, она получила первый ранг через восемь лет после окончания), престарелый Мастер Вахзим из девяносто восьмого, уже без одной ноги, и Тиглат Тяжелый Меч, или, как его называешь ты, Гор. Как бы тебе объяснить, Бану, Тиглат превзошел их всех, несмотря на одинаковое место – он получил первый ранг день в день с окончанием обучения, в восемнадцать лет.
– В восемнадцать?! – Девочка вытянулась в лице.
– …Что делает его, по сути, богоизбранным борцом даже в наших рядах, – закончил Астароше. Юноша довел Бану до комнаты. – Поэтому его решение учить девочку – все-таки, согласись, в общем вы слабее нас – было неожиданным. Так что старайся лучше, Бану, – улыбнулся он на прощанье и, обняв, поцеловал ее волосы.
С того часа, ненавидя Гора всем сердцем, Бану начала упражняться до кровавой рвоты.
К десяти годам на теле Бансабиры было одиннадцать шрамов от швов – тренировки не проходили бесследно. Каждое из нанесенных им ранений Гор зашил сам…
К этому времени она выучила поименно всех мастеров – наставников Храма Даг – и всех учеников своего и соседних поколений. Тогда же, в десять, когда ангоратский и ласбарнский уже перестали быть столь пугающими, начала учиться маскировке, слежке, лицедейству. Узнала обо всех правящих семьях в странах, поклоняющихся Праматери, их обычаи, нравы, моду. Теперь не то что спать, казалось, даже есть было некогда.
В одиннадцать впервые по приказу Гора в числе отряда вышла патрулировать город. С тех пор ночное патрулирование сделалось ее самой регулярной обязанностью. Во время патруля она впервые услышала душераздирающие женские крики о помощи.
«Насилуют», – поняла девочка. Прежде она только слышала об этом, не до конца понимая, а теперь и вопросов не возникало. С нарушителем спокойствия разговор был короток.
Весной того года Гор позволил ей выходить на улицу днем, по разным делам и поручениям. Таковых было много особенно в торговом квартале. «Время и золото требуют опытных рук, – неустанно твердил ей наставник. – Учись!» И она училась. Быстро находила общий язык с горожанами. Слишком мелкая для третьегодки девочка вызывала умиление у женщин и интерес у мужчин. Вопреки ожиданиям, выйдя в городок Храма Даг, Бану обнаружила там радушие. Правда, оно не спасало: за каждый просчет, неудачу или ошибку все одно ожидало суровое взыскание от наставника. Гор, как показало время, из себя выходил легко.
В мае того года Бану предстоял второй тяжелый экзамен. Начиная с этого испытания, сказал ей Гор, в качестве зрителей допускаются все желающие горожане. Бану кивнула – ей какое дело? Третьегодков в тот раз было восемь человек, и они состязались между собой в разных парах с копьем, короткими мечами, двуручным, кинжалами, саблями. В финале каждому испытуемому предстояло сражение с Клинком Богини из второй десятки. Ее противником на огромной круглой арене – сегодня девочка первый раз оказалась в этом месте – стал Астароше.
– Да направит наши умы и руки Кровавая Мать Сумерек! – проговорили одновременно Бану и Астароше… Спустя четверть часа юноша, улыбаясь, поднял ее с лопаток.
Девочке бесспорно присудили двадцать шестой ранг. В одиннадцать-то лет?!
После того успеха, когда раны зажили, Гор заявил, что настало время отучаться бояться стихии. Погрузил девочку в лодку, вышел в море, держась береговой линии. С присуждением ей двадцать шестого ранга Гор стал как будто мягче и добрее.
Сидя в лодке и наблюдая за наставником, Бану не задавала вопросов. Они наловили немного рыбы, молча посмотрели на закат. Наступила ночь, стало холодно. Гор принялся рассказывать о созвездиях. Потом неожиданно попросил достать воды из сумки, что у Бану за спиной. Девочка потянулась, а мужчина, несильно ударив веслом, вышиб ее из лодки. Вернулся на остров без ученицы. Бансабира, дрожащая от холода и голода, приплелась в Храм Даг только утром…
Гор продолжил тренировки как ни в чем не бывало, теперь чередуя два дня занятий в подземельях с одним днем на солнце. На той же неделе увел девочку на конюшни, вывел одного коня на пустырь в северной части острова, оседлал его и пустил по кругу, оставив Бансабиру с луком в руках.
– Будь готова! – прокричал ей всадник, продолжая кружить. Бану приладила стрелу.
Гор взметнул яблоко. Звон тетивы – и пронзенный фрукт рухнул на землю, разбившись.
Девочка усмехнулась. Гор подкинул еще шесть яблок подряд. Бану прострелила все.
– Неплохо. – Гор слез с коня.
– Ничего удивительного, – ответила девочка. В темноте-то она уже три года училась делать нечто подобное.
Настало время научиться владеть луком, мечом и подходящим по размерам, но все равно тяжелым копьем наперевес, сидя верхом. Это был новый этап обучения. Бану не протестовала. А когда становилось совсем невыносимо, когда все тело сводило от судорог, она терпеливо разминала мышцы и все равно поднималась. Оттачивая мастерство, как заклинание вдалбливала самой себе то на всеобщем, то на ангоратском, то на ласбарнском:
– За маму, – выпад, – за папу, – подсечка, – за Руссу, – замах, – за смерть всех Шаутов, – удар ногой с разворота, – за Руссу, – удар коленом и локтем, – Русса бы смог, – захват, – Русса бы нашел силы, – бросок…
Вместе с тем, какой бы Гор ни был сволочью, после первых трех лет жить Бансабире стало пусть немного, но легче. Более того, благодаря патрулю и другим групповым заданиям у нее появились друзья – стройный красавец Астароше, невысокая огненноволосая Аннамара с васильковыми глазами, невысокий и неприметный сероглазый Рамир и ближе других – Шавна, ученица Ирэн Безликой. В ней было по меньшей мере пять футов и семь дюймов роста; блестящие черные волосы до плеч, всегда собранные в хвост, и миндалевидные аметистовые глаза над выдающимися широкими скулами выдавали ласбарнские корни Шавны. С Бансабирой их разделяло четыре года, и разница чувствовалась сильно – по телосложению, привычкам, предпочтениям, даже в манере надевать, казалось бы, одинаково пошитую форму. Аннамаре тогда было уже семнадцать, а Астароше почти девятнадцать, и много выпало совместных заданий на их отряд, возглавляемый Рамиром, одним из учеников Мастера Фатаира. Он почти год был неизменным лидером группы и девятым номером сто шестого поколения.
В это время Сурха, ученик Гора, умер от ран, которые нанес ему разгневанный до белого каления наставник.
Когда Бансабире исполнилось двенадцать, характер ее обучения переменился. Теперь в числе того или иного отряда, лидером которого всегда безусловно считался тот, чей номер был наименьшим, она стала не только патрулировать улицы города в ночное время, но и гоняться за пиратами. Каждые два месяца выходила в море карательная бирема или дромон, отгонявший от берегов храма пиратов и привозивший рабов из их числа. В двенадцать с половиной впервые углубилась на восток, за Бледные острова. За три месяца до тринадцати Гор взял ее в путешествие по Ласбарну.
Так первый раз в жизни Бану оказалась в пустыне. Впервые вскарабкалась на верблюда, впервые замотала лицо от угрожающего знойного ветра, впервые ела соленых сырых и едва поджаренных змей, впервые увидела каракуртовое гнездо и песчаную бурю, впервые с тех времен, когда скиталась по Ясу, умирала от жажды. Впервые почувствовала, как впиваются в тело ядовитые клыки гадюк…
Гор не дал ей умереть и тогда.
По возвращении домой девочка прошла еще один экзамен-испытание в паре с Габи, уже три года как отучившейся ученицей Мастера Ишли, имевшей восемнадцатый ранг. Бансабире присудили шестнадцатый.
В тот день очередного успеха в жизни Бансабиры случилось две вещи. Во-первых, о ней стали говорить, что она идет вперед семимильными шагами и что она наверняка дочь самой Богини Возмездия. А во-вторых, Бану поняла – она умирает. Девочка давно знала, что ничем хорошим не кончатся эти бесконечные тренировки, побои, каторжная работа, голод и недосып. Ничем хорошим не кончатся! И оказалась права – у нее открылось кровотечение в самом неожиданном месте! «Дрянь дело!» – думала девочка. Скажи она, что настолько расклеилась, Гору – наставник опять посмеется (он всегда деловито усмехался, когда Бану корчилась от боли) и отвесит тумаков. Но делать-то что-то надо!
Девочка, едва выдалась свободная минута, побежала к Шавне. Зашла в комнату – в отличие от самой Бану и всех тех, кто еще проходил основной, пятилетний курс обучения, Шавна жила в немного более светлом и просторном помещении, расположенном на первом этаже основного здания храма. Шестнадцатилетняя брюнетка доучивалась уже седьмой год и усиленно тогда готовилась к решающему состязанию. При виде Бансабиры ее светлокожее, обычно бесстрастное лицо всегда прояснялось, а в аметистовых глазах появлялась теплота.
– Привет, родная, – встретила Шавна подругу. – Что стряслось?
Паника, охватившая Бану, не укрылась от девушки.
– Шавна, – задыхаясь от сдерживаемых слез, обратилась Бану, – Шавна, миленькая… я умираю!
Шавна нахмурилась.
– Умираешь? Что ты такое говоришь, Бану? В чем дело?
Бансабира молчала, подавляя всхлипы.
– Это Гор опять разошелся? Бану, объясни толком.
– У… у меня кровь…
Бансабира объяснила симптомы в двух словах. Шавна расхохоталась. Отпустила руки Бану, подошла к сундучку в своей комнате, достала тонкую светлую ткань-сетку из льна.
– На, держи, будешь пользоваться этим.
Бансабира недоуменно уставилась на подругу, принимая дар.
– Как, Шавна?
Как эта чертова тряпка поможет ей спастись от кровотечения?! В таком месте жгутом ничего не перетянешь!
– Бану, успокойся, – примирительно сказала Шавна, все еще хихикая. – Будешь мучиться с этим теперь каждый месяц. Но иначе никак.
Бану спрашивала что-то еще, долго, настойчиво. Шавна ее научила.
В октябре того года Гор вновь отправил Бану в Ласбарн для заключения сделки с работорговцами.
– И помни, время и золото требуют опытных рук, – напутствовал Гор. – Так что постарайся.
Девочка кивнула и пошла по сходням.
В их отряде было четыре человека, командиром для подобных кампаний всегда назначался воин из первой десятки. На этот раз это был двадцатишестилетний Шухран, номер девятый, последний ученик Мастера Салазара. Следом шла Бансабира с ее шестнадцатым местом и еще двое юношей рангом ниже двадцатого. Отряд выглядел, мягко говоря, странно, но дело свое сделал – привез в Багровый храм и деньги, и рабов. Как бы все эти купчие в Ласбарне ни пытались подтрунивать над двенадцатилетней девочкой. Один был даже настолько смел, что потянул к ней свои смуглые руки. Девочка оказалась быстра и мгновение спустя стояла за его спиной, прижимая к шее хама, под самым ухом, сверкающее лезвие. Где был нож еще секундой раньше, никто не знал.
Шухран хмыкнул, глядя на этих двух. Бансабира действует красиво. Он бы даже сказал, изящно…
Лидер отряда поведал об увиденном старейшинам храма – мастерам с номерами в первой тройке.
– Ну что ж, Гор, – сказал Ишли. – Если ты не изуродуешь ее своей наукой, то когда-нибудь девочка обставит и тебя.
– Сомневаюсь, – сухо ответил Гор.
Через две недели Шавна закончила свой седьмой год и по прошествии кровавого состязания получила девятнадцатый ранг. Ее наставница, Ирэн Безликая, явно гордилась:
– Пойдешь по моим стопам, девочка. Я точно так же после семи лет приземлилась на девятнадцатое место.
Бану с равнодушного разрешения Гора выходила Шавну после ранений – в соперники ей на этот экзамен Ирэн Безликая выбрала Манта Милосердного, шестой номер из сто четвертого поколения, который прославился тем, что перед убийством пережимал жертве сонную артерию. Это на несколько мгновений погружало в беспамятство, и когда смертнику перерезали горло, боль, как правило, была не такой обжигающей.
Когда Шавна Трехрукая поправилась, началась зима. С ее первыми числами Бану исполнилось тринадцать.
Все время до зимнего солнцестояния Бансабира посвятила улучшению найденной ею техники убийства.
Гор с темным, почти демоническим удовольствием наблюдал, с каким самозабвением юная девушка упражняется днем и ночью, отрабатывая удары; с каким остервенением загоняет коня; с какой яростью и ненавистью в глазах тренируется в паре с кем-то из друзей (чаще всего с Шавной или Астароше) и с какой заботой потом зашивает их раны, а они – ее. Наблюдал, как Бану крепла, росла, оформлялась; насколько пряма и решительна становилась в действиях и словах. С тщательно скрываемой гордостью Тиглат Тяжелый Меч подмечал, что день ото дня Бану делалась все гибче и гибче, быстрее и быстрее. Крупное, уверенное сложение северянки тайным образом не препятствовало ни скорости, ни ловкости.
В зимний Нэлейм, декабрьское солнцестояние, Бансабира выдержала предпоследний перед окончанием пятилетнего курса обучения экзамен. Первая его часть прошла ночью на улице, верхом, с коротким мечом. Потом было конное состязание с луком. Задача проста – подстрелить двенадцать голубей из двенадцати… Потом – главный зал испытаний, расположенный в самой верхней части храма-пирамиды, и еще три поединка: с копьем, двуручным мечом и вольный – с произвольным выбором оружия. Последнего Бану ждала особенно…
С небрежной грацией, которая не могла обмануть проницательных Клинков Богини, девушка летала вокруг своего противника, обладавшего двенадцатым рангом. Тогда Гор впервые увидел, кого именно он воспитал.
Бансабира наслаждалась. Быстро поняв свое превосходство над соперником, она теперь смаковала каждый выпад, удар, толчок. Полагаться на одни ножи смысла не имело: Бану давно поняла, что нож – в буквальном смысле дело последнее, и потому на начало вооружилась двумя короткими мечами. Она выработала эту технику тогда, в Ласбарне: изучать и оценивать противника на мечах, прикинув сильные и слабые стороны, создавать условия победы, потом подбираться ближе – и, если ситуация позволяет, самое главное оставлять ножу.
Ножи подходили идеально для последнего удара по одной причине: испытать упоение опасностью, оказаться на самом острие гибели и выжить – Бансабира могла позволить себе только так. Сходиться на ножах с самого начала – значит умереть глупой смертью. Но и отказаться от них девушка не могла с тех пор, как осознала собственную ловкость. И если ты хочешь быть еще быстрее и еще ловчее – клинок нужен мелкий. Нет такого мастерства, которое позволило бы орудовать мечом с той же скоростью и сноровкой, что и ножом. К тому же, проворно управляясь с мечом, можно хотя бы изредка зацепить двух противников, а с ножом – что ни делай, с одного удара одного и ранишь. Потому от скорости и точности этого одного зависит все.
После победы девушке присудили одиннадцатый ранг. Астароше, который в ту пору был уже седьмым, искренне поздравил Бану, закружил в воздухе, а остановившись, изрек:
– Это было невероятно, честное слово! Так легко, так изящно!
– Ага! – поддержал еще один из учеников. – Воистину Бансабира Изящная!
Прозвище закрепилось.
Весной в Храм Даг пришел запрос с Яшмового острова, одного из Бледных островов. У них разыгрался серьезный конфликт с Перламутровым, и пока эти новости не достигли великодержавного Яса, сюзерена архипелага, вмешательства и помощи просили в Багровом храме. Нет, не справедливость им нужна, уточнили посланцы, а просто победа.
Эту кампанию возглавил сам легендарный Тиглат Тяжелый Меч. Он взял с собой пятнадцать человек – общим счетом четыре отряда. Бансабире впервые доверили командование одной из групп.
В ходе миссии Бану уже в третий раз в жизни укусила змея, на сей раз морская. Девушка выжила и быстро восстановилась. Во время первой высадки на Перламутровом острове из шестнадцати человек погибло четверо, во время второй – еще трое. Оба раза отряды угодили в засаду. Во второй Гору и его людям удалось отбиться и захватить в плен нападавших из числа командиров. Вернувшись на оснащенные десятками рабов галеры, Тиглат одного бросил в трюм, другого, быстро прикинув обстановку, потащил к каюте ученицы. Ввалился в комнатку и толкнул пленного на пол.
– Он знает планы Перламутровых! Добудь! Мне не до того.
Хлопнув дверью, он вылетел на палубу. Надвигалась буря, надо было готовиться.
Напрасно обрадовался своей удаче плененный островитянин, когда увидел перед собой тринадцатилетнего подростка. Еще и девушку. Превозмогая отвращение к себе, Бансабира выпытала все, что нужно. В следующей сходке на берег не погиб никто.
Всех мужчин семьи наместника безжалостно вырезали. Перламутровые резко присмирели. Конфликт был «улажен». На корабле, без спроса зайдя в каюту наставника, Бансабира выплюнула на голову того тысячи проклятий, поклявшись, что больше никогда – никогда! – не станет пытать людей. Гор только ухмыльнулся – надо же, как дрожат ее руки.
Перед тем как вернуться в Багровый храм, Гор, оставив при себе только Бансабиру, высадился в Гавани Теней – столице Яса. Что за дела привели его сюда – Бану не знала. Гор что-то коротко объяснил в двух фразах, Бансабира не слушала – все равно. Наставник держался отчасти бесстрастно, отчасти насмешливо, как всегда, но исподтишка постоянно наблюдал за ученицей. Девушка совсем не походила на его обычную Бану – вздрагивала на каждый шорох, судорожно цеплялась за поводья, старалась не подавать виду.
Вскоре путники выехали за пределы столицы и двинулись по тракту на северо-запад. Всего в десяти лигах начинался лес. Гор спешился, Бансабира последовала примеру, не задавая вопросов. Она вообще была как-то подозрительно молчалива с тех пор, как высадилась на родине.
На одном из биваков, пока Бану свежевала зайца, а Гор спутывал коней, внимание привлек шелест из леса. Они обернулись. Гор приложил палец к губам и тихонечко обнажил меч. Огляделся. И вдруг раздался старческий голос:
– Не трудись, путник. Ты слишком умел, и я тебе не противник.
На дороге точно из воздуха соткался конь, а на нем и всадник. Безобидный на вид старик, седобородый, с посохом, в темных запылившихся одеждах глубокого синего оттенка.
– О, да тут дитя, – добродушно пропел старец, спешиваясь неожиданно ловко. От него исходил тончайший запах волшебства – каких-то трав, смолы, чего-то чудесного. Бансабира невольно оторвалась от кролика и залюбовалась незнакомцем, точно он был принцем. Но – он был всего лишь стариком.
Путник почесал усы и щеки, и Гор тихо охнул.
– Ваши знаки… – Он отступил на шаг, преклонил колено. Бансабира впервые видела наставника в таком благоговении. – Благословите, Всемудрый.
Старец приблизился.
– Да пребудет с тобой Всеединая Праматерь богов и людей. Пусть Тинар озарит дорогу, Иллана принесет благоденствие, Нандана утешит, а Шиада даст сил. Пусть!
– Гор? – осторожно позвала Бансабира.
– Преклони колени, Бану. Такой шанс выпадает редко – перед тобой Верховный друид Ангората и Этана Таланар Тайи.
Старец, благосклонно улыбаясь, посмотрел на Бану.
– Девочка тоже верна Матери Сумерек. В таком юном возрасте… – Таланар положил руку девочке на голову и повторил слова благословения.
– Пусть! – тихонько отозвалась Бану, ощущая, как из руки друида вдоль ее тела, от макушки до стоп, разливается поразительное тепло – покалывающее, щекочущее, терпкое и неодолимо притягательное чувство. Девочка пристально следила за глазами старца, находя их удивительно бездонными: глядишь – и не можешь даже представить, как много видели эти глаза. Что оставили за собой суховатые старческие плечи? Сколько минуло в истории этого путника таких плеч? Бану едва не задыхалась – Праматерь, неужели! Неужели в мире существует что-то настолько бескрайнее и доброе, как душа этого человека?!
– В мире есть хорошие люди, – подтвердил дед. – И даже в нем, – качнул головой в сторону Гора, – гораздо больше тепла, чем тебе кажется.
«Ну да», – недовольно подумала девочка, а друид хмыкнул.
– Присаживайтесь, владыка, разделите с нами трапезу. Бану, займись кроликом.
Девочка кивнула, принимаясь за тушку, а мужчины разговорились.
– Ирэн все еще в Храме Даг? – спросил Таланар.
– Вы знакомы с Ирэн Безликой? – изумился Гор. Он был удивительно почтителен. – Она никогда не говорила.
– Я хорошо знал ее отца. Он частенько бывал на Ангорате и совсем не хотел, чтобы его девочка выросла в Багровом храме. Но жизнь порой не оставляет выбора, и многое решено задолго до того, как мы приходим в мир. Сейчас довольно странное время, стоит признать.
– О чем вы?
– Не суть важно. Не задумывайся о сложном. Ты и без того служишь Матери Воздаяния достойно.
Гор настоял:
– Ответьте, прошу. Поделитесь со мной мудростью. – И после паузы усмехнулся: – В конце концов, когда еще представится честь и шанс поговорить с Верховным друидом?
– Это точно, – согласился Таланар, – в Багровый храм я пока не собираюсь, а на твоей родине меня и вовсе не ждут. Что ж, ты хочешь знать о времени… как тебя зовут?
– Гор, – подала голос Бансабира, не отвлекаясь от дела. Она уже насадила кролика.
– Помолчи, – рыкнул наставник.
– Не стоит, – примирительно осадил друид. – Но «Гор» – это имя, которое тебе зачем-то потребовалось. Твое настоящее имя начинается с той же буквы, что и мое, – проговорил старец.
– Тиглат.
Бансабира поглядела на взрослых дядек и вернулась следить за запекавшимся кроликом, внимательно вслушиваясь в беседу.
– Так вот, Тиглат, ты ведь знаешь, мир устроен в форме бесконечного Круга. Каждый день четыре воплощения Всеединой сменяют друг друга, и эпохи сменяются так же. Истекла очередная эра Илланы с ее урожаями и благоденствием, и мы теперь стоим на пороге той, в тени которой расцветает ужас. – Таланар поднялся с придорожного валуна и огляделся. Сгущался вечер. – Сумерки – это время перехода. От света к тьме и наоборот. В это время в мир выползает весь хаос и кошмар, рожденный человеческим страхом неизвестного, потому что тень – всегда тайна, подчас даже бомльшая, чем смерть. После смерти у всех разный путь – но, как и при жизни, он сводится к учению. А что такое тень, как не шутка и не парадокс? Ночь, живущая средь бела дня. Ночь, которую создают сами люди.
Бансабира сглотнула, слушая старца. Что-то тяжелое, но приятное сдавило ее существо, сковало тело, не давая глубоко вздохнуть.
– Только сила может держать порожденный людьми хаос хоть в каких-то границах. Поэтому Мать Сумерек – единственная из ипостасей Всеединой, которой в сутках уготовано два срока: Она сдерживает страх мира перед ночью Нанданы, даруя силы принять мудрость Смерти, и разгоняет тьму, давая возможность возрождения Тинар. Ничего не бывает случайно, Тиглат. Назрел переходный срок, и Праматерь готовит к нему мир, посылая верных Шиаде. В том числе и тебя.
– Что-то произошло? – насторожился Гор.
– Чтобы что-то произошло, должны действовать люди. И сначала они рождаются, – туманно проговорил Таланар. – Много лет назад на Священный остров прибыла племянница Первой среди жриц. Девочка прямой ветви Сирин, наделенная небывалым могуществом. Храмовница держит ее на расстоянии, но уже очевидно, что она превосходит Вторую среди жриц.
– Вторая среди жриц? – повторил Тиглат и поинтересовался: – Наследница уже выбрана?
– Давно. Хотя теперь есть та, которой Вторая среди жриц уступает, но, думаю, это верно. Девочке не стать следующей храмовницей, зато в обряде присвоения истинного имени ее нарекли Шиадой.
Гор и Бану вскинули на него глаза.
– Как такое возможно? – спросил Гор. – Людей не называют именами богов, даже если они семи пядей во лбу!
– Ну, Шиада не была Богиней, – резонно заметил друид. – Она была жрицей, в которой раньше и сильнее всего проявился воздающий лик Праматери. Если на то пошло, все имена четырех лиц Богини – имена жриц, основавших храмы. Хотя должен признать, все были удивлены, когда обычного ребенка нарекли так. А теперь, когда Шиада служит в храме Шиады, случившееся кажется абсолютно разумным, – посмеялся друид. – Воистину! Пути Богини неисповедимы!
Ни Гор, ни Бану не нашли в словах старца ровным счетом ничего веселого.
– Случайностей нет, – заключил друид, успокоившись. – Не без причины Ирэн, не предназначавшаяся воинскому ремеслу, достигла вершины в искусстве убивать и обучила других. Не без причин племянница храмовницы превосходит ее дочь, не сознавая этого. Не просто так ты, Тиглат, встретил когда-то эту девочку, – кивнул в сторону Бану. – Как тебя зовут?
– Бансабира.
Проницательные глаза цвета лазуритов пробежали по девочке снизу вверх.
– Ты северянка.
– Откуда вы знаете? – спросила девушка, цепенея от духовного трепета и немножко от страха.
– Я могу видеть, – просто ответил Таланар. – Повсюду. Например, я вижу, что вскоре мимо нас пройдет группа разбойников, но, – друид предостерег собеседников от мгновенной собранности, – они не навредят нам, не беспокойтесь. Так вот, я вижу, что твоя подопечная знатна и носит поцелуй Госпожи Войны. Здесь, – Тайи ткнул себя в бедро, безошибочно угадав то место, где на теле Бансабиры находилась белая отметина.
– Твой знак, – сказал седобородый Тиглату, – тоже давно тебя ждет, но пока не нанесен.
Таланар потянулся к Гору и провел пальцем по лицу, будто проследив путь несуществующей слезы.
– Шрам? – Гор уставился на друида с полным непониманием в глазах. – С каких пор шрам означает нечто большее, чем неуклюжесть в бою или столкновение со сложной ситуацией?
– Некоторых Праматерь целует сама, а кому-то передает поцелуй через людей, – неопределенно отозвался старец. Раздался шелест. – О, вот и они.
Таланар поднялся, светясь и сияя так, будто их не настигал отряд разбойников, а ожидал радушнейший прием в замке архонского короля Удгара.
– Нет-нет, я ведь говорил вам не тревожиться. Оставьте мечи и просто ждите.
Ждать было невыносимо, мгновенно сообразила Бану, но волю чувствам старалась не давать. Правда, мужчины все одно замечали. Да и сам Гор, вернувший клинок в ножны, время от времени нервно переступал с ноги на ногу.
Звуки стали слышнее, разбойники приближались. Но когда появились на тропе, у которой на бивак расположились путники, Таланар слегка потряс посохом, пару раз негромко ударил основанием по земле и, улыбаясь, тоже стал ждать. «Они заметят нас! Заметят!» – настойчиво думал Гор, зная, как жрецы умелы в чтении мыслей. В ответ в голове раздавался только легкий смех друида, который воина непередаваемо раздражал. Кажется, Тиглат начинал понимать, за что его особенно сильно ненавидит Бану.
Разбойники прошли мимо их лагеря вплотную. Даже останавливались в футе от жреца, что-то пристально разглядывая в пустом, как им казалось, воздухе. Выглядело так, будто ни людей, ни костра, ни лошадей – ничего не было. Бансабира в немом восхищении стояла, остолбенев.
«Вот же хитроумный старик!» – невольно подумал Гор.
– Спасибо за доброе слово, – благосклонно ответил Таланар и сел.
Разбойничьи крики вскоре стихли. Жрец и выходцы из Храма Даг вернулись к беседе и ужину. Бансабира с трудом приходила в себя. Гор вскоре стал выглядеть непринужденнее.
– Какие дела привели тебя в Яс, мудрейший?
– Распри в Ясе не утихают. Это беспокоит Богиню и храмовницу. Как посланник Праматери, я должен был попытаться поговорить с раманом и раману. В конце концов, они называют себя тенями богов и обязаны вершить их волю. Раману Тахивран всячески убеждала меня, что вскоре война прекратится, хотя по существу она не собирается как-то вмешиваться. Раман и вовсе отошел от дел и ни в чем не принимает участия. Поэтому я решил немного поглядеть на окрестности и отправляться на восток. Мне нужно прибыть в столицу Иландара через пять недель.
– То есть вы просто тянете время? – с иронией спросила Бану. Старик явно не без сюрприза.
– Вроде того.
– А что в Иландаре? Тоже воюют?
– Ох, нет, – улыбнулся друид. – В Иландаре празднуют. Многие интересные люди съедутся в скором времени в замке короля Нироха Страбона – Агравейн Железногривый, его сестра Виллина, принцесса Архона, мой сын Гленн, Вторая среди жриц и Шиада Сирин. Ну и, разумеется, я тоже там буду, – скромно добавил друид через паузу. – Виллина выходит замуж за наследного принца Иландара. Нарождается отличный союз староверов.
Друид помолчал недолго, оглядывая собеседников, потом заметил:
– Зачем вы здесь, я, пожалуй, спрашивать не стану.
Гор хмыкнул. Доели они в молчании. Подкрепившись, Таланар поблагодарил и произнес:
– Сегодня ночью никому из вас не придется дежурить. Спите спокойно.
Ни Гору, ни Бану не пришло в голову усомниться в собственной безопасности. Перед сном Таланар ненавязчиво заметил, будто ни к кому не обращаясь:
– Рожденные в знаке Заклинателя Змей всегда находят, что ищут.
Гор значения не придал, как и Бансабира. Все мысли девушки поглощала зарождавшаяся ненависть – к войне, к тому, что оторвана от дома, к смерти матери и, вероятнее всего, брата, к тому, что ей пришлось вступить в Багровый храм. Во всем этом повинны не столько Шауты, сколько раману Тахивран. И спустя годы она не стремится ничего исправить!
Когда Гор и Бану проснулись, Таланара уже не было. Дул приятный ветер, который пах травами.
По возвращении из кампании стоило Бану спешиться у главного входа, к ней подлетела встречающая их Шавна. Взяла подругу за руки:
– Кровавая Мать, Бану! Я переживала – до нас дошли вести, что половина вышедших погибла. К тому же никто из вернувшихся не мог внятно сказать, куда вы отправились. Рада, что ты жива. – Девушки обнялись. Гор тем временем о чем-то беседовал с Мастером Ишли. – Не смей больше так пугать меня! Ты же еще ученица, а за учениками всегда будущее, поняла?
Ага, поняла, улыбнулась Бану и коротко поцеловала подругу в губы. Стоило Шавне отойти, к Бансабире, будто влекомый ветром, подлетел Астароше. Стиснул в объятиях.
– Ты жива, – прошептал на ухо. Отстранился, взял девичью голову в ладони и поцеловал на глазах у всех. Бансабира видела, как молодой мужчина закрыл глаза, прижимаясь к ее губам.
В вечер того дня, обсудив с Ишли какие-то вопросы и отдав старейшинам полученную от Яшмовых награду, Гор явился в комнату Астароше. Наставники жили на втором этаже.
– Не подходи к ней больше, – сказал Тиглат с порога. – Она моя.
Астароше лениво обернулся:
– Клинок Богини может принадлежать кому-то, только если добровольно отдал себя, сам знаешь, Тиглат.
– Бану не Клинок, она все еще рабыня.
– Верно, но даже тебе, Тиглат Тяжелый Меч, не позволено оттягивать неизбежное. Самое позднее этим летом Бану вобьют знак.
Гор проскрежетал зубами.
– А до тех пор – не трогай ее, – процедил он и вышел.
На другой день Тиглат привел к Бансабире Габи, невысокую худенькую брюнетку из учеников Мастера Ишли.
– Тебе нужно научиться еще кое-каким женским вещам. Я тут тебе не советчик.
Оставшись вдвоем, Габи сказала:
– Я расскажу и покажу две вещи, Бану: как красить лицо и как соблазнять мужчин.
– Зачем?
Габи усмехнулась:
– Потому что, в отличие от них, владеющих только клинком и умом, у нас есть еще одно бесценное оружие – красота.
От Габи Бану узнала многое: красоту, коль она не послана Кровавой Матерью, руками не сотворишь. Но эффектную внешность сделать можно и почти из ничего. Узнала, что и простая косичка, единственная «прическа», с которой ходила Бану все пять лет в Багровом храме, может выглядеть по-разному. Узнала, что мужчиной легче всего руководить, если ты красива и знаешь слабые места его тела. Габи научила девушку поцелуям.
Когда Бану в первый раз сама успешно накрасилась, причесалась и оделась в платье из ласбарнского льна, тонкой занавесью скрывающее тело и открывающее простор для фантазии, Габи удовлетворенно хмыкнула, окинув ее оценивающим взглядом:
– Не оставайся с Тиглатом один на один, когда так выглядишь. По крайней мере, пока не пройдешь последнее испытание из пяти лет обучения.
– Почему? – спросила Бану. – Гор… Гор… – осеклась, побоялась продолжить мысль. Будь здесь кто-то другой, а не Габи, возможно и договорила бы. Но Гор приставил к ней именно Габи, которую, как говорили, на пятом году обучения изнасиловал сам Мастер Ишли.
Женщина поняла мысли Бансабиры. Она усмехнулась, глядя на подопечную:
– Пока не закончим пять лет, мы целиком и полностью принадлежим наставникам, Бану, мы их рабы. За годы основного курса каждый из нас проходит здесь путь солнца или луны, иначе говоря, путь колеса и Круга. Каждый входит сюда как гость, – Габи указала пальцем на умозрительную точку в воздухе. – Соглашаясь стать учеником, падает до раба, – женщина прочертила вымышленную дугу вниз, – постепенно поднимается снова – ты могла оценить, насколько менялось к тебе отношение Гора – до уровня гостя, но по обратную сторону оси, – женщина дочертила еще одну дугу. – И наконец достигает места выше двадцатого или даже звания Мастера, – палец женщины переместился в высшую точку окружности, – чтобы однажды, к старости, утратив силу и ловкость, умереть здесь и воскреснуть где-то еще и снова войти сюда гостем. – Начертанный круг сошелся.
Габи поднялась с кровати Бансабиры, на которой сидела.
– Мы принадлежим им, Бану, и если в голову Гора придет блажь навалиться на тебя, ты ничего не сделаешь. Даже если будешь сильно стараться. Поэтому просто не подавай ему лишнего повода. Ты уже не девочка, а Тиглат… словом, он попробовал не меньше полусотни женщин – из числа рабынь храма и горожанок. По крайней мере так болтают, большего не знаю.
Бансабира поблагодарила женщину.
Стоило Габи уйти, Бану принялась распускать уложенную прическу. В дверь постучали.
– Кто? – спросила Бану: будь это Гор, он бы не стучал.
– Это я, – раздалось из-за двери.
Девушка замерла на мгновение:
– Входи.
Астароше вошел.
– Мы с Шавной идем в торговый квартал. Если у тебя есть время, пойдем с на…
Молодой мужчина осекся: в полумраке подкрашенные сурьмой глаза Бану показались ему кошачьими. У мистических пантер из легенд и преданий Ласбарна, наверное, были такие же. Он сказал это вслух.
– Чего? – не поняла Бану.
– Твои глаза, – Астароше приблизился. Запустил руки в распущенные волосы. Сами по себе золотистые, в темноте они отливали старым добротным и благородным красным золотом.
Приподняв в ладонях девичье лицо, Астароше выговорил:
– Я завидую Тиглату. Он видит это каждый день.
– Гор… Гор может войти в любую минуту, – выговорила девушка тише, чем хотела.
Лицо Астароше озарилось легким узнаванием чего-то привычного.
– Точно, – усмехнулся он, немного отклонил голову Бану в сторону и нежно поцеловал в шею. Затем, отпустив ее лицо, сполз на колени, медленно проводя руками по изгибам стройного и упругого девичьего тела. Неожиданно вцепился в тонкий лен малинового платья. Ну почему такая ничтожная тряпочка является такой преградой?! Перебирая ткань меж пальцев, Астароше горько усмехнулся. Прижался лицом к животу девушки, глубоко вдохнул и встал: – Не бери в голову. – Ушел.
В июне своих тринадцати лет Бансабира прошла все проверки по владению разными видами оружия и главное состязание, завершающее основной курс обучения в Храме Даг. Противника Гор назначил сам – Ирэн Безликая, первый номер сто пятого поколения. Многие пришли посмотреть этот бой, включая Шавну, Астароше, Габи, Елену, Шухрана и Аннамару. Последняя на днях вернулась из очередной кампании, в которой сильно пострадала – прежде довольно миловидное лицо теперь отмечало страшное красное пятно с белыми отметинами во всю правую половину лица. Бледно-голубой глаз помутнел (скорее всего, она утратила способность видеть им, подумала Бану), рыжая бровь над ним выглядела рваной, с прорехами. В огненно-рыжих прежде волосах блестели две крупные седые пряди. Такое часто случалось и с молодыми, Бану уже видела, когда волосы белели от страха…
Только левый глаз пронзительного цвета васильков в пору цветения еще напоминал о былой красоте его обладательницы.
Ударили в гонг. На арене началась пляска бестий…
Ирэн Безликая повалила Бану, но на шее первого номера, под левым ухом, алела тоненькая полоска – это Бану применила свой так хорошо отработанный прием, когда в мгновение ока она – где бы ни была до этого – оказывалась за спиной противника с невесть откуда возникшим в ее длани ножом, который прижимала к шее врага. Гор уже не раз видел, чем заканчивалась эта атака Бану, – и с пиратами, и с рабами, и во время вылазок и кампаний в Ласбарне и на островах. Девушка, не задумываясь, отпускала руку с ножом двигаться по инерции замаха. Клинок впивался в горло жертвы, потом Бану резко тянула на себя, будто разрывая плоть врага. В зависимости от успеха и аккуратности из гладких ран начинала быстро сочиться алая кровь; из рваных шей – била фонтаном…
На свой риск осмелилась пошевелиться смуглая, невысокая, поджарая Ирэн Безликая, когда почувствовала сталь у горла. Подобное безрассудство могли себе позволить, пожалуй, только номера выше третьего. Но Ирэн не зря была в числе первых – Бану досталось с лихвой. Стоило Ирэн с радужной улыбкой поднять девушку на ноги, Бансабира, будто издалека услышав рукоплескания и голоса, вновь пала на колени, тяжело дыша.
Гор отнес ученицу в комнату на руках – до того устала и вымоталась, что, стоило попасть в объятия наставника, заснула. Да и потом, наверняка сказалось наличие многочисленных ран и, скорее всего, внутренних гематом. Ирэн Безликая получила свой первый номер именно за эту технику рукопашного боя…
Гор раздел девушку, стер пот и кровь, привычно обработал ранения, накладывая швы, затирая бальзамом ссадины и ушибы, растирая пахучей мазью суставы. И отчего-то делать это так же равнодушно, как последние пять с половиной лет, больше не удавалось. Перекатывая длинными пальцами молодое бедро, Гор закусил губу. Огладив широкой ладонью шелковистую кожу девичьего живота, он прокусил губу до крови. Поднявшись выше и обхватив полушария молочно-белых упругих грудей, мазнул щекой по животу.
Ее запах.
Гор не выдержал и застонал, падая горячей головой на грудь Бану. Он прижался губами к соску и потянул в рот.
Когда она успела так вырасти?
