Итак, согласно мнению нынешних ученых-буддологов, исторический Будда жил и работал на благо человечества в Индии в VI веке до н.э. Правда, буддисты имеют ряд других мнений относительно времени его земной жизни, однако не будем вдаваться в хронологические разночтения. До появления на земле каждый будда несет за собой длинную череду различных перерождений, в своем же предпоследнем перерождении, уже обретя статус бодхисаттвы, он обычно пребывает в чистой небесной стране, которая носит название Тушита и является одним из райских мест.

О том, что на земле должен появиться будда, индийские боги обычно узнают за тысячу лет. Тогда они отправляются в радостный град Тушиту и спрашивают, готов ли очередной бодхисаттва добровольно принять на себя земное тело и неблагодарный труд по спасению человечества. Не было случая, чтобы им ответили отказом, и наш бодхисаттва не стал исключением. Он просто посмотрел, настало ли время для его появления в мире. Дело в том, что когда люди живут на земле по сто тысяч лет, они не замечают неизбежности рождения и смерти, а потому проповедь будды для них бесполезна; когда же люди живут на земле менее ста лет, они слишком греховны, чтобы их можно было попытаться спасти. Взглянув на землю, будущий будда увидел, что люди живут там по сто лет, а это самое время для его прихода.

Местом своего рождения бодхисаттва выбрал Индию, а в ней – город Капилавасту. Выбрал он для себя и родителей, принадлежащих к касте кшатриев – воинов и правителей. Отцом его стал царь Шудходана из кшатрийского рода Шакьев, а потому исторического Будду называют Шакьямуни, то есть Мудрец из рода Шакьев. Матерью же его стала Махамайя, жена царя, которая сто тысяч веков перерождалась во все более высоких обликах и наконец достигла в этом рождении физического и духовного совершенства. Жить же ей оставалось всего десять лунных месяцев и семь дней, и этого времени как раз хватало на то, чтобы зачать, выносить и родить будущего будду. И бодхисаттва без колебаний покинул Тушиту, возложив свою корону на голову грядущего за ним будды Майтрейи.

Царица же увидела сон, что боги перенесли ее в Гималаи, их супруги омыли ее в священном озере и белый слон вошел хоботом в ее правый бок. Махамайя забеременела, а когда настал срок рожать, вошла в прекрасную рощу, схватилась за ветви дерева, как это принято в таких случаях в Индии, и чудный мальчик вышел из ее правого бока, не принеся царице никакой боли. На пятый день, по обычаю, царевича нарекли именем Сиддхартха, что значит Достигший Цели, фамильное же его имя было Гаутама (так называлась одна из ветвей рода Шакьев). На седьмой день после рождения царевича царица, как и было предсказано, умерла. Воспитывала Сиддхартху его тетя по имени Махапраджапати, ставшая женой царя Шудходаны, и она очень любила мальчика.

Астрологи предсказали, что Сиддхартха покинет дворец и станет буддой, увидев старика, больного, мертвого и отшельника. Царь решил уберечь сына от столь опасных встреч и выстроил для него дивные дворцы, окруженные высокой стеной, а в подходящее время женил его на прекрасной принцессе, которая родила ему сына Рахулу.

Если бы царевич жил обычной жизнью и встречался не только с ее радостями, но и с горестями, может быть, ничего бы и не случилось. Но попытки уйти от судьбы обычно приводят к обратному результату, и царевич устремился навстречу избравшему его року. Он попросил колесничего, который в Индии часто бывает также и Наставником, Учителем, показать ему мир за оградой дворца. В первый же выезд Сиддхартха увидел бредущего навстречу древнего старика и услышал от колесничего, что эта участь не минует никого. Вся радость юности покинула нашего героя. Второй выезд принес ему встречу с носилками, на которых лежал человек, страшно страдавший от неизлечимой болезни. Колесничий сообщил, что и эта участь не минует никого. Радость здоровья и силы покинули юношу. На третьей прогулке навстречу царской колеснице двигалась печальная похоронная процессия, которая несла как бы увядшее тело. Колесничий объяснил, что это смерть, она постигает каждого живущего. В четвертый раз встретили они отшельника, и возничий сказал, что этот человек следует истинному Учению.

Задумчивым вернулся Сиддхартха в свой дворец. Танцовщицы и музыканты, развлекавшие его, устали и заснули, разметавшись во сне. Царевич взглянул на них, и ему показалось, что он на кладбище и перед ним одни трупы. И понял Сиддхартха Гаутама, что пора коренным образом изменить свою жизнь, так как мирские радости после пережитых потрясений потеряли для него всякий смысл. Он зашел взглянуть на спящих жену и сына, а затем покинул родной город Капилавасту. Было ему в это время 29 лет. Как только царевич вышел за городские ворота, перед ним предстал демон Мара и пообещал отныне следовать за ним как тень, то искушая соблазнами, то наводя ужас, чтобы заставить царевича сойти с избранного им пути. К каждому, кто вышел из сферы обыденной жизни и углубился в дебри своего бессознательного, из глубин его собственной сущности непременно выходит такой демон и уже никогда не покидает его.

Но наш царевич сразу же восстал против Мары и отверг его злые чары. Доехав до берега реки, он сошел с коня, которого звали Кхантака, и тут же поменялся одеждой с нищим отшельником. Затем Сиддхартха подошел к любимому верному Кхантаке и на прощание поцеловал его в мягкие шелковые губы. Конь не вынес предчувствия разлуки с хозяином и пал замертво. Сиддхартха продолжил свой путь в совершенном одиночестве, ибо только так можно обрести истину пути.

Шесть лет странствовал царевич по Индии, переходя от одной группы отшельников к другой, усвоил все их учения и испытал на себе все предложенные ими практики. Но ни одно учение и ни один Учитель не смогли принести ему желанного покоя души – а это было все, чего он искал. Наконец, выйдя ни с чем из очередной строгой аскезы, он сел под прекрасным деревом бодхи на подстилке из священной травы куша, гасящей воздействие энергий земли, и сосредоточился в глубокой медитации. Сразу же он смог вспомнить все свои предыдущие перерождения. Впрочем, сделать это может каждый – нужно предельно сосредоточиться и секунда за секундой прокрутить в обратную сторону свой нынешний день, затем предыдущий, дойти таким образом до часа своего рождения и времени пребывания в утробе, затем воссоздать в памяти момент за моментом свою предыдущую жизнь и продолжить странствие по всем бесчисленным пере– рождениям. Сиддхартхе же все это открылось сразу, в едином акте мгновенного видения. И из самых глубин его существа пришло к нему ясное осознание четырех благородных истин: во-первых, что череда смертей и рождений неразрывно связана со страданием, во-вторых, что это страдание имеет причину, в-третьих, что возможно это страдание прекратить, и наконец, в-четвертых, что есть путь, ведущий к концу страдания. А затем все знание прошлого, настоящего и будущего открылось ему и вошло в самую сердцевину его существа, и чувство глубокого и нерушимого покоя запечатлелось в его сердце.

С этого момента бывший царевич Сиддхартха словно бы пробудился от тяжелого, гнетущего сна и стал буддой, Пробужденным, Просветленным, Всеведущим. Ему было больше нечего познавать, нечего достигать, ибо он стал махасиддхи, «великим достигшим». Исторический Будда, перед которым были тысячи будд (мы же помним лишь Краккучханду, Канакамуни, Кашьяпу и знаем о грядущем будде Майтрейе), вышел из глубокой медитации, из своего самадхи, и коснулся рукой земли, призвав ее в свидетели того, что он достиг Просветления и что на земле появился четвертый будда нашего исторического цикла. Жест «прикосновения к земле» запечатлен на многочисленных скульптурных и живописных изображениях Будды Шакьямуни, или Гаутамы Будды, как его обычно называют.

Итак, стояло ясное безоблачное индийское утро, безжалостный свет солнца заливал все вокруг, и новоявленному Будде стало страшно. Никто не давал этому небесному пришельцу изначального полного знания; чтобы достичь его, он должен был пройти весь путь человека, проникнуться его страданием и состраданием к нему. У Будды больше не было никакой опоры – ведь он отверг все учения и опыт всех Учителей, проторенному пути которых он отказался следовать. Теперь надо было идти одному, «подобно слону в слоновьем лесу», – у него не могло быть равного ему спутника, так как на земле не может быть одновременно двух будд. Оставалось опираться лишь на самого себя, а это самая рискованная из всех возможных позиций. А главное, предстояло провести людей по открывшемуся ему пути Освобождения, принять на себя подвиг Учительства. Внутреннему взору Будды немедленно представилось, как люди не поверят ему, когда он попытается передать им свой опыт, как они не поймут его и как исказят его слова.

И первым импульсом Будды было воспользоваться плодами своего Просветления и немедленно уйти в радостный покой и блаженство нирваны. Но индийские боги не дремали и тут же напомнили о предопределенной ему великой миссии спасения человечества. И Будда, которого до сих пор все знали как простого царевича Сиддхартху, начал проповедовать буддистское учение, буддистскую дхарму, по возможности приспосабливаясь к восприятию окружавших его людей. Ибо, как говорит прекрасный буддистский текст Дхаммапада, если что-либо должно быть сделано – делай, совершай с твердостью, так как расслабленный странник только больше поднимает пыли.