Глава 29. 
 КВАРТИРА НА УЛИЦЕ ПЛАТРИЕР 
 
Шон едва успела разглядеть девушку, как вдруг виконт Жан, перескакивавший через четыре ступени подобно прокурорскому клерку, возник на пороге квартиры пресловутой вдовы.
 – Ну что? – спросил он.
 – Это ты, Жан? Ты меня напугал.
 – Что скажешь?
 – Отсюда все прекрасно видно, жаль только, что ничего не услышу.
 – Ну, ты слишком многого требуешь. Кстати, еще одна новость.
 – Какая?
 – Чудесная!
 – Да что ты?
 – Просто восхитительная!
 – Ты меня просто убиваешь своими восклицаниями!
 – Философ…
 – Ну что еще? Какой философ?
 – Напрасно говорится: «Умный всегда ко всему готов». Хоть я и умен, а к этому не был готов.
 – Интересно, ты когда-нибудь договоришь до конца? Может, вас смущает эта девушка? В таком случае пройдите, пожалуйста, в комнату, мадмуазель Сильви!
 – Да нет, не надо, прелестное дитя ничуть не помешает, напротив! Оставайся, Сильви, оставайся.
 Виконт провел пальцем по подбородку хорошенькой служанки: она уже хмурила брови при мысли, что сейчас скажут нечто такое, чего она не услышит.
 – Хорошо, пусть остается. Говорите же!
 – Да я ничего другого не делаю с тех пор, как я у вас.
 – Но так ничего и не сказали… Тогда молчите и не мешайте мне смотреть, так будет лучше.
 – Не будем ссориться. Итак, я проходил, как я уже сказал, мимо фонтана.
 – Вот как раз об этом-то вы и слова не сказали.
 – Ну вот, вы меня перебиваете.
 – Прохожу я мимо фонтана… Я там хотел купить какую-нибудь старую мебель для этой ужасной квартиры… Вдруг – чувствую, что кто-то обрызгал мне чулки.
 – Подумаешь, как интересно!..
 – Погодите, не торопитесь, дорогая. Смотрю и вижу… Угадайте, кого?.. Голову даю на отсечение, что не догадаетесь!
 – Продолжайте.
 – Я вижу, как молодой человек заткнул куском хлеба кран фонтана, вот отчего во все стороны полетели брызги.
 – Ах, как интересно! – пожав плечами, промолвила Шон.
 – Потерпите. Я громко выругался, почувствовав, что меня обрызгали. Человек оборачивается, и я вижу…
 – Кого?..
 – Моего философа, то есть, вернее, нашего.
 – Кого, Жильбера?
 – Его самого: с непокрытой головой, в куртке нараспашку, в стоптанных туфлях, одним словом – в милом неглиже!
 – Жильбер!.. Что он сказал?
 – Я его узнаю – он меня узнает, я приближаюсь – он отступает, я протягиваю руки – он бросается со всех ног и бежит, как заяц, между каретами, разносчиками воды…
 – И вы потеряли его из виду?
 – Еще бы, черт побери! Вы что же, думаете, что я должен был бежать за ним?
 – Вы правы. Ах, Боже мой! Конечно, не должны, я понимаю, но теперь мы его потеряли.
 – Подумаешь, какое несчастье! – обронила Сильви.
 – Еще бы! – проговорил Жан. – Я его должник: за мной хорошая порка. Если бы мне удалось ухватиться за его мятый воротник, ему не пришлось бы долго ждать, клянусь честью! Но он угадал мои добрые намерения и дал стрекача. Ничего, главное – он в Париже. Когда с начальником полиции состоишь в неплохих отношениях, всегда можно найти то, что ищешь.
 – Он нам необходим.
 – Когда он будет у нас в руках, мы заставим его поголодать.
 – Только на этот раз придется ему выбрать местечко понадежнее! – вмешалась Сильви.
 – Ну да, а Сильви будет носить ему в это надежное местечко хлеб и воду. Правда, мадмуазель Сильви? – заметил виконт.
 – Дорогой брат, довольно шуток, – проговорила Шон, – мальчишка стал свидетелем ссоры из-за почтовых лошадей. Если у него будут основания на вас обидеться, он станет опасен.
 – Я дал себе слово, пока поднимался к тебе по лестнице, что сегодня же отправлюсь к де Сартину и расскажу о своей находке. А де Сартин мне ответит, что человек с непокрытой головой, без чулок, в ботинках без шнурков, да еще макающий хлеб в фонтан, должен проживать неподалеку от того места, где его видели в таком неряшливом виде, после чего он займется его поисками.
 – Что он может здесь делать без копейки денег?
 – На посылках, должно быть.
 – Он? Этот необузданный философ? Да что вы!
 – Должно быть, отыскал какую-нибудь родственницу, старую богомолку, и она его подкармливает корками, слишком черствыми для ее мопса, – предположила Сильви.
 – Довольно, довольно, сложите белье в этот старый шкаф, Сильви. А вас, дорогой брат, я прошу заняться наблюдениями.
 Они подошли к окну с большими предосторожностями. Андре оставила вышивание, небрежно положила ноги на кресло, потом протянула руку за книгой, лежавшей неподалеку на стуле; она раскрыла книгу и стала читать нечто весьма увлекательное, как показалось зрителям, потому что она сидела не шелохнувшись.
 – С каким увлечением она читает! – заметила Шон. – Что же это за книга?
 – Вот что прежде всего необходимо! – отвечал виконт, достав из кармана зрительную трубу; он разложил ее, укрепил в углу подоконника и навел на Андре.
 Шон с нетерпением за ним следила.
 – Ну как, она в самом деле хороша собой? – спросила она виконта.
 – Восхитительна! Изумительная девушка! Какие руки! А пальчики! До чего хороши глаза! Губы могли бы совратить святого Антония. Ножки, ах, божественные ножки! До чего хороша щиколотка в шелковом чулке.
 – Ну что ж, влюбитесь в нее, вам сейчас только этого недоставало! – со смехом воскликнула Шон.
 – А почему бы и не влюбиться?.. Мы бы неплохо все разыграли, особенно если бы она хоть немножко меня полюбила. Это несколько успокоило бы нашу бедную графиню.
 – Дайте мне трубу и перестаньте молоть вздор… Да, она действительно хороша, не может быть, чтобы у нее не было любовника… Да она не читает, взгляните!.. Она вот-вот выронит книгу… Ну вот, книжка выскальзывает.., падает… Видите, я была права, Жан: она не читает, она мечтает.
 – Или спит.
 – С открытыми глазами? До чего красивые глаза, черт возьми!
 – Во всяком случае, – заметил Жан, – если у нее есть любовник, мы его отсюда увидим.
 – Да, если он придет днем. А если ночью?..
 – Дьявольщина! Об этом я и не подумал, а ведь надо было побеспокоиться об этом в первую очередь… Это доказывает, до какой степени я наивен.
 – Да, наивен, как прокурор.
 – Хорошо, что вы меня предупредили, я что-нибудь придумаю.
 – Отличная труба! – похвалила Шон. – Я могла бы прочесть книгу.
 – Прочтите и скажите мне название. Я попробую отгадать что-нибудь по книге.
 Шон с любопытством направилась к окну, но еще быстрее отскочила.
 – Ну, что там еще? – спросил виконт. Шон схватила его за руку.
 – Посмотрите осторожно, брат, – сказала она, – взгляните, кто выглядывает вон из того слухового окна слева. Смотрите, чтобы вас не заметили!
 – Хо, хо, это мой любитель сухарей, да простит меня Бог! – глухо проговорил Дю Барри.
 – Он сейчас свалится.
 – Нет, он держится за водосточную трубу.
 – А куда он смотрит так пристально? Уж не пьян ли он?
 – Кого-то подстерегает. Виконт хлопнул себя по лбу.
 – Я понял! – вскричал он.
 – Что понял?
 – Он высматривает нашу мадмуазель, черт побери!
 – Мадмуазель де Таверне?
 – Да! Вот он, любовник из ее голубятни! Она едет в Париж – он бежит за ней. Она поселилась на улице Кок-Эрон – он сбегает от нас на улицу Платриер. Он смотрит на нее, а она мечтает.
 – Могу поклясться, что это похоже на правду, – проговорила Шон. – Взгляните, как он смотрит, как пристально, как горят у него глаза: он влюблен так, что потерял голову.
 – Сестрица! – сказал Жан. – Мы можем больше не высматривать птичку, влюбленный юнец сделает это за нас.
 – Для себя – да.
 – Нет, для нас. А теперь позвольте вас покинуть: пойду к дорогому Сартину. Черт побери! Какая удача! Будьте осторожны, Шон: философ не должен вас видеть. Вы знаете, как легко его спугнуть.