Иван все делал не спеша. Сначала собрал оставшиеся еще с прошлой осени листья, потом обрезал сухие ветки на растущих рядом деревьях, подравнял покосившуюся лавочку и только после этого начал красить оградку. Это занятие заняло у него гораздо больше времени, чем он предполагал. Солнце уже перевалило за полдень, а он все возился с покраской. «Ничего, — успокаивал он сам себя, старательно работая кисточкой. — Покраска и мусор — это мелочь. У других работы больше будет». Наконец, сделав последний мазок, он вытер руки, присел на лавочку и огляделся вокруг.

Раньше он всегда находил время, чтобы два-три раза в год навестить могилки своих родителей. Причем старался сделать это всегда в будний день — чтобы людей на кладбище было поменьше. И никогда не приезжал сюда в поминальные дни, когда здесь собирались сотни подвыпивших людей, и территория кладбища начинала напоминать ему первомайскую демонстрацию на городской площади.

Неизвестно, когда бы он смог сюда еще выбраться, но ползущие по городу слухи о том, что недавние обстрелы разрушили городское кладбище, заставили Ивана отложить все дела и приехать. Прежде всего, его поразила сама площадь кладбища, которая за эти два года увеличилась чуть ли не вдвое. Кресты крайних могил с одной стороны уже заглядывали в окна городских домов, с другой — упирались в шахтный террикон, а на самой окраине вытянулся неровный ряд могильных холмиков, на многих из которых не было даже простеньких крестов. Здесь хоронили людей, которые погибли после первых обстрелов города. Многие могилы так и остались безымянными.

Война пришла и к умершим. Несколько залпов артиллерии пришлось по самому центру кладбища. Взрывы были настолько мощными, что десятки могильных плит разбросало по сторонам, как пушинки, а сами памятники и кресты посекло осколками. На одном из них была высечена фотография солдата, который, судя по датам, погиб в Афганистане еще в далекие восьмидесятые. Осколок пробил памятник как раз по центру, и со стороны казалось, что грудь солдата пробита навылет. «А говорят, что люди дважды не умирают», — Иван тяжело вздохнул и стал собирать инструмент.

С любопытством оглядываясь по сторонам, он направился к центральной аллее, где недалеко от сторожки оставил свой автомобиль. Был будний день, и людей на кладбище было немного. Все они тихонько возились у могил своих близких, приводя их в порядок накануне большого церковного праздника. Иван уже подходил к выходу, когда чуть в стороне увидел одинокую фигуру старика, неподвижно сидевшего возле небольшого памятника из серого гранита. Что-то в его облике показалось Черепанову знакомым. Стараясь не привлекать к себе внимания, он подошел ближе. С фотографии памятника, у которого сидел старик, на него смотрела улыбающаяся Галина Петровна — мама Виталия Заборского.

— Здравствуйте, Василий Матвеевич, — поздоровался Иван, присаживаясь рядом с отцом своего друга. — А я, товарищ генерал, думал, что вы все-таки уехали из города.

— Я, Ваня, своих решений не меняю, — старик сердито посмотрел на Черепанова. — Да и куда мне ехать? Все, что у меня есть, находится в этом городе.

С этими словами старик посмотрел на фотографию своей жены и с грустью добавил:

— А если меня кто-то и ждет, так это только она…

— Ну, зачем вы так, Василий Матвеевич, — захотел поддержать генерала Черепанов. — У вас столько друзей, учеников. Они вас все уважают и помнят. Ну, и потом, у вас есть сын. Неплохой, должен я вам сказать, парень. А, кстати, как у него дела?

Старик долго молчал, а потом, как будто собравшись с силами, заговорил:

— Друзья, говоришь? Одни, когда им звонишь, просто не отвечают. Другие очень заняты, а третьи стали вдруг такими свидомыми, что с «ватником» из Луганска даже и разговаривать не желают.

Бывший генерал со злостью выругался, а потом, словно спохватившись, виновато посмотрел на фотографию жены, сказал:

— Прости меня, Господи, грешника старого.

Ивана больше удивили не слова старика о его бывших друзьях. Эка невидаль — предательство, кого сейчас этим удивишь? Его удивило то, что он вдруг вспомнил Бога. Уж кто-кто, но только не генерал Заборский! «Да, постарел наш «железный Феликс», — подумал он, а вслух сказал:

— Не расстраивайтесь, Василий Матвеевич, значит, вы звонили не друзьям, а просто знакомым. Так, а что Виталий? Я его в этой суматохе что-то потерял из виду. Как он? Где?

— В плену он, Ваня. Вот уже третий месяц, как в плену, — голос старика дрогнул, а на глазах появились слезы. Чтобы их скрыть, генерал приподнялся и начал поправлять цветы, которые, по-видимому, он же и принес накануне.

Немного успокоившись, Василий Матвеевич рассказал Черепанову, что Виталий все это время служил в армии ЛНР, когда выдавалась свободная минутка, приезжал к нему в гости. А не так давно вместо сына приехал его командир, который и рассказал, что во время ночного боя Виталий был ранен. Вынести его им не удалось.

— Сначала он находился в Днепропетровске, там его подлечили и переправили в киевский следственный изолятор СБУ. И тут, Ваня, понимаешь, какое дело, — старик успокоился и продолжал свой рассказ уже спокойным голосом. — Через месяц-полтора следствие по его делу закончится, и состоится суд. Если я к тому времени не добьюсь, чтобы его включили в группу задержанных, которые подлежат обмену — парню хана. Ему светит от десяти до пятнадцати лет. А после вынесения приговора ни о каком обмене речи быть не может. Вот такие дела, Ваня. Чувствую, что могу и не успеть.

— Конечно, не успеет, — голос Святенко, которому Черепанов позвонил, еще будучи на кладбище, был категоричным. — Вы, Иван Сергеевич, даже не представляете, сколько времени занимает согласование таких списков. В лучшем случае месяца через три-четыре имя вашего товарища только попадет в поле зрения комиссии, которая занимается этим вопросом. О дальнейшей процедуре и говорить не буду. Одним словом — долго. Да и не один он такой…

В последних словах священника одновременно прозвучала досада и злость. Он на какое-то время замолчал, а потом продолжил:

— Ваня, вы меня слышите? Есть тут у меня одна зацепка… Проблему с вашим другом нужно решать другим, скажем так — нетрадиционным способом, а значит, вам и карты в руки. Я сейчас в Киеве, приезжайте. Помогу, чем смогу.

Закончив разговор, Черепанов на минуту задумался. Все это время отец Виталия не сводил с него глаз и прислушивался к каждому его слову. В глазах старика появилась надежда, и, словно боясь ее спугнуть, как прилетевшую на подоконник птицу, он смотрел на Ивана, затаив дыхание.

— Василий Матвеевич, я обещать вам сейчас ничего не буду, — при этих словах Черепанова плечи старика опять поникли, а голова опустилась на грудь. — Но я завтра же выеду в Киев, а там посмотрим, что можно будет сделать. Поверьте, все, что будет от меня зависеть — я сделаю.

Иван сдержал свое слово. Уже ближе к ночи следующего дня он входил в офис волонтерской организации, где его встретил Святенко. В своей серой рясе и с крестом на шее он выглядел инородным телом среди молодых ребят в камуфляжной форме. В последнее время носить такую одежду стало модным. В нее одевались все, кому не лень — от депутатов до сторожей овощных баз. И если раньше в шкафах власть имущих рядом с костюмом от Brioni висели спортивная форма для игры в футбол или теннис, то сейчас наряду с ними появился натовский камуфляж с нашивками одного из добровольческих батальонов. Выполняя поручения Святенко, Черепанов принципиально не надевал военную форму. В своих потертых джинсах, футболке и легкой курточке он был похож на моложавого пенсионера, который собрался выехать отдохнуть на природу.

— Смотрите, Ваня, что мы имеем, — сразу же перешел к делу священник. — Ближайший обмен должен состояться месяца через полтора. Если к этому времени дело вашего друга уйдет в суд — помочь ему сможет только один Всевышний. Значит, какой вывод? Правильно — нужно сделать все возможное, чтобы следствие по его делу продолжалось как можно дольше.

Черепанов, который до этого внимательно слушал священника, удивленно спросил у него:

— Минуточку, Сергей Александрович, вы говорите так, как будто это в наших силах. Я пока не следователь, а вы не генеральный прокурор. Как можно затянуть дело подследственного, который обвиняется в сепаратизме, терроризме и еще в десяти, как минимум, измах?

— Не горячитесь, Иван Сергеевич, как говорится, все на этом свете уже когда-то было. — священник наклонился в сторону Черепанова и тихо продолжил. — Нужно поменять следователя, который ведет дело Заборского. Тогда, в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, срок следственных действий будет продолжен автоматически. Если вы сможете это сделать, то имя вашего друга будет сразу же включено в список лиц, подлежащих обмену.

Святенко продолжал еще говорить, а Иван уже думал, как осуществить предложенный ему план.

— Я, кажется, знаю, кто мне в этом сможет помочь.

Он посмотрел на часы. «Почти одиннадцать. Поздновато, но ходят слухи, что в столице раньше двух никто спать не ложиться. Да и выбора у меня нет». С этим мыслями Черепанов набрал номер телефона человека, которого по пустякам он старался не беспокоить.

— Яузе. Слушаю вас, — раздался в трубке слегка приглушенный голос старого знакомого.

С Робертом Карловичем Яузе Черепанов познакомился в середине девяностых. Он, тогда еще начинающий тележурналист, решил попробовать свои силы в большой политике. Ему казалось, что при той поддержке, которая у него была в области, стать депутатом Верховного Совета Украины — проще простого. Самое удивительное, но Черепанов прошел во второй тур голосования, где собрались только одни «тяжеловесы» областного уровня. Одним из них был Роберт Карлович Яузе — директор крупного предприятия, от работы которого во многом зависел бюджет не только Луганска, но и всей области. Он принадлежал к числу руководителей, которых в народе называли «красными директорами». Своих прокоммунистических взглядов Яузе никогда не скрывал — большая доля доходов холдинга, которым он руководил, уходила на строительство и ремонт больниц, детских садиков, жилья для рабочих. Пользуясь огромным доверием у местного населения, Роберт Карлович был уверен, что мандат депутата Верховного Совета у него в кармане. И тут на его пути появился некий Черепанов. Иван хорошо помнит тот разговор, который состоялся между ними.

— Иван Сергеевич, — сказал ему тогда Яузе, по привычке расхаживая по ковровой дорожке своего кабинета. — Программы, с которыми мы идем с вами на выборы, практически одинаковы — они направлены на улучшение благосостояния жителей нашего региона. Но давайте рассуждать здраво — у кого, в случае победы на выборах, больше возможностей воплотить эту программу в жизнь? Простите за каламбур, но, обойдя меня в день голосования, в дальнейшем вам без меня не обойтись. Если вы действительно хотите что-то сделать для луганчан — давайте объединим наши усилия.

И Черепанов поверил «красному директору». Он снял свою кандидатуру с участия во втором туре голосования и, более того, усилия своей телерадиокомпании направил на поддержку Яузе. С тех пор прошло много лет, Роберт Карлович выиграл не только те выборы — со временем он стал «бессменным» членом Верховной Рады, одним из ее старейших, в прямом и переносном смысле, депутатов.

Все это время Иван ни разу не обращался к нему ни с какими просьбами, но личный номер Яузе из памяти телефона не удалял. На всякий случай, назвав себя, Черепанов начал объяснять старому знакомому суть своей проблемы, но тот перебил его:

— Иван Сергеевич, я так понял — вы в Киеве? Запоминайте адрес и приезжайте прямо сейчас, я предупрежу охрану.

Несмотря на поздний час все окна в доме, к которому подъехал Черепанов и в котором жил Роберт Карлович Яузе, сверкали, как рождественская елка. Удивительно, но встретивший гостя охранник провел его не в дом, а в застекленную летнюю беседку. Хозяин дома в белоснежной сорочке и галстуке сидел в мягком кресле и читал какую-то книгу.

— Проходите, Иван Сергеевич, рад вас видеть в добром здравии, — Яузе встал и, протягивая руку Черепанову, сделал несколько шагов навстречу. Махнув рукой в сторону дома и как бы оправдываясь, продолжил:

— Там у меня гости веселятся, а я, видите ли, в последнее время что-то быстро уставать начал от шумных компаний.

«Еще бы, — подумал Иван, — это на восьмидесятом-то десятке!». Он отказался от предложенного хозяином ужина — ему хотелось быстрее перейти к разговору о Заборском. Попросив кофе и разрешения закурить, Иван присел в кресло напротив Яузе.

— А я, Иван Сергеевич, недавно бросил это дело, — показывая на пачку сигарет, с сожалением произнес он. — Но вы курите-курите — мне сейчас приятно видеть, как это делают другие. А заодно расскажите мне, голубчик, что там у нас делается в родном Луганске? Это правда, что люди там голодают и нет питьевой воды?

Как бы этого и не хотелось Черепанову, но больше часа ему пришлось отвечать на вопросы Яузе. Только удовлетворив свое любопытство, так сказать, из «первых уст», Роберт Карлович спросил:

— А какого такого Заборского вы упоминали по телефону? Я надеюсь, не нашего генерала?

— Нет, с Василием Матвеевичем все в порядке. Проблемы у его сына — Виталия.

Черепанов вкратце рассказал о том, что произошло с его другом и как он думает ему помочь.

— Одним словом, Роберт Карлович, мне нужен выход на следственное управление СБУ.

Казалось, его просьба не произвела на хозяина никакого впечатления — он как сидел с полузакрытыми глазами, так и продолжал сидеть еще минуты три. Черепанов, понимая, что Яузе молчит не просто так, а прокручивает в уме возможные варианты решения его проблемы, терпеливо ждал его вердикта.

— Значит, сделаем так, — тоном не терпящего возражений человека сказал Яузе. — Вы, Иван Сергеевич, сейчас пойдете спать — места в моем доме всем хватит. А утречком я сведу вас с одним человеком… Он по таким вопросам, как у вас, можно сказать, виртуоз. Только у меня есть одно условие — мое имя при решении этого вопроса в дальнейшем упоминаться не должно. А то еще на старости лет в пособники сепаратистов запишут, у нас это сейчас быстро делается.

С «виртуозом своего дела» Черепанов встретился за завтраком, на который его пригласил хозяин дома, позвонив по внутреннему телефону. Стол был накрыт все в той же летней беседке. К завтраку Яузе вышел в черном костюме, на лацкане которого поблескивал депутатский значок. Он был не один.

— Знакомьтесь, Иван Сергеевич, — хозяин дома указал рукой на своего спутника. — Это Олег Игоревич Астахов — выдающийся, должен я вам сказать, адвокат и специалист в области украинской юриспруденции. Вы уж мне, старому человеку, поверьте на слово.

— Мне Роберт Карлович в общих чертах обрисовал ту проблему, которую предстоит нам решить, — сказал Астахов, пожимая Черепанову руку.

— Не нам, а вам, — перебил его Яузе и рассмеялся собственной шутке. — Вы, молодежь, завтракайте без меня. Я вашим разговорам мешать не буду. Да и дела, знаете, дела…

«Хитрый лис, — подумал Иван, провожая взглядом удаляющегося к машине хозяина дома. — Даже при разговоре на «скользкую» тему присутствовать не хочет. Ну, да Бог с ним».

Астахов оказался словоохотливым молодым человеком. С аппетитом поглощая все, что было на столе, он с интересом расспрашивал Черепанова о ситуации в зоне АТО. Уже где-то к десятой минуте их разговора Иван понял, что адвоката больше интересует не конкретная обстановка, сложившаяся в Донбассе, а его отношение к этим событиям. За, казалось, безобидными вопросами Астахова скрывался конкретный интерес к персоне Черепанова. Может ли в зоне АТО развиваться бизнес? А где зарегистрирована его фирма? С какими программами выходит в эфир его телерадиокомпания? Как ему удается свободно перемещаться по всей территории Украины?

«А ты, товарищ Астахов, судя по всему, специалист широкого профиля, — сделал для себя вывод Черепанов, с увлечением рассказывая адвокату о всех сложностях ведения бизнеса в зоне АТО. — Таких, как ты, раньше только в конторе глубокого бурения готовили» .

Выпив кофе со сливками, адвокат встал и шагнул на прилегающую к беседке лужайку. Повернувшись к Ивану, он махнул ему рукой, и только когда они отошли от дома на приличное расстояние, заговорил:

— Рокировка следователей в деле вашего друга будет стоить 25 тысяч долларов. Я начну решать ваш вопрос сегодня же. Когда вы сможете передать мне деньги?

Вопрос Астахова застал Ивана врасплох. «Неужели все так просто?» — подумал он, лихорадочно соображая, где найти необходимую сумму. Черепанов не считал себя бедным человеком, но и к «богатым мира сего» себя не относил. Понимая, что деньги нужны срочно, он пытался вспомнить, какая сумма лежит на его личном счету в банке. «Тысяч пять-шесть американских денег должно быть. А где взять остальные?» Засунув руку в карман, он нащупал брелок от своего фольксвагена.

— Деньги будут, где и когда я смогу их вам передать?

— Ну, что вы, Иван Сергеевич, — рассмеялся Астахов. — Кто же в наше время с такой суммой гуляет по городу? Я на ваш телефон сброшу счет в банке, который находится на лазурном берегу очень красивого города. Только вы с этим не затягивайте, пожалуйста. Как говорил дядюшка Форд: «Ничто так не повышает производительность труда, как вовремя выданная зарплата».

Попрощавшись, адвокат направился в сторону площадки, где стояло несколько автомобилей.

— Да, чуть не забыл, — Астахов остановился у фонтана и повернулся в сторону Ивана. — Чтобы вы были уверены, что все прошло по плану и рокировка следователей состоялась, вам об этом по телефону сообщит сам Виталий.

«Любой каприз за ваши деньги», — усмехнулся Иван, но вслух ничего не сказал.

Весь день он потратил на продажу своей машины и беганину по банкам. И если с первым делом он справился довольно быстро — перекупщики за предложенную им цену вмиг выкупили его относительно новый фольксваген, то с банковской системой Украины пришлось побороться. Правильно люди говорят: «Деньги в банк отдать легко — забрать трудно». Он догадывался, что это будет непросто, но чтобы настолько… После трех часов изматывающих переговоров с управляющим персоналом банка он понял, что своих денег в ближайшее время ему не видать. «Ну, что ж, придется просить оставшуюся сумму у Яузе», — с этими мыслям уставший Черепанов присел за столик в операционном зале банка.

— Что, брат, воюешь за свои «нажитые непосильным трудом» капиталы? — раздался над его ухом незнакомый голос. Резко повернувшись, Черепанов хотел уже послать подвернувшегося под плохое настроение любопытного «братишку», но, увидев перед собой солидного, одетого в костюм-тройку и дорогую сорочку мужчину, сдержался.

— А хотите, я дам совет, как решить все ваши финансовые проблемы в этом уважаемом учреждении? — мужчина говорил ненавязчиво, и как бы ни к кому конкретно не обращаясь. — Только это будет стоить денег. В вашем случае это будет десять процентов от суммы вклада, который вы получите ровно через час.

«Боже, в какой стране мы живем!?» — подумал Иван, понимая, что другого способа получить свои деньги у него просто нет.

Ближе к вечеру, перечислив на указанный Астаховым счет деньги, Черепанов сел в маршрутку и направился в пригород Киева, где находился особняк Яузе. У него не было другого выхода. В столицу он приехал, что называется, «налегке», а после сегодняшнего дня остался вообще без копейки в кармане. Рассчитавшись со своим «консультантом» в банке, Черепанов положил в бумажник что-то около трехсот долларов. «Дней на пять в Киеве и на билет до Лугани хватит, а там видно будет. Живы будем — не помрем», — вспомнил Черепанов любимую поговорку своего отца. Он с любопытством смотрел в окно маршрутки, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пользовался общественным транспортом.

За окном мелькали красивые современные дома с большими приусадебными участками — мода жить за городом коснулась и украинцев. Понятное дело — не всех. Вот за окном мелькнул пожилой мужчина, который усердно нажимал на педали старенького велосипеда, к раме которого была привязана коса. А вот две пожилые женщины, не обращая никакого внимания на проносившиеся мимо машины, пытались перевести через дорогу испуганную корову. Стайка детворы со школьными ранцами за плечами возвращалась из школы. Еще вчера все они жили в селе и в Киев ездили только раз в неделю за продуктами. А сегодня стали частью этого города. Ветер перемен ворвался в их жизнь буквально за считанные годы. Вместо разбитой брусчатки появился чуть ли не немецкий автобан, вместо скрипучих телег — мерседесы и лексусы. Там, где раньше был выгон для коров — вырос шестиметровый забор, за которым спрятался домик бывшего президента, правее — усадьба нынешнего премьера, левее — почти дворец известного в стране борца за социальную справедливость и всеобщее равенство. Так, размышляя о превратностях судьбы, незаметно для себя Черепанов добрался к дому бессменного лидера шахтерского края Яузе.

«Роберт Карлович просил вас зайти, как только вы вернетесь, — передал просьбу хозяина один из его охранников. — Он ждет вас в кабинете». Но перед тем, как идти к своему старому знакомому, Иван решил все-таки принять душ — после сегодняшних приключений в банке и поездки в переполненной маршрутке это было как нельзя кстати.

В кабинет Яузе он вошел с еще мокрыми волосами. Бросив взгляд в его сторону, Роберт Карлович попросил немного подождать — он просматривал какие-то документы, подписывая одни и откладывая на край стола другие. Черепанов с интересом огляделся. В кабинете было много альбомов — большая часть из них была в глянцевых подарочных обложках, и только на одной полке Иван заметил с десяток книг с потрескавшимися корешками и пожелтевшими от времени страницами. Это были издания по технической механике и технологии машиностроения, которые напоминали, что их хозяин был когда-то инженером-конструктором. И, как говорят его сверстники — толковым инженером. А теперь рядом с этими книгами висел портрет Яузе в полный рост, на котором он был изображен со всеми своими регалиями. В глаза Ивану бросились две золотые звезды — одна Героя Украины, другая — Героя Труда.

— Что, Иван Сергеевич, считаешь мои побрякушки? — Яузе подошел и стал за спиной Черепанова. — Да, было время… Вы можете мне не поверить, но самые счастливые годы моей жизни были там — в далеких семидесятых, когда я работал в конструкторском бюро завода. А самой большой наградой для меня был мой завод, первый кирпич в фундамент которого закладывал именно я. Кстати, как он там?

Яузе интересовался судьбой предприятия, но его вопрос прозвучал так, как будто речь шла о живом человеке.

— Плохо, Роберт Карлович, — честно признался Черепанов. — Из России заказы прекратились, а из обещанной Европы и не начинались. Сначала ваши заводчане перешли на четырехдневный график работы, потом на двух, ну, а последние полгода проходная и вовсе стоит закрытая.

Какое-то время Яузе стоял за спиной Ивана, не проронив ни слова. Затем Черепанов услышал шаркающие шаги. Повернувшись, он увидел перед собой старого человека, который, взявшись рукой за левую половину груди, тяжело опустился в кресло.

— Суки безмозглые, просрали страну, — выдавил он из себя. — И эта сволочь, как последняя крыса, спрятался в своей норе и смотрит, как теперь здесь народ кровью харкает.

Достав из внутреннего кармана маленькую таблетку, Роберт Карлович положил ее под язык и закрыл глаза.

— Вам плохо? Может лучше врача пригласить? — предложил Иван, уже пожалев, что рассказал старику о судьбе его завода.

В ответ Яузе качнул головой, откинулся на спинку кресла и, открыв глаза, грустно улыбнулся:

— К сожалению, Иван Сергеевич, старость не сможет вылечить ни один врач. Ну, да хватит об этом, давайте лучше поговорим о вас.

Черепанов удивленно вскинул брови, а Яузе продолжил:

— Мы друг друга знаем давно, и хоть вы на какое-то время выпали из моего поля зрения, я рад видеть вас таким же, как и двадцать лет назад — дерзким, решительным и уверенным в себе человеком. Мне такие люди нужны — пойдете ко мне в помощники?

Иван не ожидал такого продолжения разговора, но своего удивления ничем не выдал. Присев напротив Яузе, спросил:

— Ну, и в чем же я буду вам помогать?

— Вы, Иван Сергеевич, знаете, как меня за глаза называют в парламенте? — видно было, что приступ прошел, и в голосе Роберта Карловича вновь появились властные нотки. — Старый лис. Я не обижаюсь, потому что так оно и есть. Событие только назревает, а я уже об этом знаю. И вот что я вам скажу — война в Донбассе уже закончилась. Эти перестрелки, о которых нам сообщают из телевизора каждый день, не что иное, как пар, который нужно периодически выпускать как с одной стороны конфликта, так и с другой. А как вы хотели? Дать мужикам в руки оружие, посадить их на долгие месяцы в окопы друг напротив друга и думать, что они ни разу не выстрелят? Как бы не так! Законы природы еще никто не смог отменить. Но я отвлекся…

Роберт Карлович встал и, обойдя большой письменный стол, остановился напротив Ивана.

— Хотят они этого или не хотят, но Штаты заставят их провести в Донбассе выборы. И чует мое сердце, это должно произойти в самое ближайшее время. И вот я подумал, Иван Сергеевич, а почему бы мне, как в старые добрые времена, не выставить свою кандидатуру от моего родного округа в Луганске? Думаю, что народ меня еще там не забыл.

Яузе бросил испытывающий взгляд в сторону Ивана, но тот продолжал сидеть с непроницаемым лицом.

— Умные люди только думают о предстоящих выборах, а мудрые — уже начали избирательную кампанию. Короче, Иван Сергеевич, я предлагаю вам, как в старые добрые времена, стать в Луганске моим доверенным. Ситуацию там вы знаете не понаслышке, авторитетом пользуетесь как на одной стороне, так и на другой. Вам и карты в руки. Скажу больше — я уже старый человек, еще годик-другой и пойду, как у нас говорится, на заслуженный отдых. Но помирать в обозримом будущем я не собираюсь, и мне будет нужен свой человек в Раде. Вот вы и будете таким человеком. Что скажете?

Иван с трудом выдержал взгляд «старого лиса». Предложение было настолько неожиданным, что вначале он даже растерялся. «Ну, что же ты, Ваня? Соглашайся. Ты же сам этого когда-то хотел», — промелькнуло у него в голове. Усмехнувшись своим мыслям, ответил:

— Спасибо, Роберт Карлович, за доверие, но предложение настолько неожиданное, что мне нужно подумать.

Ответ Ивана явно не понравился Яузе — не привык Роберт Карлович, чтобы ему хоть в чем-то отказывали.

— Ну, что же, Иван Сергеевич, я вас услышал, — хозяин кабинета вернулся в свое кресло и снова уткнулся в бумаги, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Следующий день прошел в ожидании новостей от Виталия. По привычке встав рано, Иван решил немного размяться. Всегда друживший со спортом, он уже и забыл, когда делал это в последний раз. Выйдя на ступеньки дома, он с удовольствием сделал глубокий вдох и побежал в сторону видневшейся невдалеке глади озера.

Помещение, в котором проживал «избранник Донбасса», домом выглядело только со стороны. Спроектированное специалистом, наверняка знакомым с японской архитектурой, здание состояло из нескольких комплексов, плавно переходящих друг в друга. И никаких так горячо любимых в последнее время этажей, колонн и башенок. Поэтому тот, кто смотрит на такой дом со стороны — видит только его небольшую часть, в то время как остальные сотни квадратных метров искусно спрятаны от посторонних глаз.

Роберта Карловича Иван заметил еще издалека — тот не спеша плыл к берегу, где его ожидал один из охранников с полотенцем и халатом в руках. «Во дед дает», — с завистью подумал Иван и, чтобы не беспокоить старика, свернул на ближайшую тропинку.

Как Иван ни старался об этом не думать, но мысли вновь и вновь возвращались ко вчерашнему разговору с Яузе. Какая-то недосказанность, оставшаяся между ними, не давала ему покоя. Он прекрасно понимал, что «старый лис» его просьбу подумать над предложением работать в одной команде воспринял как отказ. И чем больше Иван об этом думал, тем больше понимал, что, в общем-то, так оно и есть. Он не мог этого объяснить, но события последних двух лет заставили его задуматься над многими раньше казавшимися обыденными и простыми вещами: где твой дом? кого ты хочешь видеть рядом с собой? чем в этой жизни ты хочешь заниматься? «Старею, наверное», — нашел самое простое объяснение всем своим сомнениям Черепанов.

Вернувшись с пробежки и приняв душ, он решил разобрать вещи, которые вчера на авторынке в спешке забирал из машины. «И как это все помещалось в бардачке?» — спросил он сам себя, откладывая в сторону какие-то квитанции, солнцезащитные очки, карту автомобильных дорог, несколько начатых пачек сигарет, записную книжку, шариковые ручки. Среди всего этого «добра» он заметил старую потрепанную тетрадь. Это была реликвия его семьи. Именно эти слова сказал когда-то его отец, передавая ему дневник своего отца и деда Ивана — Павла Трофимовича Черепанова. Иван хорошо помнил, как иногда поздним вечером отец усаживался за стол, бережно перелистывал страницы и начинал читать ему, тогда еще совсем маленькому мальчишке, историю о паровозе, который мог превращаться в самолет, и о двух друзьях — дяде Артеме и дяде Иосифе. Сейчас Иван даже не мог вспомнить, как дневник деда мог оказаться в машине. «Наверное, когда наши уезжали в Харьков, забрал из офиса, а домой так и не донес», — подумал Черепанов, открывая тетрадь.

Дневник деда Иван читал несколько раз: в юности, когда получил его от отца, и уже будучи журналистом. Думал даже сделать небольшую передачу — пусть все знают, какой у него был героический дед, с самим Артемом революцию делал. Но сегодня рассказ деда о событиях в Донбассе в далеком семнадцатом прозвучал для Ивана совершенно по-иному. Открыв дневник с первой страницы, он начал читать его еще раз.

Иван со слов родителей знал, как погиб его дед. Версию о случайной гибели Павла Трофимовича Черепанова в их семье никто всерьез не воспринимал. Вот и сейчас, прочитав запись, сделанную дедом за несколько часов до своей гибели, Черепанов надолго задумался. «Кто же виноват в смерти Артема? Троцкий, Сталин, Енукидзе — какая теперь разница? Все они одинаковые. Здесь важно другое — дед хорошо понимал, что его ожидает после того, как он расскажет сыну Артема всю правду о гибели его отца. Знал, но все равно пошел».

От этих мыслей его отвлек телефонный звонок. На экране телефона высветился чужой номер, но в трубке раздался хорошо знакомый ему голос Виталия Заборского:

— Иван Сергеевич, это вы? Здравствуйте. Мне сказали, что я могу с вами поговорить, — в этом месте голос друга дрогнул, и он на какое-то время замолчал.

— Да, Виталий, это я. Как у тебя дела? Что нового? — спросил Черепанов, хорошо понимая, что их разговор могут слышать и другие.

— Нового? Да много нового… Вот, например, сегодня я узнал, что у меня будет новый следователь. Это он, кстати, дал мне свой телефон и предложил позвонить вам. Я ожидал, что через пару недель будет суд, а теперь все возвращается на круги своя.

— «На круги своя» — это хорошо. Надеюсь, дружище, скоро увидимся.

Словно почувствовав, что их разговор подходит к концу, Заборский торопливо сказал:

— Иван Сергеевич, у меня будет к вам одна просьба. По телефону это долго рассказывать, — в этом месте Виталий сделал многозначительную паузу. — У меня вчера был адвокат. Пообещал, что все вам передаст. Выслушайте его и, если сможете — помогите.

В трубке послышался мужской голос, который просил Виталия заканчивать разговор, и сразу же раздались короткие гудки. Но это уже было и не важно — все, что нужно, Черепанов услышал. Астахов сдержал слово, и теперь у Виталия есть шанс попасть в список подлежащих обмену.

Астахов… Это он был вчера у Виталия. Но о чем просил его Заборский, и что он должен ему передать? Недолго думая, Черепанов набрал номер адвоката, и в это же время раздался стук в дверь. На пороге стоял Астахов.

— Вот за это меня и ценят клиенты — вы еще только собрались мне позвонить, а я уже здесь, — смеясь, произнес он, явно довольный произведенным эффектом.

В двух словах он рассказал о своей встрече с Виталием:

— Ваш друг держится молодцом. Если бы не ранение, вообще все было бы замечательно. А так еще немного прихрамывает. Хотя я лично считаю, что это ранение и спасло ему жизнь. Вы, наверное, знаете, что в плен он попал без сознания. Ну, а какое удовольствие бить бесчувственное тело? Так, пару раз ткнули штык-ножом, видят, что мясо, и отстали. Короче, я свое дело сделал, дальше списки, обмен — это вы уже без меня. Но тут вот какое дело. Виталий попросил кое-что вам передать.

Астахов достал из внутреннего кармана лист бумаги и протянул его Черепанову. Это был список, состоящий из двенадцати фамилий и имен, некоторые из которых были ему знакомы. Это были имена его коллег — журналистов, работающих в различных изданиях Луганщины. Несколько раз пробежавшись глазами по списку, Черепанов вопросительно посмотрел на адвоката.

— Ваш друг попал в плен к бойцам добровольческого батальона «Смерч». Они не сразу отправили его в госпиталь, какое-то время он провалялся в яме вместе с другими пленными. В основном это жители Донбасса, которые принимали самое активное участие в организации и проведении того самого референдума. Есть среди них и журналисты. Когда Заборского увозили в госпиталь, там было двенадцать человек. Сколько осталось сейчас — одному Богу известно. Их бьют и пытают каждый день. Особенно достается женщинам, сами понимаете — озверевшие мужики. Но их всех можно спасти. Для этого нужно выйти на Моджахеда, одного из командиров батальона, который занимается у них обменом военнопленных или заложников, не знаю, как правильно. Виталий знает, что вы в последнее время занимаетесь такими вопросами, и он просит вас, если это возможно, помочь этим людям.

— «Если это возможно», — хмыкнул Черепанов. — Он хотя бы представляет, сколько это будет стоить?

— Я уже навел справки, — многозначительно произнес Астахов. — Ни много ни мало, а двести тысяч долларов вынь да полож. И это, заметьте, оптом. Если выкупать по одному, будет гораздо дороже.

Услышав сумму выкупа, Черепанов присвистнул:

— Да они в своем уме? Откуда сейчас у людей такие деньги? Нужно позвонить одному человеку, может быть, с его помощью удастся решить этот вопрос другим способом.

Иван взял в руки телефон, но адвокат остановил его:

— Уж не Святу ли вы собрались звонить? Лучше этого не делать. Я знаю этого человека — он никогда не решает такие вопросы с помощью денег, а по-другому… Боюсь, тогда мы этих бедолаг вообще не увидим.

Удивляясь осведомленности адвоката, Черепанов задумался. «Можно, конечно, пропустить просьбу Виталия мимо ушей, но как потом смотреть ему в глаза? Да и самому тошно будет — знал, а ничего, чтобы помочь людям, не сделал. Но где взять такие деньги?».

— Думаете, где взять деньги? — словно прочитав его мысли, спросил Астахов. — Я могу вам подсказать. Хотите?

Кажется, ничего такого адвокат и не сказал, но Иван почувствовал, как в нем закипает злость: «Помощничек выискался… твою мать. На все руки мастер». Еле сдержавшись, чтобы не нагрубить, Черепанов промолчал и только вопросительно посмотрел на Астахова.

— Вы, Иван Сергеевич, являетесь соучредителем телерадиокомпании «Зенит», — с готовностью произнес адвокат. — И она вещает не где-нибудь, а на востоке Украины. Да, сегодня там идет война, но есть люди, которые уже сейчас думают о том, как Донбассу жить дальше. Само оборудование компании большой ценности не представляет, я надеюсь, вы это понимаете, а вот лицензия Национального совета, пусть даже на право вещания в региональном масштабе, может кое-кого заинтересовать. Тем более что переехав в Харьков, вы так и не смогли запустить работу канала в нужном режиме. Понятно, что в сложившихся экономических условиях на большие деньги рассчитывать не приходится, но на искомую вами сумму, я думаю, выйти можно.

— Где-то похожие речи о завтрашнем дне Донбассе я уже слышал. Причем не так давно и буквально в нескольких метрах отсюда, — усмехнулся Черепанов и вдруг подумал о том, что если бы не Виталий, то можно было бы подумать, что все происходящее — это хорошо спланированная акция по рейдерскому захвату его телерадиокомпании. — А как я буду знать, что деньги попадут в этот батальон и с заложниками все в порядке?

Задавая этот вопрос, Черепанов понял, что просьбу Виталия он все-таки выполнит.

— Об этом вы можете не волноваться, — ответил ему Астахов. — Люди, которые заинтересованы в этой сделке, проследят за этим. Не думаю, что кто-то в этой стране захочет их обмануть. Ну что, Иван Сергеевич, оформляем документы?

Нужно отдать должное адвокату — свое дело он знал хорошо. Уже на следующий день все необходимые формальности были соблюдены, и документы на право передачи доли Черепанова другому лицу подготовлены. Ускорило этот процесс то, что Иван как основатель компании владел контрольным пакетом акций, а значит, решающим голосом в совете директоров. Подписав документы у нотариуса, он сразу же позвонил своей секретарше и попросил ее сообщить новость о смене владельца всем сотрудникам компании, которые находились в это время в Харькове.

Затем он набрал номер Святенко и попытался рассказать ему, как обстоят дела с освобождением Заборского.

— Да, Ваня, я знаю, что вам удалось отсрочить передачу дела Виталия в суд, — перебил его священник. — Не волнуйтесь, его фамилия будет включена в список лиц, подлежащих обмену уже в ближайшее время. Хочется надеяться, что через месяц-полтора вы его сможете встретить живым и здоровым у себя в Луганске. Будете нужны — найду.

В трубке раздались короткие гудки. «Ну, и ладно», — подумал Иван, собиравшийся все-таки в общих чертах рассказать Святу об освобождении своих земляков из плена Моджахеда.

Но на этом «неделя сюрпризов», как ее назвал для себя Черепанов, не закончилась. Из Луганска позвонил Федорович — сторож, который присматривал за зданием его бывшей телерадиокомпании. Вчера вечером приезжали вооруженные люди с нашивками армии ЛНР, обыскали все здание, интересовались, куда подевалась аппаратура и где может находиться в настоящее время гражданин Черепанов.

— Говорят, Сергеич, что ты сотрудничаешь с СБУ и работаешь на ихнюю разведку, — докладывал сторож. — Я этих мудозвонов послал куда подальше, а они мне такой фингал поставили, что вторые сутки домой не хожу — ночую у кума.

Иван представил себе добродушную физиономию Федоровича с синяком под глазом и улыбнулся. Хотя чему тут улыбаться? Эти ребята просто так его разыскивать не будут. Значит, новым властям что-то от него нужно. Но что? Хорошо, если деньги — их у него уже нет, и это легко проверить. А если что-то другое?

«Хватит гадать, — сделал для себя вывод Иван. — Нужно и этот вопрос закрыть раз и навсегда».

Перед отъездом Черепанов решил попрощаться с хозяином, но Роберта Карловича дома не оказалось, чему Иван только обрадовался — не нужно будет фальшиво улыбаться и клясться в вечной дружбе и преданности. Уже через пару часов он сидел в микроавтобусе «Киев — Луганск» и вместе с другими пассажирами живо обсуждал наболевшую тему — успеют или не успеют они к утру добраться до украинского блокпоста, чтобы занять очередь из желающих попасть на территорию непризнанной республики. Незаметно для себя Иван задремал. Проснулся он, уже когда Киев остался далеко позади, а ночные сумерки надежно укрыли от посторонних глаз поля и лесочки, вольготно раскинувшиеся в украинской степи.

Ивану повезло с попутчиками — все они ехали в Луганск, а это значит, что дремать можно было до самой конечной остановки — заезды в Харьков и Полтаву не предвиделись. Вместе с Иваном в салоне минивэна было восемь человек: трое молодых ребят в форме ВСУ, которые возвращались из отпуска; худенький парень с девушкой, спешившие на похороны родственника; пожилой мужчина, оформлявший в столице пенсию, и молодая женщина с двумя огромными сумками, доверху набитыми продуктами, бытовой химией и еще всякой мелочью.

Еще на автовокзале водитель микроавтобуса, с трудом заталкивая эти сумки в салон, высказал пассажирке сомнения в том, что ее с таким грузом пропустят в зону АТО:

— Вы что, женщина, не знаете правил? На человека не больше пятидесяти килограмм разрешают провозить, а у вас здесь все сто будут. Заберут или заставят выбросить на обочину. Не жалко?

— Не выбросят, — самоуверенным тоном заявила женщина. — Я это все таким же, как они, и везу. Меня там ребята должны встретить.

Что-то знакомое показалось Ивану в этой женщине. Наверняка он с ней где-то встречался. Так и не вспомнив, он забыл о своей попутчице, увлеченный разговорами с другими пассажирами. Глубокой ночью, когда под тихий шорох колес все задремали, Черепанов слышал, как она с кем-то разговаривала по телефону.

— Да нет же, это точно он. Я его и раньше по телевизору видела. Это наш местный олигарх.

Тогда Иван не обратил внимания на эти слова. А зря…

Они уже подъезжали к первому блокпосту украинской армии, когда водитель автобуса резко затормозил и выматерился так, что пенсионер, все это время тихо дремавший в своем углу, дернулся и свалился с сидения. Дорогу им перекрыл большой черный джип, из которого выскочило четверо автоматчиков в балаклавах. Двое из них ворвались в салон микроавтобуса и, не обращая внимания на других пассажиров, сразу бросились к Черепанову. Их действия были доведены до автоматизма — один из неизвестных навел ствол автомата на пассажиров, другой, ударив прикладом в лицо и разбив нос Ивану, попытался надеть на него наручники. В этот раз инстинкт самосохранения журналиста, который в последнее время часто выручал Черепанова, уступил место умениям и навыкам капитана воздушно-десантных войск. Где-то в глубине подсознания мелькнула фраза из учебно-тренировочного фильма, который он десятки раз смотрел в военном училище: «каждый прием завершай ударом», — его тело на доли секунд расслабилось, а потом…

Сначала из салона автобуса с переломанной в локтевом суставе рукой вывалился сам владелец наручников, затем вылетел его автомат, но уже без рожка с патронами. Метнув рожок в лицо второму нападающему, Черепанов подсечкой сбил его с ног и, оседлав сзади, привычно обхватил левой рукой подбородок противника, а правую положил ему на затылок. Скорее всего, он бы завершил этот прием «ударом» и скрутил бы шею нападавшему, но вмешались трое солдатиков-отпускников. Они как по команде навалились сзади на Черепанова и прижали его к грязному полу автобуса. Последнее, что он запомнил, так это мелькнувший перед глазами тяжелый армейский ботинок, который стремительно приближался к его лицу.

Иван с детства не любил соленого. Для него лучше, чтобы был «недосол», чем «пересол». Вкус соли… Вот что почувствовал Черепанов, когда с каждым ударом сердца к нему стало возвращаться сознание. Его рот был наполнен кровью, но выплюнуть ее он не мог из-за скотча, который был плотно прилеплен к разбитым губам. С трудом открыв глаза, Иван ничего не увидел — на его голову был натянут обычный, пропахший прелой картошкой и пылью мешок, из-за чего весь мир казался ему в сером тумане. Попытавшись пошевелиться, Черепанов не смог этого сделать — его руки и ноги были туго прихвачены к металлическому стулу, на котором он сидел.

— Парни, кажись, этот лось пришел в себя, — звонкий голос прозвучал где-то совсем рядом.

— Ты с ним, Павло, поаккуратней. Помнишь, что он сделал с нашими в автобусе?

Говоривший подошел к пленнику совсем близко — Черепанов почувствовал запах водки и дешевых сигарет.

— Ну что, Иван Сергеевич, оклемался?

Иван не ответил, пытаясь на слух определить, сколько человек находится рядом с ним. Разговаривали между собой двое, но слабые шорохи, доносившиеся с разных сторон, говорили о том, что в помещении находится еще два-три человека. Черепанов не сомневался в том, что его держат в какой-то большой комнате. Во-первых, при разговоре было слышно небольшое эхо, а во-вторых, по его телу то и дело пробегали легкие струйки воздуха, которые бывают только от сквозняков в закрытых помещениях. Иван не знал, зачем ему нужны все эти мелочи, но мозг бывшего капитана ВДВ работал как бы в автономном режиме, фиксируя каждую мелочь и реагируя даже на малейшее дуновение воздуха.

— Вижу, что оклемались, — говоривший снял с его головы мешок и Черепанов смог оглядеться.

Все правильно — заброшенный цех промзоны, которых в промышленных регионах Украины тысячи. Черный джип стоит чуть левее. В нем два бойца в камуфляже и еще один человек в гражданском. Из-за тонированных стекол можно различить только контуры фигур. Еще двое рядом с ним. Их лица спрятаны под балаклавами, в прорезь которых на Ивана смотрят колючие цепкие глаза. Так смотрят волки перед тем, как перекусить горло своей жертве.

Один из них сорвал с губ Ивана скотч и сразу же сделал шаг назад. «Боитесь, гады», — подумал Черепанов, внимательно контролируя все передвижения вокруг себя. Заговорил боец, стоявший перед ним:

— Иван Сергеевич, мы пригласили вас в гости, чтобы обсудить с вами вопросы гуманитарной помощи, которую, по нашим сведениям, вы готовы оказать украинской армии, в общем, и нашему батальону, в частности. Или мы ошибаемся?

Черепанов сплюнул сгусток крови и посмотрел на своего собеседника. Определить, к какому батальону он относится, было невозможно — ни одной нашивки на камуфляже не было. Но на внешней стороне его кисти Иван заметил татуировку — два перекрещенных меча над раскинувшим крылья филином. Знающему человеку этот символ говорил о многом. «Земляки встречают, значит, дома», — подумал Черепанов, а вслух сказал:

— Судя по методам получения гуманитарной помощи, вы к Красному Кресту или к гуманитарной миссии ООН никакого отношения не имеете. Или я ошибаюсь?

— Да уж куда нам до Красного Креста, — с готовностью ответил его собеседник. — Мы если и имеем какое отношение к кресту, так это к деревянному. И то, чтобы мы его тебе на могилке поставили — так это заслужить еще надо. Да и отдельная могилка имеет особую цену в нашем перечне услуг.

Довольный своей шуткой, он рассмеялся. В пустом помещении его смех разнесся гулким эхом, вспугнув сидящих под крышей голубей.

— Слышишь, Учитель, теряем время, — раздался со стороны джипа голос одного из бойцов.

— Значит так, Иван Сергеевич, — сразу перешел к делу его визави. — Нам известно, что в свое время ты тесно сотрудничал с местным боссом регионалов Ефремом. Приглашал к себе в студию, брал у него интервью, рассказывал всем, какой он хороший. А в мае четырнадцатого твоя телерадиокомпания громче всех кричала о референдуме. Но самое странное происходит последние полгода — кроме Луганска, твою физиономию засекли и в Донецке, и под Макеевкой. Как такое может быть? Ты, наверное, там свой человек? Иван Сергеевич, лучше будет, если ты нам все расскажешь сам.

Как ни странно, но, услышав высказанные в его адрес обвинения в сотрудничестве с сепаратистами, Черепанов немного успокоился. «Может быть, это все-таки служба безопасности Украины?» — подумал он.

— Я не знаю, кто вы, но давайте сделаем так, — Иван старался говорить как можно убедительней. — Я сейчас продиктую вам номер телефона, вы позвоните и вам объяснят, что я делал в Донецке и чем занимаюсь в последнее время в Луганске.

Неизвестный, которого его друзья называли Учителем, посмотрел на Ивана так, как обычно смотрят учителя на нерадивых и глупых учеников.

— Ну, что же, ты сам попросил позвонить. Это мы запросто. Да, Павло?

Он со смехом повернулся к одному из своих напарников, который постоянно находился за спиной пленника. Черепанов попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть невидимого ему Павла, но в это время услышал какой-то знакомый звук — кто-то быстро крутил ручку ручной кофемолки. «Так это же…», — Иван догадался, что может издавать такой звук, но в это время острая боль пронзила все его тело. Возникнув где-то внизу, она огненным шаром поднялась к груди, мертвой хваткой сжала сердце и рванула еще выше, разорвав его мозг на тысячи маленьких и ярких кусочков.

Черепанов не знал, сколько времени он был без сознания, но, наверное, недолго. Открыв глаза, он увидел перед собой ухмыляющееся лицо Учителя:

— Мы, Иван Сергеевич, позвонили, но нам никто не ответил. Может, ты хочешь еще папе с мамой позвонить? Так это мы мигом. Да, Паша?

По всему было видно, что этим двоим такое общение с пленником доставляет особое наслаждение. Опустив глаза вниз, Черепанов увидел, что к ножкам металлического стула, на котором он сидел, подведены провода полевого армейского телефона, которые применялись в армии еще в шестидесятых годах. Стоит покрутить ручку маленького генератора на одном конце, а именно этот звук и слышал Черепанов, как выработанный переменный ток устремляется по проводам, чтобы найти выход полученной энергии. Иван где-то читал, что подобные приемы пыток применяли американцы во время войны во Вьетнаме.

«Теперь понятно, что это не эсбэушники, — начал прокручивать ситуацию Черепанов, немного отойдя от удара электрическим током. — Те, конечно, тоже не святые, но до такого еще не опустились». Все, что происходило в дальнейшем, только подтвердило его вывод. Учитель еще раз предложил ему написать явку с повинной в СБУ. Не получив от Ивана согласия, он натянул ему на голову полиэтиленовый мешок и затянул его у самого горла. Странно, но в тот момент, когда дышать уже было нечем, и сознание почти покинуло его затуманенный мозг, Иван подумал: а вот что лучше, удар током или пакет на голову? Словно прочитав его мысли, «телефонист» Паша, дождавшись, когда Черепанов сделает пару судорожных вдохов, крутанул ручку генератора.

Когда Иван в очередной раз пришел в себя, то почувствовал, что его руки и ноги свободны, а он сам сидит за столом, на котором разложены чистые листы бумаги и ручка. Напротив него сидел парень в гражданской одежде. «Скорее всего, тот, из джипа», — усилием воли Черепанов пытался сфокусировать свой взгляд на лице нового знакомого. Перед глазами все плыло, сердце бешено колотилось, а во рту вместо языка, который он прикусил во время одного из ударов током, он ощущал окровавленный кусок мяса. Перед глазами появился пластиковый стакан с водой, и где-то вдалеке раздался голос:

— Иван Сергеевич, вы же уже не мальчик, вам такие нагрузки противопоказаны. Еще час-полтора занятий с нашим Учителем, и сердце не выдержит. Я вообще удивляюсь, что вы еще дышите. Вот, выпейте водички.

Черепанов почувствовал, как его губ коснулся край стакана, и живительная влага наполнила рот. Ему сразу же стало легче дышать, в висках затихла пульсирующая боль, а сжавшееся комком сердце замерло где-то глубоко внутри него. Еще никогда Черепанов так остро не ощущал каждую клеточку, каждый сантиметр своего тела. С трудом подняв голову, он взглянул на собеседника.

Сидевшему по другую сторону стола парню было лет тридцать-тридцать пять. Гладко выбритый, в бежевой сорочке и модном узеньком галстуке он производил впечатление успешного менеджера какой-нибудь престижной компании. Дополняли это впечатление запах хорошей туалетной воды и очки в тонкой оправе. В длинных ухоженных пальцах парень крутил золотую зажигалку, то и дело закрывая и открывая крышку, которая при этом издавала характерный зипповский щелчок.

— Не пора ли нам, Иван Сергеевич, перейти к делу? — парень наклонился и придвинул к Черепанову ручку и бумагу. — Вот вам бумага, пишите. Бог с ней, с этой явкой с повинной, разве это главное? Мы знаем, что на ваше имя зарегистрирован автомобиль, а вы себе даже представить не можете, как украинская армия нуждается в хорошей технике. Кроме того, вы являетесь основным владельцем телерадиокомпании «Зенит». При этом стоимость вашей доли в ней составляет почти полмиллиона долларов. Сегодня все, даже пенсионеры, помогают нашим доблестным защитникам, а вы все как-то в стороне. Не хорошо это, Иван Сергеевич, не патриотично. Не хотите Родину защищать? Понимаем, возраст. Но давайте мы на ваши деньги купим самолет или, к примеру, танк построим. И большими буквами на броне напишем, что, мол, так и так, доблестным защитникам Отечества от Черепанова.

Иван попытался возразить, но его собеседник не дал ему этого сделать. Выставив перед собой руку, он сказал:

— И не спорьте со мной, уважаемый Иван Сергеевич. Поверьте, я потратил достаточно много времени, чтобы собрать на вас полное досье. Только вот встретиться нам постоянно что-то мешало. Ну, а сегодня просто удача, что наши дороги пересеклись. Вот вам паспортные данные одного человечка, которому вы сейчас и отпишите свое имущество. Договорились, Иван Сергеевич?

Сначала Черепанов хотел дотянуться до этого умника и просто сломать ему шею, но потом решил, что перед этим ручкой выколет ему оба глаза и вырвет язык. Видно, парень что-то такое заметил в его глазах — он с опаской отодвинулся от стола и посмотрел в сторону своих друзей, которые стояли рядом и были начеку. Взяв себя в руки, Иван, с трудом ворочая опухшим языком, произнес:

— Не получится у нас с танком и самолетом. У меня машины нет уже дня два — продал я ее, да и у телекомпании со вчерашнего дня новый хозяин — Яузе Роберт Карлович. Надеюсь, это имя вам хорошо знакомо. Обратитесь к нему. Может быть, он захочет что-нибудь построить с вашей помощью?

После этих слов парень на секунду задумался, а потом кивнул одному из своих напарников, и тот быстро скрылся в джипе. «Проверять будут, — подумал Иван. — Убедятся в том, что счета его пусты, а дальше что? Такой свидетель им ни к чему». Еще десять минут назад Черепанов мог рассчитывать на то, чтобы выйти из этой передряги живым, но появление перед ним молодого «бизнесмена» без балаклавы заставило его в этом усомниться. Если бы они собирались его оставлять в живых, то этот паренек не стал бы светить перед ним своей физиономией. А так… Самое странное заключалось в том, что, придя к такому выводу, Черепанов успокоился, и его мозг начал лихорадочно прокручивать варианты выхода из сложившейся ситуации.

«Когда на руках карты дрянь, то нужно блефовать. Если я все свое имущество продал, то где тогда деньги? Об этом они меня спросят в первую очередь. Не буду же я им рассказывать про друга, который в плену, о взяточниках в прокуратуре. Нет, здесь нужно дать им понять, что у меня на руках есть козырь. А козырем в этой игре станет Моджахед».

Приняв решение, Иван успокоился и с любопытством стал наблюдать за происходящим вокруг него. Не дождавшись быстрого ответа, его молодой собеседник достал из кармана до неприличия большой телефон и, привычно обхватив его длинными пальцами, застучал по клавиатуре. Так продолжалось несколько минут. После очередной порции информации, которую парень прочитал на мониторе, он озадаченно посмотрел на Ивана и быстрым шагом направился к джипу. «Пошел советоваться. А мне казалось, что за главного здесь именно он. Интересно, что он там вычитал?» В голове Черепанова вопросы проносились один за другим, но все они оставались без ответа. Когда из джипа показались его новые «друзья», он внутренне собрался — от того, какой вопрос ему сейчас зададут, зависела его жизнь.

— Иван Сергеевич, мы проверили ваши слова, и если судить по документам и счетам в банках, то вы нищий человек, — парень с любопытством, словно видел его в первый раз, посмотрел на Ивана. — Но тогда возникает закономерный вопрос — где деньги? При вас мы их не обнаружили, может быть, поделитесь секретом, где они?

Рассказ Черепанова о сделке с Моджахедом занял у него пару минут. И только в самом конце, как бы вскользь, он произнес ключевую для себя фразу:

— Все деньги ушли к Моджахеду. Теперь его ход. Он должен сообщить о месте и времени передачи заложников.

Черепанов не врал, ведь, получив деньги, Моджахед рано или поздно освободит пленных. Но Иван не назвал, кому должен сообщить Моджахед о подробностях обмена. Пусть думают, что ему. На этой маленькой детали и была построена схема, которая могла стоить ему жизни.

По всему было видно, что выплывшая вдруг фигура одного из командиров батальона «Смерч» не входила в планы бойцов, служивших в другом подразделении. Уже в самом начале своего рассказа Черепанов видел, как нахмурился Учитель, только услышав позывной «Моджахед», а стильный парнишка нервно поправил узел на своем галстуке и потянулся за сигаретами. «Я свой козырь предъявил, теперь ход за вами», — подумал Иван, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

Так и не докурив сигарету, парень встал и вновь направился в сторону джипа. Явно чем-то расстроенный Учитель направился за ним. «Неужели сработало?» — чтобы не спугнуть удачу, Иван боялся об этом даже думать. Он переключил свое внимание на еще совсем юного парнишку, которого Учитель называл Пашей, а Черепанов окрестил «телефонистом». Самое интересное было в том, что на протяжении всего разговора этот умелец так и не выпустил из рук своей «игрушки» — генератора тока полевого телефона. Всем своим видом он демонстрировал готовность крутануть ручку этого устройства в любой момент. «Надо, Паша, тебя хорошенько запомнить, — внимательно посмотрев на паренька, подумал Иван, — Если таких, как ты, вовремя не остановить — большая беда будет».

Вскоре дверца джипа отворилась, и высунувшийся из салона автомобиля Учитель крикнул своему помощнику:

— Слышь, Павло! Отведи этого за угол, пусть отольет, а потом засунь его к остальным. А ты иди, помоги.

Последние слова он бросил еще одному бойцу, который сразу же двинулся в их сторону.

Во дворе уже вовсю светило солнце. Судя по звукам моторов, доносившимся из-за забора, промзона, куда привезли пленника, находилась где-то недалеко от дороги. Черепанов на глаз прикинул расстояние до забора, но его высота и протянутая по краю «колючка» остановили его от безрассудного шага. Конвоиры вывели Черепанова на улицу, но сами к нему близко не приближались. Сняв автомат с предохранителя, «телефонист» направил ствол в сторону пленника и не спускал с него глаз, даже когда Иван за углом делал свое дело. Затем второй охранник, заведя его руки за спину, защелкнул на них наручники. Заклеив скотчем рот и натянув ему на голову все тот же мешок из-под картошки, они повели Черепанова в самый конец какого-то длинного коридора, где открыли скрипучую, судя по звукам — металлическую, дверь и втолкнули пленника в какое-то помещение. По инерции сделав несколько шагов, Иван споткнулся обо что-то мягкое и плашмя упал вперед, больно ударившись головой о бетонную стену.

Судя по всему, в этом каменном «мешке» он был не один. Его ноги упирались в чье-то не подававшее признаков жизни тело, а где-то совсем рядом раздавалось прерывистое дыхание. Поджав под себя ноги, Черепанов попытался сесть. Ему это удалось с третьей попытки. Но как он ни старался сбросить с головы мешок — эта вонючая тряпка к нему словно приросла. Покрутив еще какое-то время головой и поняв всю безнадежность своей затеи, Черепанов попытался сесть поудобней. Помня, где лежит тело и откуда несколько минут назад доносилось дыхание, он стал двигаться в противоположную сторону, пока не уперся в стену. Вытянув ноги, он прислонился спиной к ее холодной поверхности и с наслаждением закрыл глаза. По-видимому, он заснул. Во всяком случае, ему приснился сон, как из глубокого колодца он поднимает полное ведро прозрачной холодной воды и наклоняется над ним, чтобы сделать долгожданный глоток. Но в этот момент его кто-то зовет. Голос доносится откуда-то из-под земли. Черепанов, так и не сделав ни одного глотка, с сожалением отставляет в сторону ведро и заглядывает в манящую темноту колодца.

С ощущением жажды Иван проснулся. Заклеенный скотчем рот не позволял ему даже распухшим языком прикоснуться к разбитым губам. И в это время он услышал еле уловимый шепот. Голос раздавался от противоположной стены, где, по расчетам Черепанова, должен был находиться еще один пленник.

— Эй! Ты меня слышишь? — судя по всему, незнакомец шептал из последних сил.

Все, что смог Иван, так это только замычать в ответ. Из темноты долго ничего не было слышно, а затем еще тише, чем в первый раз, донеслось:

— Меня зовут Андрей… Кажется, я умираю. Там возле двери — Ольга. Может, еще жива? Вторые сутки не двигается и даже не стонет. Я ей ничем помочь не могу — у меня перебиты и ноги, и руки. Я не знаю, кто ты, но если выберешься отсюда, передай — Андрей из Авдеевки и Ольга из Новогродовки.

Иван замычал в ответ и попытался добраться до двери, чтобы хоть чем-то помочь несчастной. Скованными за спиной руками он нащупал тело женщины — оно было еще теплое, но пульс уже не прослушивался. Тогда Иван стал двигаться в ту сторону, откуда доносился шепот. Вскоре его колени ткнулись в тело Андрея. От прикосновения тот застонал, и Черепанов понял, что до него лучше не дотрагиваться. Он наклонился над мужчиной и через скотч попытался спросить, чем он может ему помочь, но смог выдавить из себя только нечленораздельные звуки. Наклонившись над Андреем, он долго прислушивался к его дыханию, надеясь услышать хотя бы шепот мужчины, но тот не издавал ни звука. Вернувшись на свое место, Черепанов устало закрыл глаза.

Он не знал, сколько прошло времени, но пришел в себя оттого, что кто-то сильным рывком оторвал его от пола и вытолкнул в коридор. Через грубую ткань мешковины пробивался желтый свет электрических лампочек, и Черепанов понял, что наступила ночь. Опять длинный коридор, похоже, опять заброшенный цех, но, к удивлению Ивана, его вывели на улицу.

Черепанов никогда не думал, что обычный одетый на голову и не снимаемый в течение суток мешок может быть изощренным орудием пыток. Он кожей чувствовал ночную прохладу летней ночи, но вдохнуть полной грудью не мог. Грязь и пыль, которой была пропитана мешковина, обволакивала его лицо плотной маской. Он мог не открывать веки — от этого резь в глазах становилась меньше, но не дышать он не мог. Черепанов в очередной раз закашлялся и сразу же получил удар прикладом между лопаток. Судя по тихо работающему двигателю, его подвели к автомобилю.

— Поднимай копыта, урод! — голоса конвоиров были незнакомы, но отношение к пленному не изменилось. Подхватив под руки, они затолкали Ивана в машину. Судя по высоте приступки, это была обычная «Газель». Бросив его на пол и уткнув лицом в пол, оба конвоира расположились на сидениях, поставив ноги в тяжелых ботинках на голову и спину Ивана.

— Еще ехать куда-то надо, — недовольно сказал один из бойцов. — Пристрелили бы здесь, и дело с концами. Места в отстойнике еще на всех хватит.

Выехав из промзоны, «Газель» какое-то время ехала по грунтовой дороге, а потом под ее колесами зашуршало асфальтовое покрытие. Черепанов понимал, что эта дорога может быть для него в один конец, но привычка фиксировать все детали сработала и здесь. Еще вчера, в первые часы своего ареста, он лихорадочно пытался сообразить, где может находиться эта промзона. Восстановив в памяти маршрут движения пассажирского автобуса и время нападения на него, Иван пришел к выводу, что он находится где-то между Сватово и Старобельском.

«Да какая теперь разница», — спокойно рассуждал Черепанов, вдыхая пыль ненавистного мешка. Смерти он не боялся. И не потому, что был таким смелым. Просто в его жизни было столько случаев, когда приходилось с этой жизнью прощаться, что всех и не припомнишь. «Если все время бояться, то как жить?» — часто вспоминал он слова прапорщика Гибайдулина, сказанные ему, тогда еще молоденькому лейтенанту, в одном из ущелий под Кандагаром. Поэтому решение для себя Иван принял простое — если сегодня и пришла ему пора умереть, то нужно умереть достойно. «Пусть только выведут из машины, — начал он в уме прикидывать план своих действий. — Их двое, плюс водитель. Ничего… Может убить не убью, но эти уроды запомнят меня на всю оставшуюся жизнь». Все, что произошло дальше, нарушило все его планы. Один из конвоиров наклонился и расстегнул на его запястьях наручники. Водитель газели притормозил, и Черепанова, как мешок с картошкой, выбросили из салона.

Он пришел в себя из-за холода. Лето летом, но утренняя роса, покрывшая его неподвижное тело, привела Черепанова в чувство. Первое, что он сделал, это содрал с себя вонючий мешок и вздохнул полной грудью. Раскинув по сторонам руки, он наслаждался чистым воздухом и звенящей тишиной, которая опустилась на него вместе с утренним туманом, укутала в зыбкие, еле слышимые звуки пения птиц, шума листвы на деревьях и ветра где-то высоко-высоко в небе.

Неизвестно, сколько бы он так еще пролежал, но шум двигателя на дороге окончательно заставил его прийти в себя. Сначала Иван сел, потом попытался встать. Ему удалось это сделать только со второй попытки — голова кружилась, а левая ключица реагировала на малейшее движение острой болью. «Идти могу — уже хорошо», — приободрил он себя и стал выбираться на дорогу, но, представив себе, как выглядит после почти двух суток с мешком на голове, поубавил свою прыть и решил не высовываться, тем более что рассвет только набирал свою силу, и на шоссе было пустынно. Вскоре он услышал шум моторов — из-за ближайшего поворота показалась колонна военных грузовиков. Проводив их взглядом из своего укрытия, Черепанов сразу определил, что движется она в сторону боевых действий — рессоры машин прогибались под тяжестью перевозимого груза, брезент, которым он был укрыт, еще не покрылся пылью проселочных дорог, и самое главное — мелькавшие в кабине лица солдат были сосредоточенные, но веселые. С таким настроением с войны не едут. «Значит, восток там», — проследив взглядом за удаляющейся колонной, сделал вывод Иван. И почти сразу же с той стороны послышался характерный звук двигателя мотоцикла. Старенький «Урал» с коляской протарахтел мимо Черепанова, увозя и своих пассажиров — двух мужиков с рыболовными снастями. «А эти едут на Краснооскольское водохранилище. И, скорее всего, они из Сватово», — сам заядлый рыбак, Черепанов хорошо знал, что «сватовские» предпочитают отдыхать на Осколе, который был к ним ближе, чем Донец. Чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, Иван двинулся в сторону города проселочными дорогами.

В Сватово он знал только одного человека — Зину Румянцеву, которая работала в районном центре занятости и была внештатным корреспондентом его, теперь уже бывшей, телерадиокомпании. Вот к ней он и направился, моля Бога, чтобы девушка оказалась на месте. На этот раз ему повезло.

— Ой, что с вами, Иван Сергеевич? Почему не позвонили заранее? Вы к нам надолго? А где ваш автомобиль? Как там Виталька Заборский? А вы на чьей стороне? Правда, что от аэропорта ничего не осталось? Чаю хотите?

Этот шквал вопросов Зиночка произнесла на одном дыхании. Черепанов, хорошо зная эту манеру разговора своего внештатного корреспондента, ответил ей односложно:

— Да.

Уже через пару минут он сидел в уютном кабинете Зины, пил чай и ел бутерброды с колбасой и сыром. Удовлетворив любопытство девушки обтекаемыми фразами о непредвиденной ситуации и получив взамен необходимую на билет сумму денег, уже через час Черепанов был на автовокзале города.

Он еще не знал, что делать с навалившимися на него проблемами, но понимал, что в одиночку ему с ними не справиться. В родном городе его считают «укропом» и очень хотят его видеть, на этой стороне — он отъявленный сепаратист, которого оставили в покое только на время. Ни денег, ни документов… Черепанов тяжело вздохнул и занял очередь в билетную кассу, решив для себя, что нужно возвращаться в Киев. Там Святенко со своими волонтерами, Роберт Карлович, в конце концов.

Позади него стояла молодая женщина, крепко державшая за руку мальчишку лет пяти-шести. По всему было видно, что стояние в очереди малышу порядком надоело. Он крутился вокруг мамы, как юла, при этом его рот не закрывался ни на минуту — вопросы «почему» и «как» следовали один за другим. Когда прозвучал очередной вопрос мальчишки, Черепанов прислушался к их диалогу.

— Мама, а почему солнышко просыпается всегда в одной стороне?

— Потому что оно там живет, там его дом.

— А тогда почему оно ложится спать в другой стороне? Заблудилось?

— Мужчина, вы билет брать будете? — усиленный динамиком голос кассирши заставил Черепанова вздрогнуть. Он оглянулся вокруг, словно не понимая, как он здесь оказался, и, нагнувшись к окошку кассы, сказал:

— Да. Мне, пожалуйста, один билет… Домой…