Глава 1. Десант своих не бросает
Этот кишлак на карте был последним. Дальше серый цвет переходил в коричневый. Любой, кто хоть чуть-чуть разбирался в топографии, понимал, что он означает. Горы, будь они неладны…
Со вздохом сложив изрядно потертую карту, Черепанов не стал ее прятать в планшет, а, положив рядом с собой на ящик из-под патронов, придавил ее сверху запасным рожком для автомата. Зачем прятать, если минут через пять-десять он опять примется ее рассматривать, пытаясь найти ответ на один-единственный вопрос: правильно ли он сделал, выбрав позицию для своего взвода перед самым руслом небольшой речки, которая плавно огибала кишлак с двух сторон? Может, нужно было укрыться в домах местных крестьян, используя плоские крыши их жилищ для огневых точек пулеметных расчетов? Или нужно было взять чуть левее и окопаться на небольшом пригорке, сплошь укрытом мелкими камнями?
Вот уже четвертые сутки недоукомплектованный взвод десантников, состоявший из девятнадцати солдат срочной службы и прапорщика Гибайдулина, выполнял его — старшего лейтенанта Черепанова — команду: смотреть в оба.
Когда неделю назад его вызвали в штаб полка и поставили задачу — обеспечить безопасность доставки груза в квадрат Р-24, он не видел в этом ничего особенного — сколько таких грузов «обеспечивал» его взвод только за последние полгода… И не сосчитать. Это же не перевал «держать». Или, к примеру, как несколько дней назад, больше недели гоняться по ущельям за неуловимым караваном моджахедов.
И только проследив взглядом за карандашом начальника штаба, он удивился. Остро заточенный кончик карандаша упирался в квадрат, где была обозначена горная гряда, служившая границей между Афганистаном и Пакистаном. Так далеко Черепанов со своим взводом никогда не забирался.
«Если вдруг что, — подумал Иван, — помощи, даже на вертушках, хрен дождешься».
Не услышав от старшего лейтенанта привычного «Есть. Разрешите выполнять!», начальник штаба майор Герасименко внимательно посмотрел на Черепанова:
— Не дрейфь, Ваня. Прикрытие у тебя будет железное. Этот груз идет по линии КГБ и военной контрразведки. Дальнейшие инструкции получишь уже от них.
— А ничего, товарищ майор, что у меня треть взвода в медсанбате прохлаждается? Вроде как некомплект получается, — все же попытался вставить свои пять копеек Черепанов.
— Так это даже хорошо, — улыбнулся начштаба, — чем меньше людей, тем меньше шума. Задание, Ваня, у тебя будет уж больно деликатное.
Еще больше озадаченный последней фразой майора Иван направился в сторону палаток, где размещались «особисты». Уже сколько лет прошло, как «особые отделы» НКВД в армии были упразднены и вместо них были созданы подразделения военной контрразведки ГРУ, но в войсках они так и остались «особистами». Самое интересное, что и сами контрразведчики, молодые, в общем-то, парни, против такого неофициального названия своей конторы особо и не возражали.
Палаточный городок десантников был небольшой, и все в нем хорошо знали друг друга. Но фамилия подполковника Репнина, к которому он должен был обратиться за дальнейшими инструкциями, Ивану ни о чем не говорила. «Наверное, прикомандированный, — подумал Черепанов, подходя к внутреннему КППконтрразведчиков. Дежурный солдат только подтвердил его предположения:
— Так это вам в гостевую палатку надо, товарищ старший лейтенант. Москвичи там расположились.
Подполковник Репнин оказался невысокого роста крепышом с небольшим, но хорошо заметным под полевой формой животиком. Откинувшись на спинку стула, он мелкими глотками пил чай из стакана с металлическим подстаканником. Все его внимание было сосредоточено на собеседнике.
— А, старлей, проходи. Мне твой начштаба уже доложил, что выделил нам в сопровождение самого лучшего орла из своего полка. От сердца, можно сказать, оторвал.
Иван присел на свободный стул и осмотрелся. Кроме подполковника, в палатке находился еще один человек. Черепанов был готов увидеть здесь кого угодно, даже паре-тройке моджахедов он удивился бы меньше. Но напротив контрразведчика сидел священник, сухощавая фигура которого резко выделялась на фоне тучного «особиста». Поверх немного запыленной черной рясы у батюшки была надета вязаная кофта-безрукавка. Да-да, именно кофта, которые так любят носить пожилые пенсионеры во всех уголках Советского Союза. Но что поразило Ивана больше всего, так это белые нитки, которые крестиком стягивали прореху на этой, такой домашней кофте священника. Дополнял портрет необычного гостя простой медный крест, который угадывался в складках его рясы. Улыбнувшись Ивану, батюшка вновь повернулся к «особисту», продолжая прерванный приходом Черепанова разговор:
— Видите ли, Олег Николаевич. Тема, которую мы с вами затронули в сегодняшней беседе, не нова. Поверьте мне на слово — ей посвящены десятки, а может быть и сотни книг.
При этих словах батюшка качнулся вперед, и Черепанов заметил то, что не увидел сразу — у священника не было левой руки. Рукав его рясы был аккуратно заправлен за пояс.
— Тема прощения, а точнее — всепрощения, в православной религии не нова. Это один из основных принципов, на которых держится наша церковь. Я не хочу вдаваться в подробности богословской казуистики, пожалуй, здесь не место для этого, да и не время, но хочу сказать вам вот что.
Священник не спеша сделал маленький глоток чая и, глядя на подполковника, продолжил:
— Я, Олег Николаевич, очень рад, что тему прощения своих, как вы изволили выразиться, врагов подняли вы сами. Это само по себе очень примечательно. Значит вы, офицер советской армии, осознаете то, что вам противостоят такие же люди, как и вы. И что у этих людей есть дети, жены, родители, принципы, наконец, которые отличаются от ваших, но которые тоже нужно уважать. Ну, и что с того, что у них немножко другой цвет кожи, разрез глаз и молятся они другому Богу. Бог един. Зачем сразу стрелять? Помните, что сказано в Библии? «В начале было Слово». Я глубоко убежден, что в этой войне наши дипломаты, деятели культуры и религии еще не нашли нужных слов, чтобы остановить это безумие.
Подполковник Репнин слушал священника и, прихлебывая чай, с хитринкой посматривал в сторону Черепанова. Дождавшись, когда батюшка сделал паузу, с улыбкой произнес:
— Вот, Сергей Александрович, старлей слушает нас и в толк никак не возьмет — а не ошибся ли он часом палаткой? Шел в особый отдел, а попал на какую-то странную проповедь. И война, оказывается, не война, и моджахеды вовсе не враги нам, а лучшие друзья. Оказывается, стрелять в них не нужно, а лучше сесть на ближайший камешек и поговорить по душам.
Контрразведчик отодвинул в сторону пустой стакан и, достав из пачки сигарету, закурил:
— Если бы я не знал вас, Сергей Александрович, столько лет, точно запустил бы в разработку. Мой вам совет — оставьте свои мысли о силе слова до лучших времен. Полюби врага своего… Надо же… Это кого полюбить? Этих нелюдей, которые вспарывают животы беременным женщинам и режут наших сонных солдат десятками? Этих религиозных фанатиков, которые камнями до смерти забивают иноверцев?
Репнин говорил с возмущением в голосе, но внешне оставался спокойным. Было видно, что это их не первый спор на подобную тему. Повернувшись к Черепанову, он спросил:
— А ты, старлей, что по этому поводу думаешь?
Иван на секунду замешкался — ему вовсе не хотелось откровенничать при посторонних людях, тем более что один из этих «посторонних» был офицером контрразведки.
— Вы, товарищ подполковник, и ваш гость напоминаете мне героев одного из романов Михаила Булгакова, — взвешивая каждое слово, ответил Черепанов. — Помните беседы Понтия Пилата и Христа?
При этих словах священник с интересом посмотрел в сторону Ивана, а подполковник наморщил лоб, что, по-видимому, должно было означать «как же, ну, конечно, помню». А Иван между тем продолжил:
— Я не берусь судить, кто из них прав. Книгу, признаюсь честно, осилил не с первого раза. Да, наверное, и сам писатель не знал ответа на этот вопрос. Только скажу вам одно — пока эти два умных человека между собой спорили, настоящих бандитов отпустили. А вот это неправильно.
— Верно мыслишь, десантура! — подхватил Репнин. — Нечего болтать, когда в тебя стреляют.
Взяв со стола пустые стаканы, он назидательно посмотрел на священника: «Знай, наших!» — и понес их в дальний угол палатки. Вернувшись к столу, он вновь обратился к Черепанову:
— Слушай боевую задачу, старлей. К утру подготовить свой взвод к выступлению. Внешне это должно выглядеть, как обычное сопровождение колонны. Хотя по большому счету так оно и есть. Колонна будет состоять из ваших БМД и грузовика, нашего УАЗика и бензовоза. Эта цистерна на колесах, конечно, будет нас тормозить, но дорога предстоит дальняя, без топлива нам не обойтись. Только за руль автоцистерны посади кого-нибудь из своих орлов. Так надежней будет.
— Разрешите вопрос, товарищ подполковник? — обратился к контрразведчику Иван и, увидев одобряющий кивок, спросил:
— А не лучше ли группу перебросить в заданный квадрат с помощью двух вертушек? Час-полтора лету, и мы на месте.
— Ты еще предложи, старлей, устроить боевое десантирование в нужном нам квадрате. Или как там у вас в десанте говорят «раз, два и в дамках»? Смотри сюда, — с этими словами Репнин наклонился над картой и ткнул карандашом в квадрат, который Иван уже начинал ненавидеть. Склонился над картой и священник. «Как будто что-то понимает», — подумал Черепанов, но в присутствии старшего офицера промолчал.
— Мы не просто пойдем колонной, старлей. Вот в этом месте, — острие карандаша подполковника вновь ткнулось в поверхность карты, — мы возьмем левее, сделаем крюк и в заданный квадрат зайдем не с нашей стороны, а с восточной, откуда нас никто не ждет.
— Так это же почти 50 километров лишних! — не удержался Черепанов. — И дорога, которую вы показываете, существует только на этой карте. Головой ручаюсь — на самом деле ее там нет.
— Не кипятись, старший лейтенант, — в голосе Репнина послышались командные нотки. — Будет нужно — пешком пойдем. А если припечет, так и поползем.
Иван понял, что «военный совет» закончился, и его мнение здесь больше никого не интересует. Вытянувшись по стойке «смирно», Черепанов приложил руку к берету:
— Слушаюсь, товарищ подполковник! Разрешите выполнять?
В ответ Репнин только кивнул. Не обращая внимания на священника, который с любопытством наблюдал за этой сценой, Иван четко развернулся на месте и вышел из палатки. Уже подходя к расположению своего взвода, он вспомнил, что так и не спросил о самом главном — что за таинственный груз им придется сопровождать?
* * *
Как и планировалось, колонна покинула военный городок с первыми лучами солнца. Привыкшие к любым неожиданностям солдаты из взвода Черепанова быстро загрузили дополнительный боекомплект, канистры с водой и несколько ящиков с провизией. А увидев подруливающий к ним Урал-АЦ5-375, пятитонную автоцистерну с горючкой, прапорщик Гибайдулин не удержался от комментариев:
— Не иначе в кругосветку пойдем! Готовьте, парни, дырочки в гимнастерках для медали «За дальний поход».
Шутку прапорщика солдаты не оценили. Увидев автоцистерну, кто-то из них буркнул: «Хорошо хоть не на себе это все потянем».
Как и положено, в боевом охранении впереди колонны гремела траками боевая машина десанта. На ее броне разместился прапорщик и несколько бойцов. За ней подпрыгивал на ухабах «козлик» — уже далеко не новый армейский УАЗик, покрытый выгоревшим на солнце тентом. Старший лейтенант и остальные солдаты его взвода разместились в грузовом «Урале». Черепанов то и дело поглядывал в зеркало заднего вида — не отстает ли автозаправщик? Понимая, что цистерна будет тормозить движение, Иван все же не рискнул втиснуть ее в середину колонны. Случись что — взрывом накроет всех.
Что сопровождает в этой колонне его взвод, Иван смог разглядеть только на первом привале. Точнее «кого»… Вслед за подполковником Репниным из кабины УАЗика ловко выпрыгнул мальчишка лет двенадцати. Смуглый цвет кожи, разрез глаз и традиционный в Афганистане наряд мальчишки — просторные светлые шаровары и моджахедка — не оставлял сомнений в определении его национальности. Выбравшийся вслед за ними священник что-то коротко сказал ему, как понял Черепанов, на одном из пуштунских наречий. В ответ мальчишка только махнул рукой и направился к ближайшим камням. Вздохнув, священник пошел за ним.
— Смотри в оба, старлей. И своим парням прикажи с этого мальчишки глаз не спускать, — подошедший контрразведчик присел рядом с Иваном и достал термос с чаем. — Этот пацан — единственный сын известного в Афганистане имама Абдулы Сатара. Слышал о таком? Ему далеко за 70, и еще одного наследника у него уже не будет. Так вот этот самый Сатар обратился к нашему руководству с просьбой помочь ему вернуть сына, который оказался на контролируемой нами территории. Ну, а дальше — дело техники. Генерал передал его, так сказать, просьбу в ГРУ. Вот поэтому, старлей, мы с тобой и загораем на этом пляже.
Репнин с тоской обвел взглядом скалистые осыпи ущелья, по дну которого пролегал маршрут движения колонны. Черепанов посмотрел в сторону скалы, за которой скрылся мальчишка и священник. О том, что они никуда не денутся, Иван не беспокоился — боевое охранение по периметру места привала было установлено сразу же. Да и прапорщик Гибайдулин в зоне видимости не наблюдался. А это могло значить только одно: неутомимый старшина разместился где-то в сторонке со своим «другом» Драгуновым и внимательно наблюдает за всем, происходящим вокруг.
— Это что же получается, товарищ подполковник, — несколько помедлив, поддержал разговор Иван. — Этот их батюшка, или имам, как вы говорите, просто попросил, а мы сразу же бросились выполнять? Не много ли чести? Насколько я знаю, этот Абдула кроет Советский Союз и нас с вами на всех своих проповедях. И, если мне не изменяет память, за наше здоровье он свечки не ставил.
— Не все так мрачно, товарищ старший лейтенант. — Репнин впервые назвал Черепанова в соответствии с Уставом. — Во-первых, в обмен на этого мальца нам обещали вернуть наших ребят, которые у них в плену. Ну, а во-вторых…
Не закончив фразу, подполковник замолчал, выплеснул из крышки термоса остатки чая, и направился к УАЗику. Усевшись рядом с водителем, он отдал приказ: «По машинам!» Двигались они только днем. Ночью звуки в горах разносятся на многие километры, не говоря уже о ярком свете фар машин. Поэтому, когда наступали сумерки, Черепанов выбирал место для привала, и колонна останавливалась на ночлег. За двое суток пути им лишь только пару раз встретились люди. Вначале это были афганские пограничники, которые, побеседовав с подполковником, убрали с дороги ржавый пикап, в открытом кузове которого был установлен крупнокалиберный пулемет. А уже потом, чуть в стороне от дороги они заметили двух мужчин, которые на пологом склоне ущелья собирали сухие ветки кустарника и редкие клочья травы, которой каким-то чудом удалось зацепиться за эти камни. Рядом с ними стоял ишак, на спине которого уже были закреплены вязанки хвороста. Мужчины и не думали прятаться. Увидев колонну, они выпрямились и стали так, чтобы были видны их руки. «А работнички-то опытные, — отметил про себя Черепанов. — Демонстрируют нам, что оружия у них нет. Но и мы не лыком шиты». Он сразу же отдал приказ передовому дозору быть внимательнее, а прапорщику и еще нескольким солдатам — обыскать мужчин. Остальные солдаты взвода в считанные секунды рассредоточились и заняли круговую оборону. Гибайдулин был прапором опытным и знал, что нужно искать в таких случаях. Моджахеды под видом мирных жителей часто крутились у дорог. Как правило, они были безоружными. Но оружие у них было. И гораздо мощнее, чем старый карабин или трофейный автомат Калашникова. Они ждали, когда колонна достигнет нужной точки, и приводили в действие мощный фугас, закопанный ими под полотно дороги накануне.
Из остановившегося УАЗика выбрался подполковник Репнин и направился в сторону Черепанова.
— Вы бы, товарищ подполковник, не светились, — с раздражением в голосе обратился к нему Иван. — Опытный снайпер, ориентируясь на некоторые особенности вашей фигуры, сразу вычислит, что перед ним не солдат срочной службы.
— Не кипятись, старлей, — немного запыхавшись, ответил ему Репнин. — Ты, конечно, прав — осторожность никогда не помешает. И за бдительность — хвалю. Но только мне было обещано, что по дороге к кишлаку ни одна собака на нас лаять не будет.
— Вы, товарищ подполковник, не равняйте собаку с моджахедом. Последнему верить никогда нельзя. Даже если он мертвый. Не зря говорят: «Восток — дело тонкое», — но слова контрразведчика его немного успокоили, и он дал отмашку продолжать движение.
К точке прибытия — маленькому кишлаку, приткнувшемуся своими неказистыми хижинами к склону горного ущелья в квадрате Р-24, колонна добралась только на третий день своего пути. Похоже, что здесь их уже давно ждали. Еще не осела пыль, поднятая колесами и траками техники, как к ним уверенной походкой подошел старик. Увидев среди прибывших мальчишку, он, сложив руки на груди, поклонился в его сторону. Внимательно оглядев военных, он направился не в сторону подполковника Репнина, который уже сделал ему шаг навстречу, а к священнику, стоящему недалеко от мальчишки и отряхивающему пыль со своей рясы. Похоже, что они были знакомы. Старик с уважением протянул священнику обе руки и они, как старые друзья, которые давно не виделись, отошли в сторону, о чем-то тихо беседуя.
«И на том спасибо», — подумал Черепанов, глядя на мирно беседующих стариков. У него еще свежи были в памяти воспоминания о том, как при «зачистке» одного из кишлаков он натолкнулся на двух подростков — девочку и мальчика — сидящих во дворе дома. Только хорошая реакция спасла его тогда от гранаты, полетевшей в его сторону. Он так и не понял, кто из детей ее бросил. Да и какая теперь разница.
Его взвод разместился в хижине, которая стояла почти на самом берегу горного ручья. Подполковника вместе со священником и мальчишкой забрал к себе старик, который их встречал. Разместив гостей и дав какие-то указания своим сородичам, он сразу же засобирался в дорогу. Перекинув через плечо ремень современного карабина и свистом подозвав к себе огромного волкодава, старик все так же не спеша направился в сторону видневшегося на горизонте перевала. И потянулись дни ожидания.
Еле слышный шорох, раздавшийся у Черепанова за спиной, вернул его из воспоминаний в сегодняшний день. Резко перекатившись в сторону, Иван вскинул автомат.
— Свои, товарищ старший лейтенант!
Черепанов узнал немного хрипловатый голос священника. Придерживая рукой болтающийся на груди крест, тот взбирался по крутому откосу со стороны реки. Учитывая, что у него не было одной руки, делал это он довольно ловко и, главное, — тихо. Больше ни один камешек не шелохнулся под его ногами. Иван знал, что такой способ передвижения в горах — целое искусство. И владеют им единицы, как правило, офицеры спецназа ГРУ. Он, не ставя автомат на предохранитель, просто отвернул ствол немного в сторону и с любопытством посмотрел на уже почти подошедшего к нему батюшку.
— Вы меня, конечно, простите, святой отец, но я только что мог вас запросто пристрелить, — в голосе Черепанова слышалось раздражение, но злился он больше на себя, чем на священника — это же надо, позволить какому-то гражданскому зайти к себе в тыл и подобраться к нему почти вплотную!
— Это вы меня извините, товарищ старший лейтенант, но вы так хорошо замаскировались, что я вас не сразу заметил, — ответ священника прозвучал настолько буднично и открыто, что Иван забыл о своей злости.
Священник присел на камни, которыми был выложен край бруствера неглубокого окопа. Некоторое время он молча смотрел на долину реки, которая хорошо просматривалась с этого места.
— Вы, товарищ священник, спрятались бы за бруствер, а то мало ли что. Мы все-таки не дома, — предложил батюшке Черепанов.
— Меня зовут Сергей Александрович, — священник привстал с камня, на котором сидел, и протянул Ивану руку. — Сергей Александрович Святенко.
— Старший лейтенант Черепанов, — ответил на энергичное пожатие Иван, с любопытством ожидая, что же будет дальше. Непонятно почему, но личность священника вызывала у него все больший интерес. Поэтому Иван особо и не удивился, когда услышал просьбу священника:
— Простите, товарищ старший лейтенант, но можно я выскажу кое-какие соображения?
Черепанов в ответ только пожал плечами. Его новый знакомый встал и, обойдя бруствер, встал за спиной Ивана:
— Я так понимаю, что взвод, которым вы командуете, укомплектован только наполовину? — вопрос священника прозвучал скорее как утверждение, и поэтому Иван решил на него не отвечать. И вообще, с какой это стати он должен отвечать на подобные вопросы гражданских лиц? Отсутствие ответа не смутило батюшку, и он продолжил:
— С позиции, в которой вы сейчас находитесь, открывается хороший обзор русла реки. Однако склон берега, по которому я только что поднимался, в сектор вашего обзора не попадает. Дополнительную позицию из-за отсутствия людей вы организовать не сможете, поэтому эту огневую точку необходимо сдвинуть левее метров на пять. Тогда этот береговой откос будет попадать в периферийное зрение стрелка и не позволит противнику зайти ему в тыл. Для большей надежности — установите чуть ниже по склону пару растяжек.
Черепанову на минуту показалось, что он стоит перед командиром полка, который ставит ему боевую задачу. Чтобы скрыть вдруг накатившую на него злость, он одним махом выскочил из окопа и прошел к краю обрыва. «А чего, собственно, злиться? — успокаивал сам себя Иван. — Прав батюшка на все сто процентов. И о растяжках он дельную мысль подсказал. Плохо, что сам до этого не додумался». Священник оставался на прежнем месте, но было видно, что он с интересом наблюдает за реакцией молодого лейтенанта на свои слова.
Вернувшись к старой позиции, Черепанов хотел поблагодарить священника за совет, но неожиданно для самого себя спросил:
— Сергей Александрович, а откуда вам известны все эти премудрости — «сектор обзора», «периферийное зрение», «растяжки»? Насколько я знаю, в духовной семинарии этому не учат?
Священник усмехнулся и, уже направляясь в сторону кишлака, ответил:
— Жизнь, товарищ старший лейтенант, сложная штука, тем более что пути Господни неисповедимы. Так сразу и не объяснишь…
— Сергей Александрович! Меня зовут Иван. Иван Черепанов, — уже вдогонку крикнул ему Черепанов.
— Я запомню. До встречи, Ваня, — услышал он в ответ хрипловатый голос своего нового знакомого.
На следующее утро Черепанов решил навестить подполковника Репнина. С момента приезда в кишлак они практически не встречались. У старшего лейтенанта были свои заботы, а контрразведчик старался находиться там, где был мальчишка, сын имама Абдулы Сатара. А тот больше крутился во дворе старика, который предоставил им свой дом. Только однажды мальчишка покинул двор. Иван со своей позиции видел, как, спустившись с крутого откоса, он на бегу сбросил с себя одежду и смело прыгнул в ледяной ручей, берущий свое начало в верховьях тех гор, которые виднелись на горизонте. На берегу было несколько женщин, но мальчишка нисколько не стеснялся своей наготы. Выйдя на берег, он широко расставил в стороны руки и подставил свое худенькое тело лучам солнца.
Уже приближаясь к дому старика, Черепанов услышал какие-то странные звуки, доносившиеся из-за глинобитной стены. Было такое впечатление, что кто-то методично бьет кулаком в твердую поверхность. Войдя во двор, он увидел, что мальчишка метров с десяти бросает нож в кусок дерева прислоненного к стене. За действиями мальчишки наблюдал подполковник Репнин, который сидел чуть в стороне и пил чай. Пересекая двор, Иван услышал, как над его ухом просвистел нож и воткнулся в мишень. При этом Репнин хмыкнул, налил себе еще одну пиалу чая и с интересом посмотрел на лейтенанта. «Похоже, от безделья у подполковника совсем мозги расплавились», — подумал Иван и, выхватив из ножен свой нож, практически не целясь, бросил его в сторону деревянной мишени. Клинок старшего лейтенанта не просто попал в мишень — он вонзился точно в нож мальчишки. При этом куски красиво инкрустированной костяной рукоятки ножа полетели в разные стороны. Мальчишка с такой злостью посмотрел на Черепанова, что, казалось, еще секунда, и он бросится на него с кулаками. Но подросток сдержался — демонстративно плюнув под ноги Черепанову, он с гордо поднятой головой ушел в дом.
— Один ноль, — с некоторой ленцой в голосе произнес подполковник. — Тебя, старлей, не учили в школе, что обижать детей нехорошо?
— Этот, как вы, товарищ подполковник, заметили, ребенок своим ножичком с удовольствием перережет горло не только мне, но и вам.
— Ладно, Черепанов, не злись. Садись со мной чай пить, — но наполнить пиалы ароматным напитком Репнин не успел. В проеме ворот показался боец из взвода Черепанова. Запыхавшийся сержант, забыв о всякой субординации, выдохнул:
— К нам гости.
Старик вернулся один. Не спеша, сполоснув руки и умывшись, он с достоинством занял место рядом с подполковником и Черепановым. Из дома вышел и присоединился к ним священник. Все с нетерпением ждали, что скажет им старик. Но тот, не проронив ни слова, допивал уже вторую пиалу чая. Потом он позвал жену и принялся объяснять ей, как наложить примочки из лечебных трав на израненные острыми камнями подушечки лап волкодава. Только после этого он соизволил обратить внимание на своих собеседников.
— Достопочтенный имам согласился на ваши условия, — обратился старик к священнику, как будто подполковника и Черепанова за столом и не было вовсе. — Воины имама находятся недалеко, и через несколько часов они будут здесь.
Подполковник не скрывал своей радости. С облегчением выдохнув, он, тщательно подбирая слова, обратился к старику на его языке. Не трудно было догадаться, что Репнин благодарит того за успешные результаты переговоров с имамом. Старик же даже не удостоил подполковника взглядом. Он еще минуты три что-то рассказывал священнику.
— Имам отдает нам четверых пленных — трех солдат и одного офицера, — перевел слова старика священник. — Обмен состоится на нейтральной территории. Это километрах в пяти от кишлака, на открытом берегу реки. Все должны быть без оружия. Имам гарантирует нашу безопасность.
На место встречи они приехали, наверное, рано. Так же весело журчала на перекатах вода в речке, где-то высоко в небе кружила одинокая птица, а на плоских камнях грелись вездесущие ящерицы. Мальчишка тут же принялся бросать в них камни.
— Мехран, перестань, — мягко обратился к нему священник. Удивительно, но мальчишка тут же прекратил свое занятие и послушно переключился на дальний берег речки.
— Он что, понимает по-русски? — удивленно спросил Черепанов.
— Немножко. Но он прекрасно владеет английским, немецким и итальянским языками. Я уже не говорю про местные наречия. Мехран — талантливый мальчик, — в голосе священника Иван уловил нотки гордости.
— Сергей Александрович, давно хочу у вас спросить, — решился Иван, воспользовавшись тем, что рядом с ними никого не было. — Я в Афгане уже второй год, но за это время ни разу не слышал, чтобы моджахеды возвращали наших пленных.
— Но ведь и мы не торопимся этого делать, — живо откликнулся на его вопрос священник. — Вы видели где-нибудь на подконтрольной нам территории лагеря для пленных моджахедов? Уверен, что нет. А знаете почему? Потому что для нас они не военные, а бандиты. Бандиты, на которых действие Женевской конвенции о военнопленных не распространяется. А мы для них грязные гяуры — неверные, с которыми даже дышать одним воздухом считается грехом перед Аллахом. Вот и режем друг друга нещадно.
Священник на минуту замолк, оценивающе посмотрел на Черепанова и продолжил:
— Я вам, Ваня, почему-то доверяю. И сейчас скажу вам то, чего говорить не должен. Я сейчас уйду на ту сторону вместе с Мехраном. Его отец — очень уважаемый человек в мусульманском мире. Я буду говорить с ним о многом, в том числе и о судьбе наших ребят, оказавшихся у них в плену. А их, Ваня, уж поверьте мне на слово, там много, очень много.
Птица, все это время кружившая над ними, издала протяжный крик и резко взмыла в воздух. Из-за поворота реки вначале показались два бородача. Посмотрев на берег и, по-видимому, убедившись, что мальчишка на месте, они подали какой-то сигнал в сторону скал. Через несколько минут из-за поворота вышло еще два безоружных душмана, которые толкали перед собой трех наших солдат. Те еле держались на ногах и при этом несли брезент с еще одним пленным. Особенно тяжело приходилось солдату, который тащил свою сторону импровизированных носилок один. Через несколько шагов он упал. Ближайший к нему бородач, громко ругаясь, стал пинать его ногами. Глядя на это, Черепанов не выдержал и в несколько шагов преодолел расстояние разделявшее их. Оттолкнув бородача, он одной рукой помог подняться солдату, а другой легко поднял края брезента с раненым.
На того было страшно смотреть — от одежды осталось одно только название, через клочья тельняшки и офицерские бриджи можно было увидеть худое сине-черное тело. Вместо лица у раненого был один сплошной синяк, а от подбородка к левому виску тянулся багровый шрам. Иван не раз слышал истории о зверском отношении моджахедов к десантникам. Один только вид голубого берета или тельняшки мог послужить смертным приговором для его владельца, попавшего в плен.
По-видимому, от тряски и боли раненый пришел в сознание — из кровавого месива на Черепанова уставился один глаз. Ивану показалось, что он пытается что-то ему сказать. Попросив бойцов остановиться, Черепанов наклонился над раненым. Тому было очень трудно говорить, но Иван все же смог разобрать, что хотел сказать ему раненый офицер:
— Десант своих не бросает.
* * *
В это время мимо, и не глядя в их сторону, прошагал сын имама Мехран. Вслед за ним, одетый в свою походную форму — вязаную кофту-безрукавку поверх рясы, шел священник. Поравнявшись с Иваном, Сергей Александрович чуть заметно кивнул ему и прищурил глаза. Они у него были молодые. Волосы с сединой, борода, сутулые плечи, хрипловатый голос и эта нелепая кофта только делали его похожим на старика. Но Иван только сейчас понял, что священнику — где-то около сорока лет. Поглядев ему вслед, Иван задал сам себе вопрос: «Кто ты, Сергей Александрович Святенко?» И, словно услышав его, священник на ходу оглянулся и махнул на прощание рукой.