Глава 6. Сбой системы

— Не знаю, как мне быть, Федя. — Кондратьич потянулся к початой бутылке водки.

— Поступи по совести.

Матвеев тяжело вздохнул.

— Что такое совесть? Она что, поможет беду отвести? Нет, сосед, тут не по совести нужно действовать, а по плану. Я и с директором говорил, и с Черепановым тоже.

— Кто это? — Фёдор пододвинул свою рюмку и потянул сигарету из полупустой пачки.

— Один журналист из Лугани. Честный мужик, вроде понял всё, обещал Лукьянца убедить, но тот упёртый, Фома неверующий. Может заартачиться.

Во дворе хлопнула калитка, и, гремя цепью, радостно завизжала собака.

— Кто-то из своих, — Фёдор встал и прямо в дверях столкнулся с сыновьями.

— Батя, привет! — старший — Николай — радостно обнял отца за плечи.

— Будыки в сборе, — Фёдор обнял и младшего сына. — Садитесь, мужики, пообедаем с Кондратьичем.

Матвеев сходил в соседнюю комнату и принёс ещё стул и табурет.

— По какому поводу праздник? — младший Алексей довольно потирал руки, глядя на стол, заставленный тарелками с материной снедью. Отварная парящая картошечка, приправленная золотистым лучком и душистым только что сорванным с грядки укропчиком, соленья из погреба, жареное мясо в большой миске и хлеб, нарезанный крупными кусками, его явно заворожили.

— Отработал, сынок? — Фёдор полез в старинный сервант за маленькими рюмочками.

Сын неопределенно пожал плечами.

— Та да, батя. Сегодня как-то легко пошло. Норму сделали, а на наряде нам опять про технику безопасности втирали.

— А что, проверка? — Василий Кондратьич насторожился.

Алексей потянулся вилкой к сковороде, выудил на хлеб кусок жареного мяса.

— Да нет, говорят, мол, учёные считают, что на наших пластах возможны неизученные горно-геологические явления.

— Ух, ты… Это как? — заинтересовался Матвеев.

— Да глубоко мы залезли, а в институтах теперь не знают, что с этим делать. Метан прёт.

Фёдор почесал затылок и взялся за рюмку.

— Давайте за везение наше горняцкое!

Мужчины чокнулись, и некоторое время был слышен только стук вилок о тарелки.

Старший Будыка гордился сыновьями, но при всём желании он не мог предложить им ничего большего, чем пойти по своим стопам. Когда Фёдор подрабатывал в ДК художником, он свято верил, что его основная работа — добыча угля — это самый главный труд в стране. Не будет его — не будет ни металла, ни электричества — и проклятые империалисты нападут на беззащитную Родину, воспользовавшись её слабостью. Но разве советский человек — это червь бесхребетный? Не ради денег мы работаем, на благо страны уголёк рубим. Что может быть почётней?

— Кондратьич, а чего это ты утром с нашим директором сцепился? — Николай хитро глянул на соседа.

Матвеев беспомощно развел руками:

— Да так, просил о помощи, а он отказал.

Парень осуждающе покачал головой. В его шевелюре, несмотря на возраст, уже проблескивала первая седина.

— Тебе? Некрасивенько получается, дядь Вася…

— Да что я? — махнул рукой Василий Кондратьевич. — Я тут ни при чём. За дело просил. Техника безопасности, — Василий потупил взгляд в тарелку и криво усмехнулся.

— Что-то ты мутишь, Кондратьич, — сыновья переглянулись и добродушно рассмеялись.

— Так, вы это, того! — вскинулся старший Будыка. — А ну хватит галдеть, чего накинулись на соседа? — Фёдор погрозил пальцем сыновьям.

Матвеев примирительно похлопал его по руке.

— Да ладно тебе, Фёдор. Чего от них-то скрывать, теперь уж трубить нужно вовсю!

Парень явно заинтересовался, даже рюмку отставил.

— Рассказывай, Кондратьич.

— Неприятности большие на шахте грядут. Очень скоро. Вот ты, Николай, когда следующий раз идёшь?

— Завтра во вторую.

— Вот и не ходи! — решительно сказал Матвеев.

— Да уже один раз батя отговаривал. А что ты, Кондратьич, опять увидел чего?

Они, похоже, и верили, и не верили ему. Вроде и не верить причин нет, Матвеев — мужчина серьёзный, а вот поди ж ты… Мало ли что с человеком после аварии может случиться?

— Лучше бы я этого не видел, — тяжело вздохнул Матвеев.

— Ты, Василий, душу не рви, — поддержал его Фёдор. — Всё, что мог, ты уже сделал. Выше головы не прыгнешь. А может, пронесёт, как в первый раз, может, это опять на «Молодогвардейской» случится?

Василий покачал головой:

— Не пронесёт. Я видел отчетливо. На «Молодогвардейской» работы под землёй уже не ведутся, там такое, как я видел, — десятки погибших — невозможно. Взорвётся наша выработка. В Колькину смену. Завтра вечером.

— Вот послал бог соседа неугомонного — и что теперь с этим делать? — Фёдор был похож на угрюмую осеннюю тучу.

— Тебе, Федя, только детей уберечь, а я должен ещё подумать.

— Так тому и быть. Пойду вместо сына. — Будыка-старший грюкнул кулаком по столу так, что подпрыгнули вилки.

— Бать, да зачем? — Николай так и не научился перечить отцу, хотя уже давно и крепко стоял на ногах.

— Ты завтра займёшься женой своей. Неделю никак в больницу не можешь свозить, оболтус. Внуков думаете делать? А у нас с Кондратьичем дела в шахте есть. Так, Василий?

— Ты подумал о том же? — Матвеев посмотрел на соседа с нескрываемым удивлением.

— Нет, Вась, — хмыкнул Будыка. — Это ты у нас волшебник, а я не знаю, что у тебя в голове крутится. Но ты ведь в шахту собрался?

Василий шаг за шагом прокручивал в голове ещё не оформившийся окончательно план.

— Ещё не понимаю, как, но я это сделаю. Там не будет людей.

Фёдор решительно разлил по рюмкам остатки водки.

— Ты что, сам героем хочешь стать? Не-е-е-т. Не пойдет. Сам ты только свои сны видишь, тут одному не управиться.

Старший из сыновей — Николай Будыка смотрел на стариков и удивлялся — как в кино.

— Деды, вы что, шахту штурмом брать собрались?

— Да нет, сынок, какие из нас штурмовики? Тут хитростью надо. Ты иди, помоги Лехе гайки крутить, — младший к тому времени уже ковырялся под капотом старого «москвича». — И смотрите, какая штука интересная получается. Вроде в «москвиче» двигатель крепкий, из хорошего металла, сотни конструкторов над ним карпели, а попадёт в него обычный песочек — и хана двигателю!

Матвеев стал заинтересованно разглядывать соседа. Будто впервые видел. Будыка лихо опрокинул рюмку и закусывать не стал. Занюхал хлебной корочкой.

Николай встал было из-за стола и снова присел. Внимательно поглядел на отца, на соседа.

— Никак не получится без меня. Не справитесь. Ты, конечно, батя, авторитет большой, слов нет, но когда последний раз спускался? Или Вы, дядь Вась? Вы ж ничего там не помните — сколько лет прошло.

Матвеев встал, опершись на стол.

— Я не мастак слова жалостливые говорить, но не думал, что спустя столько лет вот так всё повернётся. Хорошие вы мужики, Будыки, спасибо.

— Ладно, Кондратьич, слезу давить. Колька, неси бумагу и карандаш.

В Фёдоре на старости лет проснулся талант полководца. Заговорщики сели за составление плана.

Помпезное здание Кабинета министров Украины выплыло перед Черепановым из утреннего тумана, как айсберг перед «Титаником». Грандиозный памятник сталинской эпохи, оно проектировалось как помещение всесильного тогда Народного комиссариата внутренних дел Украины, проще говоря, печально известного в народе НКВД. Поговаривали, будто его лицевую часть специально сделали дугообразной из соображений безопасности — чтобы невозможно было стрелять из-за угла. Но в итоге помещение передали правительству республики. Его закончили строить в 1938 году, по проекту академика архитектуры Фомина, а после его смерти возведение завершил зодчий, кажется Абросимов, мысленно проверял свои познания в архитектуре и истории Иван.

Огромный дом и ныне служил примером активного применения классического архитектурного наследия. Величественный главный фасад оригинально украшен стройными колоннами. Нижние этажи обработаны лабрадоритом, цоколь — полированным гранитом. Дом правительства, как и все сооружения для органов власти, удостоверял тогда ужасающее могущество Советской империи. Вместе с тем, отметил Иван, несмотря на большие размеры, это сооружение довольно удачно «спрятано» и почти не оказывает негативного влияния на исторические ландшафты Киева.

Судя по количеству престижных иномарок, припаркованных у подъездов Кабмина, кризиса в Украине не было, нет и никогда не будет. С представленным широчайшим ассортиментом ведущих автобрендов могла бы соперничать приличная автомобильная выставка. Разве что вместо соблазнительных красавиц у выставочных экспонатов, рядом с этими сверкающими черным блеском «вороньего крыла» и никелем «аппаратами», вальяжно покуривали, в отсутствие «высоких» хозяев, такие же ухоженные водители. Казалось, многим из них даже лень перебрасываться дежурными фразами, и, раскинувшись на шикарных креслах, они неторопливо просматривали свежую прессу или величественно дремали.

К министру угольной промышленности Анатолию Петровичу Морозову Ивану, как он и предполагал, пробиться не удалось. Хотя о встрече министра просили солидные, даже по меркам столицы, люди, которым в своё время Черепанов помогал в выборных делах.

— Занят, — коротко и многозначительно промолвила секретарь, — и в ближайшие дни не освободится, — даже тоном давая понять просителю, что уже фактом самого ответа сделала для него такой подарок, после которого и сам визит к министру может не понадобиться.

Максимум, чего удалось добиться Черепанову за последние полтора часа перезвонов, — это через своих киевских знакомых депутатов Верховной Рады записаться на приём к одному из заместителей министра — Станиславу Васильевичу Журавскому.

Поскольку до приёма оставалось более часа, Иван наскоро позавтракал в близлежащем кафе, лихо ударившем по кошельку, но иных в этом районе и не водилось.

Когда в бюро пропусков, пробежав дважды все списки, девушка сообщила, что его фамилия нигде не значится, Черепанова прошиб холодный пот. Он с ужасом догадался, что прибыл не по адресу! Как же он мог так опростоволоситься?! Ну да, это огроменное — на целый квартал серое здание, которое Черепанов мысленно окрестил «Пентагоном», никак не вмещает наше родное правительство! Здесь под бдительной защитой строгой вышколенной охраны, перекрывающей не только общие входы-выходы, но и перемещения по этажам, сидят лишь премьер, вице-премьеры и общий кабминовский персонал. Лишь для Министерства финансов хватило здесь территории. Все остальные министры съезжаются сюда лишь на заседания правительства, а их постоянные рабочие кабинеты — в собственных помпезных зданиях министерств. Он взглянул на часы. До назначенного времени оставалось чуть больше двадцати минут, хоть какой-то запас. Набрав приёмную и услышав адрес «Богдана Хмельницкого, 4», Иван почувствовал неимоверное облегчение и радость, а непривычно заботливый голос добавил: «Это сразу за ЦУМом, чуть выше». «Напротив театра русской драмы?» — уточнил пришедший в себя Черепанов. «Почти», — приветливый голос окончательно вернул ему уверенность.

Иван хотел было перебраться через дорогу и поймать такси или таксующего, но, оценив медленно ползущую по брусчатке в сторону Крещатика вереницу изредка безнадёжно попискивающих сигналами авто, вовремя отказался от этой идеи. В центре он ориентировался неплохо и прикинул, что минут за 15 вполне можно спокойно дойти до министерства пешком. И не стоит торопиться, дабы не вспотеть.

* * *

Нина почувствовала, что не выспалась. Банкет в «Интерконтинентале» явно удался. И насмеялись они с Ритой от души. Правда, прибившиеся к ним в конце ухажёры — это было нечто. Вначале блистали остротами, потом потянули их «продолжить банкет» в какой-то ресторан, где упились и начали бузить. Кроме того, стало ясно, что оба женаты. И опытные девушки еле ретировались. Было весело, но теперь Нина не могла до конца проснуться. Она машинально ответила на звонок внутреннего телефона.

— Это Виктор Арнаутов, одноклассник Станислава Васильевича. Мы договорились с ним о встрече, скажите, пожалуйста, охране, чтобы пропустили.

— Дайте им трубочку, — Нина «на автомате» попросила пропустить посетителя, пропуск заказывать было лень, фамилия была знакомая.

Арнаутов — высокий, в меру полноватый и почти всё время улыбающийся очкарик забросал Нину комплиментами и сувенирами. Если это можно назвать сувенирами.

— Это дитяте! — он бесцеремонно поставил сбоку от стола плотный пакет и запросто спросил: — У вас, кстати, мальчик или девочка?

— Заберите! — Нина строго встала, взяла пакет, чтобы вернуть самоуверенному посетителю, при этом, как бы случайно приоткрыв его, беглым тренированным взглядом машинально в считанные секунды всё же определила его содержимое — это были баночки с икрой и, видимо, какие-то рыбные деликатесы.

— Так это не вам, это дочке, — добродушно улыбнулся ничуть не смутившийся Арнаутов.

Нина сама не поняла, почему она подчинилась, и не заметила, как взгляд автоматически сосканировал правую руку посетителя. Окольцован, чего и следовало ожидать. И как он догадался, что у неё именно дочка?

В этот момент на пороге возник прибывший на работу шеф, оценивающий происходящее несколько недоумённым взглядом.

— Ну, наконец-то! Слава богу! Ну здравствуй, Стасик!

— Витька! Ну ты дал! — Арнаутов с Журавским обнялись.

— А что ж ты без предупреждения? У меня на утро куча дел, — Станислав Васильевич отошёл от неожиданности.

— Потому что к тебе чёрта лысого дозвонишься. Ладно уж, я подожду сколько надо, — миролюбиво согласился Арнаутов.

Нина поняла, что этот добряк-очкарик её банально надул, но с этим фактом стоило смириться, поскольку это уже ни на что не влияло.

— Значится так, ближе к обеду у меня должно возникнуть «окно», тогда пополдничаем с тобой и поболтаем с полчасика, — взял в свои руки инициативу Станислав Васильевич. По часам, портфелю и одежде своего одноклассника он сделал вывод, что дела у Арнаутова идут успешно.

— А пока Нина тебя кофейком или чаем попотчует, а ты не вздумай девушку серьёзную в краску вгонять, баламут старый! — распорядился Журавский уже с порога своего кабинета.

— Наверное, у вашего шефа самая большая в министерстве табличка на двери. Шутка ли, 28 букв, фамилия и имя — по девять букв, а отчество — десять, — не умолкал Арнаутов, пока Нина наливала в дорогую чашку кофе.

— Не обращала на это внимание, — Нина вспомнила, что собиралась созвониться и поболтать с Ритой. — Оставляю вас на несколько минут на хозяйстве, если зазвонит какой-либо телефон, позовёте, я буду рядышком, в коридоре.

— Справлюсь, не подведу, — и Арнаутов озарился своей подкупающей добродушной улыбкой.

Ближе к обеду Журавский наконец нашёл «окно» для своего гостя.

— Рассказывай, какими судьбами? — Станислав Васильевич поймал себя на мысли, что действительно рад видеть этого Витьку Арнаутова, которого в детстве они называли не иначе, как «Арнаутка», — был, кстати, тогда такой сорт хлеба, нынче позабытый. И Витька ничуть не обижался, он вообще был немнительным.

Быстро оценив комнату для приёма гостей, где Нина заблаговременно сервировала без излишеств уютный маленький столик, Виктор достал из кейса закатанную в домашних условиях пол-литровую банку чёрной икры, открыл её с помощью своего же ножа и сам ловко приготовил бутерброды, затем ловко разлил коньяк по стопочкам — они были предусмотрительно малы, чтобы максимально уменьшать во время обязательных застолий удар по печени хозяина кабинета.

— Ты извини, я буквально глоток, на работе, сам понимаешь, — Станислав Васильевич закусил тем не менее в охотку — что ни говори, а икра у Арнауткина была совсем не такой, как в магазине.

— Это потому, что её ни разу не замораживали, — словно угадал его мысли Витёк. — А я к тебе, Стасик, по делу. Тут говорить удобно?

Арнаутов имел в виду — не прослушивается ли помещение. Станислав Васильевич почувствовал, что настроение и аппетит у него начали портиться. Больше всего он не любил, когда друзья или знакомые приставали к нему с какими-либо делами. Это всегда приводило к потере времени. Схемы зарабатывания денег Станислав Васильевич выстроил сам, и они его вполне устраивали. Ничем рисковать ему давно не хотелось. А вникать во что-то новое, кого-то с кем-то сводить, потом отвечать перед обоими, если у них не сложится, — это только потеря времени и нервов. Но Арнаутова теперь придётся слушать.

— Я ведь тоже на севере с углём работаю. Но у нас не то что в Донбассе — практически всё на поверхности.

— Витюш, чтобы не тратить времени, я в нашей системе ни к торговле углём, ни к закупкам отношения не имею и вряд ли чем могу быть полезен. У всех своя иерархия — и никто в чужой огород не лезет.

— Так ты за какое направление отвечаешь? — в лоб поинтересовался неугомонный Арнаутов.

— Расхлёбываю аварии, занимаюсь безопасностью.

— Стало быть, я по назначению. Есть у меня небольшая научно-производственная лаборатория. Народ там интересный — учёные и инженеры подобрались не просто грамотные — не утратившие настоящего научного азарта. И недавно они провели любопытные исследования. Грубо говоря, сделали цифровую раскладку обаяния животных и сопоставили с цифровой расшифровкой электромагнитных сигналов, предшествующих выбросам метана. Сконструировали и запатентовали прибор, который должен быть эффективен именно в условиях ваших сверхглубоких шахт. Мы проанализировали — он надёжней и дешевле того импорта, который вы завозите. Рано или поздно мы пробьёмся к вам, но хочется рано, а не поздно. Сколько той жизни, а тут у нас такой случай с тобой, сам бог велел. За все исследования и сертификаты готовы заплатить, да и дело хорошее. Я всё понимаю. Не торопись с ответом, обдумай. А лучше приезжай к нам в командировку — всё на месте и изучишь, официальное приглашение пришлём. Кстати, хочу тебе презентовать свою книгу. Обязательно просмотри. — Арнаутов сделал акцент на последней фразе.

— По фото на столе про дочуню понял, — рассекретился, прощаясь с Ниной, Виктор Арнаутов. — А у меня, кстати, сынуля школу заканчивает. Так что готовьте невесту. Засватаем лет через пять.

— Через пять она в девятом классе ещё учиться будет, — улыбнулась Нина, приятный он всё же, этот Арнаутов, хоть и женатик.

* * *

Черепанов успешно преодолел многолюдный Крещатик, где на лавочках в тени каштанов, несмотря на утреннее время, было полно народу. Как обычно. Ещё он автоматически отметил, что бомжи стали встречаться всё чаще, и явно их ряды помолодели.

В советскую эпоху Министерство угольной промышленности было единственным министерством, которое базировалось не в Киеве, а в столице шахтёрского края — в Донецке. Огроменное помпезное здание с колоннами на центральной площади города свидетельствовало о статусе учреждения. Иван спустился в подземный переход и, поняв, что у него в запасе ещё осталось минут пять, решил побаловать себя кофейком. Однако когда розовощёкая крупная лоточница собралась наполнить напитком пластиковый стаканчик, Черепанов запротестовал. Он хорошо запомнил одну из передач своей студии, где специалисты подробно разъясняли, почему использовать пластик для горячих напитков вредно. Продавщица бросила на Черепанова злобный взгляд, раздражённо поставила стакан на место и что-то пробормотала себе под нос. Иван решил не заводиться. Да и в чём она виновата? Какие стаканы дали — такие и использует.

Сразу за центральным универмагом и располагалось нужное Ивану здание. Место было ему хорошо знакомо. Чуть выше — здание Укринформа, куда он не раз забегал на пресс-конференции, практически напротив — театр русской драмы. Здание было меньше того, где квартировало минугля в Донецке, в несколько раз. И ходили слухи, что вскоре минугля по определённым причинам и вовсе растворят в более мощном — топлива и энергетики. И зачем под разного рода конторы в каждом городе отдают лучшие здания в центре? Эти мысли пронеслись в голове Ивана, пока охранник звонил по внутреннему телефону.

Первой и приятной приметой показалось Ивану наличие в приёмной в качестве секретаря не напыщенной «фарфоровой куклы», как это бывало в большинстве приёмных такого уровня, а живой большеглазой симпатичной барышни с искренней улыбкой. И хотя ей было явно за тридцать, выглядела она просто отменно, и Иван почувствовал неожиданный прилив самых откровенных желаний.

Стоп! Да ведь это та самая девушка, которая ему понравилась на вчерашнем банкете. За ней с подругой ещё двое каких-то гадов ухлёстывали. Впрочем, и Иван-то ведь был не один. Оценив ситуацию, он решил, что дипломатичней будет про вчерашнее не напоминать. Иван мысленно выругал себя за то, что не запасся каким-либо презентом типа коробки конфет, что он обычно делал в подобных случаях.

Правда, на этом все хорошее в кабинете Журавского для Черепанова закончилось. Видимо, где-то наверху, на самом-самом верху, там, в более серьёзной и значительной канцелярии, существует определенный лимит положительных событий и эмоций на каждое время и конкретное место, и этот баланс строго соблюдается.

Когда с «подачи» симпатичной Нины, а именно так звали девушку, Иван вошёл в кабинет Журавского, у него мелькнул лучик надежды. Хозяин кабинета встал навстречу гостю, любезно пожал руку, взгляд его выражал внимание и участие. Собственно, Черепанов уже привык, что любая его попытка донести до чиновников сведения о возможной катастрофе на шахте «3-я Глубокая» и тревоге за жизнь горняков в далёкой Лугани, о сверхъестественных способностях кошки Матвеева, неумолимо наталкивалась на безучастный, как при игре в покер, и ничего не выражающий взгляд.

Но иллюзии Ивана быстро рассеялись. Журавский вроде и участливо кивал, и не спорил особо. Но это была имитация помощи — очень хорошо знакомый Ивану приём, который лично он ненавидел. Не можешь или не хочешь помочь — скажи прямо. Прямой отказ порой экономит и время, и силы. Иван имел печальный опыт, когда подошёл к проректору мединститута, которого вроде неплохо знал, на предмет поступления племянницы. Намекнул, что за гонораром дело не заржавеет, девчонка при этом толковая — отличница, на разных олимпиадах побеждала. Проректор записал фамилию, сказал не беспокоиться. А на первом же экзамене её просто не стали слушать — перебили на третьей фразе и двойку влепили, племяннице это травма была, Иван чувствовал себя виноватым, а проректор долго избегал встречи, а потом признался, что так вышло по ошибке…

Журавский сказал, что случай интересный. Но нужно составить письменные ходатайства, тогда можно будет привлечь учёных. В конце концов, Иван перехватил промелькнувший между заученно участливой улыбкой совсем другой взгляд замминистра — то ли мимо, то ли сквозь Черепанова — на красочный городской пейзаж в золотой рамке на стене, за спиной Ивана.

— Пусть всё решает на месте сам Лукьянец, — таким был стандартный ответ на доводы Черепанова. — У него полномочий достаточно, и на месте оно виднее. Он же не враг своим рабочим. А я постараюсь позвонить, чтоб отнёсся повнимательней. Но поймите, что и всю ответственность за остановку шахты в этом случае брать на себя. У него есть соответствующие службы, отслеживающие обстановку в лавах, пусть они совместно и проанализируют соответствие информации вашего Нострадамуса с данными приборов по технике безопасности. И примут взвешенное решение. Но между нами, чтобы вы понимали, скажу по секрету и по дружбе: если взрыва не произойдёт, это будет последнее распоряжение директора — второй раз за месяц остановку шахты Лукьянцу никто не простит. Не из предвзятости, а потому что не имеет права. Мы ведь тоже рабы инструкций и подневольные слуги государевы.

Впрочем, нет, Иван почувствовал даже некую радость Журавского от создавшейся ситуации: если Лукьянец не остановит шахту и произойдёт авария — его снимут и накажут за нарушение техники безопасности, а если остановит шахту, но взрыва не будет — за самоуправство, невыполнение госзаказа и саботаж. Получается, Черепанов очень вовремя сам подкинул в министерство козырного туза против Владимира Ивановича, поставив последнего в трудную ситуацию. Неужели истина о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад, всегда верна?

И еще что почувствовал Черепанов в разговоре с Журавским — касаться темы использования компромата на Лукьянца нельзя ни в коем случае. Даже показывать, что он что-то знает об этом. Они тогда сами и инициируют дело против Владимира Ивановича и усилят бдительность — тогда уж точно ничего не сделать.

Иван сухо распрощался с заместителем министра, поблагодарил за внимание и вышел. Видимо, вид его после посещения Журавского был столь красноречиво расстроенный, что даже Нина сочувственно предложила стакан минералки.

— Минералки? — переспросил Иван, — да, не откажусь, а в качестве ответного шага прошу принять мое предложение на вечер о совместном ужине.

Это предложение вырвалось у Ивана как-то само, непроизвольно, хотя, наверное, где-то в глубине подсознания оно созрело еще в первые минуты, когда он увидел Риту. И отточенное годами внутреннее чувство опытного самца подсказало Ивану, что он тоже понравился. «Предчувствия его не обманули», — как поется в арии к известному мультфильму о вышедшем погулять зайце.

Они договорились о том, что Черепанов встретит Нину после работы и они поедут в ресторан, который она выберет.

Иван вышел из министерства и, воспользовавшись тем, что машины в обоих направлениях замерли в пробке, перебежал по брусчатке на другую сторону улицы — спускаться в подземный переход ему было лень. На Пушкинской рядом с парком Шевченко у него была любимая кофейня. На ближайшем углу Иван обнаружил бетонный остов, которого раньше не было. Новострой, закрывавший собой старинный благородный фасад дореволюционного здания, был влеплен на углу улиц Пушкинской и Богдана Хмельницкого самым уродливым образом. Иван видел это безобразие в нескольких передачах. И вот ведь парадокс. Все понимают, что это плохо, неправильно — но это происходит. На глазах всего города, всего народа, всех силовых структур, всех первых лиц в государстве. Сколько людей ставили свои визы, давали разрешения? А самому хозяину этой стройки неужели безразлично, какую энергетику посылают ему тысячи возмущённых киевлян?

Приземлившись в своей знакомой уличной кафешке, Иван с радостью отметил, что официантка его узнала и приветливо улыбнулась. Пока она готовила ему кофе, он размышлял над глобальными проблемами мироздания. Может ли человек одолеть Систему, которую создали и поддерживают тысячи людей? Которая имеет иммунитет, десятки степеней защиты и способность к самосохранению и мутациям? Как в сказке: на месте отрубленной головы вырастало у Змея Горыныча десять. Но удалось ведь добру молодцу его одолеть! А сказки — они самая правда и есть, они — экстракт нашей мудрости. И как показывала история, очень даже может! Тот же Горбачёв, например, целый Советский Союз поломал, практически начиная в одиночку. А знаменитий сайт WikiLeaks, против которого оказалась бессильна мощнейшая государственная машина Штатов. Только действовать нужно по уму и по ситуации. Пока до самого верха не дошёл, сидел Михаил Сергеевич тихо, был в меру прогрессивен, но ни с какими перестроечными лозунгами не высовывался. И Хрущёв смог правильно момент прочувствовать. Всё возможно, если звёзды станут. Нужно пробовать — тогда и шансов больше появляется. В конце концов, ахиллесова пята — она всегда существует, подкрепился Иван уже мудростью древних греков. Итак, кто мог бы помочь просмотреть досье на Лукьянца? — судорожно думал Иван, листая записную книжку мобильного телефона. Существует ли оно на самом деле и настолько ли там всё серьёзно?

Кто из знакомых остался в СБУ при новой власти? Захотят ли и смогут ли помочь в таком нелёгком деле? И, несмотря на широчайший круг знакомых и приятелей, пока картина вырисовывалась неблагоприятная. Один уже уволился по возрасту, другие ушли после ротации в руководстве. Андрей Северцев, старый товарищ еще по юношеским совместным футбольным баталиям, решал вопросы, но в Лугани, а к Киеву подходов не имел.

— Не могу, — сказал он хриплым пропитым голосом, который даже показался Ивану конспиративным. — Ты же знаешь нашу закрытую систему, тем более сейчас, когда сменилась почти половина руководства. Дома я бы тебе помог, а в Киеве свои заморочки. Не то чтобы твой вопрос не решался — сейчас время такое, решается всё, просто у меня нет выходов. Ищи выходы на нужных людей, и не обязательно на самом верху, иногда с рядовыми проще, дешевле и быстрее. У нас ведь только снаружи кажется, что порядок, скорее по старой советской легенде, а на самом деле бардак, как везде, — напоследок «успокоил» он Ивана.

Только где ж их взять, этих людей? — Иван машинально дожевал недосоленный салат и запил его густым томатным соком.

— Будете что-то ещё заказывать или принести счет? — спросил ловкий молодой официант с «бабочкой» набекрень.

— Ну вот и началось, — вспомнил Иван старый анекдот и улыбнулся, — тащи счёт, на сытый желудок голова хуже варит, — и опять достал телефон.

* * *

Принц Джедефра славился своей любовью к мирским слабостям, об этом знали все, но кто же мог осудить Верховного судью, визиря и сына фараона? Многочисленная челядь с радостью участвовала с принцем в утехах и бесконечных празднествах, которые он устраивал с завидным постоянством. И теперь его дворец напоминал растревоженный улей. Слуги с полными подносами фруктов сновали между удобно расположившимися гостями, сам принц в окружении нескольких юных женщин расположился на подушках, наблюдая за происходящим с высоты своего положения.

— Говорят, мой двоюродный брат Хемиуну пообещал отцу, что Большая пирамида будет окончена не позднее следующего разлива Нила? — принц обратился к одному из своих сановников, восседавшему рядом, но не на подиуме.

Придворный склонился в почтительном поклоне.

— Да, мой принц. Не тебе ли как визирю знать всю правду об этом.

— Как же она будет хороша! — воскликнул принц, обводя довольным взглядом роскошно убранный зал.

— Слава великому Хуфу, да будет вечно царство его! Такого не видел ещё никто в мире. Сейчас готовят позолоту для вершины Большой пирамиды. Лучи солнца, коснувшись её, отразятся, и Амон увидит, насколько велико творение фараона Хнум-Хуфу, а когда солнце будет в зените, отражение его достигнет далёких земель, указывая на место святой обители.

Принц кивнул, как бы подтверждая слова придворного.

— О том, насколько велик мой отец, говорят дела его, ты прав. А вот и Хемиуну, мой брат!

Архитектор проследовал к главе дома и низко поклонился. Принц с радостью обнял двоюродного брата.

— Приветствую тебя, принц!

— И я тебя, Хемиуну. У нас только и разговоров, что о тебе и пирамиде. Ты великий строитель, так считает отец, так считаю я, и нет во всех наших землях человека, который не согласился бы с этим!

Архитектор поклонился еще раз.

— Мне лестно слышать, что мои труды во славу Египта и фараона не проходят даром. Но привело меня сюда не это.

— Говори, Хемиуну, я весь во внимании.

— Принц, ты ведь визирь и не можешь не знать о положении дел в казне. Боюсь навлечь на себя гнев Великого Хуфу, у него спросить не могу, он обещал, что всё будет в порядке, но пока что…

Джедефра снисходительно усмехнулся.

— Пусть тебя это не тревожит, деньги дадут жрецы.

— Из запасов сокровищницы?

Лицо принца на мгновение окаменело. Он поднял тяжелый взгляд на архитектора.

— Хемиуну, при всём уважении к тебе, считаю задавать такие вопросы не скромно. Какая тебе разница?

Архитектор почтительно взял принца за руку и поклонился.

— Ты прав, мой принц, слово фараона незыблемо, как скала, на которой стоит его пирамида, мне не стоит переживать из-за этого…

Рука принца на несколько секунд задержалась в руке архитектора. Джедефра в этот момент не мог видеть, что Хемиуну, закрыв глаза, сосредоточенно думал, и мысли не доставляли ему радости. Архитектор понял, что держит руку человека, который вскоре станет фараоном.

* * *

К вечеру погода испортилась, заморосил нудный и холодный дождь, появившийся ниоткуда. Даже спешащие и сталкивающиеся друг с другом мокрыми зонтами прохожие не без вожделения, через большие красивые окна созерцали широкие витрины ресторана «Ренессанс», куда ровно в восемь Иван привёз Нину. Внутри, в уютном, небольшом зале царствовали кремовые тона и изящные линии, и неслышными, призрачными тенями скользили гибкие официанты, разнося ароматные вкусности и горячительные напитки.

Они выбрали столик в углу зала, сели, и Иван огляделся. Здесь он был впервые, как оказалось, Рита тоже. Обстановка, с роскошными люстрами и мягкой кремовой мебелью, видимо, была призвана дать посетителям почувствовать себя аристократами с древнейшими корнями. В этой части заведения можно было оставаться на виду, но Иван предпочел пройти в VIP-зону. Очень приятное ощущение — находиться в самом сердце Киева и наслаждаться уютом дворика, окружённого старыми домами.

А с наступлением вечера ресторан магнетическим образом усиливал свои позывные. Казалось, они спустились в мир нереальных сочетаний. Янтарный Гоген на стене, лиловый бархат стойки бара, «Моэт Шандон», искрящийся в бокалах красивых девушек. На некоторое время туманный и этот безудержно манящий мир блаженств показался сном, в атмосфере парила невесомая лёгкость, и хотелось полностью расслабиться.

Морось за окнами соответствовала настроению и показалась Ивану до того мерзкой, он сходу заказал один за другим два больших бокала глинтвейна, горячего и пряного, несущего в себе виноградный вкус, лёгкую горечь цедры и нездешние мотивы экзотических специй. Но с первым глотком проснулся и аппетит. Развернув меню, нашли целый ряд мясных блюд, названия которых звучали довольно заманчиво. Нина заказала «Каприз гейши» — курицу с ананасным соусом, украшенную веточкой петрушки и цветком из моркови. Ивана привлекла телятина с луковым конфитюром и картофелем. На том и остановились. Из напитков Черепанов традиционно предпочел коньяк, а Рита — какое-то трудно произносимое сухое вино, название которого мог запомнить только вышколенный, как английский дворецкий из рассказов Конан Дойла, сомелье.

Разговорились. Иван сначала немного рассказал о себе — мол, журналист из Лугани, в Киев ненадолго, по общественным делам. И вообще, много говорить о себе — признак дурного тона, еще не заслужил подробной статьи в национальной энциклопедии. Что же до Нины, то она уже почти 9 лет работает в министерстве, после окончания факультета журналистики Киевского университета, куда ей помог устроиться дядя, влиятельный бизнесмен и депутат Киевского городского совета. Семейная жизнь, как это часто бывает у эффектных и умных женщин, не сложилась. С мужем, бизнесменом средней руки, коренным киевлянином и, как выяснилось после, маменькиным сынком и приличным бабником, прожили недолго, даже до двух лет не дотянули. Слишком уж разными они оказались. Вроде бы что надо — квартира, машина, достаток — всё было. Было всё, но ладу в семье не было. И хоть жили не очень дружно, но разошлись по-хорошему. Бывший муж оставил ей с дочкой квартиру, без претензий и склок. Как будто и не было этих двух совместных лет, «здрасьте — до свидания».

Вскоре принесли блюда. «Каприз» поставили на характерную «подогревалку» на столе: можно вкушать! Он, как сказала Нина, оказался достаточно вкусным, особенно соус, кисло-сладкий, тягучий, наполненный кусочками ананасов, моркови и болгарского перца. Ивану тоже принесли благоухающее и красивое блюдо: куски телятины, прожаренные до коричневой корочки, но нежно-розовые внутри. Именно луковый конфитюр, как заметил Черепанов, острый и сладковато-кислый, служил этому блюду хорошим обрамлением. А фоном — картофель.

После некоторого перерыва, призванного отдать должное мастерству шеф-повара, беседа возобновилась. У Ивана было ощущение, что они знают друг друга давно, просто долго не виделись и теперь пытаются наверстать упущенное. Они синхронно улыбнулись, когда из соседнего большого зала, как из другого мира, видимо, перепутав двери к ним в зал, в ослепительно белом подвенечном платье вбежала разгоряченная от танцев невеста и, смутившись ошибке, ловко крутнувшись, исчезла за стеклянной завесой. Там сегодня начиналась чья-то новая семейная жизнь.

— Так вы, или давай уже на ты, тоже завидная невеста — «в тему» вставил Иван, и что, до сих пор не нашлось достойного претендента на руку и сердце? По мне, так у тебя отбоя от мужчин не должно быть, огромной метлой отгонять надо.

— По-разному случалось, — уклонилась от прямого ответа Нина, — хотя, что скрывать, были варианты. Но после пережитого по-другому смотришь на жизнь, более требовательно и тщательно, что ли. Уже спешить не хочется, да и не нужно. Ну а вы, то есть ты, — поправилась она, — ты-то как? Тоже, небось, не одну девушку волноваться заставил. Даже я с первого раза не устояла перед напором провинциального Казановы.

— А то, — подхватил иронический тон Иван, видимо, так им беседовать было удобнее и привычней, — есть в провинциальных мужчинах некая привлекательность, этакая самобытная жилка, до конца не уничтоженная всемогущей цивилизацией. Простота, грубый натиск, милая необразованность и детская непосредственность, вызывающая у столичных дам нотки умиления. Тем и берём. Этим нехитрым приёмом ещё революционные матросы в семнадцатом соблазняли петербуржских аристократок. Экзотика-с, мадам.

— Да ладно, не переоценивай своих возможностей, донбасский матрос. От кондового провинциала ты так же далёк, как наша футбольная сборная от кубка мира. Уж я-то вижу, сама тоже родом из южных краёв. Но от коренного киевлянина, несмотря на «твою хорошую упакованность», ты всё-таки отличаешься. Не скажу сразу чем, но как только ты вошёл, я сразу это про себя отметила. Не напрягайся, отличаешься в лучшую сторону.

— Ну хоть так, осталось только понять, какая у меня сторона лучшая, — Ивану нравился этот несерьёзный тон, этот ресторан, эта красивая и умная женщина, сидящая напротив. Он даже на время забыл старого беспокойного шахтёра Матвеева, пропавший отпуск, летящую к далёкому океану Ольгу и недавний пустой визит в министерство. Такое в последнее время бывало с ним редко и напомнило юные романтические годы, бурлившие страстями и увлечениями. Так было и при первой встрече с бывшей женой Марией много-много лет назад, и это воспоминание приятно щемило грудь и сдавливало горло. Он усилием воли прогнал его, загнал внутрь, глубоко, где оно вновь затаилось, до момента очередного расслабления. А ведь с годами он становился всё более сентиментальным. Смотри-ка, старею, скоро начну горько плакать над сериалами — поставил Иван себя на место. Не хватало ещё раскиснуть и растечься по белой скатерти, всхлипами и чувственными воспоминаниями.

— Кстати, ты что, интересуешься футболом? — сменил тему Иван. — Это такая редкость среди молодых и образованных дам, есть ведь более изысканные увлечения в столице, чем этот массовый спорт непритязательных пролетариев.

И вдруг снова кольнуло и выскочило наружу то, сокровенно спрятанное, — Мария ведь тоже любила с ним рядом, свернувшись в большом кресле клубочком, устроиться у телевизора и смотреть почти все футбольные матчи подряд, которые никогда не пропускал Иван. А как они ходили вместе на маленький пулуобвалившийся от старости городской стадион, где в какой-то немыслимо низшей лиге играла местная футбольная команда шахты номер, номер …сейчас уже не важно какой. Черепанов по молодости тоже иногда надевал линялую синюю форму, штопаные гетры и жесткие бутсы и бегал в нападении за эту команду. И забивал, и они выигрывали у таких же любительских рабочих команд, с такими же простыми и хулиганистыми ребятами, также после рабочей смены с упоением гонявшими, еще со шнуровкой и резиновой камерой внутри, потрёпанный в баталиях мяч. Потом профком шахты выделял им какие-то деньги на пайки, которые они благополучно просаживали с пивом и напитками покрепче, всей командой нарушая режим, тут же в бетонной раздевалке под трибунами. Частенько в выходные он тренировался на этом заросшем бурьяном городском стадиончике, в шутку называемом местными болельщиками «Маракана», и потом, позже, водил туда своих подросших сыновей, где и прививал им первые уроки футбольного мастерства. А Мария сидела на длинных деревянных лавках невысоких трибун с облезшей краской и смотрела на них, смеялась, что-то кричала и снова смотрела…

Бабах! За соседним столиком откупорили бутылку шампанского — и этот хлопок «вернул» его к действительности. Что сегодня происходит? — вроде бы и выпил немного, а воспоминания прут, как тёплое шампанское из бутылки. Обстановка тут особенная или что?

— Не в моих правилах говорить в такой прекрасной обстановке о работе, — мягкий голос Нины опять «загнал» далекие воспоминания Черепанова на место, — но мне кажется, твой визит к моему шефу не доставил удовольствия ни тебе, ни ему. Судя по всему — результат, по крайней мере для тебя, отрицательный. Уж не собрался ли луганский ловелас таким оригинальным способом, как соблазнение неопытной секретарши, отомстить её нерадивому руководителю? Мол, вы меня так, а я вас эдак?

— О, это слишком изощрённый способ, даже для такого безнравственного субъекта, как я. Всё гораздо проще. Неопытная секретарша первым же взглядом своих томных глаз опрокинула несчастного провинциала в пучину романтических страстей и безнадёжных вожделений. А её бюрократический шеф остался где-то далеко-далеко, и вспоминать о нём даже как-то неприлично в такой торжественный, для меня конечно, момент.

Иван и врал, и не врал, шутил и не шутил. Действительно, на время он забыл о проблемах, приведших его в Киев, но то и дело они, как не отключенный на время свидания мобильный телефон, в самые неудачные моменты напоминали о себе. И он, размякнув то ли от спиртного, то ли от участливого взгляда Риты, вкратце рассказал ей о причине приезда и итоге визита к заместителю министра, об удивительной кошке Маргарите и её хозяине — старом шахтёре Василии Матвееве и о возможной большой катастрофе на шахте в его родном городе. Было ещё и любопытно, поверит ли она в его рассказ, может, со стороны он действительно кажется полным бредом.

Но она поверила как-то сразу и сразу же прониклась участием. И опять Черепанову пришло сравнение с Марией. Фантастика, совершенно не похожие внешне, эти две незнакомые, разнесенные во времени и пространстве женщины в схожих обстоятельствах вели себя одинаково. Видимо, несмотря на обилие романов, связей, долгих и не очень знакомств, внутренне Черепанову подходил и был близок только такой тип женщин. Но сам он не смог бы объяснить — какой, таких специально не найдёшь. Встречи с ними, видимо, прописаны для него «наверху» и должны случаться сами собой, внезапно, неожиданно и очень редко.

— Ваша дама не возражала бы, если бы вы наполнили ей бокал, — эта форма обращения очень понравилась Черепанову, и он тут же её подхватил:

— А ваш кавалер будет безумно счастлив, если вы согласитесь на танец с ним.

Внезапно откуда-то из глубины, из полусумрака, возник тихий, сказочный блюз, надрывно зарыдал сакс, и все остальное, кроме них двоих, опять стало призрачным и нереальным. Медленно танцевали, потом пили коктейли и опять танцевали. Под конец заказали кофе и мороженое с фруктовым салатом. И здесь все совпало у этих женщин — и любовь к сладостям, и страсть к мороженому, которая была у Марии, как у маленького ребенка, и которой она «заразила» Ивана. Черепанов уже не удивлялся ничему, а только плыл дальше вместе с Ритой в этих волнах волшебных блюзов, которым, казалось, не будет конца…

Кода они вышли из ресторана, была уже глубокая ночь. Дождь моросить перестал, но было ветрено и прохладно. Таксист участливо распахнул дверцу большой жёлтой машины, и они снова окунулись в тепло. Доехали быстро, умело петляя среди огней ночного города. Рита жило недалеко, почти в центре, в высоком новом доме с красивым фасадом и шлагбаумом на въезде во двор. Индивидуальные парковочные места с поднятыми красными «треугольниками» и автоматические полосатые шлагбаумы у дома да горбатые «лежачие полицейские» по обе стороны — неизменный сегодняшний атрибут, пожалуй, всех новостроев в больших городах. «Здесь остановитесь», — сказала Нина, и они вдвоем вышли. Иван рассчитался, отпустил машину и пожелал удачи каменнолицему, ничему уже не удивляющемуся таксисту.

— Поднимемся к тебе? — полувопросительно-полуутвердительно произнёс Иван.

— Конечно. Дочка на каникулах у бабушки, — легко и без лишнего кокетства ответила Нина, и они прошли к лифту мимо еще одного обязательного атрибута благополучия и «крутизны» элитных жильцов — устало дремавшей бабушки-консьержки в ухоженном парадном просторного подъезда.

— Давай я приготовлю тебе вкусный кофе по особому рецепту, — и Нина убежала на кухню, а Иван получил возможность повнимательнее рассмотреть квартиру, ведь обстановка многое может рассказать о хозяине.

Интерьер гостиной, выполненной в стиле хай-тек, поражал не просто строгими формами и линиями, здесь все подчинялось законам геометрии: большое пространство разделялось на зоны с помощью света и прозрачных перегородок. Двери выполняли не только свое прямое предназначение, но и создавали ощущение наполненного воздухом пространства. Мебель отличалась простотой форм, а в углу уютно устроился небольшой электрокамин. Все это ненавязчиво создавало атмосферу домашнего тепла и уюта.

— А у тебя тут здорово, — крикнул он, — мне нравится.

— Придумывала сама, — ответила Нина, — гостиная в одном стиле, спальня в другом, кухня — в третьем, из комнаты в комнату, как переезд в иную страну.

— Впервые вижу, когда стены в одной комнате поклеены обоями одной серии, но разных цветов. Сама придумала? — Иван говорил комплименты искренно, а отнюдь не ради приличия

— Если честно, где-то подсмотрела, — созналась Нина.

Действительно, спальня была другой. Стильно оформленное окно придавало ей особый шарм. Подъемная штора цвета бамбука создавала уютную атмосферу, а днем, наверное, защищала от яркого солнечного света. Оригинальные бра на стенах гармонировали с интерьером. В центре размещалась большая и вместе с тем изящная кровать, с миниатюрными подушечками, по цветовой гамме подходящими к шторе.

Удивила Ивана и кухня, оформленная уже в японском стиле. Зато он понял, почему Рената заказала в ресторане японское блюдо, ей нравилась Япония. Оказывается, нерушимая основа японского интерьера — это естественное освещение, природные материалы и минимум деталей. Черепанов определил это в двух словах: простота и функциональность. На кухне было все необходимое, включая самую современную технику, но ничего лишнего. Светильник с прямоугольным абажуром струил мягкий и рассеянный свет. Декором служили гравюры, каллиграфические свитки с мудрыми изречениями и икебана в стенной нише.

Они пили за маленьким столиком густой, действительно вкусный и приготовленный по какому-то экзотическому рецепту кофе с ликером, слушали музыку и разговаривали, а иногда просто молчали и смотрели друг на друга. И это молчание не было напряженной паузой, когда заканчивается очередная тема, а другая не найдена, оно было ее органическим продолжением, где каждый додумывал ее сам.

А потом была фантастическая ночь, ночь, которая выпадает только один раз, когда понимаешь, что такого завтра может уже не быть и когда истосковавшиеся по настоящим чувствам два человека, случайно нашедшие друг друга в круговороте жизни, торопятся успеть выпить эту ночь залпом, до самого дна, до последней капельки…

Иван не любил анализировать свои любовные ощущения после встреч с женщинами и тем более делиться впечатлениями о них со своими друзьями. Он разделял высказывание, которое вычитал в какой-то книге, что много о женщинах говорят самые неудачные любовники, а о деньгах — самые бескорыстные люди.

Но он отчетливо чувствовал, что в постели Нина отличалась от Ольги. Подсознательно сравнивая их, он поражался отличиям ощущений. Да, в любви Ольга была великолепна, но в ее поведении угадывалась некая искусственная, почти профессиональная составляющая. Уж слишком хорошо для своих двадцати с небольшим лет она знала все тонкости и нюансы постельных утех. С ней Иван, тоже далеко не новичок в таких вопросах, каждый раз получал полное наслаждение, и набор ее приемов и их исполнение каждый раз бросали Черепанова в экстаз. Несмотря на его прошлый и солидный опыт, ему всегда казалось, что это Ольга главная в постели и каждый раз старается показать ему что-то новое, неизведанное.

С Ниной же всё было по-другому. Была естественность, не наигранная страсть, и, несмотря на опыт семейной жизни Нины, была некая наивность, даже стыдливость. С ней Иван сам почувствовал себя учителем, бережно пытавшимся рассказать и показать неопытной ученице все то лучшее и интересное, что знал и что умел сам, осторожно тактично подсказывая и помогая ей.

Утро постепенно просунуло сквозь шторы пальцы своих световых лучей и защекотало веки. Они почти не спали и забыли о времени, поэтому, взглянув на часы, синхронно вскочили и потянулись к одежде.

— Я в душ и приготовлю завтрак, — Нина стремительно и грациозно, почти по-кошачьи, спрыгнула с кровати и убежала. А Иван еще минут пятнадцать валялся, включил стоящий напротив телевизор и смотрел новости.

Контрастный душ, телевизор и завтрак вернули Ивана из вчерашней сказки снова в реальность. Это почувствовала и Рита.

— Послушай, Иван, я снова о твоем деле, ведь ты тоже думаешь о нём. Все-таки, может быть, мне стоит самой переговорить с моим шефом и попытаться убедить его в необходимости остановить работы на шахте?

— Исключено. Неужели ты не понимаешь, что решение мне отказать было принято еще до моего приезда в министерство? И цель этого решения понятна и проста — таким образом убрать с должности директора Владимира Ивановича Лукьянца и поставить на его место своего человека. И как оно там будет, их не волнует — погибнут люди, ну и пусть. Главное — цель достигнута, а методы… это уж дело третье. Да и у Журавского, безусловно, возникнет вопрос: почему вдруг его секретарь взялась помогать незнакомому ей человеку из Лугани?! Да и вообще, откуда она знает обо всей этой истории. Нет. Ты что, хочешь, чтобы неприятности возникли у тебя? Так я этого не хочу и не допущу.

— И что, нет никакого другого выхода? Другого пути? Так не бывает, всегда должен быть еще хотя бы один вариант, — она смешно поджала губы и с прищуром посмотрела на Ивана.

— Ты, наверное, начиталась много детективных романов или пересмотрела сериалы о ментах и особистах. Не обижайся. Да, на самом деле действительно есть еще одно условие, о котором я тебе не говорил: на Лукьянца в СБУ есть материал, досье, во всяком случае ему так сказали. И там якобы собраны материалы, убедительно доказывающие его причастность к некоторым незаконным операциям с закупками угля, оборудования, ну и прочая грязь. Правда ли это или они его шантажируют, сам Лукьнец не знает, но угроз боится. Не в том он уже возрасте, чтобы по судам и тюрьмам скитаться. А семья, дети, внуки, доброе имя? Сейчас же все грехи можно притянуть за уши, учитывая неоднозначность нашего законодательства, особенно в прошлые годы. А те приказы на нарушения, заметь в устной форме, давали те же его начальники, которые сейчас угрожают ему, за выполнение им этих приказов. В общем, опасаться есть чего и кого. Так вот, Владимир Иванович мне сказал, что если я сумею понятно что не забрать, но хотя бы посмотреть это досье и убедиться, что же там на него «накопали», то он самостоятельно примет решение об остановке шахты, — Иван сделал большой глоток сока и продолжил.

— И я думал, что мои давние дружеские связи с некоторыми СБУшниками мне помогут в этом. Но оказалось, тех ребят уже в конторе нет, их уволила новая власть, а те, кто остался, они мне перезвонили буквально вчера, доступа к таким материалам не имеют. Так что и этот вариант, похоже, придется отбросить. Есть еще один парень, тут, в Киевской конторе, но он в другом отделе и готов помочь только в том, что в вопросах его компетенции, как они выражаются. Круг замкнулся, а времени до взрыва всего-ничего, и сообщить мне Матвееву нечего.

Все это время Нина внимательно слушала его, как-то по-ребячьи напрягшись и медленно качая головой. Потом решительно-порывисто встала, приняв какое-то непростое для себя решение.

— Я тебе ещё не успела рассказать, что у меня есть подруга, её зовут Рита. Она давно работает в СБУ, в аналитическом отделе, что ли довольно толковая. Давай позвоню ей и попрошу помочь. Вдруг она сможет? Ведь в том, что ты посмотришь на досье твоего друга, большого преступления нет. Зато есть шанс спасти сотни людей.

Черепанов раньше никогда бы не посмел использовать в своих делах женщину. Тем более такую, ближе которой на этот момент у него не было. Но ведь это не только его дело. Разве не нужно схватиться за любую, даже эфемерную возможность, чтобы предотвратить взрыв?

— Ладно, позвони. Только не говори ей об этом по телефону, предложи пересечься в кафе. Это действительно будет мой самый последний шанс.

И Иван с затаенным волнением посмотрел, как Рита набирает номер. До предполагаемого взрыва оставался один день.

* * *

— Почему Джедефра?

Свет солнца уже не проникал в храм Птаха, и факелы на стенах выхватывали из темноты только часть зала, в котором друг напротив друга стояли Верховный жрец, хранитель тайн Аменеминт и главный архитектор фараона — Хемиуну.

— Тебя мучит будущее, Хемиуну… Я предупреждал, твой дар опасен, это тягость, знать то, что тебе не положено как простому смертному…

— Ты не ответил, жрец. Следующим должен быть Хафра.

— Отвечу, хотя странно, что ты задаёшь мне вопросы, это я должен тебя спрашивать, ведь это ты провидец, — Аменеминт громко рассмеялся, и его сиплый смех в тишине зала казался зловещим.

— Джедефра нам больше подходит. Буду с тобой откровенен, он для Египта настолько же вреден, как и его отец, но из двух зол нужно выбирать меньшее. Принц не знает, что такое управлять великой страной, он не знает никаких проблем государства, но мы ему поможем в тяжёлый час стать на истинный путь. Его воля будет подчинена нам. Что нужно принцу? Развлечения? Мы позволим ему это. За чей счёт? — спросишь ты, и будешь прав, архитектор, в своих предположениях! За счёт сокровищницы жрецов. На некоторое время.

Архитектор напряженно слушал жреца.

— Никогда жрецы не поступали так с сокровищами Лабиринта, а ты далеко не простак, Аменеминт…

— Да, не поступали, — после короткой паузы ответил верховыный жрец. Теперь уже и тени улыбки не было на его лице. — Но уверен, что мне удастся убедить Совет в том, что тяжкие времена настали и мы должны сделать именно так, а получим взамен гораздо больше. Мы получим золото земель Египта. Кстати, ты подумал над тем, где его искать?

— Дай мне время, жрец. Ты думаешь, что я могу видеть всё и сразу, это не так.

Жрец отрицательно покачал головой.

— Ждать больше нет возможности, хочу видеть тебя через месяц, и ты принесёшь карту.

— Каждый день я должен быть на строительстве, а чтобы понять, где искать, мне нужно истоптать землю ногами, я знаю только примерно.

— Отправься в экспедицию, — настаивал жрец, — убеди фараона, что тебе нужен особый гранит или что-то в этом роде, придумай что-нибудь, это в твоих интересах. Месяц.

Он повернулся и вышел из храма, не проронив больше ни слова. Архитектор так же молча смотрел ему вслед.

Спустя два дня экспедиция, снаряжённая на поиски золота, отправилась на Синай. Единственное, что было нужно Хемиуну, — получить землю с мест, указанных им на карте. Ехать самому и тем более брать с собой кошку было бы верхом странности в его нынешнем положении, а оно и так было не завидное. Архитектор был уверен, что по возвращении экспедиции он сможет указать золотоносную жилу. Но душу его съедала ненависть к жрецам, к собственной немощности — не физической, а духовной, — обстоятельства загнали его в западню. Что может быть хуже, чем знать, что обстоятельства управляют тобой, но не наоборот. А фараон? Его власть всегда казалась безграничной на землях Египта, но оказывается, есть силы, которые могут его заставить перейти в мир иной… И он — Хемиуну — обычный смертный, оказался между этими двумя силами — как между жерновами — архитектор понимал, что у него совсем мало времени для принятия решения, на чью сторону стать.

Покорная кошка, лёжа на его коленях, издавала равномерный звук кошачьего удовольствия — гортанное мурчание, и архитектор не смел её прогнать — именно она сейчас должна была ему помочь сделать выбор.

Всё чаще он оставался с Гепой наедине, и любому обитателю дома — то ли членам семьи, то ли слугам — запрещалось входить, когда хозяин думал.

Чем больше он проводил времени за созерцанием будущего, тем тяжелей становилось на душе. Предсказать он мог практически всё — кроме своей собственной судьбы. И это омрачало существование архитектора больше всего. Измученный своим даром, он не мог извлекать из него личную выгоду, а необычные знания о будущих событиях заставляли принимать решения, которые не могли сказаться на его судьбе. И всё же он решился…

* * *

Договорившись с Ритой о встрече, Нина перезвонила в министерство и отпросилась у шефа часа на три. Соврала, что разболелся зуб и нужно срочно к стоматологу.

Ровно к одиннадцати Нина и Иван поехали в уютное кафе на Подоле встречаться с Ритой. Рита оказалась тоже симпатичной, но это был несколько другой тип. Высокая, но с более «солидными» формами, в строгом сером костюме, она немного напоминала стюардессу, рано вышедшую на пенсию. Приветливое лицо со строго очерченными скулами, аккуратно зачёсанные назад волосы и заметная с первого взгляда выправка свидетельствовали о профессиональной принадлежности Риты к организации, постоянно следящей за внешним видом своих сотрудников. Она быстрым оценивающим взглядом скользнула по Черепанову, сердечно обнялась с Ниной.

— И что у вас стряслось, чем вызвана такая секретность? — спросила она у Нины, рассматривая при этом Ивана. — Давайте для конспирации закажем хотя бы кофе или сок.

И хоть её тон был насмешливым, в голосе Иван уловил тревожные нотки. Она понимала, что просто так Нина не стала бы вызывать её с работы. И понимала, что это как-то связано с новым Нининым знакомым.

Пока молоденькая официантка принимала заказ, все молча готовились к разговору.

— Понимаю, времени у тебя не так много, поэтому постараюсь быть краткой, — Нина волновалась, что делало её еще привлекательней, — познакомься, это Иван Черепанов, мой хороший… — она запнулась, подбирая слово, — друг, и ему нужна помощь. Даже скорее не ему самому, а делу. Короче, лучше он сам тебе всё объяснит, а ты уже сама решишь, что к чему.

Иван изложил уже заученную им историю о Матвееве, его чудесной кошке и взрывах, делая уточнения после чётких вопросов Риты.

— Итак, резюмирую, — после непродолжительной паузы сказала она, — не касаясь функций остальных участников вашей эпопеи, моя задача — помочь вам, Иван, взглянуть на досье этого вашего друга — директора. Но перед этим одно существенное отступление — данное деяние, как вы понимаете, является нарушением если не общегосударственного закона, то правил нашей организации. Повлечь оно может неприятности, и это мягко сказано, для вас. Но при вашем темпераменте и уверенности в собственной правоте для вас это кажется мелочью, дело ваше. Но могут быть большие неприятности и для меня и для другого человека, который может вам это помочь сделать. И если компенсацией за это для того человека будет некая сумма вознаграждения от вас и возможность сделать услугу мне, то для меня нужно четкое понимание необходимости данного деяния. Если вы не возражаете, хотя это и выглядит несколько бестактно, я на несколько минут хотела бы остаться наедине с Ниной. А потом мы продолжим разговор.

— Безусловно, а я пока расплачусь за заказ и полюбуюсь панорамой Днепра, — Черепанов направился к барной стойке, потом демонстративно далеко отошёл от столика и, облокотившись о перила, глядел, как у речной пристани, суетясь и гудя, снуют маленькие шустрые катера.

Через минут пять его окликнула Нина.

— Мы всё обсудили, извини, что без тебя, но Рита хотела поговорить только со мной. Ты её должен понять.

— Какие могут быть претензии. Я уже, честно говоря, не рад, что втянул вас в эти проблемы.

— Не комплексуй, лучше пойдём, послушаем, что скажет Рита.

Черепанов не знал, о чём говорили подруги, но догадывался, что Рита хотела побольше узнать о нем. Он внутренне усмехнулся: что могла рассказать Нина, которая знала его только со вчерашнего дня. Естественно, не об их прошлой ночи. И какие гарантии она могла дать относительно его порядочности, честности, вменяемости, наконец. Хотя впечатления ненормального он пока не производил. Или это ему кажется?

Но, видимо, Нине удалось убедить подругу какими-то своими женскими, недоступными для мужчин доводами.

Рита была привычно деловита:

— Задача наша непроста, но выполнима, причём несколькими способами. Досье можно почитать либо в бумажном виде, либо на сервере, где хранятся такие документы. Второй вариант для меня, а значит и для вас, проще. Мой хороший знакомый, начальник охраны одного из наших руководителей, думаю, сможет это организовать. Вам понадобится минут пять-шесть, не более, ваш товарищ, как я поняла из рассказа, на серьёзное досье листов эдак на пятьдесят не наработал. Детали вам сообщат позже. Ждите звонка и не беспокойтесь. Естественно, вы это понимаете, после того как я сама пробью по нашим каналам имеющуюся о вас информацию. В организации я служу серьёзной, хоть нас сегодня и «чешет» жёлтая пресса. Посему мнение подруги перепроверю. Не такие красавицы ошибаются, хотя, — добавила она, усмехнувшись, — её отзывы о вас весьма лестны. Звонка ждите часа через полтора. Если его не будет, значит, дело не выгорает по каким-либо причинам. Уж не обессудьте, и до свидания. Поцеловавшись с Ниной, она неожиданно проворно для своей комплекции встала и элегантно села в припаркованную у кафе чёрную иномарку со служебными номерами. Черепанов с Ниной остались за столиком.

Когда Нина уехала в министерство, Черепанов погулял по набережной и сделал несколько звонков. Перезвонил Матвееву и Лукьянцу, сообщил, что вопрос пока не решён, но шансы есть. Набрал Ольгу, чтобы узнать, как протекает отдых, но соединения не произошло, видимо, услуга роуминга подключена не была. Ивана этот факт особенно не расстроил, он не сомневался в том, что у Ольги всё так, как надо. «Оттянется», как «сленгует» его младший, по полной.

Через часа полтора, как и предупреждала Рита, раздался долгожданный звонок. Исходный номер был засекречен. В трубке раздался мужской приятный бас. Незнакомец говорил отрывисто, чётко, как бы рубя фразы:

— Здравствуйте, Иван Сергеевич, меня зовут Валентин Николаевич. Мне говорили о вас и вашем деле. Думаю, смогу вам помочь. В четырнадцать часов жду вас возле памятника Богдану Хмельницкому на Софиевской площади. Подробности обсудим при встрече.

— Хорошо, — Иван постепенно начал входить в состояние охотничьей собаки, почуявшей дичь, — а как вы меня узнаете?

— Не беспокойтесь, — даже по телефону Иван почувствовал, как усмехнулся Валентин Николаевич, — узнаю. До встречи.

И разговор закончился.

Иван задумался, потеребил салфетку и всё-таки позвонил Виталику Макаренко, старому институтскому другу, давно уже служившему в столичном МВД, и о чём-то кратко с ним переговорил. Потом спустился к дороге, остановил такси и назвал место встречи.

К памятнику он подъехал минут за двадцать до встречи, осмотрелся, прогулялся, оглядел скульптуру, припомнил, что знает о памятнике. Оказалось, не так уж и много, но и не мало, значит, журналистская память и закалка не ослабевали с возрастом, что радовало. Но много вспоминать Ивану не пришлось, он незаметно пристроился к шумно высыпавшей из большого автобуса экскурсионной группе и внимательно вслушался в рассказ женщины-экскурсовода. Худенькая, маленькая, в полосатом брючном костюме и больших роговых очках, она привычно ровным, хорошо поставленным голосом профессионала, периодически поворачиваясь то к слушателям, то к высоко сидящему Богдану, вещала историю создания одного из самых знаменитых памятников города, давнего символа Киева, изображенного на картах, телевизионных заставках и сувенирах. Иван на время ощутил себя туристом из этой группы и заслушался.

Оказывается, еще в середине XIX века у украинских деятелей культуры возникла мысль установить памятник Богдану Хмельницкому. Первый проект памятника был выполнен с грандиозным размахом. На гранитном постаменте, по форме похожем на курган, на гарцующем коне восседал гетман. Под копытами коня предполагалось изобразить распластанное тело ксендза-иезуита, покрытое изорванным польским знаменем, рядом должны были лежать звенья разорванных цепей, а внизу, перед скалой, располагаться 4 фигуры — слепой кобзарь и его слушатели: белорус, малоросс, великоросс и червоноросс. Барельефы должны были изображать эпизоды Битвы под Збаражем и вступление войска Хмельницкого в Киев.

Средства на памятник предполагалось собрать по благотворительной подписке, но и тогда пожертвования поступали плохо. Политические мотивы и недостаток средств привели к тому, что композиция памятника стала намного скромнее, исчезли фигуры кобзаря, его слушателей, а также барельефы.

Иван вместе с группой послушно вслед за энергичной предводительницей описал круг у памятника и продолжил слушать.

Морское ведомство пожертвовало на строительство памятника 1600 пудов, или 25,6 тонны, старой корабельной меди. В 1877 году наконец-то была изготовлена гипсовая модель, а в 1879 году в Санкт-Петербурге, на литейно-механическом заводе Берда, при участии скульпторов Пия Велионского и Артемия Обера, композицию отлили из металла.

Хоть тогда ещё в Киеве не заправляли Черновецкий и его молодая команда, место для памятника Хмельницкому — Софийская площадь — определилось после долгих споров. Но неожиданно из Петербурга пришёл запрет. Дело в том, что памятник, установленный на Софийской площади, располагался бы между алтарной стеной Киевского Софийского собора и зданием Михайловского Златоверхого собора. Ориентирована статуя была так, что гетманская булава как бы грозила в сторону Польши. Соответственно, конь Богдана Хмельницкого будет обращён хвостом к алтарной стене Софийского собора, и именно это будут видеть вместо христианской святыни многочисленные богомольцы, устремляющиеся к собору. Кроме того, закрывался вид на собор со стороны Михайловского монастыря и Крещатика. Это вызвало возмущение киевского духовенства, и оно написало жалобу в Синод. Некоторое время памятник стоял на Бессарабской площади.

Восемь лет простоял готовый памятник Богдану Хмельницкому во дворе Старокиевского полицейского участка, так как денег на строительство гранитного постамента не хватило. Киевляне шутили, что гетмана арестовали за то, что «прибыл без пашпорта». Наконец, в 1886 году из городской казны было выделено 12 000 рублей, а управа Киевской крепости отдала для памятника 30 кубических саженей гранита, которые остались от строительства опор Цепного моста, после чего архитектор Владимир Николаев спроектировал и построил постамент для памятника. Киевский архитектор работал бесплатно, а деньги, которые удалось сэкономить, потратил на установление изгороди с фонарями вокруг памятника.

Все исторические события, особенно с памятниками, похожи друг на друга и периодически повторяются, меняя только воплощения и трактовки с учётом политической конъюнктуры, — эту истину Ивану еще раз подтвердило продолжение рассказа.

Чтобы не оскорблять чувств верующих, скульптурную композицию развернули, после чего булава стала грозить скорее в сторону Швеции, чем в сторону Польши. Вопреки расхожему мнению, в сторону Москвы булава не была направлена никогда. О сопричастности к России говорили лишь надписи на постаменте: «Хотим под царя восточного, православного» и «Богдану Хмельницкому единая неделимая Россия». В 1919 и 1924 годах эти надписи сменили на нейтральную: «Богдан Хмельницкий. 1888», которая сохранилась по наши дни.

11 июля 1888 года, во время празднования в Киеве 900-летия крещения Руси, памятник Богдану Хмельницкому был окончательно установлен и освящен.

Иван ещё раз, уже глазами новоявленного знатока, взглянул на монумент. Действительно, памятник производил сильное впечатление своей динамичностью. Как будто всадник на полном скаку осадил коня, чтобы обратиться к народу. Довольно точно, как говорят историки, было передано портретное сходство с прототипом, а также детали одежды. Постамент скульптурной композиции хоть относительно невысок, но зато она доступна для кругового обзора, что даёт возможность подробно рассмотреть все детали, которые проработаны очень тщательно.

Он хотел ещё раз обойти медного Богдана, но кто-то совершенно неожиданно тронул его за рукав пиджака. Черепанов обернулся. Ещё секунду назад в экскурсионной группе этого мужчины не было, и Иван не заметил, как тот оказался рядом. Высокий, под метр девяносто и под сто кило весом, с могучей атлетической фигурой, угадывающейся даже под светло-синим пиджаком спортивного покроя, Валентин Николаевич, а это был он, легонько отвёл Ивана в сторону.

— Ещё раз здравствуйте, Иван Сергеевич, — произнёс он знакомым басом, — давно ждёте? Как вам, кстати, рассказ экскурсовода, правда, интересные подробности, прямо своеобразное досье на памятник?

От неожиданности Иван сразу не нашёл, что ответить. Но, похоже, его новый спутник ответа и не ждал.

— Давайте-ка спустимся к автомобилю, и я расскажу вам план наших ближайших действий. Времени у нас не очень много, а работа предстоит необычная.

И, мягко придерживая Черепанова под локоть, Валентин Николаевич подвёл его к огромному чёрному джипу.

— Наш план такой, — так же отрывисто продолжил Валентин Николаевич, — когда они сели в салон и молча проехали несколько километров по шумным улицам, — сначала посетим квартиру, где вы переоденетесь в форму мастера по ремонту кондиционеров. А потом в дачный пригород, в очень красивый особняк моего начальника, и там…

Но тут громкий и такой же отрывистый, как голос нового знакомого Ивана, сигнал мобильного телефона прервал его:

— Секундочку, — тот внимательно посмотрел на исходящий номер и нахмурился, — кажется, у нас уже начались проблемы.

* * *

В один из обычных дней на строительстве пирамиды, такой, как и сотни других, к нему подошел человек в одежде воина.

— К тебе есть послание, уважаемый Хемиуну.

Тон, которым это было сказано, не оставлял никаких сомнений в том, кто был отправителем сего послания.

— Давайте, — архитектор ждал этого дня, жрецы не могут не сдержать своего слова.

— Это послание на словах, архитектор. Человек, который знает о вас всё, просит вспомнить о вашем разговоре месячной давности и дать обещанное…

— Передайте вашему хозяину, что я готов.

— Ждите, — неизвестный развернулся и пошел прочь так же быстро, как и появился.

В тот же вечер Аменеминт появился в доме архитектора тем же способом, что и раньше.

— Благословенна мудрость твоя, Хемиуну, — ты не из тех хитрецов, которые смеют перечить воле жрецов. — Невысокий, сгорбленный человек в грязных одеждах приветствовал архитектора.

— Моё уважение к вашей касте воспитано с детства, но это уважение основано не на страхе к вашей таинственности, а на восхищении вашими знаниями, Аменеминт. Я хочу, чтобы вы это понимали.

— Конечно, архитектор, но какая разница? Вы готовы ответить на вопрос совета жрецов о золоте?

Хеменуи неспешно проследовал в дом и вернулся оттуда со свитком папируса.

— Здесь обозначены интересующие вас места. Я своё дело сделал, жрецы могут быть спокойны.

— Покой наш может быть основан только на уверенности в неприкосновенности Лабиринта, а такой у нас нет. Вы всего лишь помогли сделать первый шаг, но следует подумать и о следующих.

— Мне думать не о чем, наш договор выполнен! — архитектор почувствовал, как волна злости от собственного бессилия подкатила комком к горлу и голос предательски задрожал.

— Ярость — не самый лучший советчик для мудрых людей. Нет большей ошибки, чем отдать себя гневу во власть, архитектор. И тем более это нужно понимать человеку, отмеченному даром Всевышнего.

Верховный жрец заложил руки за спину и, сгорбившись, начал ходить взад-вперед перед Хемиуну. От этого его и без того невысокая фигура стала похожа на маленькую сгорбленную тень злого духа, пришедшего за своей жертвой.

— Через двенадцать дней, архитектор, случится то, что вы видели в своих видениях. Вы спросите, зачем я вам это говорю? Вы же и так всё знаете без меня… это не новость для пророка.

— Мне кажется, жрец, что мои способности сравнимы с твоими… читать мысли — удел посвященных, но всё же я не стану задавать ненужных вопросов, сила на вашей стороне, и мне придётся выслушать.

— Ещё один мудрый поступок. Совет жрецов прислал меня не только, чтобы забрать обещанное тобой, я должен заверить избранных, что ты правильно истолковал будущее и готов принять его и не препятствовать восстановлению справедливости. Подумай, Хемиуну, ты всего лишь умеешь читать начертанное чужой рукой письмо, всего лишь читать, но править его ты не в силах. Так и продолжай совершать здравые поступки, не спорь со своим знанием, если суждено чему быть — оно и будет, ты не в силах изменить ничего, ты всего лишь читатель чужих писем, Хемиуну.

— Я проклинаю день, когда пришла кошка… — держась за голову, архитектор, казалось, хотел раздавить её руками.

* * *

Иван вопросительно взглянул на Валентина Николаевича, но тот внимательно слушал «мобильник» и смотрел в зеркало заднего вида. Потом резко свернул вправо, к обочине, и остановился.

— Похоже, за нами «хвост», — медленно и даже удивлённо произнёс он, — Иван Сергеевич, вы никому не сообщали о нашей встрече?

— Нет, — коротко ответил Иван и подумал про себя, что его на всякий случай «берут на пушку» из мер предосторожности. А может быть, цену своим услугам «чекист» набивает.

Он осторожно огляделся вокруг — ничего подозрительного не наблюдалось. Ни тебе авто с наглухо затонированными стеклами, ни подозрительных типов с приклеенными усами и в темных очках.

— Извините, — деликатно, но с легкой иронией в голосе спросил он, — а вы уверены, что за нами действительно ведётся слежка?

Собеседник проигнорировал его иронию.

— А до этого не замечали, что кто-то за вами следит?

— Нет, — опять прозвучал тот же ответ, — да и зачем за мной следить? Я ведь не шпион, а о моей миссии в Киев по поводу закрытия шахты знали многие. И Матвеев, и Лукьянец и замминистра Журавский, и другие. Я и не делал из этого особой тайны, думал всё решить официально. Это уже потом, от безысходности пришлось обратиться к Рите, ну и, соответственно, к вам. А почему вы решили, что нами интересуются?

— Перед поездкой я попросил коллегу подстраховать меня во время встречи с вами, посмотреть со стороны, не следят ли за вами. Так, на всякий случай. Знаете ли, привычка. И он сейчас сообщил, что ему показалось, что за нами поехала серая тонированная «шкода» и вела нас до этого места. Может, это и совпадение, но я на всякий случай пропустил её вперед. Придётся немного попетлять. Бережёного бог бережет. «Не иначе как для пущей важности все эти понты, или действительно цену набивает», — отметил про себя Иван.

Когда Валентин Николаевич окончательно убедился, что за ними никто не следит, он внезапно «нырнул» в арку небольшого уютного дворика и заглушил двигатель.

— Сейчас быстренько переоденемся и — к цели. В доме, куда мы выдвинемся, охрана, так что я проведу вас как мастера по ремонту и обслуживанию кондиционеров. Весь соответствующий реквизит сейчас возьмём.

Они поднялись на второй этаж по затёртой от тысяч подошв цементной лестнице, мимо традиционных разноцветных почтовых ящиков с фамилиями жильцов квартир. В парадном стоял стойкий запах борща и лука. И кошек, видимо, с наступлением сумерек постоянно дефилирующих с улицы на чердак. Валентин Николаевич открыл дверь, и они зашли в однокомнатную, но довольно просторную квартиру. Как такие называют в народе — сталинку.

Про конспиративные квартиры спецслужб Черепанов знал. И по многочисленным фильмам, и по детективным романам, и по рассказам некоторых знакомых, которым приходилось бывать на таких квартирах ещё в советский период. Тогда сотрудники всемогущего КГБ встречались здесь со своими тайными осведомителями. А учитывая размах, с которым КГБ вербовал агентуру — практически в каждой организации, квартир таких в каждом городе должно было перейти в наследство СБУшникам немало.

Иван быстро переоделся в заранее приготовленный рабочий костюм с красивым логотипом какой-то сервисной иностранной фирмы, взял небольшой пластиковый чемоданчик с инструментом, и после непродолжительных инструкций Валентина Николаевича, в основном сводившихся к фразам «Побольше молчи» и «Делай, как я скажу», они вернулись в машину.

— А когда вам передать, — Черепанов замялся, — вознаграждение?

Слово «деньги» он так и не смог произнести.

— После того как посмотрите материалы, — без тени стеснения ответил Валентин Николаевич. И, заметив некоторое смущение Ивана, продолжил: — Вы, Иван Сергеевич, не думайте, что и наши органы стали насквозь продажными, как большинство представителей правоохранительной системы. Конечно, имеются такие и в нашем ведомстве. Но наш с вами случай особый. Во-первых, я вам помогаю из-за исключительного уважения к Рите Владимировне. Она мне в свое время тоже очень помогла. А долг платежом красен.

Иван заметил большую любовь нового знакомого к различным пословицам и поговоркам.

— Во-вторых, то, что она мне рассказала о причине вашего поступка, вызывает уважение и сочувствие. Люди погибнуть не должны, и если есть возможность это предотвратить, её, несомненно, надо использовать. В-третьих, то, что вы увидите досье на вашего друга, ничего для нас особенно не изменит. Такие досье, как вы сами понимаете, есть на всех более-менее известных, богатых и влиятельных людей в нашей стране. И они тоже об этом если не точно знают, то догадываются. И о своих делах за последнее время тоже знают. Правда, не знают, насколько хорошо об этом осведомлены наши коллеги, и только в этом интрига, как говорят в театре. Но раз их пока не трогают — значит надо, время не пришло.

— И в-четвертых, — деньги за эту услугу, как вы понимаете, я беру символические, погасить, так сказать, накладные расходы, — Валентин Николаевич криво усмехнулся. — Да и судя по вашему случаю, с вас-то и взять особо нечего. Вы ведь заранее не готовились к такому варианту.

— Правда, — продолжил он после небольшой паузы, — у вашего директора наверняка нашлись бы соответствующие суммы, и если бы дело касалось только его, а не жизни сотен шахтёров, так бы и случилось. Заплатил бы по полной, раз имеет серьёзныё грешки. Но я думаю, даже в этом случае он позже возместит вам потраченные средства. Дружба дружбой, а табачок врозь.

Тем временем они выехали из города на широкую скоростную трассу и мчались, уверенно маневрируя и обгоняя попутные машины.

Это было знаменитое обуховское направление. Самые элитные дачи базировались здесь ещё с советских времён. Леса, озёра, речка Козынка. По молодости Иван бывал в этих местах. Его университетский дружок Лёха Бобчинский подцепил девушку, которая оказалась внучкой известного писателя, на дачу которого они вскоре и были приглашены. Правда, Лёху вскоре забраковали, но впечатлений Черепанова от визита на дачу это никак не испортило. Тем более их тогда и накормили, и напоили по высшему разряду.

Иван с интересом смотрел по сторонам. Сколько же появилось заборов! Огромные куски леса были обнесены деревянными и металлическими изгородями. Причём высота некоторых превосходила всякие границы здравого смысла. Они свернули с трассы в сторону Днепра и вскоре выехали на бетонку, по обе стороны которой расположились… «дачи», — Иван чувствовал неуместность этого слова и вспомнил рассказ таксиста, подвозившего их с Ольгой к «Евроконтиненталю». Несколько массивов с более древней застройкой старой советской элиты смотрелись по-сиротски. На фоне дворцов с причалами, мостиками, башнями, сказочными островками, лебедями, скульптурами, причудливыми дорогими растениями. Нет, это хорошо, что у людей есть деньги. Но на фоне общей нищеты. Здесь явно закопано полбюджета страны, — отметил про себя Черепанов. Просто мираж какой-то. Искусственно созданный иллюзорный мир. Взгляд Ивана скользнул по загорелым лицам молодых ребят, укладывающих плитку. Облачённые в синенькие робы, они явно страдали на солнцепёке. А ведь многие из них бросили в своих сёлах обрабатывать землю, выращивать хлеб, овощи, скот. Почему, несмотря на бешеный рост цен на продукты, мы всё больше их завозим из-за границы, а крестьяне всё чаще бросают землю и подаются, чтоб хоть как-то выжить, батрачить на такие стройки? Интересно, какие чувства испытывают эти работяги, находясь здесь?

— А едем мы в загородный дом моего руководителя, — отвечая на немой вопрос Ивана, пояснил Валентин Николаевич. — На его компьютере есть копии всех нужных для нашей работы досье, ну и вашего товарища наверняка тоже. Естественно, он, я имею в виду моего начальника, о нашей операции знать не должен, так что выглядеть ваш визит будет как ремонтника кондиционера. Этой информации достаточно?

Черепанов молча кивнул, хотя ответа Валентин Николаевич и не ждал, а только виртуозно крутил баранку и что-то напевал себе под нос.

Черепанов даже не заметил, какая была надпись на голубом дорожном указателе, когда они свернули с основной трассы на боковую дорогу. Не «грунтовка», а хорошо уложенная асфальтом извилистая дорога уперлась в солидный полосатый шлагбаум с небольшой красивой будкой для охраны. Молодцеватые ребята с автоматами наперевес, в чёрной служебной форме, то ли «Беркута», то ли «Сокола», или какой другой серьёзной птицы, лихо сдвинув на затылок береты, молниеносно откозыряли их машине и подняли шлагбаум. Видимо, Валентина Николаевича здесь знали хорошо.

Они проехали дальше. По правую и левую сторону дороги высились двух— и трёхэтажные, разнообразных архитектурных проектов элитные особняки, за высокими заборами которых угадывались совсем не рядовые их обладатели. Тишина, зелень, спокойствие царили на этом островке благополучия и комфорта. Вдалеке, метрах в шестистах слева от дороги, среди невысокого дубового бора, синело большим круглым пятном тихое озеро.

— Приехали, — Валентин Николаевич негромко посигналил у зелёных кованых ворот аккуратного двухэтажного дома. Машину здесь тоже знали хорошо, и ворота мгновенно распахнул похожий на предыдущих бойцов молодой парень в форме, но уже другого покроя и цвета. Он вежливо поздоровался с прибывшими и остался у входа. Вопросов тут не задавали, и, видимо, так было заведено давно.

— Как дежурство? — панибратски, но с начальственной ноткой в голосе спросил Валентин Николаевич.

— Всё штатно, — коротко ответил парень, — какие будут указания?

— Никаких, управимся сами. Я ненадолго, почистим «кондишен» — и поедем.

Они прошли в дом. Миновав по коридору третью комнату, Валентин Николаевич достал из кармана связку ключей и открыл дверь. Это, видимо, был загородный кабинет его начальника: большой тёмный стол и кожаное кресло, стеллажи с книгами и папками, два больших серых сейфа, на окнах решётки и сигнализация.

Подробней рассмотреть обстановку Черепанову не дал Валентин Николаевич. Он сразу подошёл к компьютеру, соединённому кабелем с длинным плоским экраном, стоящим тут же, на столе, и включил его. Шторы на окнах были опущены, но свет пробивался внутрь, отчего в комнате царил загадочный полумрак.

— Поставьте, наконец, свой чемоданчик на пол и подойдите сюда, — Валентин Иванович уже сноровисто ввёл необходимый код и нашёл нужный Ивану файл.

— Садитесь и читайте материалы на вашего Лукьянца. Даю пять минут на ознакомление и запоминание. Время пошло.

И сам Валентин Николаевич сел на хрустящий диван у стены, искоса наблюдая за Иваном.

Черепанов внимательно вчитывался в документ, открытый на мониторе. Всё, что там было написано, так или иначе можно было применить к любому «угольному генералу» их времени. Уж Черепанову, выросшему в Донбассе, работавшему журналистом и депутатом, это ли было не знать. Стандартный для среднего директора полукриминальный путь в послеперестроечное время и стандартный набор совершённых нарушений. Не более. Причём больше предположительных, чем доказательных. Возможно, не такой уж важной птицей оказался его друг, или ребята из органов занимались более «перспективными» объектами. Шутка ли, одних депутатов Верховной Рады каждого созыва 450 душ, а ещё их помощники и советники. А члены правительства, министры, замы, замы замов. А губернаторы и мэры с их аппаратом, а новорусские, вернее новоукраинские миллионеры и миллиардеры, а …да мало ли. Работы невпроворот, а тут какой-то директор из захудалого шахтёрского городка. Приоритеты тут явно расставлять умели.

«Короче, взяли тебя на понт, дорогой Владимир Иванович, — про себя подумал Иван, заканчивая читать документ. — Прямо не досье, а резюме безобидное. Такое не в прокуратуру отправлять, а в службу занятости. Практически чист, как младенец, по сегодняшним временам. Вот ему будет облегчение, ему и семье, да и дело теперь сдвинется, можно командовать на шахте без опаски».

Иван решил еще раз прочитать и запомнить один самый скользкий эпизод и уходить, когда по коридору раздались чьи-то шаги.

— Сидите спокойно, я на секунду. Скорее всего, это Саня, второй дежурный, что-то хочет сказать, — и Валентин Николаевич, быстро поднявшись, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой массивную дверь.

О чём говорили в коридоре, слышно не было, и Иван, дочитав нужный абзац, автоматически закрыл файл. К его удивлению, тот не был открыт и вынесен отдельно, и на экране высветилось полное меню с папками, каждая из которых пестрела заголовками министерств, ведомств, политических партий и множеством знакомых фамилий. Это была база копий досье, собранных в данном сервере. В спешке, а может, учитывая, что Иван не останется один, Валентин Николаевич не скрыл остальных материалов.

Искушение получить такие сведения было слишком велико, но и подставлять друга Риты и её саму тоже не хотелось. Будь у Ивана больше времени на размышления, он бы никогда не сделал то, что сделал сейчас. Какой-то бесконтрольный охотничий азарт овладел им. Ещё с юношеских времён увлекшись журналистскими расследованиями, он выработал привычку всегда иметь при себе диктофон и флешку — на всякий случай, мало ли когда понадобится. Диктофон сейчас заменил многофункциональный модный телефон, а флешка была пристегнута в специальном незаметном кожаном футляре на поясе. И этот пояс на конспиративной квартире он очень кстати перетянул в надетые сейчас брюки костюма наладчика. Причем сделал это совсем не преднамеренно, а скорее случайно, поскольку брюки оказались великоваты и слегка болтались.

Повинуясь скорее азарту, чем разуму, Иван профессионально вставил флешку во внешний порт и за несколько секунд скачал на неё всю информацию. Восстановил всё, как было, и быстро спрятал флешку назад в пояс.

Он даже не успел испугаться, когда через мгновение в кабинет вернулся Валентин Николаевич. В руках он держал большую плетёную корзину с грибами.

— Ну как, прочитали? — и он, почти не глядя, закрыл файл и выключил компьютер.

— А, это Санёк мне грибов вчера насобирал и передал для домашних. Люблю, знаете ли, пожарить с картошечкой, лучком, тёртым сыром и сметанкой. Жена их замечательно готовит, пальчики оближешь. Так, — он резко сменил тему, — время, свою работу вы сделали, «кондишен» почистили, пора назад. Остальные вопросы решим на квартире.

И они вышли тем же путем к автомобилю. Воздух вокруг был чист и светел, а солнце уже клонилось к закату.

— Эх, на недельку бы сюда, да забыть про все, — заводя машину, мечтательно промолвил Валентин Николаевич, — лес, рыбалка, охота. Но покой нам только снится, ведь так?

И, посигналив три раза клаксоном на прощанье, они выехали в предусмотрительно открытые ворота.

Ивану казалось, что бухающее в груди сердце заглушает работающий двигатель.

— Надо успокоиться, — дал он себе команду. Всё решим в гостинице, в гостинице, в гостинице. Главное — позвонить Лукьянцу и рассказать о досье. Пусть он сразу останавливает шахту. Да, и перезвонить Матвееву. И поблагодарить Риту. И новая мысль, та, которую он безнадёжно сейчас гнал из головы: что делать с материалами на флешке?

* * *

Синий «москвич», громыхая своими запчастями, по проселочной дороге направлялся туда, где сквозь косой дождь просматривался вентиляционный ствол шахты. Лысая резина буксовала временами на глинистых подъемах, но водитель, уверенно переключая передачи, нисколько не сомневался в том, что нет преград для его автомобиля. Неровный звук двигателя усиливался баском дырявого глушителя, и спокойствие всех фазанов в округе было безнадежно нарушено.

Фёдор бормотал под нос «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”», работая педалями и рычагом с такой самоотдачей, будто он сам был двигателем старенького автомобиля.

Потемнело неожиданно быстро — низкие тучи лишили землю солнечного света раньше, чем положено, но это было и к лучшему.

Старые часы светились фосфорными стрелками, и Федор, взглянув на них, убедился, что движется по графику.

«До ствола еще минут сорок ехать, потом пешочком, всё складывается» — его мысли сейчас были направлены только в одну сторону — сделать всё по разработанному плану.

«Москвич» остановился в посадке. Через несколько минут возле него стоял не житель посёлка, а рабочий шахты — сапоги, грязная роба, каска — всё как положено. Будыка накинул через плечо сумку с инструментом и двинулся в сторону вентствола. В темноте он без труда ориентировался по знакомым многие годы приметам и довольно быстро вышел к цели. Двор освещался желтым тусклым светом прожектора, но за углом гаража было темно, хоть глаз выколи, — вот здесь и можно переждать.

Ремонтная смена зашла в клеть, и, когда начался спуск, Матвеев, стоя за спиной Николая Будыки, ощутил давно забытое чувство, близкое к невесомости. Столько раз он в своей жизни спускался в шахту, и это было обыденно, а теперь, спустя годы, к горлу подкатил ком.

Торможение, лязг дверей, и горняки размеренным шагом людей, делавших это сотни раз, направились в сторону электропоезда.

— Вон там, налево иди, дядь Вась. Я через полчасика буду. — Колю в темноте можно было различить только по голосу.

«Староват я стал, действительно раньше как летучая мышь ориентировался в темноте, — давай, сынок, время пошло».

Бригада поехала на участок, а Матвеев побрел в другую сторону, поглядывая на часы. Воздух в шахте особенный. Здесь он может быть разным — жарким и пыльным, свежим и прохладным, в зависимости от того, где ты находишься, но запах шахты везде одинаковый — Кондратьич по нем соскучился. «Вот как бывает, ты меня чуть не убила, а я рад опять быть здесь», — Матвеев разговаривал с шахтой и при этом совершенно не чувствовал себя сумасшедшим. «Не получится у тебя в этот раз. Делай что хочешь, но людей ты не получишь, прожорливая дырка. Который час?»

Полчаса пролетели как минута, и одинокий фонарик коногонки появился вовремя.

— Ты, Николай?

— Я, Кондратьич. У меня всё готово. Метров десять от клети лежит лом. Может, поднимешься с нами? Рискованно это, вдруг ты прав окажешься.

— Я точно знаю, что прав, а если быстро устранят неисправность и вас опять спустят? Нет уж. Делаем, как договорились. Мне три-четыре часа продержаться, а потом здесь ничего не будет, я от клети далеко не уйду, а до лавы — вон сколько. Ты самоспасатели положил?

— Там же, три новых. Один на тебе — не забудь.

— Что со временем?

— Пора начинать. Ну бывай, — Николай развернулся и пошёл в обратную сторону. Теперь всё зависело только от слаженности их действий. Через десять минут Кондратьич достал газовую зажигалку, из которой предусмотрительно заранее удалил кремень, нажал на спуск газа и поднёс её к датчику.

На поверхности в диспетчерской дежурный поднял трубку и доложил по внутреннему телефону:

— Сработали датчики метана, в шахте газ.

Трубка недовольно крякнула в ответ матом.

— Как-то резко они сработали, концентрация увеличивается, — дежурный был явно взволнован.

Трубка продолжала ругаться в ответ.

— Нет, тогда их отрежет от клети. Они не смогут выйти.

— Чёрт! У нас стал главный вентилятор проветривания!

Диспетчер схватил другой телефон.

— Что там у вас? Так включи резерв, метан внизу!

Лицо дежурного становилось всё бледнее.

— Что с резервным питанием? Включай, давай, давай! Как нет? Да что вы там все, на своих выселках, с ума посходили?

— Всех выводить на поверхность, срочно!

Ремонтная смена, не успев приступить к работе, быстро направилась к спасительной клети. Они успели зайти далеко, и теперь нужно было около двадцати минут, чтобы вернуться, но этих людей торопить было не нужно. Каждый шаг увеличивал расстояние между ними и смертью. Возможно, тревога опять окажется ложной, думал каждый из них, но проверять это ценой собственной жизни ни у кого не было желания. Тревога на сей раз не была ложной. И уже очень скоро каждый из них и все в округе смогли убедиться в этом.

* * *

Довольный собой, Фёдор широким шагом пробирался сквозь лес к машине.

«Всё-таки талант не пропьёшь, электрик от бога! Понапридумывали всяких модных защит, понаставили наворотов. И что? От Будыки ещё никто не уходил! Делов-то. Теперь часов пять будете возиться, не меньше! А нам больше и не нужно. Все на гора!»

«Вот они. Торопятся. Давайте, сынки, давайте. Там ваше спасение», — Кондратьич выключил фонарь, чтобы его не было видно в темноте, и прислонился к крепи. Клеть лязгнула затвором и пошла вверх, увозя шахтёров.

«Всё. Главное сделано. В нужное время в шахте никого нет. Теперь упрямый директор подождёт некоторое время и спустит опять кого-нибудь, но мы и этого не допустим».

Когда на горизонт опустилась пустая клеть, Кондратьич открыл её дверь, расклинил ломом и — для большей уверенности — ещё и шахтной крепью. Обычно такие вещи не валяются где попало, но Матвеев позаботился об этом заранее.

«Ну вот. Теперь мы с тобой один на один, по крайней мере некоторое время, — Кондратьич направился в сторону электровоза. — Сейчас мы закрепим успех».

Он сел в кабину, повернул рычаг, и грязный подземный работяга начал набирать скорость. Чего стоило Кондратьичу спрыгнуть? Да ничего не стоило! Резкая боль, как тогда, много лет назад в больнице, только и всего. Грохочущий состав что есть мочи набирал ход.

Звука уходящего в темноту пустого состава Кондратьич уже не слышал…

* * *

Десять дней и ночей празднества по случаю окончания строительства пирамиды превратились в нескончаемый поток яств, вина и увеселений, ворвавшийся в царский дворец. Венец самолюбия фараона был закончен. Разделяя остроконечной золотой макушкой пустыню и плодородную долину, пирамида заставляла оглядываться на себя, и не было на Земле ничего более прекрасного и величественного.

Как и обещал, фараон сполна отплатил талантливому племяннику, но десять талантов не радовали Хемиуну. Он ждал. Ждал беду, которую никак не мог предотвратить. И на тринадцатый день скорбная весть разнеслась по долине… Пирамида теперь будет использована по прямому назначению. Фараон умер.

«Вот теперь ты, знающий о будущем всё, опровергни сам себя и измени свою дату смерти… докажи хотя бы себе, что ты не мог знать всего, а значит, и изменить что-либо из этого… Будь преданным, Хемиуну, твой хозяин ушёл, и в этом — часть твоей вины… ты знал, каким ядом его отравят жрецы, ты знал, что глухонемой слуга потом тоже примет его и уйдет вслед за своей великой жертвой, но ты не знал одного — как будет тебя терзать совесть…», — больше ни одной мысли в голове великого архитектора не появится, он последовал примеру преданного предателя — глухонемого слуги фараона…

* * *

Рассчитавшись и попрощавшись с Валентином Николаевичем, Иван сразу поехал в гостиницу. Ещё по пути, в такси, он набрал Лукьянца и сообщил, что видел досье, но ничего такого, что могло бы стать причиной «посадки» директора, с полным набором доказательств и показаний свидетелей, там нет.

— В досье в основном предположения и факты, требующие дополнительного расследования, — более подробно «докладывал» Черепанов уже из гостиничного номера, — полной доказательной базы у них нет, я уверен. Конечно, и эти материалы могут быть основой для каких-либо дальнейших расследований, но для этого понадобится много времени. Прошлых налоговых и товарных документов сейчас уже не сыскать. Понимаете меня — уничтожены по истечении трёх лет либо по халатности. И показаний не взять, многих уже и в живых нет, а некоторые покинули страну, ищи-свищи. Да и мало кто захочет уже давать такие показания, позабыли уж всё.

Лукьянец молча и напряжённо сопел в трубку, переваривая услышанное.

Иван продолжил:

— В общем, вам лучше знать о прошлых делах и компаньонах, но на всякий случай документы подчистить не мешает. Я приеду и уточню, по каким сделкам и за какой период. Теперь, после услышанного, бояться вам, Владимир Иванович, нечего, так что нужно немедленно закрывать шахту. Ведь так?!

— Не совсем, — голос у Лукьянца был уставшим, — во-первых, Иван, то, что ты прочитал, наверняка неприятно удивило тебя. Но ты должен понять и меня, ведь все сделки, с которых я получал «откаты», иначе провести было невозможно, сам знаешь, где и с кем живём. Сколько «дипломатов» с «зеленью» я перевозил в Киев, уже и не вспомню. Такие были правила. Ладно, ты прав, подробности при встрече.

— Да ладно тебе, Иваныч, оправдываться. Нет людей, а тем более руководителей, безгрешных. Лично я тебя как уважал, так уважать и буду, — поддержал Лукьянца Черепанов.

— И на том спасибо. А теперь — о главном, сейчас у нас обстановка ещё та, может, уже слышал в новостях? Шахта и так уже шесть часов как закрыта без моего приказа. Твой сумасшедший Матвеев не дождался твоего звонка, а может, и не поверил, что я закрою шахту вторично, но так или иначе самостоятельно заблокировал вход в лаву. Он же шахтёр с опытом, дождался, когда смена вышла, по чужому или по старому своему пропуску, сейчас выясняем, проник туда и заблокировал клеть. Кажется, подогнал электровоз с вагонетками и устроил затор. Все стоим на ушах, вокруг ВГСЧ, приехала милиция. Послушай, может, он тебе доверяет больше, позвони ему, скажи, что мы и так всё остановим, пусть только выходит.

— Хорошо. Сейчас его наберу. Попробую уговорить и после перезвоню.

А в голове Черепанова вдруг возникли последние страницы трактата. Он понял: Матвеев может погибнуть. Иван набрал Матвеева. Телефон отвечал знакомым бесстрастным голосом: «Абонент временно недоступен. Перезвоните позже». Или Матвеев не взял трубку с собой, или в шахте не принимался сигнал. Черепанов повторил вызов, но результат был тот же.

«Бесполезно, — решил он, — нужно лететь в Лугань и, если успеет до взрыва, постараться уговорить Матвеева вылезти из шахты и избавиться от этой чёртовой кошки».

Позвонил Нине, хотел поблагодарить, договориться о встрече, но её телефон был занят. Заказал билеты на ближайший рейс до Лугани. И тут снова «пробило» — «флешка»! Он с интересом и опаской, как маленький ребёнок, который одновременно хотел и боялся заглянуть в тёмную комнату, достал «флешку» и вставил в ноутбук.

То, что он увидел на скачанных с сервера СБУ файлах, поразило его. Его, человека опытного, как говорится, видавшего виды и кое-что знавшего в силу своей былой журналистской профессии и настоящей депутатской работы. Досье Лукьянца теперь казалось «детским лепетом», по сравнению с масштабом развернувшихся на экране документов. Иван еще не просмотрел и малой толики имевшихся там досье, но понял, каким «огнедышащим» и потенциально опасным материалом обладает. И последствия оглашения этих материалов могут быть намного страшнее последствий взрыва на Луганской шахте. Волею случая у него в руках оказались подноготные практически на всех более-менее известных и влиятельных личностей страны. Причем даже некоторых тех его однопартийцев, которых Черепанов знал по совместным столичным съездам и повседневной организационной работе. Вся элита, все «сливки» общества были сейчас представлены на этом маленьком электронном устройстве, причем переставлены в самом худшем для себя виде.

* * *

Председатель СБУ был похож на перевернутый айсберг — огромная глыба холодной ненависти к подчиненному, ко всей этой мерзкой конторе, состоящей из воров, жуликов и подхалимов, таилась под темной гладью напускного спокойствия.

— Погоны выбросишь на мусорку. Это раз, — негромким голосом обрисовывал он ближайшие перспективы стоявшему навытяжку своему заместителю. — Сядешь, конечно. Это два. И сядешь, дрянь бестолковая, надолго. И не факт, что выйдешь живым, а не вперед ногами вынесут.

— Я гарантирую, что сегодня же… — начал было зам, но председатель резко оборвал его:

— Именно!!! — рявкнул он. — Именно сегодня! Не завтра! Не в среду!

И впечатал тяжелый кулак в стол.

— Чего стоим?! Действуй! Жизнь не надоела еще?!

— Никак нет, — растерянно пробормотал заместитель и исчез из кабинета.

Председатель несколько секунд невидящим взглядом рассматривал закрывшуюся за подчиненным дверь.

— И мне тоже… жить пока не надоело.

* * *

Подкупы, рекет и рейдерство, заказные убийства, сексуальные извращения, незаконные товарные сделки и тендеры, государственные преступления, воровство бюджетных средств в миллионных масштабах, заранее проплаченные решения в судебных исках. И это все у милых, добрых и отзывчивых людей. У трибунов, меценатов, государственных деятелей, орденоносцев, героев труда и страны. Практически каждый день, то горячо убеждая, то саркастически парируя, то режа в глаза оппонентам правду-матку, это они не сходят с экранов популярных ток-шоу, почти искренне убеждая нас в своей исключительности, незаменимости и порядочности.

Представляю, сколько любой их них заплатил бы и на что пошел бы, что бы увидеть и уничтожить этот потрясающий своей «жесткостью», цинизмом и вместе с тем убедительностью компромат, — Ивана даже прошиб пот от мысли об этом.

А ведь у него в руках такая бомба, которая, взорвавшись, может перевернуть общество как внутри страны, так и глазах зарубежных партнеров, мнением которых мы всегда так хотим заручиться. Но стоп, ведь эта «бомба» может уничтожить и его самого. Если кто-то узнает, что он обладает такой страшной информацией, его постараются убрать и «друзья», и враги. А в первую очередь это поспешат сделать сами спецслужбы, которые, давно имея такой материал, не давали ему хода, придерживали по разным мотивам, и, скорее всего, для того, чтобы постоянно держать на крючке любого влиятельного чиновника, депутата или бизнесмена.

Но как они узнают, что у него есть такая информация, ведь никто не видел, как он скачивал ее на «флешку»?

И как бы в ответ на размышления Ивана пронзительно и противно «заиграл» мобильник. Странно, раньше мне нравился этот рингтон, — машинально отметил про себя Иван и с тревогой посмотрел на номер вызова. О-па-па, кажется, началось. Номер на экране телефона был засекречен. Несколько мгновений Иван размышлял, отвечать или нет на звонок, но все-таки решил ответить. Наверняка это Валентин Николаевич, может, что-то забыл, но с ним Иван полностью рассчитался и о новых контактах не договаривался. Вроде бы расстались каждый при своих интересах и навсегда.

— Слушаю, — телефон в руке предательски задрожал.

Знакомый бас в трубке теперь отдавал «железом»:

— Что же ты, Иван Сергеевич, натворил! Это тебе не телешутки у коллег по цеху воровать. Ты, милый, что, не понимаешь, что программа компьютера при первом же заходе выдала информацию о копировании файлов? Разве ж мы так с тобой доваривались, уважаемый? В общем, не дури и сиди на месте. Сейчас к тебе приедут мои ребята, и ты спокойно отдашь им копии. Надеюсь, они все у тебя и других глупостей ты еще не успел совершить?

Иван молчал. Значит, они узнали про копии и, черт побери, так быстро. И что теперь делать?

Что делать с этим пудом компромата, Иван еще не знал сам. Слишком быстро все произошло, и теперь, ввязавшись в это новое и очень опасное дело, решение о дальнейших действиях пока не созрело. Надо бы хоть немного потянуть время и подумать.

— Ты что примолк, плохо слышишь — в голосе, кроме металла, проскользнули нотки угрозы, — и не вздумай ничего предпринимать. Такие шутки плохо кончаются. И для тебя, и для близких.

— Да я ничего с этим не делал и не собираюсь делать, — Иван наконец пришел в себя, и решение проскользнуло в мозгу молнией — я-то и толком не видел, чего там наворочено, так, заглянул одним глазком, имена-то знакомые.

— Повторяю еще раз, тихо сиди на месте. Ни с кем не связывайся и никому не звони. И не вздумай сделать копии, ты и так уже прилично вляпался.

И тут Иван сообразил, что пока они разговаривают, к нему в гостиницу уже выехали люди Валентина Николаевича. Тот и так знал, где он остановился, но аппаратура слежения по сигналу мобильника подтвердила его место нахождения. Выходит, они могут быть тут с минуты на минуту.

— Жду, — быстро ответил Черепанов и сразу отключил телефон. Мгновенно скомкал вещи, бросил их с ноутбуком в синюю дорожную сумку и выскочил из номера. Вниз осторожно спустился не на лифте, а по лестнице и, предварительно оглядевшись, покинул гостиницу. Тут же по пути вынул из мобильника сим-карту и выбросил в урну.

— Все-таки есть польза от детективных сериалов, — мелькнуло в голове, — теперь по законам жанра необходимо спрятаться и обдумать ситуацию в какой-нибудь тихой норе.

Он завернул за угол и подошел к кучковавшимся возле сквера, в тени киоска, таксистам.

— Это чей красный «ланос» с шашечками? Поехали. На гулянку опаздываю.

— Садись, — мордатый, лысый, как Фантомас, детина отчалил от киоска и еле втиснулся за руль, — куда изволите, сэр? Где состоится торжественный прием? — он явно был в настроении и желании поговорить.

Черепанов, не очень хорошо знавший Киев, брякнул первое, что пришло в голову:

— Дуй в Дарницу. А там я скажу, где причалить.

Что ж, этап эвакуации прошел нормально, кажется, успел вовремя. Теперь уехать подальше от гостиницы, а там будет видно. Он поставил сумку рядом на сиденье и расслабился. Теперь будет необходимо точно осуществить тот план, который возник у него при разговоре с Валентином Николаевичем. Но сначала еще раз все спокойно продумать: правильно ли он сделает.

— Так что за гулянка? — перебил мысли говорливый таксист, — небось знатная, раз такую сумку добра туда везешь. Свадьба, не меньше.

— Юбилей, — раздраженно ответил Иван, — и смотри на дорогу молча, я сейчас как раз праздничный тост продумываю.

Таксист обиженно поджал губы, закурил какую-то вонючую сигарету и замолчал. Молчал и Иван.

Из стереоколонок за спиной Гриша Лепс на неизменной волне «шансона» надрывно хрипел о золотых куполах и потерянном счастье. Машина, шурша и хлюпая по вчерашним лужам, то быстро, то застревая в «тянучках», катила в сплошном потоке других автомобилей, в салонах которых сидели тысячи водителей и их, спешащих по разным делам, пассажиров. Но вряд ли на кого-либо их них обрушился сегодня такой ком проблем, как на Черепанова. Скажи ему еще три дня назад, что вместо песочного пляжа под палящим солнцем сказочных островов, компании с «аппетитной» Ольгой и двумя ледяными коктейлями «Мохито» он будет в прокуренном, неизвестно куда едущем такси выбирать между необходимостью предотвращения взрыва шахты в Лугани и сохранения компрометирующей информации на лучших лиц государства, да он бы просто посмеялся в ответ. А вот сейчас как-то не до смеха. И главное, большинство проблем он сотворил себе сам.

Нужен был ему этот Матвеев с «говорящей» кошкой? Лукьянец с его прошлыми проблемами и «гешефтами»? Этот ребяческий поступок со злополучной «флешкой»? Эта Рита с ее дорогой сестрой? Нет, вот Рита, пожалуй, нужна. Это единственное, вернее единственная, в этой истории, ради чего следовало в нее вляпаться! Но теперь получается, он подставил и Риту, и Дину, и подставился сам. И даже не может ей позвонить и все объяснить. Проклятый характер, сколько раз Иван давал себе зарок остепениться и не влезать, куда не надо. Но внутреннее, лихое и неистребимое «я» всегда побеждало.

Все. Хорош. Лирику на потом. А сейчас надо подобрать сопли и спокойно обдумать создавшееся положение.

Таксист внезапно резко затормозил перед перебегавшим дорогу в неположенном месте пешеходом. Этот резкий толчок и отборная брань, еще долго и раскатисто несущаяся вслед нерадивому гражданину, оторвали Ивана от невеселых рассуждений.

— Дарница, — прерва замысловатый и уникальный по исполнению матерный монолог «Фантомас», — заснул, что ли. Дальше-то куда едем?

Иван выглянул из окна автомобиля. Справа за перекрестком светился огнями большой современный супермаркет, названия которого из машины не было видно.

— Давай пришвартовывайся вот к тому магазину и хорош, мне еще кое-чего подкупить требуется, — скомандовал Иван таксисту.

Тот ловко подрулил к стоянке и тормознул. Иван рассчитался, хорошо «накинув» сверху, и вышел.

— Удачно погулять на юбилее, — пожелал ему вслед «Фантомас», добавил в приемнике «шансона» и ударил по газам.

Иван остановился у входа, потом свернул к боковой колонне и огляделся. Отъезжали и подъезжали машины, в них садились и из них выходили люди. Красивые молодые женщины вели за руки опрятных детей. Ухоженные улыбающиеся мужчины сопровождали эффектных женщин. Впрочем, нет, Иван крепко зажмурил и открыл глаза — показалось. И мужчины, и женщины, и их дети были разные. Были и некрасивые, и неопрятные, и невеселые, а их дети тоже — хнычущие, разнополые и разновозрастные.

В сквере напротив, на кованых узорных лавочках под липами, мило ворковали пенсионеры, обсуждая вчерашние новости. Рядом, сдвинув плотно скамейки, вяло потягивали крепленые шипучие напитки студенты, бесстыдно и отрешенно от всех, обнимались молодые парочки. Возле киоска с вывеской «Сигареты, дешево» толпились уличные пацаны, сшибая на пачку «Мальборо» — одну на всех. Вокруг шла обыденная жизнь оживленного квартала крупного города, и никому до Черепанова дела не было.

Но Иван понимал, что это впечатление обманчиво и совсем недалеко, в других кварталах этого красивого города уже десятки людей озабоченно ищут именно его, Ивана Сергеевича Черепанова, и совсем не для того, чтобы высказать ему своё восхищение или уважение. А то ли ещё будет?! Когда он совершит задуманное, наверняка его поисками будет заниматься ещё больше народа — и знакомые, и незнакомые, и чужие, и свои.

Достал телефон, хотел позвонить Нине, но по потухшему табло вспомнил, что выбросил сим-карту и теперь без связи. А объясниться с ней очень хотелось — ведь она и Рита теперь точно будет «под прицелом» ребят Валентина Николаевича. Как и все его друзья и знакомые в разных точках страны, между прочим, тоже, — отметил он про себя. Хорошо, что Ольга пока далеко, а то бы докопались и наверняка начали с нее. Стоп, надо срочно предупредить Марию и сыновей, чтобы были начеку, ведь наверняка к ним тоже придут с расспросами и угрозами. Ох, заварил кашу, а расхлебывать теперь всем! Получается, чтобы прекратить преследование если не его, то уж близких точно — выход есть только один. Именно такой, который сразу сделает бессмысленным погоню за компроматом в его руках. Слить! Немедленно слить все материалы с флешки в Интернет. Разослать их везде, по всем СМИ, и отечественным, и зарубежным. Причем не фильтруя, не выбирая, где на «своих», где на «чужих». На всех без различия, и пусть разбираются потом, кому положено. Пусть все узнают правду про «благие» дела нашей так называемой элиты. Не важно, что среди них есть и знакомые, и однопартийцы Ивана. Почему это не их проблема? Почему одним махом не попытаться отсечь ту «злокачественную опухоль», которая продолжает и продолжает разъедать все общество? Из года в год — одни разговоры с экрана про борьбу с коррупцией. А беспредел продолжается. Процесс «гниения» зашёл слишком далеко и стал практически не контролируем. Народ затягивает пояса всё туже, бомжи «молодеют» на глазах. И их становится всё больше.

И на этом фоне кучка «жирующих котов», пользуясь прикрытием «своих» и иммунитетом неприкосновенности, безнаказанно продолжает грабить страну, «осваивать» бюджет и «приватизировать» то, что ещё осталось.

А те же СБУшники, прекрасно зная об этих преступлениях, намеренно прикрывают их и только втихую используют компромат, выборочно шантажируя «неугодных» по политическому или иному заказу. Это и их Иван сейчас может лишить мощного инструмента воздействия и приличного источника постоянного дохода. Миллиарды долларов, тысячи судеб, сотни жизней спрессованы в этой маленькой флешке, болтающейся сейчас на поясе у Ивана. «Как только этот материал в полном объёме появится в Интернете, смысл преследовать меня сразу отпадёт. Это типичная практика», — рассудил Черепанов.

Во всяком случае, отпадёт в части возврата информации. А то, что ему захотят отомстить за этот поступок, причём все в полной мере, — это уже вопрос второй. Но он тогда будет касаться только его самого, а не его близких. Пусть ищут его, если он, конечно, решит скрываться. Ведь можно и наоборот, как можно скорее «засветиться» после «слива» и тем самым привлечь к себе повышенное внимание не только украинской, но и международной общественности?! Может, это будет более надёжной защитой, чем нескончаемые бега и прятки? Какой смысл его устранять, если уже ничего не вернёшь? Разве только из чувства мести, чтобы другим не было повадно! Но, с другой стороны, у задействованных в этой истории лиц в новой ситуации возникнут новые заботы, и тратить силы на месть ему будет не в их интересах. Тогда надо спешить, времени не так много, но хорошо бы предварительно дозвониться Нине и объяснить ей свое решение. И предупредить Лукьянца, что и его досье станет доступным для просмотра. Ведь хоть и косвенно, но «благодаря» ему эти сведения попали к Ивану. Что делать дальше, пусть Владимир Иванович решает сам, но и не предупредить его было бы совсем не по-товарищески.

Черепанов огляделся и вошёл в супермаркет. Здесь поблизости обязательно должен быть телефон-автомат, с которого можно позвонить, не «засвечиваясь». А потом пойти в ближайший интернет-клуб и разослать информацию по адресатам.

Благо, по характеру своей работы Иван хорошо знал, куда лучше в первую очередь «зарядить» компромат. На той же флешке у него были десятки адресов таких серьезных и незаангажированных сайтов, которые схватятся за этот материал обеими руками. Тем более с его подачи.

— Не подскажите, где здесь телефон-автомат и ближайший интернет-клуб, — обратился он к симпатичной девушке — администратору отдела, в отутюженной синей униформе.

— Где интернет-клуб, не подскажу, я в этом районе не живу, только работаю, а вот телефон чуть дальше — возле отделения Сбербанка, за колонной направо. Там и телефонную карточку можно купить, если у вас нет, — вежливо и даже чуть-чуть кокетливо ответила девушка.

В другое время Иван обязательно поддержал и продолжил бы столь перспективный диалог, но сейчас ему было не до заигрываний.

Пройдя метров сто в указанном направлении, он действительно увидел телефон. Купил карточку и вдруг понял, что не сможет позвонить Рите, так как не помнит ее номера телефона. В мобильнике сим-карты не было, сам выбросил возле гостиницы, а в блокнот номера не записал, сразу в телефон.

Жаль. Именно ей он хотел рассказать о своем выборе и был уверен, что она бы его поняла и поддержала. Оставался Лукьянец.

Номер телефона Владимира Ивановича был записан в блокноте Черепанова так давно, что местами даже стёрся.

Лукьянец долго не брал трубку. Видимо, видя незнакомый номер, он предпочитал не отвечать.

— Алло, — хриплый голос Лукьянца послышался только после третьей попытки, — слушаю.

— Владимир Иванович, это Черепанов, — Иван старался говорить как можно быстрее. Кто знает, они могли поставить на прослушку все его возможные контакты, — звоню не со своего телефона. Я уже говорил, что видел твоё досье, но не сказал, что у меня есть копии досье на многих высокопоставленных лиц. И я решил их все опубликовать, сделать достоянием общественности. И не перебивай, я уже принял решение.

Иван даже по телефону почувствовал, как напрягся в своём глубоком, похожем на нору кресле Лукьянец.

— Иван, погоди, не пори горячку, я и так на грани срыва. У нас ситуация обострилась, — три часа назад в лаве все же произошёл взрыв метана. Причина непонятна, но уже начали работать спасатели. Возможно, сам Матвеев, баррикадируя лаву, неосторожно высек искру металлическими деталями, хотя…

— Я не могу долго разговаривать, — прервал его Черепанов, — прости, я всё обдумал. У тебя есть полдня до того момента, как весь компромат будет в Интернете. В том числе и на тебя. Извини, но по-другому нельзя. Что будешь делать за это время, решай сам, но я тебя предупредил. Какие материалы, ты знаешь. А Матвееву мы уже не поможем, его судьбу решают силы, неподвластные нам. Всё, пока, больше говорить не могу, до встречи.

«А встретимся ли?» — добавил Иван уже мысленно, повесил трубку и вынул карточку, как настойчиво напоминал автомат.

Звонить Марии уже не имело смысла, было бы только хуже.

Только сейчас он почувствовал усталость. Начинала болеть голова, видимо, после всех дневных приключений. Иван купил минералки и принял сразу две таблетки цитрамона — сейчас свежая голова нужна была, как никогда.

Черепанов быстро вышел из супермаркета и направился к скверу. Там много молодежи, и ему наверняка подскажут ближайший интернет-клуб.

Так и произошло. Ребята, оживленно обсуждавшие новую компьютерную игру под банки с пивом и пакеты с чипсами, указали ему дорогу. Через полтора квартала в интернет-кафе «Суперматрица» можно и закусить, и поиграть на «компе», и поработать, если надо. Минут десять ходу.

* * *

Журавский искал на столе старую записную книжку и наткнулся на брошюру, оставленную Арнаутовым, о которой вовсе позабыл. Он машинально перевернул первую страницу и с удивлением обнаружил пустой разворот, на котором от руки было написано «20 %». В этот момент отчаянно начал трезвонить телефон министра.

— У Лукьянца на шахте рвануло! Непонятным образом людей под землёй не оказалось. За исключением какого-то бывшего шахтёра, который якобы предупреждал о взрыве с помощью то ли предчувствий, то ли ещё какой-то чертовщины и устроил в шахте погром, чтобы смена не могла спуститься. Теперь под землёй сильный пожар. Короче, понимаешь, срочно вылетай, разбирайся и докладывай регулярно. Наверное, самое время с Лукьянцем расставаться.

Журавского словно молнией пронзило. Несколько дней назад именно по поводу предсказаний этой аварии к нему на приём набился какой-то директор провинциальной телекомпании. Это был не совсем его вопрос, но пришлось принять чисто формально — больше на тот момент оказалось некому, и отказать было нельзя: кто-то из депутатов просил…

Мысли эти молнией сверкнули в голове и тут же были определены в нужную ячейку. Приём носил не совсем официальный характер, это во-первых. Во-вторых, никаких резолюций ни на каких бумагах он не ставил. В-третьих, не стоит себе парить этим голову. На его месте так поступил бы каждый. Кто сделал бы иначе — тут бы не работал. А Черепанову — так кажется этого малого звали — нужно при случае высказать благодарность и чем-либо быть полезным, наверняка у Нины есть его координаты… И хочется — не хочется, придётся с этим Арнауткиным дела налаживать. Рано или поздно они всё равно себе дорогу пробьют, похоже, их прибор действительно эффективней, тут крыть нечем. Уж лучше это вовремя поддержать и возглавить, да и сколько горняцких жизней удастся спасти…

* * *

Начинало темнеть. Людской поток на улицах усилился, все возвращались с работы. Иван не стал ловить такси или дожидаться переполненного троллейбуса, решил пройти пешком, по воздуху. Размашистая, упругая походка и большая сумка на плече делала его похожим на бывшего спортсмена, спешащего на очередную вечернюю тренировку.

Неоновая вывеска интернет-кафе мигала зеленью прямо за углом.

Иван спустился по пологим ступенькам в полуподвальное помещение, умело переделанное в кафе. Барная стойка с высокими стульями справа, большой плазменный экран на стене, а дальше, в глубине большого зала, около двадцати мест за компьютерами. Заняты были всего пять, какие-то школьники шумно сражались в страйк, кроя друг друга совсем не школьными выражениями.

Иван выбрал место в дальнем углу зала, оплатил администратору аванс, попросил принести яблочный сок, во рту пересохло, но голова постепенно начала отпускать. Вставил флешку в «порт», открыл «папку». Выбрал и скопировал в почту адреса рассылки. Посмотрел на часы.

Если информация уйдёт сейчас, уже завтра можно будет ожидать первых результатов. Переворота в стране эти файлы, конечно, не сделают, но скандал получится ого-го. Без сомнения, эту новость профессионалы своего дела, журналисты и редакторы подхватят и преподнесут в лучшем виде. Чтобы «осколки» от этого выстрела ещё долго не оседали на дно.

Чтобы, уже привыкшие к различным словесным обвинениям и разоблачениям в прессе, наши граждане, да и господа, которым положено в первую очередь реагировать на такие факты, вздрогнули от неожиданности и ужаса.

Чтобы те, кто не попал в эту обойму, «рыбы» помельче, но такого же помета, поняли, что не всем и всё может в этой стране сходить с рук, и однажды такая же информация всплывет и о них.

Чтобы новое, подрастающее поколение не разочаровывалось в будущем своей страны и не стремилось поголовно уехать отсюда как можно дальше и быстрее.

Чтобы те, кто, возможно, знал, но боялся сказать и сделать то, что сказать и сделать был обязан, понял — бороться можно, не так уж эти хозяева жизни непобедимы, как думают.

Чтобы… — Иван как профессиональный журналист даже собственные мысли выстраивал как абзацы в очередной газетной статье — чтобы…

Иван зашёл на свою почту, подготовил краткое сопроводительное письмо и внёс адреса для рассылки. Он сразу даже не увидел, а почувствовал, как резко открылась входная дверь кафе — чуть всколыхнулись шторы на окнах и салфетки на столиках бара. Двое высоких молодых людей в длинных тёмных плащах очень быстро, без лишних движений, не вынимая рук из карманов, казалось одним шагом, преодолели весь зал и очутились возле Черепанова. Когда Иван обернулся, они уже внимательно всматривались в монитор его компьютера.

Он хотел спросить их, что, собственно, им надо, кто они, но тут в кафе внезапно погас свет и стало очень темно.

Секундой раньше Иван успел нажать кнопку «мышки», курсор которой был наведен на слово «отправить».

* * *

Иван очнулся и понял, что не хочет этого делать. Голова была словно чужая. Тяжёлая, ватная. Он открыл глаза и почувствовал резь. Ещё пекло в носу, и даже дышать было больно. Постепенно глаза начали привыкать к темноте. Иван был в своей одежде. Небольшое — метров 10–12 — помещение, в котором он находился, состояло из сплошного бетона. Без окон. С одной железной дверью. Освещение отсутствовало. Скорее всего, это какой-то подвал. А диванчик, на котором он был уложен, видимо, сюда принесли специально для него. Жутко захотелось пить. И к своему удивлению, Иван обнаружил на полу бутылку с водой. Он прислушался, но вокруг стояла немая тишина. Дверь явно была заперта. Черепанов решил, что не стоит спешить обнаруживать, что он очнулся. Хотя те, кто его пленили, наверняка знают о его состоянии больше, чем он сам. Иван вдруг вспомнил, как в детстве спросил бабушку, почему она не боится одна ночевать в доме. Она ответила тогда: «А я не одна, я с Богом». Иван себя не причислял ни к атеистам, ни к верующим. И сейчас он решил попросить помощи у Бога и бабушки, наблюдавшей за ним откуда-то с небес, к которым мысленно обратился.

Неожиданно тишину разрезал раздавшийся где-то за дверью грохот. Иван приложил ухо к двери.

— Откройте, ОМОН, — Черепанову показалось, что это мираж.

— Без санкции своего руководства никого не пускаем. У нас приказ — в нештатных ситуациях вести огонь на поражение. Покиньте территорию.

— У нас санкция, здесь неправомерно содержится журналист Черепанов, — Иван узнал голос Виталика Макаренко.

— А у нас инструкция.

— Доложите о нас руководству.

Потом Иван слышал, как кто-то с кем-то созванивался. В конце концов, охрана разрешила зайти в помещение одному Виталику. После этого он по телефону кого-то убеждал, что в ситуации, когда «утечка» случилась, Черепанова удерживать смысла нет. Потом кому-то за него ручался: «О том, как попал к нему этот материал, он забудет. Я гарантирую. Скажет, нашёл флешку в интернет-кафе». Судя по всему, начальство Виталика вело переговоры с людьми из «конторы», как в народе в своё время именовали КГБ…

Черепанов мог лишь догадываться, какими словами костерил его Макаренко, которого он втянул в эту историю. Правда, когда дверь наконец отворилась, Виталий, бросив взгляд на друга, лишь махнул рукой и обнял его. Подобное чувство испытал когда-то Иван, когда младший сын ушёл без разрешения в лес и заблудился. Когда его нашли, радость превзошла желание наказывать.

— И как вам удалось меня вычислить? — пытался он выведать уже в машине у Макаренко. После двух таблеток цитрамона, который, к счастью, нашёлся в автомобиле, головная боль начала потихоньку отпускать.

— Так я профессиональные тайны и сдам! Особенно тебе.

— А «шкода» у нас на хвосте ваша была?

— Ну, допустим, наша. И не одна, скажу тебе по большому секрету. А место твоей дислокации вычислили через… одного хорошего человека.

Назад: Глава 5. Выбор

Дальше: Вместо эпилога