Глава 2
Но Стеша ошибалась насчет своей тети и ее ослиного упрямства. Уже на следующий день около полудня тетя позвонила ей вновь.
– Сегодня у меня была назначена встреча с адвокатом. Сережа тоже должен был присутствовать. Но он не пришел.
– Вы ему звонили?
– Адвокат звонил. На сотовый Сережа не ответил. А когда Арам Арутюнович позвонил им на домашний, там трубку взяла Таня.
Таней звали жену Сережи. В отличие от мужа, она с тетей Сашей была всегда приветлива. И поведения мужа в данном вопросе не одобряла.
– Таня говорит, что сама не понимает, где Сережа. Вроде как должен быть дома, но его нет. Таня вернулась из командировки только сегодня рано утром. Приехала на экспрессе из Москвы. Сережа должен был встретить ее на вокзале, но почему-то не встретил, и Тане пришлось даже добираться до дома на такси. Конечно, она встревожилась, но решила, что муж просто крепко заснул и проспал ее поезд. Но и дома Сережи тоже не было. А часы показывали всего пять утра.
Ни записки, ни сообщения, ничего такого, что могло бы пролить свет на то, куда делся Сережа, его жене обнаружить также не удалось.
– А когда она разговаривала с мужем в последний раз?
– Вчера вечером. Было где-то около восьми часов вечера. Они поговорили коротко, Сережа сказал, что собирается ложиться спать. Таня пожелала ему доброй ночи, и на этом разговор окончился. Таня говорит, что все было как обычно.
– В восемь вечера спать? А что так рано Сережу на боковую потянуло?
– Я не знаю, – не без раздражения отозвалась тетя. – Какая разница? Ты понимаешь, в каком положении я очутилась?
– В каком?
– Все знают о наших терках с Сережей из-за наследства. Случись с ним что, кто будет первым подозреваемым?
– Уж точно не вы.
– Почему?
Стеша смутилась. Как сказать ее тете, которая привыкла все и всегда уметь и успевать, что ей, восьмидесятилетней даме, не под силу справиться с еще крепким пятидесятипятилетним мужчиной, да еще и весом в добрый центнер с гаком.
– Ну вы такая добропорядочная дама, – выкрутилась она. – Благовоспитанная и благонадежная. На вас никто не подумает.
– Хочешь сказать, что я такая насквозь порядочная, что не способна на убийство? Хорошо, если у полиции сложится такое же мнение. Кстати, они мне уже сегодня утром звонили.
– Уже?
– Просят подойти в отделение для дачи объяснений.
Стеша была удивлена. Ничего себе оперативность у наших полицейских! Не успел Сережа пропасть, а они уже звонят потенциальной подозреваемой. Какие быстрые.
– Обычно с момента исчезновения человека должно пройти не меньше семидесяти двух часов, чтобы его объявили в розыск и занялись расследованием его исчезновения.
– Ты это о ком?
– О Сереже. Вас же в отделение зовут из-за его исчезновения?
– С чего ты это взяла? Вовсе нет.
– Тогда зачем вас зовут?
Тетя замялась.
– Понимаешь, – спустя полминуты произнесла она, – я не все тебе рассказывала о своей жизни. Но, наверное, ты знаешь, что уже после кончины Сергея Геннадьевича, но еще до появления у меня в женихах Александра Геннадьевича я тоже состояла в отношениях.
– Да, вы говорили, что у вас кто-то был.
Стеша не стала упоминать, что этот кто-то скакал по тетиной жизни, как блоха по собаке.
– Кто-то, – горько усмехнулась тетя. – Вот именно, что кто-то. Некто Евстишенков Геннадий Аркадьевич. Еще один мой муж! Ах, чувствовала я, что не надо мне связываться с человеком, у которого другое отчество. Но меня смутило то, что звали его Геннадием. Вот я и увидела в этом знак, подумала, если я была счастлива в двух первых браках, где мужья носили отчество Геннадьевич, может быть, в третий раз мне стоит выйти замуж за человека с таким именем. Понимаешь? Там Геннадьевичи, тут Геннадий. Я думала, это сработает. И я снова буду счастлива.
– Но не сработало?
– Нет, – призналась тетя. – Это был мой самый неудачный брак. Впрочем, это и браком назвать сложно. Наши отношения длились всего несколько месяцев. А затем Гена просто исчез.
– Просто?
– Нет, еще он прихватил с собой все имеющиеся у меня в наличии деньги и золото. Помнишь мою бронзовую шкатулку?
– В форме черепашки? Я уже давно ее у вас не видела.
– Потому что ее у меня больше нет.
– Ой, как жалко!
Стеша помнила бронзовую черепаху, которую тетя привезла с Кубы. Панцирь черепахи был инкрустирован кусочками перламутра. И это была приличных размеров зверюга, доверху набитая тетиными украшениями. Там были вещи, которые тете достались от ее мамы и бабушки. Но были и те, и гораздо больше, которые дарили тете ее мужья. Особенно запомнились Стеше красивые серьги с изумрудами, кольцо и браслет. Золото было привезено с Кубы. И изумруды в украшениях были какого-то необыкновенного глубокого зеленого цвета. Стеша даже в глубине души мечтала, что когда-нибудь, ну пусть очень не скоро, но все-таки этот комплект достанется ей. Ведь у тети нет никого другого из наследниц женского пола. И вот теперь выясняется, что от драгоценностей не осталось и следа. Их упер третий тетин муж, какой-то Гена. Спер Стешины изумруды! Гад такой!
– Но это еще не худшее, – произнесла тетушка и окончательно помрачнела. – Дело в том, что Гена исчез так внезапно, что мы с ним не успели прекратить наши отношения… м-м-м… официальным порядком.
Стеша оторопела:
– В смысле?
– Мы не успели с ним развестись.
– Погодите, хотите сказать, что вы все еще замужем за этим Геной?
– Да.
– До сих пор?
– Да.
– А как же тогда Александр Геннадьевич? Вы же были за ним замужем? Или нет?
– Что ты за глупости говоришь? Я – порядочная женщина. Конечно, я была замужем за Александром.
– Официально?
– Разумеется, – важно произнесла тетя.
– Но как же так? Я не понимаю. У вас что, было два мужа?
– У меня был один мужчина – Александр Геннадьевич. А с тем Геной – это была просто глупость.
Стеша решила оставить разбирательство на потом.
– Ну а в полицию вас зачем вызывают?
– Как я понимаю, Гена нашелся. Верней, нашлось его тело.
– Тело?
– Да.
– Значит, он умер?
– По всей видимости. Они сказали тело, значит, умер.
– А вас зачем вызывают?
– Для выдачи тела. В таких случаях тело выдают ближайшим родственникам. Родители у Гены скончались, детей нет, кто остается? Только я – его жена. И они меня каким-то образом нашли.
– Вы бывшая жена! А между бывшими супругами все отношения прекращаются. Вы спокойно можете не идти в полицию. Ничего вам за это не будет. Как бывшая супруга…
– Да нет, – перебила Стешу ее тетушка. – Никакая я не бывшая. По документам Гена числится моим мужем.
Теперь Стеша ровным счетом ничего уже не понимала. Гена и Александр Геннадьевич…
– У вас что, все-таки было два мужа? Одновременно?
– По документам – да. Но жила я с Александром Геннадьевичем. И если ты думаешь, что хоть раз я посмотрела на какого-то другого мужчину, то ты плохо меня знаешь.
– Я понимаю. Вы были верной женой Александру Геннадьевичу. Но получается, что вы…
Стеша замялась, она не знала, как назвать женщину, у которой двое мужей. Если мужчина, то двоеженец. А если женщина, тогда она кто? Двоемужница?
И Стеша в отчаянии простонала:
– Но как это у вас вышло?
– Как вышло, как вышло, – проворчала тетя. – Так и вышло. Гена куда-то исчез, найти его не представлялось возможным. Да мне и не хотелось его искать. И еще меньше мне хотелось афишировать этот брак перед своими близкими, поэтому помощи я ни у кого просить не могла. И особенно мне не хотелось, чтобы об этой глупой истории узнал Александр Геннадьевич. Ты же помнишь, каким он был…
– Правильным.
– Вот-вот, Александр Геннадьевич с его четкими понятиями, что хорошо и что плохо, мог просто меня не понять. Его рациональный ум не воспринимал таких понятий, как порыв, чувство влюбленности. В его понимании присутствие проходимца в жизни любимой женщины накладывало пятно на саму женщину. Присутствие Гены могло нанести моему образу, который прочно сформировался в голове у Александра Геннадьевича, непоправимый урон. Саша мог просто на мне не жениться, сочтя легкомысленной и недостойной доверия особой. А я… я его слишком любила, чтобы так рисковать.
Стеша не стала уточнять, что любовь – это в первую очередь доверие между двумя людьми. Если тетя так этого и не поняла, вряд ли уже поймет.
Вместо этого Стеша поинтересовалась:
– И как же вам удалось выкрутиться? Как вам удалось скрыть Гену от Александра Геннадьевича?
– Ну как… Я потеряла старый паспорт, в котором стояла печать о браке с Геной. А когда получала новый паспорт, просто умолчала о том, что еще состою в браке. И никакой печати мне в новый паспорт не поставили.
– Но когда вы регистрировали свой брак с Александром Геннадьевичем, в ЗАГСе должны были выяснить насчет вашего прежнего брака.
– Да вот не выяснили. Все прошло гладко.
Ничего себе! Гладко!
– Выходит, ваш брак с Александром Геннадьевичем незаконен.
– Что ты такое говоришь! – возмутилась тетя. – Саша мой муж! Это все знают!
Стеша решила не заострять. Оно ей надо? Пусть кто-нибудь другой скажет тетушке, что второй официальный брак при наличии первого, еще не расторгнутого, невозможен. И тут в голову Стеше пришла ужасная мысль. Но если тетя второй раз вроде как замуж и не выходила, получается, что она и наследство после Александра Геннадьевича не может получить. Ведь он оставлял все своей законной супруге… а супруги-то у него как раз и не было.
Но Стеша была девочкой осторожной, она знала, что в общении с пожилыми дамами лучше неприятные сюрпризы сразу же им не выкладывать. Лучше подождать, глядишь, оно и само как-нибудь рассосется.
– Ну а вам, значит, сегодня надо опознать тело этого афериста?
– Не называй его так.
– Но вы сами…
– Мне можно, – важно произнесла тетя. – Я – жена. Верней, теперь уже вдова. А ты не смей! Гена вовсе не аферист. Он человек, попавший в трудную жизненную ситуацию и не сумевший удержаться от искушения.
Вот и пойми ее после этого. Так кто же тогда был этот Гена? Мошенник он или страдалец? Или два в одном?
Стеша так увлеклась рисованием образа совершенно неизвестного ей Гены, что с трудом поняла, чего хочет от нее тетушка.
– Ты поедешь со мной?
– Куда поехать?
– Со мной в отделение ты сможешь поехать? – повторила тетя.
– Когда?
– Прямо сейчас.
Стеша смутилась. Ей очень не хотелось отказывать тете. Ведь тетушка так редко ее о чем-либо просила. А вот сейчас просит.
– Конечно, я приеду. Вы дома? Я уже еду.
Она повесила трубку и тут же столкнулась взглядом с Ящером. Вообще-то звали его Яковом Михайловичем, но все сотрудники называли его в разговорах между собой не иначе, как Ящер. Была у Якова Михайловича неприятная особенность: когда он над чем-то задумывался, то замирал, а его взгляд приобретал удивительное сходство со взглядом рептилии, которая собирается поужинать жирной мухой или кузнечиком.
– Когда он на меня так смотрит, мне кажется, что вот-вот меня сожрут.
Стеша к начальнику относилась максимально лояльно, памятуя, что надо относиться к людям так, как вам бы хотелось, чтобы они относились к вам. Но иногда даже ее ангельскому терпению приходил конец, и она в душе сулила начальнику черта или даже еще чего-нибудь похуже.
– И куда это ты уже едешь? – осведомился у нее Ящер, показывая, что слышал весь разговор Стеши до последнего слова.
– Э-э-э… к тете.
– Да? Вот так уже едешь?
– Ей очень нужно, – торопливо забормотала Стеша. – С ее мужем очень плохо.
– Помнится, пару месяцев назад я отпускал тебя в середине рабочего дня, чтобы ты могла посетить похороны мужа твоей тети. Случайно, не о нем речь?
– Нет, это другой.
– Другой муж? Твоя тетя успела снова выскочить замуж?
– У нее теперь есть другой муж. И ей позвонили из полиции, сказали, что он, похоже, умер.
В глазах Ящера появилось какое-то человеческое чувство, похожее на сочувствие. Стешу он знал почти десять лет. За все это время она проявила себя как безупречный и преданный делу сотрудник. Поэтому Ящер не мог заподозрить ее сейчас во лжи.
– Ну съезди, конечно, – сказал он Стеше почти что душевно, что было на него совсем не похоже. – Помоги тете, чем можешь.
Но стоило девушке двинуться к выходу, как он ее остановил вопросом:
– Твоей тете, ты говорила, уже за восемьдесят?
Не понимая, куда он гнет, Стеша молча кивнула.
– А мне вот еще только сорок, – тоскливо сообщил ей зачем-то Ящер, хотя Стеша, как и все другие сотрудники их банка, прекрасно знала, сколько лет их начальнику, поскольку они все вместе скидывались в прошлом году на подарок на его сорокалетие. – А между тем такой бурной жизни у меня не было и в двадцать. А у тебя?
Стеша пожала плечами. Что тут говорить, не один Ящер был одинок. У нее тоже с бурной личной жизнью не заладилось. Собственно говоря, у Стеши последние несколько лет вообще никакой личной жизни не наблюдалось. Вся ее жизнь сосредотачивалась на работе. Тут она начиналась, тут же и заканчивалась. И, как ни странно, до сих пор Стешу это вполне устраивало. Да и Ящер никаких признаков расслабленности не проявлял. Стеша одно время даже подумывала о том, а человек ли вообще ее начальник. Вдруг это какой-то автомат, прикрывшийся человеческой плотью.
Что же такое с ним вдруг произошло?
Тетя уже ждала ее, стоя на остановке возле своего дома. На этот раз она и не подумала настаивать, чтобы Стеша ловила частника. С удовольствием села в такси, на котором приехала племянница, и по пути показала ей небольшую помятую карточку, с которой в объектив смотрел симпатичный мужчина неопределенного возраста. Ему могло быть и тридцать, и сорок, и даже больше.
– Это и есть Гена.
– А где вы с ним познакомились?
– Ах, не спрашивай меня ни о чем. И так на душе кошки скребут.
И тетя отвернулась к окну, а Стеша стала разглядывать фотографию.
Честно говоря, если бы Стеша не знала, что этот человек нечист на руку, она бы никогда не заподозрила его в чем-то противозаконном. На этом, видимо, и строился расчет у афериста. Как в таком случае говорил Стешин папа: «Такие честные глаза могут быть только у профессионального жулика».
Сам визит в полицию оставил у Стеши смешанные чувства. Во-первых, никакого опознания как такового не состоялось. И это было, конечно, очень здорово. Не нужно было идти в судебно-медицинский морг, чего так боялась тетя. Все прошло в тиши кабинета следователя, занимавшегося делом Геннадия Евстишенкова.
У следователя тоже была фотография покойного тетиного мужа. Правда, на этой фотографии он выглядел совсем не так молодцевато и подтянуто, как на тетиной. С фотографии следователя смотрел мужчина лет шестидесяти. Но это был тот же человек, что и на фотографии у тети. Были и другие отличия. Фото следователя было сделано в официальной структуре – строгий анфас и такой же профиль.
– Узнаете?
Тетя кивнула. Вид у нее был подавленный.
– Он что? – спросила она. – В последнее время сидел?
– А вы как думали, уважаемая? – грубовато ответил следователь. – Да на вашем так называемом супруге числится без малого полтора десятка больших и малых делишек. Вор, мошенник, сутенер – это самое меньшее из всего длинного списка. У вас лично есть к нему какие-либо нарекания?
– Нет, – покачала головой тетя. – Со мной он всегда был безукоризненно честен, вежлив и галантен.
И ни слова об украденной черепахе, золоте и изумрудах! Стеша поняла, почему ее тетя молчит об украденных драгоценностях, она выгораживает муженька. Не хочет выносить сор из избы.
– Удивительно это слышать. Вы уверены в том, что говорите?
– Полностью.
– Ну что же… Тогда подпишите протокол опознания вот здесь, и будем считать, что с формальностями покончено. О том, как и когда вы сможете забрать тело, мы вас уведомим позднее.
Тетя подсела к столу, взяла ручку, но подписывать не торопилась.
– Скажите, а как он умер?
– Убит.
Тетя ахнула.
– Как? Как это случилось?
– Желаете знать подробности? К сожалению, не уполномочен делиться такими вещами с вами. По факту убийства Евстишенкова сейчас ведется следствие, и все детали – это служебная тайна.
– Но хотя бы что-то!
– Не могу, – покачал головой следователь.
Был он толст, усат и чрезвычайно деловит. Он без всяких церемоний поторопил тетю поставить свою подпись. А потом занялся своими делами, не обращая на нее больше никакого внимания. Но так как тетя не уходила, ему пришлось ей намекнуть:
– Я вас не задерживаю.
В ответ тетя порылась в сумочке и достала оттуда толстенькую пачечку денег.
– Может быть, это поможет вам стать разговорчивей? – помахала она в воздухе деньгами.
Следователь взглянул на нее с недоумением.
– Вы с ума сошли? Вы мне взятку предлагаете? Вы хоть понимаете, что я могу с вами за это сделать?
– Понимаю.
– В камеру захотели? К дружкам вашего Гены?
– Я жена, – произнесла тетя с таким внушительным видом, что даже следователь не смог ее перебить. – А теперь вдова! Этот человек был моим мужем. И я имею право знать, как он встретил свой конец.
– Плохо встретил. Машиной его сбили. Где и как, не скажу. Почему, тоже не скажу. Скорей всего, какие-то внутренние криминальные разборки. Но не исключен и другой мотив. Кстати, вы сами давно в последний раз видели своего Геннадия?
– Давно. Лет пятнадцать назад. А то и все двадцать.
– Вот и радуйтесь.
– Чему?
– Тому, что давно его не видели и что к вам его дружки не заявятся.
– А… А зачем они должны ко мне заявиться?
– Мало ли каких дел ваш бывший муженек мог натворить, – неопределенно, но как-то с опаской сказал следователь. И прибавил устало: – Все! Идите, гражданка Муравьева. Я вам и так сказал больше, чем намеревался. Я не могу тратить на вас свое время, у меня работа, дела.
Пришлось тете подняться и выйти. Но в коридоре она взяла Стешу за руку и прошептала:
– Я должна выяснить, как это случилось! Должна! Иначе мне покоя не будет.
– Но почему? Вы же не видели этого человека много лет. Умер, и ладно. Радуйтесь, никто у вас ничего больше не украдет.
– У меня был сон, – мрачно ответила тетя. – Сегодня ночью мне снился Гена. Он был весь белый. Прямо до синевы. И смотрел он на меня так грустно, а потом протянул ко мне руку, словно хотел что-то мне передать. Я должна выяснить, что с ним случилось.
– Тетя, но как это сделать?
– Поедем к нему!
Стеша вздрогнула.
– Все-таки в морг?
– Домой к нему поедем.
– Вы знаете его адрес?
– Подсмотрела в протоколе. Думаешь, почему я так долго мешкала, прежде чем подписать? Я читала. Ничего интересного там не было указано, но адрес регистрации Гены я увидела. И знаешь, что удивительно? Это не так уж далеко от моего собственного дома. Пешком дойти можно.
Конечно, пешком они не пошли, а поехали на такси. Но тетя оказалась права. От ее дома до дома, где был прописан Геннадий Евстишенков, было всего с десяток автобусных остановок. По меркам большого города сущие пустяки. Но при этом какая пропасть отделяла эти два района. И тут, и там застройка была по большей части дореволюционная, пережившая не одно поколение. Но если дом тети и Александра Геннадьевича на Васильевском острове выглядел достойно и производил радостное впечатление, то, переехав через мост и очутившись в районе Красноармейских улиц, тетя и племянница невольно поежились. Разруха и нищета вокруг них были такие, словно война закончилась только вчера.
– Жутко все как выглядит!
– И не говори.
Стены домов вокруг них стояли с облупившейся краской по всему фасаду. Да что там краска! С фасадов сыпалась штукатурка, а местами так отваливались даже целые глыбы, обнажая уродливые провалы с торчащими из них проржавевшими кусками арматуры. Дома от времени сильно просели, первые этажи ушли под землю вместе с фундаментом. Окна первого этажа теперь располагались лишь на полметра выше уровня двора, так что любой желающий мог заглянуть в ту или иную квартиру, чтобы проверить, как дела у ее обитателей.
В довершении всего убожества в центре крохотного двора-колодца была устроена мусорка. Тогда как у тети, окна которой тоже выходили в колодец, центр двора занимал просторный скверик с вековыми деревьями, клумбами, лавочками и дорожками. Любо-дорого было выглядывать в такое окно. Вокруг сквера мирно парковались машины, а чуть дальше была оборудована отличная площадка с тренажерами для общего пользования жильцов дома и окрестностей.
А тут… Под ногами грязь, асфальт весь в трещинах, о спортивных площадках и думать нечего, им в этих крохотных двориках просто негде было поместиться. Но и детские площадки выглядели так, словно по ним прыгали динозавры. Здешнее домоуправление, похоже, совсем махнуло рукой на проживающих на его территории людей. А те и не думали протестовать.
– Какой кошмар, – произнесла тетя, оглядевшись по сторонам. – И в этом месте проживал мой Гена! Кажется, я теперь начинаю лучше понимать его мотивы.
Да уж, поживешь в таком месте, поневоле захочешь из него выбраться любыми путями. А если для этого придется воровать, мошенничать и грабить богатеньких дамочек, что же, значит, так тому и быть. Потому что жить на самом дне и не потерять при этом человеческий облик – это задачка не для обычного ума.
Наверное, и тут были дома почище, и дворы поприличней, но тот, в который пришли тетя с племянницей, производил удручающее впечатление. На лестнице стало все еще хуже. Косая разболтанная дверь вела внутрь вонючего тоннеля, из которого расходились разномастные двери квартир. Как жителям этого дома удалось повредить стальную дверь, оставалось загадкой, но они с этой задачей успешно справились. Домофон был утрачен. Лифт никогда и не появлялся. Двери квартир были деревянными и до такой степени обшарпанными и ободранными, что сразу становилось ясно: прятать что-либо или прятаться самим этим людям и в голову не приходит. Они столь же невысоко ценят сохранность своего небогатого имущества, как с пренебрежением относятся к безопасности собственных жизней.
Поднимаясь по обшарпанным ступеням и спотыкаясь о многочисленные выбоины в полу, тетя то и дело восклицала:
– Если бы я только знала! Если бы знала!
И еще добавляла:
– Бедный Гена! Бедная я! И как же только нас угораздило!
Сама Стеша оглядывалась по сторонам с нескрываемой жутью. Ей мерещилось, что из всех темных исписанных всякой непотребщиной углов этого подъезда на нее смотрят отпетые мошеннические и воровские рожи. Ясно, что тут битком набито разными разбойниками и лиходеями. Или, если взять опять же другую крайность, тогда уже святыми мучениками, которые давно и прочно вообще отрешились от всего земного и которым такие испытания теперь только в радость. Еще в таком месте могли бы обитать кающиеся грешники, которым опять же чем хуже, тем лучше, поскольку страдают они не просто так, а во искупление собственных совершенных когда-то грехов. Подразумевалось, что и жильцы всех трех категорий должны были быть с хорошим приветом.
Но нормальные, так сказать, среднестатистические разумные люди в таком месте не уживутся, это Стеша отчетливо понимала, поскольку относила и себя саму к таким вот среднестатистическим умницам. Они тут просто не выживут. Либо погибнут, либо сбегут в места поприятнее и поспокойнее, но жить тут точно не станут. Она бы точно не стала.
– Разбойники и святые, – бормотала тетя себе под нос. – Как на кресте, так и в жизни.
Она кивнула племяннице, и Стеша нажала на кнопку звонка. Поскорей бы закончить с этим делом и убраться подальше.
Открывшая им дверь женщина вряд ли могла относиться к святым. И Стеша по ею же собственноручно изобретенной систематике тут же отнесла молодую женщину в разряд подозрительных особ, с которыми нужно держать ухо востро, а то лучше оба уха.
Раскрашена эта особа была ярко и, прямо сказать, празднично. От угла ее глаза куда-то в зависочную область уходили длинные нарисованные черным карандашом стрелки. На голове у этой дамы был напялен черный парик с густыми и прямыми черными волосами, прикрытыми сверху блестящим серебристым обручем с коброй. Кажется, в Древнем Египте его называли урей и носили исключительно фараоны. На обнаженных руках красотки чуть повыше локтя красовались браслеты. Тело прикрывала белая туника. И общий облик девушки должен был напоминать древнюю египтянку. Вот только ни на одной из фресок что-то не было изображено прекрасных дев весом этак под шесть пудиков.
– Чем обязаны? – выставив из-под туники пухлую ногу, весело поинтересовалась эта дама.
Определить точно ее возраст не представлялось возможным из-за толстого слоя косметики, покрывавшего лицо. Но, судя по желтым пяткам, свешивавшимся с сандалий, вряд ли она могла вдруг оказаться молоденькой девочкой. Да и голос – низкий и прокуренный – как-то мало напоминал голос юной особы.
– Мы по поводу Геннадия Евстишенкова.
Женщина смерила их внимательным взглядом и отрапортовала:
– А Гены нет дома.
– Мы знаем. Мы только что из полиции.
– И чего? – заинтересовалась раскрашенная египтянка. – Снова его замели? Это уже который же, спрашивается, раз?
И, оглянувшись на проходящую по коридору женщину с тазом мокрого белья, она воскликнула:
– Слышь, Любка, а Гену нашего, похоже, снова забрали!
Та была рада поговорить. Подперев таз к стене своим крутым боком, она воскликнула:
– Обалдеть! Только на моей памяти его то ли третий, то ли четвертый раз забирают. Уж думаем, все, не увидим его больше, годков-то ему сколько, думаем, помрет на зоне, ан нет, через годик-другой снова скрипит за стенкой диваном, старый греховодник!
– На сей раз все гораздо хуже.
– Куда уж хуже? – мрачно отозвалась девушка-«египтянка». – Мы с Любкой посменно вкалываем, а потом еще и старого хрыча обслуживаем. И обед сварганить, и квартиру убрать, и белье постирать, все на нас. А потом еще и ублажай его. И откуда только силы у человека берутся? Вроде бы глянь на него, одна пыль. А туда же. Каждую ночь в койку кого-нибудь из нас тащит.
Стеша искоса глянула на тетю. Как она? Уже в обмороке? Но нет, ничего, тетя держалась. Правда, за стенку, но все-таки держалась.
– Зачем же вы все это терпите? – спросила Стеша у «египтянки» и девицы с тазом.
– Денег он с нас за комнаты не берет, это раз. И потом, приработок какой-никакой, а все-таки он нам подкидывает. Конечно, мало радости с его дружками кувыркаться, самому молоденькому из них полтинник еще в прошлом веке стукнул, но мы с Любкой и сами не красавицы, другие-то, помоложе, на нас и не клюнут. А старички довольны. И нам деньжонок подкинут, и Гене положенную долю отстегнут.
Стеша начала понимать, что за особа открыла ей дверь. Теперь в коридор выплыла еще одна девица, в обхвате превосходящая первых двух, вместе сложенных, и тоже, надо отметить, далеко не худеньких. Похоже, бывший тетин муж открыл у себя в квартире маленький подпольный публичный дом для пожилых ценителей пышных форм.
– Кончилось ваше рабство, девушки, – сказала Стеша. – Радуйтесь. Умер ваш Гена.
Но если Стеша ожидала, что девки кинутся в пляс или как-то иначе положительно отреагируют на эту новость, то она попала пальцем в небо. Вместо того чтобы скакать и прыгать, девчонки вдруг дружно завыли на три голоса.
– Эй, вы чего? – удивилась она.
Ответом ей были горестные стоны:
– Да как же это?
– Как же мы теперь?
– Куда же нам-то деваться?
Плачущие нимфы не возражали, когда Стеша с тетей вошли в квартиру. Напротив, они даже жаждали услышать подробности о том, что же произошло с их Геной. А пока что сами выкладывали тете с племянницей подробности своей жизни.