Известие о захвате фуры имело для французов громадное значение. У них появилась надежда на счастливый исход предприятия. Они думали так: если их предположение, что в громадной австралийской фуре перевозится золото, подтвердится, то главный бандит Боскарен не замедлит появиться лично, чтобы отбить свое сокровище. Начнется борьба, с засадами, с битвами. Тем лучше. Прекратится, по крайней мере, война с неуловимым призраком, предстанет враг, облеченный в плоть и кровь. Главный интерес сосредоточится на перехваченном кладе. Злодеи поневоле будут вынуждены действовать открыто, сбросив маску, которая столько лет обеспечивала им успех в делах, самое незначительное из которых заслуживало виселицы.

Маленький отряд собрал свои пожитки и, не мешкая, тронулся в путь. Туземцы под предводительством Жана Кербегеля, который пока не выказывал ни малейшей охоты отказаться от прав и преимуществ, предоставляемых ему званием Кайпуна, пошли за французами.

Доктор полушутя, полусердито посылал ко всем чертям австралийского Виами, свое неожиданное семейство, члены которого не давали ему ни минуты покоя.

Вдовствующая мадам Нирро-Ба, превозмогая робость, то и дело лезла к нему, таская за собой многочисленное потомство. Бедняжка употребляла все средства понравиться, какие только в ходу у туземных красавиц. Она нацепила на себя всевозможные украшения и разрисовала свое лицо самыми яркими красками. Смешно и жалко было видеть, какие отчаянные взгляды кидала она своими подмалеванными глазами. Нос бедной вдовицы был выкрашен белой краской, а щеки синей. Мадам Нирро-Ба была так обольстительна, что только такой черствый привередник, как доктор Ламперриер, мог устоять против подобных прелестей и не растаять, как воск.

Судя о вкусах доктора по своим соплеменникам, падким на всякого рода гастрономические наслаждения, черномазая Пенелопа, пользуясь малейшей оплошностью своего воображаемого супруга, время от времени пыталась всунуть ему в рот горсть искусно приготовленного опоссумьего жира, начиненного всевозможными душистыми травами.

Но увы! Неблагодарный варвар был глух к нежным речам, отворачивался от блестящего наряда, а вкусных яств не хотел даже нюхать, не то что есть.

И мадам Нирро-Ба испускала с горя такие отчаянные вопли, что белые какаду пугались и вспархивали, как очумелые. Отдав приготовленные для супруга лакомства своим чадам, она в отчаянии царапала себе лицо, так что кровь текла красными струйками по ее прелестной татуировке.

– О женщины, женщины! – твердил доктор, не зная, что ему делать, а товарищи его так и покатывались со смеху.

Наконец случай помог доктору избавиться от непрошенного ухаживания. Показалась фура, или по местному названию дрэй. В тяжелую повозку эту было запряжено десять сильных чистокровных лошадей той здоровой ломовой породы, которую до сих пор лелеют скваттеры.

Вокруг фуры стояло два десятка туземцев, вооруженных штуцерами, одетых в широкие полотняные панталоны и шерстяные рубашки. Старшим над ними был молодой мулат с умным лицом и крепкими мускулами. Он подошел к Буало и пожал ему руку. Буало представил его своим друзьям, от которых мулат получил по крепкому и теплому рукопожатию.

Они, к своему удивлению, узнали, что мулата зовут Дик Мэк-Найт и он сын знаменитого Джона Мэк-Найта, называвшегося прежде Красным Опоссумом и основавшего довольно цивилизованное негритское государство.

Молодой Дик, которого мистер Рид называл скваттером, по первому зову явился на помощь европейцам и с удовольствием отправился в экспедицию с Даниэлем, к которому был искренно привязан.

По-английски он говорил очень правильно, что чрезвычайно понравилось доктору. Почтенный медик сейчас же придумал, как воспользоваться услугами юноши для обуздания легковерной вдовицы, приставания которой становились просто невыносимыми.

В этот день наших героев ожидал еще один сюрприз. Когда Фрикэ и Пьер де Галь подошли полюбоваться на мистера Голлидея, хмуро забившегося вглубь фуры, к ним подскакал всадник, осадил лошадь и ловко соскочил на землю, беспечно бросив поводья на шею взмыленному коню.

– Ба! – вскричал парижанин. – Да это почтеннейший мистер Сэм Смит!

– Он лично, к вашим услугам, мистер Фрикэ.

– Душевно рад вашему счастливому возвращению, мистер Сэм Смит.

– Сердечно восторгаюсь свиданием с вами, мистер Фрикэ.

– Простите за нескромный вопрос, мистер Смит, но скажите, пожалуйста, какого черта вы изволите здесь быть?

– Такого, что мне захотелось прогуляться по очаровательным берегам реки Лоддона до того пункта, где эта река поворачивает к Ингльвиду, первой железнодорожной станции. Там я рассчитываю сесть на первый поезд, проехать в Сандгерст, не останавливаясь доехать до Кэстльмэна, пересесть в Кайнтоне и благополучно прибыть в Мельбурн.

– Вы в Мельбурн? Вы? Недавний царь лесовиков? И вы не боитесь, что мельбурнский климат окажется вредным для вашей светлости?

– Оставьте напрасную тревогу, которая, впрочем, доказывает, что вы сохранили приятное воспоминание о нашей встрече с вами. Я больше не лесовик.

– Изволили выйти в отставку?

– Для того, чтобы получить прощение грехов.

– Вот как! Позвольте узнать, чем вы надеетесь заслужить прощение?

– Тем, что буду конвоировать эту фуру, которая под моим покровительством находится в полной безопасности, потому что лесовики при мне ее не тронут. Они по старой памяти повинуются малейшему моему знаку.

– Вы можете не затруднять себя, мистер Смит, потому что труд конвоировать фуру принимаем на себя мы и джентльмены, которые в ней сидят.

– Это ничего не значит. Мы можем ехать вместе. Так будет еще лучше, еще надежнее.

– Вот что, мистер Сэм Смит, будем говорить серьезно. Вы спасли мне жизнь. Мне будет очень неприятно видеть вас вздернутым на виселицу. Уезжайте. Отправляйтесь на все четыре стороны и оставьте нас в покое.

– Оставить вас в покое?

– Да. Мы едем в Мельбурн, чтобы передать в руки правосудия отчаяннейшего злодея, совершившего различные преступления.

– Но это нисколько не помешает мне проводить вас до Мельбурна.

– С какой стати? Или вы тоже один из собственников груза, находящегося в фуре?

– О да, я тут несколько заинтересован.

– Тем хуже. Фура будет обыскана властями, которые, вероятно, пожелают узнать, откуда получен ее груз.

– Так что же? Пускай. Я ничего против этого не имею, да и мой милый куманек Голлидей, вероятно, тоже со мной согласится.

– А! Так вы кум тому негодяю, что прячется, как сова…

– Голлидей ни от кого не прячется, – послышался из фуры хриплый голос, – он готов смотреть прямо в лицо всякому, кто этого пожелает.

С этими словами американец, придерживаясь здоровой рукой за штаг фуры, соскочил на землю.

– Вот и я, – продолжал он, глядя на европейцев с бесстыдством, и, нужно отдать ему справедливость, с бесстрашием. – Что вам от меня угодно?

– Нам угодно связать вам руки и ноги и бросить вас в фуру, как вы бросили нас… помните? .. в трюм на «Лоа-Дзы», – отвечал Пьер де Галь. – А потом нам угодно передать вас палачу.

На бледном лице пирата мелькнула улыбка-гримаса.

– Вы меня не выдадите властям, и меня не повесят.

– Это почему?

– Потому что я вам нужен. Я знаю ваши планы и могу принести пользу, если вы будете умны. Я человек деловой. Мне нужны деньги и свобода. Давайте мне их, а себе берите остальное… то, за чем вы гонитесь. Поверьте, так будет лучше.

– Хорошо. Но мы сначала подумаем, а до тех пор, пока мы не решим, что с вами делать, вы будете находиться под неослабным надзором. Если же вы попытаетесь убежать, пеняйте на себя.

– Не беспокойтесь, от фуры не уйду.

– Надеемся, что нет. Ну, а вы, мистер Смит, все еще намерены нас провожать?

– Разумеется, намерен. Лихих людей много в этих местах, а со мной безопасно.

– Очень жаль, потому что мне ужасно не хочется отбирать у вас оружие, сажать вас в фуру вместе с господином Голлидеем и приставлять к вам почетный караул. Как хотите, а мы не можем вам полностью доверять. Что, если вам вздумается навести на нас целый эскадрон лесовиков? Ведь вы совсем недавно встали на верный путь.

– Делайте, что вам угодно, мистер Фрикэ, хотя ваши подозрения совершенно несправедливы. Я человек честный, мистер Фрикэ.

Фура двинулась в путь под надежным конвоем негритов Дика Мэн-Найта. Даниэль вернулся на свою станцию, провожаемый благословениями новых друзей. Буало, отыскав в свидании с приятелями новую пищу для своего неисправимого космополизма, отправился провожать экспедиционный отряд.

Направление взяли на юго-восток и скоро прибыли к тому месту, где Муррей принимает в себя приток Лоддон, а затем двинулись дальше вверх по течению этой последней реки. Отсюда пришли в округ Бендино, одно имя которого «звучит золотом», по выражению колонистов Австралии.

Оставалось пройти расстояние градуса в два, на что требовалось шесть дней. По мере приближения дикарей к цивилизованным местностям, их беспокойство возрастало. Я имею в виду негритов, приютивших Кайпуна, а не тех, что пришли с Диком Мэн-Найтом.

Соседство белых пагубно не только для туземных растений, но и для туземной расы, которая быстро вымирает.

Наступал час разлуки. Уже вдали показался густой черный дым, стлавшийся над сандгерстским прииском, над поредевшими окрестными араукариями и магнолиями, уже начавшими подсыхать.

Борьба шла в сердце Кайпуна, ставшего опять Жаном Кербегелем. Он не знал, что ему делать. Ему жаль было расстаться с полянами, по которым он так свободно и весело гонялся за казуарами и кенгуру. С другой стороны, в нем зарождалось нежное чувство к отыскавшемуся дяде и новым друзьям. Европейцы убеждали Жана Кербегеля вернуться в Европу и занять свое скромное место на родине, но в качестве Кайпуна он никак не мог решиться бросить великодушных дикарей, которые так радушно приняли его к себе, когда он умирал с голода, и делились с ним последним куском.

Наконец Дику Мэн-Найту удалось убедить его. Молодой мулат на своем гортанном наречии привел одичалому европейцу такие веские доводы, что тот решился, наконец, сделать выбор.

Бледный, со слезами на глазах, бросил Жан последний взгляд на туземцев, расставил руки, как будто желая прижать к сердцу всех своих черных братьев, потом схватил бумеранг, разломил его надвое, бросил обломки на землю и воскликнул надорванным голосом:

– Здесь умер Кайпун! ..

Спустя час после этого фура подъехала к сандгерстскому вокзалу. Грузчики при помощи лебедки поставили ее на открытую платформу, вся компания уселась внутри фуры, и поезд покатил в Мельбурн.

Обнаружив при первой встрече с врагами удивительную разговорчивость, американец все остальное время не раскрывал рта. Он охотно позволил доктору лечить рану, которую сам же доктор ему нанес, но не сказал больше ни одного слова по поводу сделки, которую предложил французам.

Последних очень тревожило это не то притворное, не то искреннее равнодушие. Они дивились тому странному обстоятельству, что ни Боскарен, ни его клевреты не делали попытки отбить свое сокровище. У них даже начало зарождаться сомнение, не напали ли они на ложный след, не сыграли ли с ними самую непозволительную комедию. Появилось даже подозрение, что в бочках находится вовсе не то, что они думали.

Вскоре, однако, сомнения рассеялись. Фрикэ просверлил в каждом бочонке по отверстию, и из них посыпался золотой песок. Но что же, в таком случае, значила эта безмятежная самоуверенность янки, который терял все, чем так дорожил и он, и вся клика? Чем объяснялось его спокойствие, ведь в будущем ему надлежало быть переданным в руки правосудия?

Андрэ, доктор, Пьер де Галь, Фрикэ и даже Князек – все внимательно следили за пленниками, подстерегая малейшее их движение, малейшую попытку наладить связи с внешним миром. Но это ни к чему не привело. Ни пират, ни ландлорд, ни Сэм Смит не сделали ни одной подозрительной попытки. До самого приезда в Мельбурн они сохраняли полнейшую невозмутимость, ни разу себя не выдав.

Когда поезд стал подходить к огромному вокзалу, о каких в Европе не имеют даже понятия, лесовик прервал молчание и заговорил, обращаясь преимущественно к Фрикэ:

– Надеюсь, господа, что я не был надоедливым спутником и мое присутствие в фуре до некоторой степени содействовало благополучному окончанию вашего путешествия. Согласитесь, что мне ничего бы не стоило натравить на вас сотню молодцов, что кончилось бы для вас очень плохо.

– Да и для них также, мистер Сэм Смит.

– Пожалуй. Во всяком случае, я поехал с вами совершенно добровольно, потому что вы вспомнили услугу, которую я вам оказал, избавив от диггеров вместе с мистером Кербегелем.

– Я уже сказал, что вы свободны.

– Очень приятно. Теперь вам нечего бояться лесовиков. Теперь вы находитесь в цивилизованной стране, в благоустроенном городе с тремястами тысячами жителей. Надеюсь, вы позволите мне удалиться?

Друзья переглянулись между собой. Господин Андрэ встал и сказал:

– Вы спасли жизнь моему названому брату. Вы свободны, уходите. Теперь мы квиты.

– Спасибо вам, джентльмены. Я иного и не ожидал.

Он исчез в момент остановки поезда, соскочив на ходу и обменявшись странным взглядом с мистером Голлидеем, который улыбнулся сатанинской улыбкой.

– Теперь поговорим с вами, мистер Голлидей, – продолжал Андрэ. – Вы нас поманили ложной надеждой, хотя нам и очень не нравилось вступать в сделку с таким негодяем, как вы. Вы дали нам понять, что не прочь выдать своих товарищей. Допустим, что мы согласны, почему же нет? Ведь пользуются на войне даже самые знаменитые генералы шпионами-перебежчиками. Цель иногда действительно оправдывает средства. Что вы на это скажете?

– Ничего.

– Хорошо. Через два часа вы будете в тюрьме, а ваши бочки будут взяты под секвестр.

– Сделайте одолжение.

Андрэ прямо с вокзала отправился к прокурору или, как это называется по-английски, к генерал-атторнею, и имел с ним продолжительный разговор. Внимательно выслушав подробный рассказ о таинственном деле европейцев, о преступлениях бандитов моря и суши, о борьбе с ними друзей Андрэ, атторней печально покачал головой.

– Я боюсь, сэр, – сказал он господину Андрэ, – что, несмотря на все ваши старания, несмотря на вашу бдительность, вас в конце концов все-таки обманули и провели. Относительно американца я могу сказать только то, что мы сразу же предадим его суду. Но вы и сами, я думаю, понимаете, что казнь негодяя не возвратит вам украденную девушку. И еще: вы вполне уверены, что в этих таинственных бочках, извлеченных со дна озера Тиррель, заключается золото? Уверены, вы говорите? Хорошо. Во всяком случае, вы можете рассчитывать на мое содействие. Если бы даже эти негодяи не были виноваты перед английским правительством, если бы они не топили английские корабли, я все-таки стал бы помогать вам во имя правосудия, во имя солидарности честных людей всех наций. Знайте, сэр, что во всякое время дня и ночи я буду готов принять вас по вашему делу и выслушать всякое сообщение.

Долголетний опыт не обманул старика-атторнея. Секвестрованные, опечатанные казенной печатью бочки содержали в себе… ни что иное, как свинец. Но дело в том, что у бочек было двойное дно, куда хитрые разбойники насыпали золотой песок, чем и ввели в заблуждение Фрикэ, который пробуравил бочки.

Когда этот печальный факт был официально констатирован, наши друзья повесили носы; их надежда на успех почти угасла. Новый случай еще больше показал размеры их неудачи.

На другой день после разговора Андрэ с атторнеем Фрикэ ходил по пристани унылый и грустный, стараясь развеяться среди толкотни.

Он встретил одного из бывших товарищей по несчастью, которого знал во времена, когда, умирая от голода, таскал тяжести на пристани. Этот человек задумчиво смотрел на землю, покрытую угольной пылью.

– Это вы, Билл? На что это вы засмотрелись?

– Взгляните сами, – отвечал англичанин, крепко пожав Фрикэ руку.

– Ба! .. Угольная пыль, а по ней точно след золотого песка.

– Совершенно верно. Если во всех тридцати бочонках, которые я сейчас погрузил на этот симпатичный пароходик, заключается такой уголь, то я готов взяться за его промывку. За два часа я заработал бы себе на хороший стакан виски.

– Тридцать бочонков! .. Вы их грузили… на этот пароходик… Тридцать бочек с золотом! .. Гром и молния! .. Теперь я понимаю! ..

С этими словами он, как сумасшедший, кинулся прочь от изумленного носильщика, прыгнул в кэб, приехал в гостиницу и, как ураган, ворвался в комнату, где сидели его друзья.

– Нас ограбили… ограбили, как на большой дороге… Мы гонялись за тенью… Покуда Сэм Смит, ландлорд и американцы вели нас по ложному следу, рискуя жизнью, лишь бы убедить нас в том, что они действительно везут клад лесовиков, настоящий клад везли другой дорогой. Нас провели, жестоко провели!

– Черт возьми! – воскликнул Буало. – Это ясно, как Божий день. Негодяи поехали, вероятно, берегом реки Авока, а потом добрались в Мельбурн по железной дороге из Сент-Арно через Мериборо и Балларат. Они приехали позже нас часов на двенадцать, но это им нисколько не повредило. Теперь нам нужно начинать все сначала, потому что проклятый корабль уже вышел в море. Ну что же, делать нечего, начнем сначала. Во всяком случае, у нас остается американец. Быть может, нам удастся что-нибудь вытянуть из него, а если нет, то он поплатится за всех.

В эту минуту в комнату вошел коридорный гостиницы и подал городскую телеграмму на имя господина Андрэ Делькура.

В телеграмме стояло несколько кратких зловещих фраз:

«Голлидей среди белого дня убежал из тюрьмы вместе со своим сторожем. Приходите, поговорим. Генерал-атторней».