Фрикэ очень удивился, проснувшись в обществе двух животных. Хотя он был очень храбр и силен, но все таки положение показалось ему немного рискованным.

Он широко раскрыл глаза, потом рот, зевнул, потянулся и попробовал встать, но опять упал на землю. Обезьяна и тигр сделали такое же движение и тоже упали на землю с тяжелым стоном.

Фрикэ припомнил все, что было: припомнил плен, бегство, падение в тигровую яму, саперную работу и выход из ямы через лаз, пробитый ножом. Боль в ноге напоминала о вывихе, а дикие звери об опасности подобного соседства.

Когда прошло первое волнение, он решился дружески поздороваться с соседями:

– Здравствуй, тигр… здравствуй, обезьяна… здравствуйте, невольные мои товарищи. Мы вместе попали в яму и вместе выбрались из нее, будем же друзьями.

При звуке человеческой речи обезьяна надула щеки и с шумом выпустила воздух, а тигр раскрыл пасть и громко зарычал.

Фрикэ улыбнулся и продолжал:

– Ты, сударыня-обезьяна, говоришь: ух? Что это значит? Я не понимаю. Во всяком случае, наружность у тебя добродушная, и ты не сердишься. Это очень хорошо. Зато уж ты, батюшка-тигр, никуда не годишься. Чего ты ворчишь, скажи на милость? Свежего мяса захотел? Так знай, что у меня есть револьвер. Мне бы очень не хотелось выбить глаз такому прекрасному зверю, как ты… А! Понимаю! У тебя сломана передняя лапа, и ты не можешь ходить. Что же делать? Я не хирург, лечить тебя не смогу. А ты что смотришь так грустно, обезьяна? Знать, и ты не в лучшем положении? Заднюю ногу волочишь, а? Очень жаль. У меня у самого вывих.

Странное дело. Этот поток слов произвел на животных успокоительное действие. Свирепая обезьяна поморгала глазами, почесала затылок, фукнула раза три-четыре и опять улеглась, помотав головой. Страшный тигр, подчиняясь взгляду молодого человека, перестал царапать землю здоровой лапой и повел несколько раз ушами.

– Очень хорошо, – сказал обрадованный Фрикэ. – Если вы успокоились и не собираетесь меня растерзать сию же минуту, то я и подавно не сделаю вам зла. Напротив, я о вас позабочусь.

Место, где находился молодой человек и его дикие товарищи, представляло лесную глушь. Кругом высились огромные деревья, а почва была покрыта гниющими остатками растений. Фрикэ очень быстро нашел, чем утолить голод обезьяны. Тут росло множество хвойных деревьев из породы Docrydium, выделявшихся своей пирамидальной формой и темной зеленью. На нижних ветвях их торчало множество спелых шишек с вкусными, сочными ядрами внутри.

Не спуская глаз с тигра, свирепость которого внушала беспокойство, парижанин подполз к деревьям, нарвал обильный запас плодов и вернулся к обезьяне, которая смотрела на него, выразительно гримасничая от удовольствия.

– А, душа моя, ты, видно, жесты понимаешь лучше слов, – сказал Фрикэ. – Хорошо. Так как мне здесь, может быть, долго придется пробыть, я постараюсь завоевать твое сердце с помощью твоего желудка. Кушайте, господин орангутанг, насыщайтесь.

Обезьяна, увидав свои любимые плоды, радостно заволновалась. Она протянула лапы, безбоязненно схватила поданную ей шишку, положила в рот и разгрызла мощными челюстями.

– Возьми еще. Кушай на здоровье. А теперь, господин любитель мяса, так как вы вели себя умненько, я позабочусь и о вас. На дне ямы еще много оленины, и я принесу вам перекусить. До скорого свиданья.

Не обращая внимания на страшную боль в ноге, Фрикэ полез в узкий проход, который проделал из опасной ямы. Отрезав огромный кусок оленины, он положил его себе на голову и медленно потащился назад. Обливаясь потом, добрался он до отверстия и тут почувствовал сильный толчок в голову, сопровождавшийся ужасным воем. Кто-то с силой сдернул мясо с головы парижанина.

– Наверное, это опять проклятый тигр, – пробормотал Фрикэ, выбираясь из отверстия.

Это было совершенно верно. Почуяв запах сырого мяса, тигр встал со своего места и улегся возле отверстия с обычными повадками кошки, стерегущей добычу. Как только кусок показался из отверстия, тигр протянул лапу, ловко подхватил его и принялся пожирать.

– А! Так ты вот как! – воскликнул парижанин. – Ты норовишь все забрать себе! Постой же. Я тебя проучу!

Он взвел курок револьвера и до безрассудства смело схватил рукой мясо, в которое тигр запустил уже свои громадные зубы. Парижанин выстрелил. Тигр не уступил и зарычал.

– Рычишь? Сколько угодно! Дело в том, что я тоже хочу позавтракать. Если это тебе не нравится, я размозжу тебе башку. Ну же, раз! .. Два! ..

Зверь зарычал на весь лес. Он уже хотел броситься на Фрикэ, несмотря на свою рану. Парижанину оставалось только спустить курок, но вдруг тигра подбросило вверх какой-то неведомой силой, он покатился кубарем и выпустил добычу.

Гнев парижанина сменился хохотом, когда он понял, в чем дело. Обезьяна, обеспокоенная сердитыми взмахами хвоста своего свирепого соседа, схватилась за хвост и, когда тигр подскочил, дернула изо всей силы, так что тигр перекувыркнулся и, упав на землю, жалобно застонал.

Радуясь своей шутке, обезьяна уперлась лапами в бока, согнула спину и растянула рот до ушей, что очень походило на смех.

– Спасибо тебе, орангутанг. Ты для меня настоящий добрый дедушка. Я тебе очень благодарен. Хочешь, будем друзьями? А ловко ты с ним расправился, право, ловко. Взгляни, как он на нас смотрит… Что, хорошо? Так тебе и надо. А теперь я буду завтракать у тебя под носом, а когда наемся, покормлю и тебя. Авось это тебя научит быть умнее и прилично держать себя в обществе.

Покуда обезьяна лущила свои шишки, Фрикэ основательно закусил олениной, хотя мясо было жесткое, как подошва, и сырое. Проученный тигр терпеливо дожидался своей очереди на почтительном расстоянии и с таким жалким видом, что человек сжалился, наконец, над неразумным зверем и сократил ему срок наказания. Он бросил тигру приличный кусок, и хищник проглотил его с жадностью, понятной после долгого поста.

– Ну вот, на этот раз довольно. И постарайся, чтобы подобные дикие выходки впредь не повторялись: я их не люблю. Вероятно, тебе до смерти хочется пить? Я бы мог, пожалуй, промочить тебе горло, но боюсь, что ты откусишь мне руку. Тебя же, милый «дедушка», я с удовольствием напою. Подожди немножко.

Среди роскошных папоротников Борнео Фрикэ давно заметил одно полуползучее растение, кустами цепляющееся за стволы. Листья у таких кустарников очередные, овальные или ланцетовидные. Жилки этих листьев продолжаются в виде спиральных усиков и оканчиваются кувшинчиком, внутри окрашенным в синий цвет, а снаружи прикрытым гладкой, непроницаемой оболочкой. Отверстие кувшинчика, имеющего очень изящную форму, снабжено крышечкой, открывающейся и закрывающейся в определенное время. В кувшинчике содержится чистая, прозрачная вода, вполне годная для питья; это не роса, собранная в листе, а выделение самого листа. Растение выделяет воду ночью, и днем крышка бывает так крепко закрыта, что вода не высыхает вся даже при солнечном зное. С восходом солнца кувшинчики опускаются вниз, и в это время крышку невозможно открыть без разрыва тканей. К восьми часам вечера кувшинчик начинает открываться, вода испаряется, и листья поднимаются вверх по мере высыхания воды. По окончании этого процесса, продолжающегося часов пять, крышечки закрываются вновь, и тогда снова начинается выделение влаги в кувшинчики, которые к утру опять полны.

Фрикэ хорошо знал это любопытное растение, известное в ботанике под названием Nepenthes Distillatoria. Он знал, что влага кувшинчиков может заменить обыкновенную воду, если поблизости нет ручья.

Жидкость эта не отличается особой свежестью, но приходилось довольствоваться и этим. Фрикэ выпил содержимое кувшинчика, если и не с большим удовольствием, то все-таки радуясь, что у него есть чем промочить горло.

Обезьяна тоже, видимо, знала о свойствах растения и, увидав, что Фрикэ пьет из кувшинчика с умоляющим выражением в глазах протянула к парижанину лапы.

– Возьми, «дедушка», возьми! Напейся. А когда ты напьешься, я смастерю себе костыль. Я пострадал меньше всех, и потому мне следует заботиться о наших общих нуждах.

Обезьяна взяла поданный ей кувшинчик, выпила всю жидкость до капли и легла на землю, положив сломанную ногу так, чтобы было поудобнее спать.

Тем временем тигр доел свою порцию с глухим ворчаньем насыщающегося хищника. Свирепый зверь жадно поводил носом в сторону кувшинчиков, но Фрикэ не собирался близко подходить к его страшным когтям и клыкам, чтобы влить несколько капель влаги в покрытую пеной пасть.

«Кто их знает, этих зверей, – думал Фрикэ, – они как горькие пьяницы. Дай пьянице воды – он рассердится. Ему нужно вина, а не воды. А кровь – это вино для тигра. Если я дам ему воды, он, пожалуй, в меня вцепится… А впрочем, знаю. Догадался».

Фрикэ опять подошел к растению, срезал самый большой лист, вскрыл кувшинчик и положил его на землю в двух шагах от тигра, а сам отошел в сторону.

Тигр перестал рычать. Тихо махая хвостом, подполз он к растению и помочил свой шершавый язык в жидкости, которая как будто освежила его.

– Ну что, хищник? Видишь, как хорошо жить в дружбе со всеми? Молодец, хорошо лакаешь. Чисто. Ничего не осталось… А, и ты спать надумал. Спи, я то же самое собираюсь сделать. Идти к друзьям я не в состоянии, поэтому буду ждать, пока они сами меня отыщут. Если же, в чем я почти уверен, они со мной не встретятся, то я и один найду дорогу в столицу раджи, как только выздоровею. А пока надо немножко поспать.

Новый приятель Фрикэ – разумеется, мы говорим не о тигре, – был ни кто иной, как большая человекообразная обезьяна, живущая на острове Борнео. Эта обезьяна называется у натуралистов simia satyrus, а у туземцев – орангутанг, в переводе: лесной человек.

Это огромное животное более метра высоты от головы до пят и покрыто густой рыжей шерстью. Сила этой обезьяны огромна. Живет она преимущественно в девственных лесах: там ее родина, там она бродит, как араб по пустыне, как краснокожий индеец по прерии. Очень любопытен способ передвижения орангутанга, когда он, объев все плоды в одном месте, переселяется в другое, где провизии еще непочатый край. Идет ли животное по земле или путешествует по вершинам деревьев, прежде всего бросается в глаза удивительная решительность его походки. Он ходит, держась не прямо, а наклонив верхнюю половину тела под углом градусов в сорок пять. Это происходит оттого, что ноги орангутанга коротки, а руки длинны и почти доходят до земли. Кроме того, он ступает на пальцы, а не на всю подошву или, скорее, ладонь. Упоминая о физической силе орангутанга, даяки рассказывают, что на него почти никогда не нападают дикие звери. Когда в лесу не остается плодов, орангутанг отыскивает себе пищу на берегах рек, где много любимых им молодых побегов и прибрежных растений. Здесь иногда выходит крокодил и бросается на него, но зверь не робеет, бьет крокодила лапами и разрывает ему пасть.

Если же на него осмелится напасть удав, орангутанг обхватывает его руками, давит, душит и раздирает зубами. Лесной человек силен. Нет в лесах зверя сильнее его.

Свирепо, отчаянно защищаясь, если на него нападут, орангутанг с острова Борнео в обычное время довольно робок. Он сам никогда не нападает ни на человека, ни на животных, но не любит, чтоб его трогали. При встрече с людьми, если те не ищут с ним ссоры, он с любопытством оглядывает их, останавливается на минуту и как ни в чем не бывало идет дальше.

Молодые орангутанги легко делаются ручными и демонстрируют удивительную понятливость. Во многих даякских деревнях есть, по крайней мере, по одному ручному орангутангу, которым очень дорожит все племя, среди которого он живет, как у себя дома, совершенно освоившись с нехитрой цивилизацией туземцев.

Не только молодые, но и взрослые звери привыкают к человеку. Приводят много примеров, когда раненые орангутанги, будучи вылечены даяками, сильно привязывались к своим благодетелям. Они свободно уходили из кампонга в лес, долго не показывались, потом вдруг приходили в гости, как добрые соседи.

Если услуга, оказанная парижанином обезьяне, действительно тронула ее сердце, то можно надеяться, что дружеские отношения между ними будут продолжаться долго, и новый друг, которого Фрикэ прозвал «дедушкой», окажется со временем очень полезен.