Глава XVI. В ПАВИЛЬОНЕ
Как уже говорилось, позади дома был разбит сад с прекрасными, редкими растениями. Посреди него, неподалеку от дома, стояла небольшая беседка, или павильон, выстроенный из красивого дерева, которым так богаты леса Вест-Индии. Павильон был украшен богатой резьбой и напоминал миниатюрный храм с куполом, увенчанным позолоченным флюгером. Внутри была всего одна комната. Окна закрывались жалюзи из красного дерева. Пол устилали китайские циновки; бамбуковый столик и с полдюжины таких же стульев составляли почти всю обстановку. На столике стояла серебряная чернильница тонкой ювелирной работы, возле нее лежали гусиные перья, писчая бумага, облатки, сургуч и печатка. К стене был придвинут секретер, на котором лежало несколько десятков книг. Еще с десяток книг были разбросаны по стульям — все вместе они составляли библиотеку Горного Приюта. Посреди стола лежали также журналы и стоял ящик с гаванскими сигарами — очевидно, павильон служил иногда и курительной. Он назывался «кабинетом», хотя мистер Воган использовал его для самых разных целей и иногда принимал здесь деловых посетителей, которых не удостаивал чести приглашать в «большой дом». Вот сюда-то, как раз в ту минуту, когда Кэт покидала столовую, и вошел вновь прибывший в сопровождении управляющего. Этим вновь прибывшим был не кто иной, как Герберт Воган.
Узнав от Квеши, какой прием приготовил ему дядя, Герберт, оскорбленный и разгневанный, направился прямо к дому. Встретив у лестницы мистера Трэсти, охранявшего вход, Герберт заявил, что он родственник Лофтуса Вогана и желает с ним переговорить. Требование свое он предъявил в такой категорической форме, что поколебал обычную невозмутимость управляющего и заставил его подняться наверх и доложить о нем дяде.
Герберт был так возмущен, что готов был сам, без дальнейших церемоний, подняться наверх, если бы мистер Трэсти не пустил в ход самые вкрадчивые, самые мягкие увещевания, стремясь любой ценой предотвратить катастрофу.
— Подождите немного, сэр, прошу вас, — уговаривал он Герберта, загородив собой лестницу. — Мистер Воган непременно примет вас, но только чуть попозже. Сейчас он занят, у него гости. Они обедают.
Этот последний довод отнюдь не подействовал на Герберта успокаивающе. Наоборот, это было новой горькой обидой. Обедает с гостями! Конечно, это тот пассажир первого класса. Даже не родственник! А он, Герберт, родной племянник… Да, это новое, и умышленное, унижение!
Взяв себя в руки, Герберт поборол искушение и отказался от намерения подняться наверх. Пусть он беден, но он джентльмен. Он не будет врываться в дом непрошеным гостем. Но как теперь поступить? Герберт был уже готов повернуться и уйти, не заходя в дом.
Но в конце концов он решил все же остаться и подождать.
Его провели в павильон и оставили там одного. Ему не захотелось даже присесть, и он нервно расхаживал из угла в угол. Он почти не обратил внимания на окружающую обстановку, хотя ему все же бросились в глаза роскошь и элегантность дома и сада с его аллеями и великолепными цветниками. Но вся эта красота не доставила ему радости. Она только еще острее дала ему почувствовать все свалившиеся на него невзгоды, подчеркнула, как велико расстояние между ним, одиноким бедняком, и спесивым богачом дядей.
Мельком посмотрев через открытое окно на живописный ландшафт, Герберт устремил взор на выходившее в сад заднее крыльцо дома, в сердитом нетерпении ожидая появления дяди.
Если бы он увидел чудные глаза, рассматривавшие его в эту минуту сквозь жалюзи из окна напротив, может быть, гнев, царивший в его душе, утих бы. Но Герберт и не подозревал, что на него с любопытством и даже с восхищением устремлена пара самых прелестных глаз на всей Ямайке. Не переставая шагать, он, уже по крайней мере на двадцатом повороте, чтобы убить время, досадливым жестом поднял одну из лежавших на стуле книг и раскрыл ее. Том, попавшийся ему в руки, едва ли способен был умиротворить взволнованную душу Герберта. Это был свод законов, печально знаменитый «черный кодекс» Ямайки. Герберт прочел в нем, что человек может мучить другого человека, может даже запытать его до смерти и за это будет наказан всего-навсего пустяковым штрафом; что человек с черной кожей, или даже с белой, если в его жилах есть хоть капля африканской крови, лишен права владения недвижимым имуществом, лишен права занимать общественные должности, лишен права давать свидетельские показания в суде, даже если он был очевидцем убийства; он не имеет права владеть лошадью, не имеет права носить оружие, не имеет права защищаться, если на него напали, не имеет права защищать своих близких. Короче говоря, Герберт прочел, что человеку с темной кожей остается одно право — уподобиться во всем покорному, безропотному скоту!
Гневно топнув ногой, он швырнул мерзкую книгу на прежнее место. И как раз, когда возмущение его достигло апогея, Герберт услышал легкий шум — это в доме скрипнула входная дверь.
Разумеется, он ожидал увидеть хмурого, старого дядю и решил встретить его не менее хмурым взглядом. Можно себе представить, как он опешил, когда вместо Лофтуса Вогана в дверях появилась очаровательная молодая девушка, смотревшая на него приветливо, как на старого знакомого. В одно мгновение в его душе пронесся целый вихрь чувств. Гнев на его лице уступил место восхищению, и, будучи не в состоянии произнести ни слова, Герберт замер на месте, не спуская глаз с прелестного видения.
