Книга: Русская фантастика – 2017. Том 2 (сборник)
Назад: Дарья Зарубина По желтому пути
Дальше: Марина Дробкова Письма московскому другу

Юстина Южная
Корабелы полуночных морей

– И руки в стороны! Да! Вот так!
А-а-ах! Ожерелье брызг летит вправо, влево, далеко вперед и ввысь. Выше, еще выше, к лазоревой сини, к бирюзе и кипени облаков, прямо к охряному солнцу… вы-со-ко!
Эсфирь хохочет – белозубо, заливисто – и взмахом заплетает ожерелье вокруг себя в косу. Брызги от волн, брызги потоков энергии – она уже не различает их.
– Эй, эй, потише! – кричит отец с веселой тревожинкой в голосе, но их лодчонка летит по волнам все быстрее и быстрее, вот-вот вспорхнет, и он решается: – А теперь вверх! Давай… Держи курс!
Девочка взмахивает руками – ладони, будто голубиные крылья, – и лодка взмывает над пенистым гребнем. Вот так, да, а сейчас – в небо!
– Хе-э-эй! – Эсфирь то ли восклицает, то ли поет. Возглас несется, раздувая маленький парус, становясь порывом ветра. – Ура, получилось! – Она оборачивается к отцу. Челнок ныряет носом вниз.
– Да не бросай такелаж, следи же! – смеется папа, поддерживая лодку своими потоками-канатами. Почему-то он представляет себе потоки как веревки или тросы, а Эсфирь видит цепочку брызг. Наверное, потому что она девочка.
Сегодня ей исполняется девять, и она счастлива. Впервые она сумела поднять лодку над водой. Дальше будет все легче и легче. Она научится управлять судном без постоянного контроля, она создаст вокруг челнока силовое поле, она взмоет в небеса, она сама, без помощи отца, полетит на орбиту и дальше, к звездам, однажды она смастерит свою бригантину и станет настоящим корабелом. Как папа.
– Пап… там что-то…
Девочка ощущает смутное волнение и оглядывается. Отец тоже смотрит на оставленный берег.
– Папа! Дом. Наш дом горит!
Не говоря ни слова, отец берет управление на себя. Лодка опускается на воду и быстрее ветра скользит обратно.
Эсфирь чувствует запах дыма, вспоминает, что в доме остался кот и подаренная папой на день рождения модель «Золотого» – великого фрегата древности. Ой, нет, слава богу, кот во дворе. Вон он, сидит на дереве, шипит, спина вся в саже, вздыблена. Эсфирь выскакивает из лодки прямо в воду, бежит, спотыкаясь. Отец ловит ее за плечо, кричит, чтобы стояла на месте, что все будет в порядке, вон, люди уже спешат на помощь. И она стоит. Несколько секунд, а потом вспоминает о фрегате и срывается к двери.
И – смутно… дым, темно, дерево, жарко, комната, жарко, жарко… огонь… падает… что-то кусает в глаз, жжет, очень жжет… до слез… папины руки… свежесть… свет и опять темнота.
Запах дыма. Запах дыма. Запах…

 

Эсфирь вздрогнула, просыпаясь. Судорожно втянула носом воздух. Дым… тонкой, едва слышной струйкой… горит где-то. И больно, тут, в груди.
Охолонуло сердце. Девушка вскочила, схватила портативный огнетушитель, под мышкой зажала ружье – эти две вещи хранились рядом с кроватью всегда.
* * *
Джей пригнулся, чтобы ненароком не попасться на глаза какому-нибудь чудаку, страдающему бессонницей, вслед за Ирвином протиснулся в щель меж акациевых зарослей. Сторож в этой части порта если и был, то, вероятно, дрых без задних ног у себя в домике и не заметил четверых авантюристов, проникших на запретную территорию.
К галеону решили не соваться, там точно будет охрана или даже команда на борту. А вот это суденышко у причала на отшибе – в самый раз.
Джей на секунду задержался. Может, все-таки не надо? Чего с этими корабелами воевать? Еще так по-ребячески, ночью, с канистрой горючки. Будто им снова по одиннадцать лет и они только что наслушались разглагольствований Чезаре: «Эти ублюдки человека и доисторических тварей тормозят прогресс, отбирают рабочие места у нормальных людей, лоббируют свои интересы в правительстве». Слова «лоббируют» Джей тогда не знал, но представлялось ему, как массы корабелов бегут по коридорам правительства и долбятся в главную трибуну лбами. Шесть лет назад он верил, что они плохие.
– Иди сюда, – прошипел Ирвин. Джей подобрался ближе.
Двухмачтовая шхунка была недостроенной: не хватало реи, пары-тройки досок по правому борту, собственно парусов и всяких мелочей, названиями которых Джей никогда не интересовался. Мерещилось ему или нет, в шхуне угадывалось нечто живое, спящее пока, – однако вот-вот оно заворочается, поднимет веки, глубоко вздохнет, просыпаясь.
Ребята подтащили канистру поближе, тихо заржали, когда Ирвин, запнувшись о швартовочное железное кольцо, чуть не навернулся вместе с ней. Горючкой плеснули на открытую палубу.
– Поджигай, – скомандовал Ирвин.
Пацаны швырнули на борт обычную зажигалку, пламя вспыхнуло мгновенно.
– Все, уходим! Уходим!
Двое тут же нырнули в спасительную тень кустов, Ирвин и Джей задержались. Шхуна полыхала знатно. Джей покосился на друга, тот стоял, щуря глаза, из-за игры света и теней казалось, что губы его кривятся в злой усмешке. «Пора бы сваливать», – подумал Джей, но, завороженный видом сотворенной ими стихии, продолжал смотреть на пожар.
Негромкий стук, а затем и приближающийся топот заставил его очнуться. В домишке, самом крайнем к морю, зажегся свет, на порог выскочила девушка в белой ночной рубашке. Длинные, растрепанные со сна волосы, такого же светлого, как ночнушка, цвета, босые пятки, в одной руке зажат небольшой баллон, в другой – старинная винтовка, Джей такие разве что в доме у деда видел, у него знатная коллекция.
Ирвин дернул его за рукав, но Джей не шелохнулся. Девушка добежала до шхуны, быстро окинула глазами берег и… заметила их.
– Да бежим, дурак! – заорал, уже не стесняясь, Ирвин и метнулся в акации.
Девушка мгновенно бросила баллон на песок и вскинула ружье к плечу.
– Гады! Ненавижу! – Ее крик, отчаянный и бессильный, ударил Джея не хуже хлыста. Рассекая кожу до самого сердца и хватая за ноги, хлыст прервал бег возле спасительного выхода.
Рядом на миг взорвался воздух, что-то свистнуло, карябая плечо. Джей замер. Светловолосая, не потрудившись проверить, достала ее пуля кого-нибудь или нет – настолько была уверена, что поджигатели скрылись, – подхватила огнетушитель и понеслась к судну.
Направив раструб на огонь, она сражалась с ним молча, даже не пытаясь позвать на помощь. Думала, что не докричится? Знала, что никто не придет? Часть пожара удалось загасить довольно скоро, но баллон опустел, а пылающие языки охватили грот-мачту. Девушка ринулась на нос шхуны, схватила болтавшееся там ведерко и спрыгнула в прибой. Она набивала ведро мокрым песком и водой, а затем неслась обратно, чтобы вылить-высыпать все это на пламя.
Она проигрывала.
И Джей не выдержал. Рванулся к суденышку, снимая на ходу футболку, подлетел к воде, накидал песка прямо в майку, вывалил на горящие доски. Девушка подняла взгляд на неожиданного помощника.
Лицо ее было вымазано копотью и песочной грязью, по щекам текли две струйки слез.
– Пошел вон! – сквозь плач крикнула она. – Что тебе еще надо?! Застрелю!
– Нет, нет! – Джей вскинул руки, показывая свои добрые намерения. – Я помогу… я вот… песок…
Светловолосая размышляла аж целых две секунды.
– Зови на помощь. Там, – она махнула ладонью в сторону галиона и двух огромных фрегатов. – Я здесь. Быстро!
Джей колебался, не решаясь оставить ее одну, но все же сорвался с места и помчался к дальним причалам. К счастью, навстречу уже бежали люди.
* * *
Второй раз Эсфирь проснулась далеко за полдень. Мышцы затекли, болели руки и плечи. Она потянулась, медленно повертела шеей, не помогло. Выбравшись из кровати, девушка поплелась на кухню за чайником. Сейчас немного травяного чаю (а еще в буфете валялись конфеты), и станет лучше. Должно стать лучше, ей ведь теперь понадобится много сил, чтобы восстановить шхуну. Хотя бы начать.
Из дома она вышла в легкой рубашке и штанах, но вернулась накинуть кофту – набежали тучи, с моря дул прохладный ветер.
Шхуна, почерневшая, с обожженной кормой и грот-мачтой, все так же стояла у причала. Эсфирь взобралась на палубу, осмотрела суденышко, стараясь не наступать на прогоревшие доски. Разрушения не катастрофические, но огонь сожрал довольно много. Девушка прислонилась к бортику; как ни сдерживалась, из глаз опять закапали слезы. Да что ж им, этим гадам, нужно! Зачем, за что?!
И папа далеко, прилетит не раньше чем через неделю.
Может, она неправильно сделала, что не сдала того парня в полицию или остальным корабелам? С него хоть какую-то компенсацию содрать получилось бы. Или не получилось – что более чем вероятно.
Вспомнила ночь. Люди стоят вокруг нее: охранник, смотритель, часть команды с ближайшего корабля.
– Ты видела, кто это сделал? Он один был или их несколько? Убежали, подонки? – озабоченно спрашивают они.
Девушка смотрит в глаза растерянному поджигателю – высокому русоволосому парню лет семнадцати-восемнадцати, слишком светлокожему, чтобы быть местным жителем. Он тоже измазан илом, сажей и песком, комкает в руках растерзанную футболку, молчит, не решаясь ни оправдаться, ни сбежать. Эсфирь отворачивается.
– Я видела двоих. Подростки, ну, или молодые парни. Скорее всего, снова студенты развлекаются…
Последнее слово она произносит со злой горечью, голос срывается. Парень опускает глаза и отчаянно краснеет.
Эсфирь вздохнула. Бог с ним, пусть живет. Вроде дошло до человека, да и помог он. Ладно, пора домой, еще еду заказывать, а то совсем холодильник пустой. Отца пока нет, можно не готовить, но тут уж бутерброд сделать не из чего, нужно бы озаботиться.
К вечеру дела были переделаны. Тучи на небе разошлись, закатное солнце, словно шарик апельсинового мороженого, медленно таяло в широком бокале моря. Эсфирь приоткрыла окошко, впуская в дом ветерок, и забралась с книжкой на диван в большой комнате.
Звонок в дверь раздался, едва она перелистнула первую страницу. Недовольная (кого там еще принесло!), девушка включила экран и вывела изображение с камеры на входе.
Он.
На пороге стоял он, вчерашний поджигатель, сиречь – раскаявшийся спасатель. С коробкой конфет и… цветами.
Эсфирь в ярости соскочила с дивана и распахнула дверь.
– Ты зачем пришел?
Парень отшатнулся, чуть не свалившись с коротенькой двухступенчатой лесенки.
– П-привет… – сказал он. – Прости, я тут… извиниться. Извини, пожалуйста.
Эсфирь стояла, прожигая его взглядом.
– Вот, тебе я… – парень протянул ей цветы. – Если можно. Прости.
Ноздри у девушки раздулись, ни дать ни взять необъезженный жеребенок при виде седла.
– Ты сжег мою шхуну, – отчеканила она. – Да, потом ты помог ее потушить, но сначала ты ее сжег. Уходи. Чтобы я тебя больше здесь не видела. Иначе расскажу всем про тебя и твоих дружков.
– Погоди, – вскинулся парень, подаваясь вперед. – Я же хотел…
Хлоп! Дверь защелкнулась прямо у него перед носом.
Вот так.
На экране Эсфирь наблюдала, как он потоптался еще у порога, несколько раз подносил палец к кнопке звонка, но так и не нажал. Она фыркнула, плюхаясь обратно на диван. Ишь выдумал, конфеты.
Через полчаса она приоткрыла дверь, выглянула наружу. На пороге, слегка подзавядшие, но еще пахнущие травой и медом, лежали белые лилии.
* * *
Солнце стояло высоко. Джей сидел на причале, болтал ногами, то и дело утирая лоб под бейсболкой. Майка давно намокла и прилипла к спине. У него не было уверенности, что девушка явится сегодня, но вдруг. По крайней мере, еще часик он подождет, и если не получится, завтра попробует прийти в другое время.
Шхуна уже не выглядела живой, как вчера. Кто знает, может, действительно это он ее убил?
Зачем он полез сюда? Все Ирвин, безбашенный придурок, повеселиться захотел. Нет, ну ладно Ирвин, а Джей-то, Джей зачем повелся? Поджечь корабль маринеров, очень весело, ха-ха. В детстве они всегда воевали с ребятней из маринерского поселка, потому что нужно же было иметь какого-то врага, а потомки созданий, ранее населявших планету, – по виду людей, по факту энергетов, питающих собой свои же корабли, – подходили на эту роль как нельзя лучше. Они наводили страх своей инаковостью, своими нечеловеческими способностями.
Если б в мире был только один-единственный человек, умеющий чувствовать энергетические потоки и оживлять деревянные суда, все бы им восхищались, превозносили его таланты, может, ученые забрали бы его себе для изучения. Но маринеры были расой. Люди прибыли на Данту позже и всегда ощущали эту чужеродность, этот конфликт сосуществования разных миров. Пусть давно уже не осталось, что называется, «чистой породы», и все, кого сейчас зовут корабелами, – результат смешения крови людей и маринеров, все равно всегда были «они» и «мы». Нелюди и люди.
Теперь-то Джей понимал, «они» – всего лишь безобидный пережиток прошлого. Их меньше и меньше не то что с каждым десятилетием, а с каждым годом. Доживут свой век, уйдут потихоньку, вместе с ними уйдут их живые корабли, так пугавшие главного школьного авторитета – Чезаре Фернандо. «Мы должны понимать, что именно работает и как оно это делает, – говорил он разинувшим рты младшеклассникам. – Тогда люди повелевают вещами, а не вещи ими. Живые вещи, питающиеся людьми, – это мерзость».
Если честно, Джей давно не заморачивался: питаются, не питаются, у них там все сложно. К моменту окончания школы он уже знал – корабелы вовсе не нелюди, а просто… немного другие. К обычным людям они не лезли, кое-какую пользу Данте, планете-государству, приносили.
Ну, где эта светловолосая, в конце концов?
Девушка появилась, когда Джей, отчаявшись ее дождаться, решил окунуться в море. Она замерла на причале, увидев, как парень выбирается из воды и судорожно натягивает шорты прямо на мокрые плавки. Ее губы заметно сжались, брови сошлись на переносице хмурым домиком.
– Чего тебе здесь надо?
Джей нацепил футболку и, чтобы чувствовать себя поуверенней, бейсболку тоже.
– Послушай, Эсфирь…
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Джей пожал плечами.
– Спросил у народа, у соседей твоих. Слушай, я и так чувствую себя полным идиотом, дай договорить.
Эсфирь сложила руки на груди, но больше прерывать не стала.
– Прости меня, пожалуйста, – тихо сказал Джей. – Я не хотел.
– Не хотел сжигать мой корабль?
– Не хотел сжигать твой корабль, – повторил он. – Эй, да постой же, я правда не хотел. По глупости согласился, друг подбил.
– У тебя прекрасные друзья. Всегда и во всем следуй их рекомендациям. Особенно в части уничтожения чужого имущества и причинения боли людям.
– Извини. Но по части боли это еще кто кому фору даст. Ты тоже с ружьем бегаешь, меня ранила, между прочим.
Джей задрал рукав футболки, на плече виднелась длинная глубокая царапина. Эсфирь презрительно фыркнула.
– Сам напросился. Жаль, кое-чего другое тебе не прострелила, голову например. Тогда в ней появилось бы хоть что-то, кроме пустой черепушки.
Она развернулась, собираясь уходить.
– Эсфирь, подожди, – позвал Джей. – Я не только извиниться пришел. Я хочу помочь восстановить шхуну.
Девушка задержала шаг.
– Сейчас каникулы, два месяца до колледжа… Я буду делать все, что скажешь.
Во взгляде Эсфирь, брошенном на Джея, наконец вспыхнули искорки интереса.
– Как тебя зовут-то? – спросила она.
– Джером. Можно просто Джей.
– Джером? – Она хихикнула. – Ну и имечко тебе досталось.
– У тебя будто очень современное, – насупился Джей.
Неожиданно девушка улыбнулась.
– Ладно, скажи мне, Джером, а деньги у тебя есть? На шхуну много понадобится.
* * *
Отец вернулся через пять дней. Эсфирь почувствовала приближение его бригантины, когда та еще входила в атмосферу. Хоть она была папиной, девочка принимала участие в постройке, вложив и капельку своей энергии.
Корабль подошел к причалу, Эсфирь кинулась к папе. Высокий, выше недавнего знакомца Джея, и сильный, он подхватил ее и прокружил, пока та пищала от радости. Борода немилосердно кололась, но девушка все равно умудрилась чмокнуть отца в щеку.
После разгрузки бригантины и ужина они засели в большой комнате с вечерним чаем. Девушка отрезала огромный ломоть белого хлеба, намазала малиновым вареньем, протянула папе. Сама забралась с ногами в кресло с чашкой в одной руке и баранкой – в другой.
– Значит, тебя все-таки призовут? – спросила она, откусывая кусок.
Отец кивнул.
– С вероятностью процентов семьдесят.
– И дядю Кемала, и дядю Роквелла тоже?
– Да, всех нас. Более того – со всей Данты.
Эсфирь погрустнела.
– Все так серьезно?
– Похоже, да. Вряд ли Зенор оставит нас в покое.
– Но почему? Зачем обязательно надо воевать? Договорились бы как-нибудь. Мы бы продавали им все нужное подешевле, например.
Отец снисходительно хмыкнул.
– Эсти, тебе скоро шестнадцать, а ты у меня еще такая маленькая. Сама подумай, какой им смысл договариваться с Дантой, если можно взять даром? Доходы от выкачки наших ресурсов во много раз перекроют расходы зенорийцев на вооружение. Они же не станут беречь чужую планету, налетят как саранча. Мы сейчас слабее, а Центру абсолютно все равно, что происходит на окраинах галактики. Наша возможная война для них всего лишь небольшой местечковый конфликт. Центру наплевать, кто будет управлять Дантой, пусть бы и зенорийцы, главное, чтобы налоги платили вовремя.
– Но у Данты есть мы. Даже несмотря на то, как люди к нам относятся… А ты будешь воевать?
– Если скажут.
Эсфирь отложила баранку, поставила чашку на столик, пересела к отцу и обняла его за шею.
– Только, пожалуйста, береги себя.
– Конечно, – улыбнулся он. – И не грусти раньше времени. Давай о другом, расскажи-ка мне, что это за молодого человека ты тут завела в мое отсутствие?
Девушка улыбнулась в ответ – вышло довольно смущенно, – махнула рукой.
– Он не мой парень, просто помогает со шхуной. Сам сжег, а теперь вот…
– Ну-ка, ну-ка, давай подробнее, – заинтересовался отец.
– Да что там, навязался на мою голову. Ты хоть научи его доски для обшивки правильно выкраивать, а то рвется в бой, а уметь ничего не умеет.
Отец посмотрел на дочь сквозь хитрый прищур.
– Эсти, я-то научу, но ты будь поосторожнее. Мало ли чего этому другу от тебя нужно.
Девушка отчаянно замотала головой.
На следующее утро Эсфирь представила Джея папе.
– Феликс Лита, – сказал мужчина, протягивая руку.
– Корабел Феликс Лита, – добавила дочь не без гордости в голосе.
– Джером Танино, – Джей протянул в ответ свою.
– Танино? – переспросил корабел. – Тот, что контр-адмирал?
Парень немного замялся.
– Это мой отец.
Феликс пробормотал невнятное.
До обеда все втроем работали на шхуне. Феликс терпеливо объяснял парню, что перед мачтой и после нее устанавливают усиленные шпангоуты, по границам вырезов в палубе бимсы большего сечения, ватервейс изготавливается из твердых пород дерева, а пазы палубы обязательно конопатят.
Джей старался. Эсфирь иногда украдкой подсматривала за ним и видела, как, высунув от усердия кончик языка, он шкурит очередной брус или высчитывает нужный ему размер доски. Тогда она улыбалась и почему-то алела ушами – сразу приходилось делать вид, будто ей очень жарко.
Потом они обедали, Эсфирь достала кастрюлю с наваренным еще с вечера овощным супом и пыталась запихнуть в отца и Джея тройную порцию. Небольшой отдых – и вновь за работу.
Конечно, Джей не мог строить так, как они с папой. Он не чувствовал потоков и не мог влить в каждую новую доску капельку силы, но то, что умел, делал на совесть. А уже Эсфирь проводила вечером ладошкой по дереву, с которым работал Джей, и рассыпала жемчужинки из своего ожерелья.
Недели две, без выходных, трудились не покладая рук. Девушке даже стали нравиться дни, когда отец исчезал по делам, оставляя ее с Джеем вдвоем. Она, конечно, всячески язвила и подкалывала добровольного помощника, но однажды пришлось признаться себе – ей приятно, если утром она открывает дверь, а он уже ждет у порога или, смастерив нехитрую игрушку на веревочке, гоняет по двору кота.
В воскресенье отец опять уехал, а день выдался настолько жарким, что девушка сама предложила плюнуть на работу. Джей откликнулся идеей собрать корзинку с бутербродами и устроить пикник в ближайшей рощице. Подумав не дольше трех секунд, Эсфирь согласилась.
В рощице было зелено и прохладно, воздух щекотал ноздри запахами разнотравья, лесной земляники, а над всем этим витала смолистая нотка хвои. Джей и Эсти, объевшись хлебом и холодным печеным мясом, лежали на покрывале, брошенном под ствол черешчатого дуба. Болтали обо всяких пустяках.
Эсфирь попросила первой.
– Джей, а расскажи мне о своем папе?
Парень удивленно хмыкнул, вынимая изо рта травинку.
– Что рассказать?
– Да все. Сколько ему лет, сколько детей – ты говорил, у тебя есть братья, – как он стал адмиралом?
– Ну, ему пятьдесят пять. Контр-адмиралом стал в сорок шесть, я тогда был еще маленький. Элементарно дослужился, никаких подвигов вроде особо не совершал. Хотя… он какое-то время провел на границе, зенорийцев усмирял. Но это я только по рассказам знаю. Братьев у меня двое, оба старшие, оба военные. Что еще…
– А почему ты не пошел в военный колледж?
Джей вздохнул, по хмурому виду было ясно, что этот вопрос задают ему не первый раз.
– Не хотел. Я никогда не хотел быть военным.
– Да? – Эсфирь приподнялась на локте. – А кем хотел?
– Журналистом.
– Надо же… И колледж соответствующий выбрал?
– Ага. Но это неинтересно. Расскажи лучше ты мне.
– Про что?
– Про корабелов.
– Вы про нас должны были в школе проходить, – усмехнулась Эсфирь.
– Ну, проходили. Но это ведь не так, как… если лицом к лицу. – Настала очередь Джея приподняться и посмотреть в глаза собеседнице. – Эсти, правда, что ваши корабли живые и что вы их питаете собой?
Девушка ответила не сразу.
– Они живые, но не в том смысле. Не то, что обычно имеют в виду люди. Для меня все просто: в тебе есть жизнь, во мне есть жизнь, в этом дереве есть жизнь, в нашей планете есть жизнь, в звезде, вокруг которой Данта кружится, во всех звездах Вселенной. Я ее чувствую. Чувствую энергию жизни, ее потоки и передаю кораблю. А потом корабль отдает ее обратно, он ведь из дерева, а паруса из льна и хлопка, и все это – живое, оно когда-то росло и дышало. И дышит до сих пор. Поэтому мы и ходим на парусниках, и поэтому любое наше судно связано с корабелом. Не обязательно с тем, кто его построил, но один потомок маринеров на корабле должен быть, иначе он не полетит.
– А команда? Это ведь обыкновенные люди. Чезаре… мой знакомый один… говорил, для того, чтобы корабль летел, вы высасываете энергию из команды.
Эсфирь состроила непонятную гримаску – то ли неодобрение, то ли искреннее недоумение.
– Это же часть полета. Конечно, на борту все люди, то есть большинство, но как они, по-твоему, должны управлять кораблем, если не будут чувствовать его? Это тебе не металлический звездолет, на котором, например, твой отец летает. Они… мы… хм-м, как описать… Мы включаем всех людей и корабль в единую систему. То есть они отдают энергию, но не всю, и взаимодействуют с судном. Знаешь, в конце концов, энергию тратят все и всегда, даже мы с тобой сейчас, когда лежим на земле и жрем бутерброды.
Она села, суровая и возмущенная. Что именно ее возмутило, девушка сама еще не поняла толком: необходимость объяснять очевидное или невежество Джея, который, вполне вероятно, тоже видел в ней вампира, сосущего кровь невинных человеков.
– Не-не, Эсти, не обижайся, я не то хотел сказать, – спохватился Джей. – Я сам так не думал, просто про маринеров столько слухов ходит, нам с детства скармливают всякие страшилки.
Он замолчал, покусывая губы. Девушка сменила гнев на милость.
– Ладно, спрашивай. Вижу, что язык чешется.
– Понимаешь, рассказывали, – начал Джей, тщательно подбирая слова, – когда была заварушка с Рубежами, на нашу дальнюю базу отправили фрегат маринеров с грузом на борту. Обычный транспортник там пройти не мог, а маринерские корабли как-то проскакивали мимо патрульных. На фрегате находился один корабел, остальные – люди; военные, судя по всему. Так вот корабль не прибыл к расчетному времени и не вышел на связь. На базе решили, что он-таки попался рубежникам, но через сутки парусник объявился.
Джей перевел дух. Эсти ждала, внешне – спокойно.
– С верхней палубы сполз маринер, он еле-еле ходил. А больше никто не вышел. На палубу хлынули солдаты, а там всюду тела. По всему кораблю. У некоторых были раны, у некоторых не было, но все они выглядели как мумии – сухие, с натянутой кожей, будто кто-то высосал из них… ну, все высосал. Чезаре объяснил, что парусник подбили на Рубежах и, чтобы остаться в живых, маринер начал тянуть из команды энергию. Это… правда? Такое могло быть?
По верхушкам дубов пронесся ветерок, заставив ветви раскачиваться. Эсфирь обхватила колени руками, положила сверху подбородок.
– Это не могло быть. Это было.
– Да?
– Знаешь, что произошло потом? Маринер не успел даже ничего доложить или объяснить, его стащили с корабля и забили до смерти. Били ногами, прикладами, подвернувшимися железками, пока у него лицо в кашу не превратилось. А офицеры стояли и ничего не делали. Когда стычки с рубежниками закончились, они переправили останки на Данту.
– Кто тебе рассказал?!
– Корабела звали Томаш Мито. Я его видела пару раз. Папа летал разбираться с его делом, потому что жена дяди Томаша просила.
– И твой отец знает, почему он так поступил? Почему он… почему команда не выжила?
– Папа говорит, на фрегате был ценный груз. Никто, кроме высших чинов, не в курсе, какой именно, но его приказали доставить любой ценой. А когда корабль повредили рубежники, у дяди Томаша не осталось выбора. Папа уверен… и я уверена, что он спросил разрешения у команды, прежде чем взять энергии больше, чем обычно. Иначе фрегат недотянул бы. – Эсти разжала руки, прислоняясь к стволу. – Ты не думай, я не считаю маринеров хорошими только потому, что сама маринерка. У нас, как у всех, есть нормальные, есть с придурью. Может, кто-то и не погнушался бы вот так. Но не дядя Томаш.
– Мне жаль, – выдавил после паузы Джей. – Но, получается, теоретически это возможно?
– Теоретически – да.
Эсти уже не сердилась, но погрустнела, ощущая себя виноватой непонятно в чем, да и Джей, похоже, был не рад, что завел разговор. Чего он добился? Узнал, что некоторые корабелы убивают людей? Так и некоторые люди убивают людей. Ничего нового.
– Слушай, я чего начал, мне же на самом деле интересно про вас узнать, про тебя.
Лучи солнца, пробивая листву, светили сквозь молочные волосы Эсфирь, превращая ее в подобие бесплотного духа, в светлый мираж на малахитовом ковре. Но лицо и руки миража были бронзовыми от загара и оттого – плотными до дрожи. Джером лишь сейчас заметил, что шрамик в уголке правого века девушки совсем белый. Он один остался не тронут жарой и солнцем.
– Откуда это у тебя? – спросил Джей, непроизвольно вытянув руку и касаясь искалеченного кусочка кожи.
Девушка опустила глаза, пару секунд смотрела в землю, словно обронила там ответ и пытается его найти.
– Однажды нас уже поджигали, – сказала она. Голос звучал ровно и спокойно. – Только не корабль, а наш дом. Ни меня, ни папы в тот момент не было, мы увидели огонь издалека и вернулись. Я побежала в свою комнату, чтобы забрать папин подарок, у меня день рождения как раз был. Папа еле успел меня поймать, но я надышалась дымом и упала, а на полу валялись угли, вот я со всего размаху виском на уголек и угодила. У меня еще несколько шрамиков есть на теле, но этот самый заметный.
Джей вдруг сел очень прямо, будто палку проглотил. Краска заливала все его лицо по самые уши.
– Прости, – наконец пробормотал он. – Я не знал. А кто… кто вас поджег?
Девушка пожала плечами.
– Скорее всего, подростки из соседнего поселка. У них считается высшей доблестью сделать нам какую-нибудь гадость. Особенно у приезжих, тех, кого родители отправляют летом к родственникам на море. Ты ведь здесь тоже у родных живешь?
– Да, – ответил Джей, покраснев еще больше.
– А я свою шхуну год строила… – проговорила Эсфирь куда-то в пустоту. – Папа помогал, конечно. И дядя Кемал, когда свободен был.
– У тебя… – Джером помялся, но все-таки спросил: – Твоя мама, она жива? Просто ты об этом не говоришь.
– А я не знаю. Она ушла, когда я была маленькой.
– Как, куда ушла?
Эсфирь улыбнулась, печально и самую капельку лукаво.
– В полуночные моря.
– Куда?
Она указала пальцем на небо.
– Космос.
– Но… зачем?
– Ее позвали. Маринеры. Ты знаешь, сколько сейчас на Данте чистокровных маринеров?
– Нет.
– Ни одного. Они все ушли лет одиннадцать-двенадцать тому назад. Их и так оставалось сотни две, вряд ли больше. И когда старейшины позвали, все маринеры ушли вместе с ними. У чистокровных очень сильно развито… ощущение друг друга, что ли, они связаны энергией не только со своими кораблями, но и между собой. Гораздо сильнее, чем полукровки вроде папы или меня. Улетели куда-то, никто не знает, куда.
– И она, твоя мама, оставила твоего отца и…
– …и меня. Да. Но, понимаешь… ты не думай о ней плохо. Это было правильно, я так чувствую. Она любила меня, но ей было надо. Да я уже и не сержусь, скучаю. Меня сейчас гораздо больше другое волнует.
– Что?
– Папа. Он военнообязанный. Как и все корабелы старше восемнадцати. Он сказал, что его могут призвать. Джей, у тебя ведь отец военный, он что-нибудь говорил про войну? Как там? Будет она, не будет? Или правительство договорится с Зенором?
– А вы разве можете воевать? – удивился Джером. – На своих фрегатах? Я думал, у вас даже оружия нет, вы перевозками занимаетесь и торгуете.
– Можем, – нехотя, как показалось Джею, ответила Эсфирь. – Раньше, когда на Данте жили одни маринеры, между ними было много битв. Пиратство и все такое. Корабелы на многое способны, просто нас слишком мало для войн. Так что там с Зенором?
Джей задумался.
– Отец мне писал, но он редко обсуждает работу с семьей. Эвакуации пока не намечается, значит, наземных действий не ждут. Если что-то и будет, все решится в космосе. Пока вроде тихо. Чезаре, правда, считает, что Зенор с недели на неделю объявит нам ультиматум. А он все-таки в курсе высокой политики.
– Кто такой этот Чезаре? Ты уже второй раз его упоминаешь.
– Мой знакомый, старше меня. Журналист.
Эсфирь потянулась, вставая.
– Ладно, пойдем, – вздохнула она. – А то папа небось давно меня дома ждет.
Они принялись складывать покрывало и собирать остатки лесного пикника в корзину.
* * *
– Да все с тобой ясно. У тебя на лбу написано: «Я – идиот, влюбился в маринерку».
– Я просто ей помогаю!
– Ага-ага, – Ирвин расхохотался. – Каждый день, даже в выходные. А на друзей у тебя времени нет. Да нет, я что, мне, наоборот, интересно. Ты потом расскажи, как она по ночам-то? Если, конечно, не высосет из тебя все силы… в буквальном смысле.
И он закатился от смеха.
– Дурак, – разозлился Джей. – Иди ты!
– Это ты иди. К своей белобрысой корабелочке. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Джей выскочил от друга в ярости. Хотел оглушительно хлопнуть дверью, но в доме Ирвина все двери были автоматическими, так что они любезно раскрылись, выпуская посетителя.
Всю дорогу до причала Джей мысленно продолжал препираться с оппонентом, но, едва завидев песочный пляж и двухмачтовую шхунку, возле которой на корточках сидела девушка с банкой лака и кисточкой в руке, мгновенно забыл об Ирвине.
До обеда привычно работали втроем – Джей, Эсфирь и ее отец. А после, когда юноша намеревался продолжить работу, Эсфирь неожиданно появилась на пороге своей комнаты не в футболке и рабочем комбинезоне, а в развевающемся сарафане, раскрашенном во все цвета радуги.
– Я собираюсь полетать, – сказала она Джею. – Хочешь со мной? Если не боишься, естественно.
Тот неуверенно сглотнул.
– А на чем? Шхуна же еще не готова.
– На лодке. Видел, там, у пристани? Миниатюрная такая, с крошечной мачтой и парусом. Меня на ней папа учил управлять кораблями. Пойдешь?
Джей собрал в кулак все свое мужество, кивнул. Эсти обрадованно выпорхнула за порог и вприпрыжку побежала к морю.
– Садись вот здесь. – Лодка уже качалась на волнах, девушка указала Джею на небольшое сиденье на корме. – Не бойся, далеко не полетим. До двух лун, не дальше!
Бледный, белее висящего паруса, парень процедил сквозь зубы, что, разумеется, не боится, с чего она взяла.
– Ну что ж, тогда держись, мой отважный Джером, мы отправляемся!
Он хотел спросить, как она собирается плыть под парусом, если на море полный штиль, но не успел. Девушка встала посередине лодки и глубоко вздохнула.
Что-то произошло.
Это Джей понял сразу. Суденышко будто вздохнуло в ответ, на короткий миг отозвавшись мелкой дрожью.
Эсфирь медленно подняла руки, кисти сделали взмах, и челнок поплыл вперед. Еще несколько движений – скорость возросла вдвое. Широкий мах – втрое… Вспенилась вода за кормой, ветер ворвался в единственный парус, разметал волосы девушки.
– Э-эй! – закричала она, оборачиваясь и подмигивая Джею.
И тот вдруг отцепился от сиденья, крикнул в ответ. Ударный, свежий и пьяный, словно морской бриз, восторг наполнил его до краев. Брызги, соленые и блестящие, заплясали рядом с лодкой. В волнах мелькнули спинки дельфинов, приплывших поиграть, но им было не угнаться за птицей-челноком.
– Взлетаем? – донесся до Джея возглас Эсфирь.
– Да!
Брызги исчезли – невидимый кокон окутал лодку, – но Джею казалось, что они все еще здесь, танцуют вокруг него жемчужным ожерельем, летят вперед и ввысь, в лазоревую синь неба…
Эсфирь распахнула руки, и челнок взмыл вверх, отрываясь от воды, оставляя бирюзу под собой, влекомый к бирюзе над собой. У Джея захватило дух. Они поднимались все выше и выше, разрывая облака, туда, где лазурь превращается в бездонный индиго, а затем в бархатный антрацит.
– Хочешь почувствовать?
– Хочу!
И Джея пронзает стрела, нет, не стрела, поток – дикий, мощный, всеобъемлющий. Он захватывает, влечет за собой, но хранит бережно, как свою каплю, как часть целого. И вот Джей уже немного древесная обшивка, немного мачта, немного силовое поле вокруг лодки, немного космос за ее бортом, немного двойная луна над Дантой, немного звезды, сияющие вдали, и даже немного Эсфирь…
А девушка вновь раскидывает руки в стороны и поет. Что-то громкое, залихвацкое, моряцкое.
Курс на полночь держи,
Одинокий моряк,
Ждет тебя и верно хранит
Старый маяк…
Шторм ревет, и я готов!
Да, сэр! Я готов!
Шторм ревет, и я готов!
К буре я готов!

Джей подхватывает припев, горланит вместе с ней. Еще и еще раз. А потом она меняет курс, и Джей с нежданной тоской понимает, что они возвращаются домой.
* * *
Феликса Литу призвали на следующий день. Вместе с его бригантиной.
Призвали и дядю Кемала, и дядю Роквелла, да почти весь поселок корабелов вымер, как после чумы. На причале остались лишь маленькие лодчонки и недостроенная шхуна Эсфирь.
Собирался отец быстро, личных вещей почти не брал, все необходимое выделяло командование. Исправное судно – единственное, что требовалось. На памяти Эсти это был второй папин призыв; в прошлый раз он вернулся довольно скоро.
На борту Феликс обнял дочь и, легонько щелкнув по носу, погрозил пальцем:
– Так, слушай отцовские наставления. Попусту не волноваться, не лениться, к колледжу готовиться, с Джеем кокетничать в меру.
– Папа! – на всякий случай возмутилась Эсфирь.
Отец усмехнулся, обнял ее снова и в этот раз не разжимал рук особенно долго.
– Беги, морская принцесса, мы почти отшвартовались.
Девушка спустилась на причал и смотрела, как бригантина, качнув бортами на прощанье, уходит все дальше и дальше к горизонту. Наполнились ветром паруса, корабль набрал ход, чуть поднырнул в волну перед взлетом и, на мгновение полыхнув сиреневым, взметнулся в синь.
Отец присылал Эсти короткие сообщения – где они находятся, как их разместили, что планируется. В какой-то момент сообщения прервались, если не считать совсем уж делового: «Пропадаю со связи на пару недель. Подробности позже. Не волнуйся. Целую!»
Две недели прошли в ожидании. Но и после – известий больше не приходило. Зато по всем каналам принялись вещать о начавшихся стычках с зенорийцами и неминуемом грядущем глобальном сражении. Вот теперь Эсфирь заволновалась по-настоящему. Раньше и эта война, и призыв отца не казались такими уж опасными. Почему-то она была уверена, ничего плохого не случится, не случится, и все тут. Она и сейчас была уверена – в конце концов, они же корабелы; что может произойти с потомком маринеров? – но маялась, не в силах заставить себя заняться даже шхуной. А потом объявили эвакуацию.
Видеовызов Джея застал ее в дверях. Договорились встретиться вечером у нее дома. Джером пришел собранный, подтянутый и не по-мальчишески серьезный. Волей или неволей – сын контр-адмирала дантийского флота. Эсти вдруг поняла, как мало она его знает.
Выложив все, что удалось выяснить про нападение Зенора и доблестных защитников планеты, Джей, ходивший из угла в угол, остановился перевести дыхание. Фронтовой расклад не утешал. Зенор атаковал массированно, не жалея ни техники, ни людей, а значит, и того и другого у них было не просто достаточно – намного больше, чем у дантийцев. Две атаки провалились, но Данта потеряла слишком много, чтобы удержать позиции. Шло отступление, эвакуация стала неизбежной. Не то чтобы от зенорийцев ждали каких-то страшных зверств или ужасов, но война есть война, никто не будет разбираться, почему ракеты взорвались в мирной деревне, а не на военном аэродроме и почему лазерная пушка выжгла половину населения города, а не склады боеприпасов.
– Я полечу к папе, – сказала Эсфирь.
– С ума сошла?! Зачем? И как? – ошеломленно проговорил Джей.
– Да хоть бы и на папином челноке.
– Ты что, тебя никуда не пустят. Орбита полностью закрыта. На подходе к Данте уже вовсю идут сражения. Право на старт имеют только военные корабли и эвакуационный транспорт. Или специальное разрешение нужно получать, а тебе его никто не даст. Если честно, я сам тебя никуда не пущу. Ближайший к нам пункт эвакуации в часе езды, моя тетя с племянниками давно собра…
– От отца уже три недели ни одной весточки, – прервала его Эсфирь. – Я полечу.
Джей с размаху сел на диван, так что застонали пружины.
– Сумасшедшая. Не пущу.
Эсфирь медленно покачала головой.
– Ты же знаешь, что не помешаешь мне.
Пальцы Джея сжались в кулаки и долго не разжимались. Наконец он поднялся.
– Ладно, попробую договориться с Чезаре.
– А чем он может помочь? – удивилась девушка.
– Он – пресса. Думаю, шанс есть.
Спустя час интенсивных переговоров Джей повернулся к Эсти и скомандовал:
– Так, бери самое необходимое, чтобы в небольшую сумку влезло, и едем. В пять утра Чезаре встретит нас возле космодрома. Летим вместе с журналистами, аккредитацию нам с тобой выдадут на месте.
Эсфирь подпрыгнула от радости и повисла на шее у Джерома. На мгновение он растерялся, но в следующее – обнял девушку и крепко прижал к себе. А вот поцелуй вышел как-то сам собой и получился одновременно робким, неуклюжим и очень жарким. Лишь когда Джей, осмелев, решился поцеловать и теплую, загорелую шею, Эсфирь обрела способность мыслить и, мягко положив ладошку ему на плечо, чуть отодвинула от себя.
Оба тут же запунцовели. Сделав вид, будто нужно срочно собираться, разбежались по разным углам.
Всю дорогу до космодрома Эсфирь проспала на плече у Джея; добирались скоростным поездом, так было удобнее всего. В четыре утра пришлось подниматься, Джей вскочил довольно бодро, а Эсти еле-еле разлепила веки.
Здание порта было небольшим – журналисты улетали с гражданского. В ожидании Чезаре Джером внезапно замялся, пытаясь что-то сказать. Он сбивался, застревал на середине фразы, отворачивался, начинал высматривать своего знакомого вдалеке. В конце концов Эсфирь не выдержала и спросила прямо, в чем дело.
– Эсти, только не обижайся, но ты не могла бы не говорить при Чезаре, что ты из маринеров? – пробормотал парень.
– Почему? – Голос девушки стал прохладнее.
– Понимаешь, он не очень хорошо к ним… к вам относится. Ну, такой уж он человек. Но он – единственный, кто согласился взять нас в пресс-центр на орбите.
Эсфирь нахмурилась. Эх, если бы имелась возможность как-то по-другому узнать о папе. За эти недели ей никто ничего не сообщил – куда бы она ни звонила, кого бы ни старалась достать.
– Хорошо, – кивнула девушка. – Я не скажу.
Чезаре Фернандо оказался низеньким, тощим и довольно молодым, не старше тридцати, в старомодных узких очках, с короткой бородкой на жестком лице. Он пролетел мимо кометой, зацепил кометным хвостом Эсти и Джея и увлек их за собой. Так же на лету они прошли таможню, границу, проверку багажа и все процедуры, которых потребовала посадка в звездолет.
Лишь на борту Эсфирь почувствовала на себе цепкий взгляд этого реактивного знакомого Джея и поняла, что, даже не сказав ни слова, она оказалась раскрытой. Впрочем, Чезаре промолчал, занявшись делами: переговоры – с коллегами, с пресс-службой космофлота, с высокими и низкими военными чинами – не смолкали ни на минуту за все время полета.
Звездолет сел в ангаре гигантской платформы, которая несла на себе множество построек самого разнообразного назначения. В том числе был здесь и пресс-центр, где, по уверению Джея, они могли получить все последние сведения, а также увидеть, что происходит на командном пункте и в космосе. Из обрывков разговоров Чезаре стало ясно, что Зенор окончательно перестал таиться и развернул силы и что то же самое делает сейчас Данта.
Однако все пошло наперекосяк.
Лифт поднял их из ангара на этаж, где царила пресса. Эсфирь с любопытством разглядывала огромный, по меркам космоплатформ, зал с выпуклым потолком, сотней мониторов и висящих голограмм. Этакая голова осьминога: компьютерные серверы – мозг спрута, радиоканалы – невидимые кровеносные сосуды, три больших экрана в центре – мощные осьминожьи сердца. От головы разбегаются в стороны коридоры-щупальца. Эсти успела насчитать их семь, когда из ближайшей двери вылетел всклокоченный мужичок с планшетником в руке и заорал:
– Началось! Атакуют!
И случился апокалипсис.
Десятки людей сорвались с места, понеслись куда-то, сшибая все на своем пути. Голоса – истерические и деловые – наполнили коридоры и главный зал. Чезаре испарился, вновь оправдывая определение человека-кометы, присвоенное ему Эсти. Сама же Эсфирь прижалась вместе с Джеем к стене, чтобы не попадаться под ноги журналистам.
Разобрать что-либо в этом хаосе было невозможно.
* * *
Исчезнувший Чезаре – это было уже слишком. Куда бежать, кого искать, что делать? Джей затравленно озирался вокруг на происходящее столпотворение. Но стоило ему встретить такой же растерянный взгляд Эсти, решимость вернулась. Во-первых, нужно довести девушку до безопасного и тихого места, а во-вторых, во что бы то ни стало узнать что-нибудь про ее отца.
– Не уходи никуда, ладно? – попросил он Эсфирь и нырнул в гущу репортеров в поисках Фернандо.
Ему повезло, тот как раз мчался навстречу.
– Чез, стой! Мне от тебя нужна одна минута…
– Некогда! – крикнул Фернандо на ходу. – Меня уже нет.
– Ты куда?
– Ближе к позициям. У наших не хватает спутников с аппаратурой, нужно лететь самому.
Джей судорожно огляделся в поисках Эсти, махнул, подзывая. Девушка мгновенно оказалась рядом.
– Чезаре улетает к войскам. Надо найти кого-нибудь еще, кто нам поможет. Если мы…
– А давай полетим с ним, можно? – спросила Эсфирь.
– Что? – Джей опешил. – Нет… наверное.
– Давай! Так будет еще лучше. Окажемся ближе к папе, и все разъяснится. То есть я окажусь, тебе со мной не обязательно.
– Эсти, нельзя. Что за бредовая идея!
Не слушая его, девушка рванула к лифтам. Джей, плюнув – вполне реально, а не иносказательно, – бросился за ней.
У корабля, того самого, на котором они прилетели, уже стояла группка из четырех человек. Двое – пилоты в светло-серой форме и двое, похоже, репортеры, Чезаре среди них. Сверху на корпус звездолета спешно монтировалось дополнительное оборудование, техники ругались с прессой.
Предложение Джея взять их с собой энтузиазма ни у кого не вызвало. Чезаре метнул быстрый взгляд на Эсфирь и отчеканил:
– Нет.
Эсти чуть побледнела, выпрямляясь. Джей не стал дожидаться взрыва, схватил журналиста за локоть и отволок в угол ангара.
– Чез, прошу тебя! Я все понимаю, но разреши ей лететь. Она ужасно переживает.
– Нет.
– Ты хоть знаешь, что она может натворить? Найдет маринерское судно, наплюет на все разрешения и полетит на нем прямо в пекло. Она это сделает. У них же, у маринеров, связь. Совсем не такая, как у людей. Тем более у нее с отцом. А потом, дай бог, если напорется на наших, а если на зенорийцев? Она же погибнет.
– Мне жаль.
– Вам не жаль. – Эсти вышла из-за плеча журналиста. – Вам ничуточки не жаль, но это не важно. Чезаре, прошу вас, возьмите меня на корабль. Мне очень нужно узнать, где папа. Клянусь, я буду просто смотреть на экран и не мешаться под ногами. Я… я все равно полечу, так или иначе. Но мне не справиться одной.
Джей, скрипнув зубами, добавил:
– Я устрою тебе интервью с моим отцом.
Бородка Фернандо тут же дернулась в его сторону.
– Эксклюзив. Не меньше получаса.
– Идет.
Чезаре помедлил секунду и кивнул в сторону трапа.
Едва звездолет стартовал, репортеры уткнулись в свои планшетники, а Чезаре повис на коммуникаторе. Журналист по-прежнему смотрел на Эсти чуть ласковей разбуженного посреди спячки медведя, но, главное, они летели. Эсфирь тихонько сидела в уголке рубки, видно было, что вся она будто на иголках. Джей, смирившись, ждал прибытия «на позиции».
– Включай обзорники, – приказал Чезаре пилоту, тот повиновался.
В рубку ворвалась ночь. Неохватная угольная скатерть космоса, над которой кто-то давным-давно во время небесного чаепития опрокинул огромную сахарницу, и крупинки звезд раскатились, рассыпались по вселенскому столу. Сзади за кормой осталась Данта, из-за правого борта выглядывал краешек солнечного диска. Джей не первый раз видел эту картину, но только сейчас кольнула ее неправильность, искусственность. Может, потому, что раньше он никогда не летал вместе с маленькой корабелкой на утлом суденышке и не чувствовал космос ее руками.
– Вот они, – проговорила Эсфирь негромко.
– Кто? – тоже шепотом отозвался Джей.
– Корабелы…
– Где?
Джером не разглядел ничего, кроме черной пустоты и светлых крапинок вдалеке.
– Ближе, – скомандовал Фернандо.
И Джей увидел. В каких-то полутораста километрах от них… Три сотни крейсеров Данты против пятисот, а то и семисот зенорийских. За второй линией боевых платформ и истребителей пурпурная полоса – энергеты. И бой уже идет.
Да какой бой!
Плазменные вспышки погибающих звездолетов, теряющие управление большие крейсеры и легкие корветы. И много, много Зенора. Он давил количеством, дантийцы огрызались, трепали одиночек по краям, стремились разбить основной строй. На миг показалось, что им это удастся, но последовал новый удар, и Данта откатилась назад. Даже самая хитроумная тактика не могла спасти неспасаемое.
У Джея занемели руки, он вдруг понял, что уже полчаса сидит, вцепившись в поручни кресла.
Эсфирь сжала и разжала пальцы.
– Зачем они это делают? – спросила она, неотрывно следя за сражением. – Зенорийцы. Они ведь такие же люди, как мы. Как вы.
– Затем, что такие же люди, – буркнул Джей и подался вперед.
Дантийский флот перестраивался…
– Передавай, передавай! – закричал кому-то Чезаре, но Джей его не слышал. Он медленно повернулся к Эсфири. Не стоит, ох, не стоит ей видеть того, что сейчас произойдет.
Девушка широко открытыми глазами смотрела на обзорный экран, губы ее что-то шептали. Молитву?
Между двух армий двигались светящиеся шары – фрегаты маринеров. Пять, десять, двадцать, тридцать… тридцать три… тридцать три летучих корабля. Смертельно мало.
Джей слишком часто наблюдал, как его старшие братья играют в войнушку, и слишком часто слышал рассказы деда, чтобы не узнать этот элементарный маневр. Крейсеры Данты просто отошли, оставив маринеров в качестве буферной подушки. И передовые взводы Зенора обрушились на маленькие – в сравнении с могучими звездолетами и автоматическими платформами – парусные кораблики, окруженные силовыми полями.
Вот зенорийцы приближаются, дают залп и… поля выдерживают! Невероятно. Мирные корабелы – с такой немыслимой системой защиты!
А это что? Джей до рези в глазах всмотрелся в обзорник и не поверил сам себе. Господи… контратака!
Парусные фрегаты выдвинули пушки, самые настоящие старинные бронзовые пушки. Джей не знал, ужасаться безумству корабелов или восхищаться их доблестью. Залп!
Наверное, из пушек вылетели ядра, чугунные или еще какие, этого он разглядеть, разумеется, не мог, но что это не обычные ядра, Джей понял, едва снаряды достигли кораблей противника. Сияние, подобное тому, что наблюдают иногда в Северном полушарии, разлилось по крейсерам, круша обшивку, сминая корпуса, пробивая колоссальные бреши.
Эсфирь возле него прерывисто выдохнула.
– Так их, – тихонько произнесла она. – Держись, папа.
И замерла, комкая краешек своей рубашки.
Вторая атака не заставила себя ждать. На этот раз в бой вступило тяжелое вооружение…
Фрегаты маринеров продержались долго. Так долго, как не ожидал никто. Но их было только тридцать три.
Половину зенорийского флота они забрали с собой, прежде чем их окружили и смели массой. Крейсеры Данты вновь вошли в битву, когда последний парусник сгинул в атмосфере ближайшей планеты, разнесенный в клочья. В том, что победа будет за ними, не осталось сомнений.
– Папочка, – прошелестела Эсфирь едва слышно. – Папочка, не надо… не надо…
Джей опустился перед ней на колени, взял за руку. Ладонь была холодной, как пространство за бортом корабля. Девушка смотрела в одну точку на обзорном экране, не шевелясь, не моргая, не дыша.
– Надо уходить! – подал голос пилот. – Мы сейчас очень близко.
– Уходим, – подтвердил Чезаре.

 

Два крейсера настигли их, когда они уже почти покинули опасную зону. Нет, никто не гнался за маленьким звездолетом специально, этих двоих просто вынесло из общего сражения чуть дальше, чем предполагалось. Взрыв на зенорийском короткой вспышкой осветил экраны.
Их звездолет дернуло, толкнуло, куда-то потащило…
* * *
Эсфирь сидела на полу, скрючившись и закрыв глаза. Вокруг творилось безумие, гремели команды пилотов, проклятия репортеров, вопли Чезаре, она старалась понять хоть что-то, но никак не могла сосредоточиться. Джей наклонился к ней и втолковывал про обломки, про то, что их задело, про поврежденный маневровый двигатель, то ли боковой, то ли носовой, про потерю управления и уход с орбиты. Она кивала, не осознавая ни слова.
– Эй! – крикнул Джером ей в лицо и с силой встряхнул, так что ее затылок чуть не впечатался в стену. – Эсти! Эсти, приди в себя! Ты нам нужна.
Девушка вздрогнула и очнулась.
– Что?
– Эсти, корабль падает. Двигатель поврежден. Если не восстановить орбиту, мы упадем на Данту и сгорим! Ты можешь что-нибудь сделать? Эсти… ты же энергет!
Эсфирь обвела взглядом рубку. Покачала головой.
– Он мертвый. Я не могу.
– Эсти, пожалуйста. Сделай хоть что-нибудь. Пожалуйста, прошу тебя. Иначе мы умрем. Все.
– Как папа, – прошептала она.
Джей в изнеможении сел рядом с ней, упираясь лбом в кулак.
– Я… я видел. Эсти, мы подумаем об этом… обязательно… но позже. Ты дочь корабела, ты сама корабел… Ты что-то можешь?
Эсфирь подняла глаза. Они были воспаленные, сухие и антрацитово-пугающие.
– Знаешь, папа хотел улететь отсюда. С Данты, навсегда. Он собирался искать маму, ждал, пока я дострою шхуну. А я не хотела. Я хотела жить в нашем поселке, ходить на наш причал, покупать баранки в магазинчике тети Нолли, собирать яблоки в саду у дяди Кемала. Если бы я отправилась с папой, я все равно бы вернулась. Почему он не улетел? Почему, Джей? Зачем пошел к военным? Почему все так? Почему мы…
Джей зажмурился, словно от удара под дых, обхватил девушку за плечи, прижался губами к ее виску.
– Эсти…
– Я попробую.
Она встала, пошатываясь. Кисти рук потянулись в стороны…
Мало… мало потоков… в ней самой, вне ее. До Данты, что плывет сейчас под кораблем, дотянуться можно, но она выдохнется раньше, чем сможет оживить звездолет. Придется все-таки одной. Эсфирь вскинула руки. Жемчужные брызги цепочкой легли на металл и пластик корабля. Пусть железный, пусть мертвый, но она вдохнет в него хотя бы каплю жизни.
Брызги летят все дальше, добираются до разбитого движка. Да, вот он – покореженный и еще более безжизненный, чем весь звездолет. Ожерелье плетет свой узор, начинает свиваться в косу.
Девушка, задыхаясь, падает на пол.
– Эсти! Эсти, что с тобой?! Ты бледная, как… как смерть.
– Не могу, – бормочет она. – Нет потоков… не могу. Он мертвый, мертвый… совсем ничего не отдает… только тянет.
– Возьми из меня, – говорит Джей. – Не бойся, возьми. Из них бери, из остальных. Иначе мы все равно погибнем.
Она обводит взглядом журналистов и экипаж. Военные. Они знают про фрегат Томаша Мито, не могут не знать. Взять? Из них?
Люди, стоящие кругом, кивают. Вытягивается в струнку второй пилот, капитан – расстегивает форменную куртку, наверное, думает, что так Эсти будет легче. Сейчас она – их единственная надежда. Лишь Чезаре мотает головой.
– Нет, – произносит он. – Лучше сдохну сам, чем вот так.
Эсфирь отворачивается от него, раскидывает руки. Теперь потоков несколько, и они хорошие, сильные. Добрые. Она чувствует… и ожерелье возрождается, само плетется в длинную крепкую косу.
Потом она держит и держит корабль. Охает один из репортеров, сгибается, сползает по стене. Эсти пронзает чужая боль. Мерещится старый дуб, раскинутое под ним одеяло и настороженный взгляд Джея. «Получается, теоретически это возможно? – Теоретически – да». Она стискивает зубы, сужает потоки от журналиста, затем от второго пилота, от капитана, от Джея. Открывает себя полностью. Пилоты кричат ей, что надо потерпеть, что платформа спасателей уже на подходе. Она терпит. Терпит и держит эту глухую, мертвую махину. Потому что она корабел. Вместо папы. Вместо дяди Кемала и дяди Роквелла. Вместо мамы, если на то пошло. Она одна… может быть, последний корабел на всем свете.
Потом ей говорят, что все хорошо, корабль пристыковался, и она спокойно и умиротворенно теряет сознание. Больше она ничего не помнит.
* * *
Письмо было «живым», бумажным. Такие никто не писал уже давно. Джей аккуратно развернул его, разгладил пальцами. Он читал его не в первый раз, и края слегка обтрепались.
«Привет, Джей!
Наверное, это мое последнее письмо. А может, и нет. Честное слово, сама не знаю.
Ты спрашивал, вернусь ли я домой? Нет, не вернусь. По крайней мере, в ближайшие пять лет. Я все-таки поступила в военный колледж, хоть ты был против. Кстати, меня теперь зовут иначе, имя пришлось сменить. Но я тебе не скажу его, ладно? Зато со мной кот, я забрала своего старичка.
Да, я буду управлять этими дохлыми жестянками. Управлять, как обычный пилот. И поверь, я буду делать это отлично.
Ты видел, что они сделали с моим папой. Они – я имею в виду не зенорийцев. Данту. Командование флота. Глупо получилось… твой отец убил моего отца… Только, пожалуйста, не думай, что я в чем-то виню его и уж тем более тебя. Просто так вышло. Я даже знаю, что некоторые корабелы вернулись домой, потому что твой отец не стал швырять их в ту атаку, а отправил в резерв.
Но это ничего не меняет. Однажды мне исполнится восемнадцать, и они призовут меня. Они выставят мой фрегат против сотни крейсеров Зенора и сделают это по двум причинам: потому что не любят маринеров и потому что знают их силу.
Что ж, пусть они используют меня. Но используют на мертвом корабле, не на живом. Я отомщу зенорийцам за папу, но я не отдам дантийцам себя. Я как-то спрашивала, знаешь ли ты, сколько осталось на Данте чистокровных маринеров. А теперь спрошу, знаешь ли ты, сколько после той битвы осталось хотя бы таких полукровок, как я? Не знаешь? Сотни две… как и тех тогда. В основном дети.
Мы жили с людьми, потому что это была наша родина. Мы пытались существовать вместе, и нам почти удавалось. До очередной войны. Знаешь, я ведь никогда не боялась людей. Даже после поджога дома. Как-то это было… привычно, что ли, несерьезно. Я была маленькой… А сейчас я боюсь вас, Джей. Или нет, не боюсь… вижу угрозу. Мы долго пытались изменить законы, чтобы корабелов больше не трогали, не призывали. Но мы нужны Данте. А значит, нас не оставят в покое.
В общем, Джей, я приняла решение. Не знаю, надолго ли меня хватит. Но я попытаюсь продержаться.
Обнимаю тебя. Пусть у тебя все будет хорошо.
Буду скучать.
Но писать не буду. И адреса – ни простого, ни электронного не даю. Пока не надо. Потом… потом видно будет.
Вот так.
Почему-то никак не могу закончить письмо…
Пока, Джером! (Представляю, какую ты скорчил мину, когда увидел свое полное имя.)
Еще раз обнимаю.
Эсти».
Джей сложил бумагу, убрал в карман куртки.
Что ж, если Эсфирь так хочет, пусть так и будет. Это ведь не значит, что он должен поступать строго, как ему велено.
Да, зенорийцы отступили. Да, они не оставят попыток захватить Данту. Да, Эсфирь надеется на реванш. Но что бы она о себе ни думала, она – корабел. Этого не изменить. И однажды она придет сюда.
Джей обмакнул кисточку в банку с лаком, проводя по борту небольшой двухмачтовой шхуны. Охряное солнце растворялось в лазури волн, крошечное облако, набежавшее на его край, было похоже на белый, почти незаметный шрам.
Назад: Дарья Зарубина По желтому пути
Дальше: Марина Дробкова Письма московскому другу