Джейме
— Как тебе до сих пор не надоест носить эту кошмарную бороду? Ты с ней вылитый Роберт. — Сестра сменила траур на ярко-зеленое платье с рукавами из серебристого мирийского кружева. На золотой цепочке вокруг ее шеи висел изумруд с голубиное яйцо.
— У Роберта борода была черная, а моя из чистого золота.
— С изрядной примесью серебра. — Серсея ловко вырвала у него седой волос. — Линяешь ты, братец. Становишься бледным подобием себя прежнего. Вернее сказать, бескровным — благодаря своим белым одеждам. — Она дунула на волос, и тот улетел. — В багрянце и золоте ты мне нравишься куда больше.
А ты мне нравишься в лучах солнца, с каплями воды на обнаженном теле, мысленно ответил ей Джейме. Поцеловать бы ее, отнести на руках в спальню, бросить на ложе… она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком…
— Давай заключим сделку. Ты освободишь меня от этого долга, а я вручу тебе бритву.
Серсея сжала губы в тонкую линию. Она пила подогретое вино со специями, и от нее пахло мускатным орехом.
— Хочешь поторговаться со мной? Напомнить тебе о твоем обете повиновения?
— Я дал обет защищать короля, и мой долг — находиться с ним рядом.
— Твой долг быть там, куда он тебя пошлет.
— Томмен прикладывает печать ко всему, что ты ему подсовываешь. Эта сумасшедшая затея целиком твоя. Зачем было назначать Давена Хранителем Запада, если ты ему ни на грош не веришь?
Серсея сидела у окна, и позади нее Джейме видел сгоревший остов Башни Десницы.
— В чем причина ваших колебаний, сир? Мужество покинуло вас заодно с правой рукой?
— Я дал клятву леди Старк никогда более не поднимать оружия против Старков и Талли.
— Ты дал эту клятву под угрозой меча.
— Как я смогу защитить Томмена, если меня здесь не будет?
— Победив его врагов. Отец говорил, что скорый удар меча защищает надежней любого щита. Согласна, что без руки махать мечом трудновато, но лев, даже увечный, способен внушать страх. Мне нужен Риверран, а Бриндена Талли я хочу видеть закованным или мертвым. В Харренхолле тоже следует навести порядок. Мне срочно требуется Вилис Мандерли, если он еще жив и в плену, а гарнизон не отвечает ни на одно из моих посланий.
— Там сидят люди Григора, — напомнил Джейме, — а Гора подбирал себе бойцов за жестокость и тупость. Твоих воронов, вероятней всего, они слопали вместе с письмами.
— Потому я и посылаю тебя в те края. Надеюсь, что тобой-то, братец, они все же подавятся. — Серсея разгладила юбку. — А Королевской Гвардией в твое отсутствие будет командовать сир Осмунд.
Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать…
— Это решать не тебе. Если я уеду, меня заменит сир Лорас.
— Ты шутишь? Тебе ведь известно, как я к нему отношусь.
— Если б ты не отправила Бейлона Сванна в Дорн…
— Иного пути не было. Дорнийцам нельзя доверять. Красный Змей вызвался драться за Тириона, забыл? Я не оставлю у них свою дочь без всякой защиты. И не позволю, чтобы Королевской Гвардией командовал Лорас Тирелл.
— Как мужчина Лорас стоит трех твоих Осмундов.
— Твои понятия о том, что такое мужчина, сильно изменились за последнее время.
Джейме ощутил гнев.
— Лорас, конечно, не лыбится при виде твоих титек, но я не думаю…
— Подумай-ка вот о чем. — Эти слова Серсея сопроводила пощечиной.
Джейме не сделал попытки заслониться.
— Придется мне отрастить бороду погуще, чтобы смягчать ласки моей королевы. — Сорвать бы с нее платье и от ударов перейти к поцелуям. Раньше, когда обе его руки были в целости, у них все так и происходило.
Глаза королевы превратились в две зеленые льдинки.
— Вам лучше уйти, сир.
…с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, с Лунатиком…
— Ты не только однорукий, но и глухой? Дверь позади вас, сир.
— Как вам будет угодно. — Джейме повернулся на каблуках и вышел.
Ему слышался смех богов. Он ведь прекрасно знал, что Серсея не любит, когда ей перечат. Ласковые речи принесли бы ему куда больше пользы, но что же делать, если при одном взгляде на нее он впадает в гнев.
Отчасти он был даже рад покинуть Королевскую Гавань. Сборище лизоблюдов и дураков, окружавших Серсею, ему опротивело. «Малюсенький совет» — так, по словам Аддама Марбранда, прозвали их на Блошином Конце. А Квиберн… он, правда, спас Джейме жизнь, но при этом остался Кровавым Скоморохом. «От Квиберна смердит опасными тайнами», — предупреждал Джейме сестру, но она только посмеялась. «У всех нас есть свои тайны, братец».
Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать…
Сорок рыцарей и столько же оруженосцев ожидали его у конюшен Красного Замка. Половину из них составляли западные жители, присягнувшие на верность дому Ланнистеров, половину — недавние враги, ставшие ныне сомнительными друзьями. Сир Дермот из Дождливого Леса держал штандарт Томмена, Рыжий Роннет Коннингтон — белое знамя Королевской Гвардии. Пэгу, Пайперу и Пекльдону выпала честь быть оруженосцами лорда-командующего. «Держи друзей за спиной, а врагов на глазах», — советовал ему когда-то Самнер Кракехолл — или это был отец?
В поход Джейме ехал на чистокровном гнедом коне, для боя у него имелся великолепный серый жеребец. Он давно перестал давать имена своим лошадям: они часто гибнут в боях, и когда ты знаешь, как их зовут, смотреть на это еще тяжелее. Но, услышав, что юный Пайпер называет коней Славным и Доблестным, Джейме засмеялся и махнул на это рукой. Доблестный носил красную попону дома Ланнистеров, Славный — белый вальтрап Королевской Гвардии. Джосмин Пекльдон держал под уздцы гнедого, пока сир Джейме садился в седло. Этот оруженосец, один из трех, был тонок, будто копье, длиннорук, длинноног, с мышиными волосами и нежным пушком на лице. Под красным плащом Ланнистеров виднелся камзол с гербом его собственного дома — десять пурпурных звезд на желтом поле.
— А ваша новая рука, милорд? — спросил юноша.
— Надень ее, Джейме, — посоветовал сир Кеннос из Кайса. — Помаши горожанам, и они будут рассказывать своим детям, что видели чудо.
— Навряд ли. — Джейме не желал являть народу золотую фальшивку. Пусть видят его культю. Пусть видят калеку. — Можешь помахать им за меня, Кеннос, — обеими руками и даже ногами, коли охота. — Собрав поводья в левую руку, он развернул коня. — Пейн, вы поедете рядом со мной.
Сир Илин Пейн, подъехавший к нему, напоминал нищего на пиру. Старая заржавленная кольчуга поверх кафтана из вареной кожи, никаких эмблем как на коне, так и на всаднике, щит так изрублен, что не поймешь, в какой цвет его выкрасили когда-то. Со своим мрачным лицом и глубоко запавшими глазами сир Илин мог бы сойти за саму смерть… да и был ею долгие годы.
Был, но больше не будет. Сир Илин входил в цену, которую Джейме запросил за свое послушание. Вторую половину этой цены представлял собой сир Аддам Марбранд. «Они нужны мне», — заявил Джейме сестре, и она не стала противиться. Ей и самой скорее всего хотелось избавиться от них. С сиром Аддамом Джейме дружил с детских лет, а молчаливый палач был когда-то человеком его отца. Будучи капитаном гвардии десницы, сир Илин похвастался, что государством вместо короля управляет сир Тайвин, и король Эйерис отрезал ему за это язык.
— Открыть ворота, — приказал Джейме, а Могучий Вепрь своим громовым голосом повторил: — ОТКРЫТЬ ВОРОТА!
Когда Мейс Тирелл выступал через Грязные ворота под звуки барабанов и флейт, народ тысячами высыпал на улицы, чтобы его проводить. Мальчишки маршировали рядом с солдатами, их сестры посылали из окон воздушные поцелуи.
Воинству Джейме встретились на пути лишь несколько шлюх да пирожник с товаром. Посредине Сапожной площади двое оборванных воробьев, собрав вокруг себя пару сотен человек, посылали проклятия на головы безбожных демонопоклонников. Толпа разделилась, пропуская конный отряд, и проводила его угрюмыми взорами.
— Они любят розы, но не львов, — заметил Джейме. — Моей сестре следует обратить на это внимание. — Сир Илин промолчал — лучшего собеседника для долгого похода и желать не приходится.
Основная часть войска ждала их за стенами города: сир Аддам с вольными всадниками, сир Стеффон Свифт с обозом, Святая Сотня старого Бонифера Доброго, конные лучники Сарсфилда, две сотни тяжелой конницы сира Флемента Бракса, мейстер Гулиан с четырьмя сотнями воронов. Не так уж и много, меньше тысячи человек в целом, но у стен Риверрана они и в таком числе никому не нужны. Замок уже осажден армией Ланнистеров и Фреями, у которых солдат еще больше. Последняя птица оттуда принесла весть, что с продовольствием у них плохо. Бринден Талли, прежде чем засесть за стенами замка, вымел дочиста всю округу.
Если там было что подметать. Судя по тому, что видел в речных землях сам Джейме, все поля там сожжены, все города разграблены, все девицы испорчены. Теперь сестра посылает его завершить работу, начатую Амори Лорхом и Григором Клиганом. При мысли об этом Джейме чувствовал горечь во рту.
Вблизи Королевской Гавани дорога была безопасна, насколько может быть безопасной дорога в военное время, однако Джейме все-таки выслал Марбранда с его людьми на разведку.
— В Шепчущем лесу Робб Старк захватил меня врасплох, — сказал он. — Больше такого со мной не случится.
— Ручаюсь, что не случится. — Марбранд заметно радовался тому, что он снова сидит на коне и что на нем дымчато-серый плащ его дома, а не золотой, положенный начальнику городской стражи. — Если враг подойдет к нам хотя бы на дюжину лиг, ты узнаешь об этом заблаговременно.
Джейме строго запретил кому бы то ни было покидать колонну без его разрешения. Без этого запрета скучающие юные лорды непременно принялись бы носиться по полям, распугивая крестьянский скот и топча урожай. Близ города еще сохранились коровы и овцы, на деревьях виднелись яблоки, на кустах — ягоды. В полях стояли скирды ячменя, овса и озимой пшеницы, по дороге вереницей тянулись повозки. Джейме знал, что дальше все будет не столь благополучно.
Следуя во главе войска рядом с безмолвным сиром Илином, Джейме чувствовал, что почти доволен. Солнце грело спину, ветер ласково, как рука женщины, ворошил волосы. Маленький Лью Пайпер прискакал со шлемом, полным ежевики. Джейме съел горсть, а остальным велел поделиться с другими оруженосцами и сиром Илином.
Собственное молчание, видимо, стесняло Пейна не больше, чем ржавая кольчуга и вареная кожа. Единственными звуками со стороны сира Илина были перестук копыт его мерина и побрякиванье меча в ножнах. Несмотря на угрюмое выражение его рябого лица и холодные, как замерзшее озеро, глаза, Джейме чувствовал, что Пейн тоже рад походу. У него был выбор — он мог отказать и по-прежнему исполнять обязанности Королевского Правосудия.
На эту должность сира Илина определил Роберт Баратеон в качестве свадебного подарка своему тестю — предполагалось, что это вознаградит Пейна за язык, утраченный на службе дому Ланнистеров. Палач из него вышел превосходный — голову он, как правило, отсекал с одного удара, а его безмолвие вселяло ужас в приговоренных. Редко бывает, чтобы человек так хорошо соответствовал своему посту.
Решив взять его с собой, Джейме отправился к сиру Илину, который жил в самом конце Гульбища Предателя. На верхнем этаже приземистой полукруглой башни содержались почетные пленники, рыцари и лорды, ожидающие выкупа или обмена. Вход в настоящие темницы помещался внизу, за двумя дверьми, железной и деревянной. В промежутке между верхом и низом располагались покои смотрителя тюрьмы, лорда-исповедника и палача. Последний по традиции заведовал также тюрьмой и всеми ее служителями.
Для этой своей задачи сир Илин Пейн не годился совсем. Неграмотному и к тому же немому, ему поневоле пришлось передоверить тюрьму своим подчиненным. Лорда-исповедника в государстве не было со времен Дейерона Второго, а последний смотритель прежде занимался торговлей тканями и должность свою купил у Мизинца еще при Роберте. Она, без сомнения, приносила ему недурной доход, пока он по глупости не вступил в заговор с другими богатыми дурнями, чтобы возвести Станниса на Железный Трон. Они называли себя Оленьими Людьми, поэтому Джофф распорядился приколотить к их головам оленьи рога и выкинуть их из катапульты за стены города. Ныне его замещал главный надзиратель, старый согбенный Реннифер Лонгуотерс, вечно бубнивший о «капле драконьей крови» в своих жилах. Именно он отпер двери темниц и провел Джейме туда, где уже пятнадцать лет проживал Илин Пейн.
Здесь воняло тухлятиной, тростник на полу кишел тараканами. Войдя, Джейме чуть не наступил на крысу. Большой меч Пейна лежал на столе рядом с точильным бруском и масляной тряпицей. Сталь, безупречно чистая, отливала синевой при бледном свете, а вокруг этого совершенства валялись груды одежды вперемешку с доспехами, насквозь проржавевшими кольчужными рубахами и битыми винными кувшинами. Этот человек живет одной только смертью, подумал Джейме. Сир Илин вышел к нему из спальни, откуда пахнуло переполненным ночным судном.
«Его величество поручил мне отвоевать для него речные земли, — сказал Джейме. — Я хотел бы взять вас с собой… если вы найдете в себе мужество отказаться от всего этого».
Сир Илин ответил ему долгим немигающим взглядом, но когда Джейме уже собрался уйти, тот кивнул. Теперь они ехали рядом. Быть может, для нас с тобой еще есть надежда, подумал Джейме, взглянув на него.
Ночлег они устроили под стенами замка Хэйфордов. На закате у подножия холма, по берегам текущего там ручья, выросло сто шатров. Здесь, поблизости от столицы, Джейме не ожидал ничего худого… но его дядя Стаффорд на Окскроссе тоже думал, что ему ничего не грозит. Лучше было не рисковать.
Получив приглашение на ужин от кастеляна леди Хэйфорд, Джейме захватил с собой сира Илина, сира Аддама, сира Бонифера Хасти, Рыжего Роннета, Могучего Вепря и еще около дюжины рыцарей.
— Я, пожалуй, пристегну эту руку, — сказал он перед тем, как отправиться в замок.
Пек тут же принес ее — весьма натуральную, золотую, с перламутровыми ногтями. Полусогнутые пальцы, казалось, готовились обхватить винный кубок. Сражаться я больше не могу, зато выпить — извольте, размышлял Джейме, пока мальчик пристегивал ее ремешками к обрубку. «Отныне вас станут называть Златоруким, милорд», — заверил его оружейник во время первой примерки. Ошибаешься, любезный. Я останусь Цареубийцей до самой смерти.
Золотой рукой за ужином все восхищались, пока Джейме не разлил свое вино и не рявкнул, обращаясь к Флементу Браксу:
— Если эта хреновина тебе так понравилась, отруби свою правую руку и забирай ее. — После этого все умолкли, предоставив ему напиваться в мире и тишине.
Владелицу замка, пухлого младенчика, еще в грудном возрасте выдали за его кузена Тирека, и по мужу она была Ланнистер. Ее привели за ручку, чтобы показать гостям. На парчовом платьице леди Эрмесанды зелеными бусинками были вышиты скрещенные полосы дома Хэйвортов. Девчушка вскоре раскапризничалась, и кормилица унесла ее.
— О лорде Тиреке так ничего и не слышно? — спросил кастелян, когда подали форель.
— Нет. — Тирек пропал бесследно во время бунта в Королевской Гавани, когда Джейме еще находился в плену. Будь он жив, ему теперь исполнилось бы четырнадцать.
— Я сам занимался розыском по приказу лорда Тайвина, — сказал Аддам Марбранд, очищая рыбу от костей, — но добился не большего, чем Байвотер до меня. До того, как толпа прорвала оцепление золотых плащей, мальчика видели верхом на коне. Позднее коня нашли одного, без всадника. Тирека, вероятней всего, сдернули вниз и убили — но где же в таком случае его тело? Тела остальных убитых остались лежать на месте, отчего же Тирека нет?
— Они сочли, что выгоднее будет оставить его в живых, — предположил Могучий Вепрь. — За любого из Ланнистеров можно получить большой выкуп.
— Да, но ведь выкупа до сих пор никто не потребовал, — заметил Марбранд. — Мальчик точно в воду канул.
— Он мертв. — Джейме успел выпить три кубка, и золотая рука казалась ему все более тяжелой и неуклюжей. Проще было крюк прицепить. — Поняв, кого убили, бунтовщики бросили тело в реку. В Королевской Гавани хорошо помнят, что такое гнев моего отца. Лорд Тайвин исправно платил свои долги.
— Верно, — подтвердил Могучий Вепрь, и разговор перешел на другое.
Однако позже, в башне, где ему отвели комнату, Джейме усомнился в собственной правоте. Тирек наряду с Ланселем служил оруженосцем у короля Роберта. Знание бывает ценнее золота и опасней кинжала. Джейме представился улыбчивый, пахнущий лавандой Варис. У евнуха имелись осведомители по всему городу. Ему не составило бы труда похитить Тирека в суматохе… знай он заранее, что толпа собирается взбунтоваться. Варис знал все и обо всех — по крайней мере он весь двор заставил в это поверить. Но Серсею он о бунте не предупредил и провожать Мирцеллу в гавань почему-то не поехал.
Джейме открыл ставни. Похолодало, на небо вышел двурогий месяц. Золотая рука блеснула при лунном свете. Евнуха ею не удушишь, но превратить скользкую улыбочку в красное месиво очень даже можно. Джейме очень хотелось ударить кого-нибудь.
Сир Илин точил свой меч.
— Пора, — сказал ему Джейме, и палач пошел за ним вниз по крутым ступеням. На маленьком дворике помещалась оружейная, где Джейме взял два щита, два полушлема и пару затупленных турнирных мечей. Вручив один Пейну, он взял другой в левую руку, а правую продел в лямку щита. Золотые пальцы держали плохо, и щит вихлялся.
— Когда-то вы были рыцарем, сир, — сказал Джейме. — Я тоже. Посмотрим, на что мы годны теперь.
Сир Илин в ответ отсалютовал мечом, и Джейме тут же пошел в атаку. Пейн заржавел не меньше своей кольчуги и не обладал силой Бриенны, но успешно отражал удары либо мечом, либо щитом. Месяц глядел сверху на их пляску, мечи сопровождали ее стальной музыкой. Какое-то время немой рыцарь позволял Джейме вести танец, затем начал понемногу ему отвечать. Перейдя в наступление, он задел бедро противника, плечо, руку выше запястья, обрушил град звонких ударов на его шлем. Он выбил щит из правой руки Джейме и едва не рассек ремешки между культей и золотой кистью. К концу схватки Джейме весь покрылся синяками, но зато протрезвел.
— Мы еще потанцуем, — пообещал он. — И завтра, и послезавтра.
Будем плясать, пока я не научусь владеть левой рукой, как владел правой.
Сир Илин, раскрыв рот, издал прерывистый звук. Это он смеется, понял Джейме, и внутри у него что-то сжалось.
Утром никто даже не заикнулся относительно его синяков, и звона мечей ночью тоже как будто никто не слыхал. Только Лью Пайпер в лагере задал Джейме вопрос, который не посмели задать рыцари.
— У Хэйфордов служат горячие девки, парень, — с усмешкой сказал ему Джейме. — Целуют взасос.
Новый день, такой же ясный и ветреный, сменился ненастным, а после на трое суток зарядил дождь. Войско вопреки непогоде продвигалось на север по Королевскому тракту, и Джейме каждый вечер отыскивал укромное место, чтобы обзавестись свежими страстными поцелуями. Они с Илином дрались в конюшне, где стоял одноглазый мул, и в погребе придорожной гостиницы между бочонков вина и эля. Дрались в обугленном остове каменного амбара, на лесистом островке посреди мелкой речки, в чистом поле, где дождь стучал по щитам и шлемам.
Джейме изобретал разнообразные предлоги для своих ночных отлучек, понимая при этом, что никто его сказкам не верит. Аддам Марбранд наверняка догадывался, в чем дело, и другие капитаны скорее всего тоже подозревали истину. Но при Джейме никто про это не заговаривал, а единственный свидетель того, каким никудышным бойцом стал ныне Цареубийца, был лишен языка.
Война теперь заявляла о себе со всех сторон. Поля, где полагалось колоситься пшенице, заросли бурьяном выше лошадиных голов, на дороге не стало путников, и округой от сумерек до рассвета распоряжались волки. Большей частью у них хватало благоразумия держаться подальше, но у одного из разведчиков Марбранда, когда он спешился по малой нужде, они зарезали лошадь.
— Не может зверь быть таким наглым, — заявил Бонифер Добрый. — Это демоны в волчьих шкурах, посланные нам за наши грехи.
— Видно, этот конь много нагрешил в своей жизни, — заметил Джейме, стоя над трупом бедного животного. То немногое, что осталось на костях, он велел засолить, предвидя, что мясо им пригодится.
В месте под названием Свиной Рог они обнаружили старого рыцаря Роджера Хогга, засевшего в своей башне с шестью латниками, четырьмя арбалетчиками и парой десятков крестьян. Сир Кеннос высказал предположение, что огромный, заросший сир Роджер — отдаленный родственник Кракехоллов, чьей эмблемой был ощетинившийся вепрь. Могучий Вепрь счел, что это не лишено оснований, и целый час расспрашивал старика о его предках.
Джейме больше занимало, что думает Хогг о волках.
— Нам больше хлопот причинили волки под белой звездой, — сказал ему старый рыцарь. — Они шли по вашему следу, милорд, но мы дали им хороший отпор и зарыли троих на реповом поле. После них к нам, простите великодушно, нагрянули треклятые львы. Командовал ими некто с мантикором на щите.
— Сир Амори Лорх, — разъяснил Джейме. — Мой лорд-отец дал ему приказ посеять смуту на речных землях.
— Мы не речные жители, — ответил на это сир Роджер. — Я вассал дома Хэйфордов, а леди Эрмесанда склонила коленку перед Королевской Гаванью — или склонит, когда научится хорошо ходить. Я им так и сказал, но этот сир Лорх не больно-то меня слушал. Он забил половину моих овец, зарезал трех отличных молочных коз и пытался поджарить меня в моей собственной башне. Да не тут-то было — стены у нас восьмифутовой толщины. Он поленился разводить огонь сызнова и уехал. Настоящие серые волки пришли потом и сожрали овец, которых мантикор нам оставил. Овчины нам удалось сохранить, но ими ведь сыт не будешь. Как нам быть-то теперь, милорд?
— Засевайте поля и молитесь, — сказал ему Джейме, — авось успеете еще снять урожай. — Это не особенно обнадеживало, но больше он ничего предложить не мог.
Назавтра войско перешло через ручей, служивший границей между вассалами Королевской Гавани и Риверрана. Мейстер Гулиан, сверившись с картой, сказал, что ближние холмы принадлежат братьям Уодам, рыцарям-землевладельцам, подчинявшимся Харренхоллу. От обеих усадеб остались одни головешки, и ни самих братьев, ни их крестьян не было видно, но в погребе одного замка поселились разбойники. Один из них носил рваный красный плащ, но Джейме повесил его заодно с остальными, чувствуя, что вершит правосудие. Возьми это себе за правило, Ланнистер, и когда-нибудь тебя, возможно, все-таки прозовут Златоруким. Златоруким Судьей.
На подъезде к Харренхоллу мир стал еще более серым. Воины ехали под свинцовым небом, вдоль озера, похожего на лист кованой стали. Может быть, и Бриенна проезжала по той же дороге, если пришла к заключению, что Санса Старк отправилась в Риверран. Будь на дороге встречные, он спросил бы, не видели ли они хорошенькую девушку с золотисто-рыжими волосами или здоровенную девицу с лицом, от которого молоко киснет. Но им никто не встречался, даже волки, и только вдали слышался заунывный вой.
Наконец за оловянными водами выросли башни Черного Харрена — пять искривленных пальцев, воткнутых в небо. Мизинец, хоть и значился лордом Харренхолла, явно не торопился вступить во владение, поэтому «наводить там порядок», как выразилась Серсея, выпало Джейме Ланнистеру на пути в Риверран.
В необходимости навести этот самый порядок он не сомневался. Григор Клиган отбил замок у Кровавых Скоморохов как раз перед тем, как Серсея отозвала его в Королевскую Гавань. Его люди, безусловно, до сих пор мотаются там внутри, как сухие горошины в сундуке, но восстановить королевский мир на Трезубце им не по силам. Единственное, на что они способны, — это с миром упокоить кого-то в могиле.
Разведчики сира Аддама доложили, что ворота Харренхолла заперты. Джейме построил свое войско перед ними и велел Кенносу из Кайса трубить в черный витой рог Геррока, окованный старым золотом.
Когда рог прозвучал трижды, петли заскрипели, и ворота медленно отворились. Так толсты были стены замка Черного Харрена, что Джейме миновал десяток амбразур, прежде чем оказаться на освещенном солнцем дворе, где он не так давно простился с Кровавыми Скоморохами. Сквозь утоптанную землю проросли сорняки, мухи жужжали над дохлой лошадью.
Из башен вышли несколько человек сира Григора — все как один с жесткими глазами и крепко сжатыми ртами. Только такие солдаты и могли служить у Горы. В злодействе и жестокости Кровавые Скоморохи превзошли их совсем ненамного.
— Едрит твою! Джейме Ланнистер! — выпалил немолодой уже латник. — К нам пожаловал сам Цареубийца, ребята, копье мне в задницу!
— Ты кто такой? — спросил Джейме.
— Сир называл меня Сраным Ртом, милорд. — Он поплевал на руки и потер себе щеки — красоту навел, надо полагать.
— Прелестно. Кто здесь главный, ты?
— Я? Хрена с два. — Крошек, застрявших в бороде сквернослова, хватило бы на прокормление целого гарнизона. Джейме не сдержал смеха, и Сраный Рот, приняв это как знак одобрения, тоже заржал, прибавив: — Копье мне в задницу!
— Слыхали просьбу? — обратился Джейме к Илину Пейну. — Возьмите копье подлиннее и вставьте ему.
У Пейна копья не было, но Безбородый Джон Битли охотно кинул ему свое. Пьяный гогот Сраного Рта оборвался как по сигналу.
— Уберите от меня эту хрень.
— Думай вперед, о чем просишь, — посоветовал ему Джейме. — Так кто же здесь главный? Сир Григор назначил кого-нибудь кастеляном?
— Полливера, — ответил другой солдат, — да только его Пес убил. И его, и Щекотуна, и парнишку Сарсфилда.
Снова Пес.
— Почем ты знаешь, что это был Сандор? Ты его видел?
— Нет, милорд, мы сами не видели. Нам трактирщик сказал.
— Это случилось в гостинице на перекрестке дорог, милорд, — подал голос солдат помоложе, с копной желтых волос. На шее у него висело монисто, принадлежавшее ранее Варго Хоуту, — монеты из ста дальних стран, серебряные и золотые, медные и бронзовые, круглые, квадратные, треугольные, вперемешку с кольцами и кусочками кости. — Трактирщик клялся, что сделал это человек с наполовину сожженным лицом. С ним был еще мальчонка-оборвыш. Они изрубили Полливера со Щекотуном на куски и уехали вниз по Трезубцу, так нам сказали.
— Вы послали за ними погоню?
Сраный Рот сморщился, словно от боли.
— Нет, милорд, не послали, едрена мать.
— Если пес взбесился, ему следует перерезать глотку.
— Ну, я Полли не сказать чтоб сильно любил, а Пес сиру братом доводится, ну и…
— Тут мы оплошали, милорд, — вмешался солдат с монистом, — но надо быть сумасшедшим, чтобы лезть в драку с Псом.
Он посмелее других, отметил про себя Джейме, и пьет меньше, чем Сраный Рот.
— Струсили, стало быть.
— Не то чтобы струсили, милорд, — просто оставили его людям получше нас. Сиру, к примеру сказать, или вам.
Да, будь у меня две руки… Джейме себя не обманывал. Теперь Сандор его бы прихлопнул как муху.
— Как тебя звать?
— Раффорд, милорд, но все меня кличут Раффом.
— Собери весь гарнизон в Зале Тысячи Очагов, Рафф. И пленных тоже, я хочу на них посмотреть. И этих гостиничных шлюх. Не забудем и Хоута. Известие о его смерти огорчило меня, и я хотел бы взглянуть на его голову.
Голову принесли, и оказалось, что козлу перед смертью отрезали губы, уши и нос. Несмотря на эти увечья и выклеванные глаза, Джейме с уверенностью опознал его по жидкой бороденке длиной в два фута. На черепе, кроме нее, сохранилось лишь несколько клочков плоти.
— А тело где? — спросил Джейме.
Все потупились, и Сраный Рот наконец промямлил:
— Сгнило, сир. И съедено.
— Один пленник все просил есть, — пояснил Раффорд, — вот сир и велел накормить его жареной козлятиной. Для начала сир отрубил Хоуту руки и ноги, они и пошли на жаркое.
— Почти все сожрал тот жирняга, — добавил Сраный Рот, — но сир велел, чтобы всем пленным дали отведать. И самому Хоуту тоже — чтоб, значит, сам себя ел. Мы в него пихаем, а он ноет, и жир по бороденке течет.
Твои псы взбесились оба, отец. Джейме вспомнились сказки, которые он слышал ребенком в Бобровом Утесе, о безумной леди Лотстон, которая принимала ванны из человеческой крови и устраивала людоедские пиры здесь, в этих самых стенах.
Месть внезапно утратила для него всякий вкус.
— Выброси это в озеро. — Джейме кинул Пеку голову Хоута и обратился к собравшемуся гарнизону: — Пока лорд Петир не прибудет сюда, чтобы вступить во владение, Харренхоллом от имени короля будет командовать сир Бонифер Хасти. Желающие, буде сир Бонифер их оставит, могут перейти под его руку. Остальные отправятся со мной в Риверран.
Люди Горы переглянулись, и кто-то сказал:
— Сир обещал нам щедрое вознаграждение.
— Так и было, — подтвердил Сраный Рот. — «Щедрая награда всем, кто воевал под моим стягом». — Все остальные согласно загудели.
— Всякий, кто останется здесь, — заявил, подняв руку, сир Бонифер, — получит сто акров земли. Надел этот увеличится вдвое, когда владелец женится, и втрое, когда у него родится первенец.
— Земля, сир? — плюнул Сраный Рот. — Наклал я на эту землю. Была б нам охота в ней ковыряться, мы, с вашего позволения, так и сидели бы дома. Щедрая награда, сказал наш сир, — стало быть, золото.
— Если вы недовольны, ступайте в Королевскую Гавань и подайте жалобу моей дражайшей сестре. Займемся пленными, — сказал Джейме Раффорду. — Начнем с сира Вилиса Мандерли.
— Это жирный, что ли?
— Надеюсь, что так. И не вздумай сказать, что он умер, иначе вы все разделите его участь.
Надежды Джейме обнаружить в темницах Шагвелла, Пига или Золло успели развеяться. Скоморохи разбежались все до единого, бросив Варго Хоута на произвол судьбы. Из людей леди Уэнт в подземельях осталось трое — повар, отворивший калитку сиру Григору, согбенный оружейник Бен Чернопалый и девушка по имени Пиа, сильно подурневшая с тех пор, как Джейме уехал из Харренхолла. Кто-то сломал ей нос и выбил половину зубов. Увидев Ланнистера, она бросилась ему в ноги, плача и судорожно сжимая его колени, пока Могучий Вепрь не оттащил ее прочь.
— Больше тебя никто не тронет, — пообещал ей Джейме, но она лишь расплакалась еще пуще.
С другими узниками обращались несколько лучше. Среди них оказался сир Вилис Мандерли и другие знатные северяне, которых Гора взял в плен на бродах Трезубца. Все эти рыцари, за которых полагался немалый выкуп, были грязны и оборваны. Некоторых украшали свежие синяки, кое у кого шатались зубы и пальцев недоставало, но раны у них были аккуратно перевязаны, и голодными они не сидели. Понимали ли они, каким мясом их кормят? Джейме решит, что лучше об этом не спрашивать.
Заключение сломило их всех, особенно сира Вилиса, толстяка с кустистыми усами, тусклыми глазами и печально обвисшими брылами. Услышав, что его отвезут в Девичий Пруд и там посадят на корабль, идущий в Белую Гавань, он повалился на пол и разрыдался еще громче, чем Пиа. Потребовалось четверо, чтобы его поднять. Слишком уж ты налегал на жареную козлятину, подумал Джейме, испытывая жгучую ненависть к этому проклятому замку. Харренхолл за свои триста лет пережил больше ужасов, чем Бобровый Утес за три тысячи.
Джейме приказал развести огонь в очагах большого чертога, и повар заковылял обратно на кухню — готовить еду для вновь прибывших. «Только не козлятину», — предупредили его.
Сам Джейме ужинал в Охотничьем чертоге с сиром Бонифером Хасти. Этот сухопарый журавль за каждым словом поминал Семерых.
— Солдаты сира Григора мне не нужны, — заявил он, разрезая грушу, такую же сморщенную, как он сам, и следя, чтобы ее несуществующий сок не брызнул на чистенький пурпурный дублет с косой белой полосой его дома. — Не желаю держать этих греховодников у себя на службе.
— Мой септон говаривал, что все мы не без греха.
— Это правда, но есть грехи, чернотой своей превосходящие все остальные, и смрад их бьет прямо в нос Семерым.
Видно, у тебя самого нос не лучше, чем у моего брата, иначе мой смрад заставил бы тебя поперхнуться этой грушей.
— Хорошо, я вас избавлю от вояк Григора. — Лишние бойцы всегда пригодятся. Во время штурма, к примеру. Послать их на лестницы первыми, и дело с концом.
— И шлюху заберите отсюда, — попросил сир Бонифер, — ту, из тюрьмы.
Когда Джейме сам был здесь пленником, Квиберн прислал Пиа ему, думая сделать приятное своему подопечному. Но Пиа, которую сегодня вывели из темницы, разительно отличалась от хорошенькой смешливой простушки, юркнувшей тогда Джейме под одеяло. Она имела неосторожность заговорить, когда сир Григор потребовал тишины. За это Гора своим кольчужным кулаком выбил ей зубы и сломал нос. Она бы не отделалась так легко, но Серсея, к счастью, срочно вызвала Гору в Королевскую Гавань на поединок с Красным Змеем. Его кончина не вызывала у Джейме скорби.
— Пиа родилась в этом замке, — сказал он сиру Бониферу. — Другого дома у нее нет.
— Эта женщина — источник разврата. Я не потерплю, чтобы она вертела своими… прелестями перед моими людьми.
— Думаю, у нее пропала охота вертеть перед кем-то прелестями, но если вы так настаиваете, я возьму и ее. — Хотя бы в прачки. Оруженосцы безропотно ставят ему шатер, чистят коня и полируют доспехи, но стирка его белья представляется им делом не мужским и постыдным. — Но сумеете ли вы удержать Харренхолл с одной только Святой Сотней? — Отряд Хасти, строго говоря, уже не мог называться сотней, потеряв четырнадцать бойцов на Черноводной, — однако сир Бонифер, несомненно, пополнит его, как только найдет достаточно праведных рекрутов.
— Никаких затруднений я не предвижу. Старица озарит нам путь, а Воин придаст силу нашему оружию.
Неведомый же, может статься, приберет всех твоих святош. Неясно, кто убедил Серсею назначить сира Бонифера кастеляном Харренхолла, но похоже, что Ортон Мерривезер. Хасти, кажется, когда-то служил его деду. Верить, что человек по прозвищу Добрый может исцелить раны, нанесенные речным землям Русе Болтоном, Варго Хоутом и Григором Клиганом, — как раз в духе этого рыжего дуралея.
Хотя в чем-то Мерривезер, пожалуй, и прав. У Хасти, выходца из штормовых земель, на Трезубце нет ни друзей, ни врагов. Стало быть, и кровной мести тоже нет, и долгов, которые следует уплатить, и приспешников, требующих награды. Он трезв, справедлив, наделен сильным чувством долга, а солдат дисциплинированней его восьмидесяти шести святош не сыскать во всех Семи Королевствах. Любо-дорого посмотреть, как выезжены их большие серые мерины. Мизинец полагал, что сир Бонифер выхолостил заодно и конников — очень уж безупречная у них репутация.
С другой стороны, что можно сказать о солдатах, знаменитых выездкой своих лошадей, а не числом убитых врагов? Молиться они горазды, а вот драться… На Черноводной они как будто не посрамили себя, но отличиться тоже не отличились. Сир Бонифер в юности успешно выступал на турнирах, но затем то ли потерпел поражение, то ли опозорился, то ли столкнулся со смертью и отказался от турниров навсегда как от занятия пустого и суетного.
Однако Харренхоллом должен кто-то командовать, и этот слепок с Бейелора Благословенного — именно тот, кого выбрала для этой цели Серсея.
— У этого замка дурная слава, — предостерег Джейме, — притом вполне заслуженная. Говорят, что Харрен и его сыновья до сих пор бродят ночью по этим чертогам, объятые пламенем. И тот, кто их видит, загорается сам.
— Я не боюсь привидений, сир. Сказано в Семиконечной Звезде, что ни один дух не способен причинить вреда человеку истинно верующему.
— Что ж, полагайтесь на веру, но о стальных доспехах тоже не забывайте. Все, кто держал Харренхолл до вас, кончили плохо. Гора, Хоут, даже мой отец…
— Простите мне мою смелость, но никто из них не был человеком благочестивым. Небесный Воин поможет нам против любого врага. Мейстер Гулиан и его вороны останутся с нами, в Дарри со своим гарнизоном сидит лорд Лансель, Девичий Пруд держит лорд Рендилл. Втроем мы повыведем здесь всех разбойников, и добрые люди по милости Семерых опять вернутся в свои деревни, вспашут поля и отстроят дома.
Разве что те, кого козел не успел перебить. Джейме обхватил золотыми пальцами кубок с вином.
— Если к вам в руки попадет кто-то из Бравых Ребят, известите меня немедленно. — Неведомый прибрал Хоута, не дав Джейме им завладеть, но Золло еще гуляет на воле вместе с Шагвеллом, Роржем, Верным Утсивоком и прочими.
— Чтобы вы подвергли их пыткам, а после казнили?
— Можно подумать, что вы на моем месте простили бы их.
— Да, если бы они искренне раскаялись в содеянном. Я принял бы их как братьев и помолился бы вместе с ними, прежде чем послать их на плаху. Грехи можно простить, но преступления требуют кары. — Хасти сложил пальцы домиком, некстати напомнив Джейме отца. — Как прикажете поступить с Сандором Клиганом?
Читай молитву и беги, как только увидишь его.
— Отправьте его прямиком к любимому брату, — сказал Джейме вслух. — Хорошо, что у богов целых семь преисподних — одна братьев Клиганов нипочем не вместила бы. — Он тяжело встал из-за стола. — Но если вам посчастливится взять Берика Дондарриона, подождите до моего возвращения. Я хочу привести его в Королевскую Гавань с веревкой на шее, чтобы сир Илин снес ему голову принародно.
— А его сподвижник, мирийский жрец? Говорят, он повсюду сеет свою ложную веру.
— С ним делайте что вам будет угодно — целуйтесь, молитесь, на куски его режьте.
— Я отнюдь не желаю с ним целоваться, милорд.
— Он с вами, думаю, тоже. — Улыбка на лице Джейме сменилась зевком. — Пойду спать, с вашего позволения.
— Извольте, милорд. — Хасти явно хотелось помолиться, а Джейме хотел подраться. Шагая через две ступеньки, он вышел на свежий воздух. Могучий Вепрь и Флемент Бракс сражались на освещенном факелами дворе, и латники подбадривали их криками. И смотреть нечего — ясно, что сир Лайл одолеет. Джейме стал удаляться от шума и света, ища сира Илина. Он прошел под крытым мостом, пересек двор Расплавленного Камня и только тут понял, куда идет.
У медвежьей ямы горел фонарь, освещая крутые ярусы каменных сидений. Кто-то пришел сюда раньше Джейме. Может быть, сир Илин. Яма — самое подходящее место для боевой пляски.
Но рыцарь, стоявший на краю, был кряжистей Пейна, носил бороду, а на его красно-белом камзоле Джейме разглядел грифонов. Коннингтон. Что он-то здесь делает? Медведь, от которого остались только кости да клочья шкуры, так и валялся внизу, наполовину зарытый в песок. Джейме стало жаль зверя — но он по крайней мере умер в бою.
— Уж не заблудились ли вы, сир Роннет? Немудрено в таком большом замке.
— Хотел посмотреть на место поединка медведя с не слишком прекрасной девой. — Рыжий Роннет поднял фонарь повыше, и борода у него заалела, как язык пламени. От него пахло вином. — Правда ли, что она сражалась нагая?
А это еще откуда взялось?
— Нет, — сказал Джейме. — Скоморохи нарядили ее в розовое атласное платье и дали ей турнирный меч. Хоут хотел посмеяться над ее смертью. Будь иначе…
— То медведь при виде голой Бриенны удрал бы во все лопатки.
Джейме не поддержал шутки Коннингтона.
— Вы говорите так, будто с ней знакомы.
— Мы были женихом и невестой.
Это, признаться, удивило Джейме. Бриенна ни разу не говорила ему, что была помолвлена.
— Значит, отец все же нашел для нее партию…
— Он делал это трижды. Вторым, по желанию собственного родителя, был я. Говорят, что девица страшна собой, сказал я ему, на что он ответил: все они одинаковы, когда задуваешь свечу.
— Ваш отец… — Джейме присмотрелся к его камзолу с двумя грифонами, обращенными лицом друг к другу на красно-белом поле. Будто танцуют… — Он брат нашего покойного десницы, не так ли?
— Кузен. Братьев у лорда Джона не было.
— Да, я вспомнил. — Джон Коннингтон был другом принца Рейегара. Когда Мерривезер позорно отступил перед восставшим Робертом, а Рейегара нигде не могли найти, Эйерис ухватился за Коннингтона и сделал его десницей. Но с десницами своими Безумный Король обращался круто, и лорда Джона после Колокольной битвы постигла такая же участь. Его лишили всех почестей, земель, состояния и отправили в изгнание за море, где он вскоре спился и умер. А вот его кузен, отец Рыжего Роннета, примкнул к мятежникам и после Трезубца получил в награду замок Гриффин-Руст — но львиную долю коннингтоновских земель Роберт отдал более рьяным своим приверженцам.
Сир Роннет, стало быть, всего лишь рыцарь-землевладелец. Для такого Тартская Дева поистине лакомый кусочек.
— Отчего же расстроилась свадьба? — спросил Джейме.
— Я съездил на Тарт и увидел ее. Девица шестью годами моложе меня, но одного со мной роста. Хавронья в шелках, хотя даже у свиньи сиськи больше бывают. Языком она ворочала с огромным трудом. Я вручил ей розу и дал понять, что больше она ничего от меня не получит. Бьюсь об заклад, — Коннингтон заглянул в яму, — даже медведь был не столь волосат, как эта уродина…
Золотая рука Джейме двинула его в зубы так, что рыцарь покатился вниз по ступенькам. Фонарь разбился, пролитое масло воспламенилось.
— Вы говорите о высокородной даме, сир. Извольте звать ее по имени — Бриенна.
Коннингтон отполз в сторону от пылающих струй.
— Слушаюсь, милорд. Пусть будет Бриенна. — Он плюнул кровью под ноги Джейме. — Бриенна-Красотка.
