Бриенна
При виде старой каменной изгороди, пересекающей поле, Бриенна покрылась мурашками.
Это здесь прятались лучники, подстрелившие бедного Клеоса Фрея… Впрочем, через полмили она увидела точно такую же изгородь и засомневалась. Изрытая дорога то и дело поворачивала, а облетевшие деревья запомнились ей зелеными. Может быть, она уже проехала то место, где Джейме выхватил меч из ножен своего убитого кузена? И где тот лес, в котором они сражались? Где ручей, куда они забрели в пылу боя, пока их не застигли врасплох Бравые Ребята?
— Миледи? Сир? — Подрик так и не решил до сих пор, как к ней следует обращаться. — Что вы ищете?
Что ищу? Тени былого…
— Изгородь, мимо которой проезжала когда-то. Не важно. — Это случилось, когда у сира Джейме были еще целы обе руки. Ух, как я его ненавидела за вечные смешки и ухмылки. — Тише, Подрик. Может быть, в лесу еще остались разбойники.
Мальчик окинул взглядом голые деревья, мокрую палую листву, грязную дорогу впереди.
— У меня есть меч. Я умею им пользоваться.
Как же, умеешь ты. Смелости тебе не занимать, а вот умения… Ты можешь сколько угодно называть себя оруженосцем, но человек, которому ты служил, не был рыцарем.
В дороге она постепенно вытянула из паренька его историю. Ветвь дома Пейнов, к которой он принадлежал, шла от какого-то младшего сына и давно обеднела. Отец Подрика всю жизнь прослужил в оруженосцах у своих богатых кузенов и успел жениться на дочери свечника, прежде чем погибнуть при подавлении мятежа Грейджоя. От нее и родился Подрик. В четыре года мать подкинула сына той самой богатой родне, а сама сбежала со странствующим певцом, беременная теперь уже от него. Подрик ее не помнил. Обоих родителей ему с грехом пополам заменил сир Седрик Пейн, хотя из путаного рассказа мальчика следовало, что сир Седрик обращался с ним скорее как со слугой, нежели как с сыном. Когда Бобровый Утес созвал знамена, рыцарь взял мальчишку с собой — ходить за конем и чистить кольчугу, — а сам вскоре погиб в речных землях, сражаясь на стороне лорда Тайвина.
Вдали от дома, одинокий и без гроша, Подрик прибился к толстому межевому рыцарю по имени сир Лоример Пузатый. Тот был человеком лорда Леффорда и охранял обоз. «Ребятам, которые стерегут харчи, голодать не приходится», — говаривал он, пока его не накрыли с окороком, похищенным из запасов самого лорда Тайвина. Тогда Тайвин Ланнистер повесил его в назидание другим мародерам. Подрик, с которым добрый рыцарь поделился ветчиной, мог разделить с ним и виселицу, но его спасло родовое имя. Сир Киван Ланнистер принял в нем участие и определил его оруженосцем к своему племяннику Тириону.
Сир Седрик показал мальчику, как чистить коня и удалять камешки из подков, сир Лоример приобщил его к воровству, но владеть мечом они его не учили. Бес по крайней мере отправил его к мастеру над оружием, когда они прибыли в Красный Замок. Тот преподал пареньку несколько уроков, но во время голодного бунта сир Арон Сантагар оказался в числе убитых, и учению Подрика пришел конец.
Бриенна выстрогала из опавших веток два меча и нашла, к своему удовольствию, что рука повинуется Подрику лучше, чем язык. Но при всей смелости и прилежании этому тощему недокормышу недоставало силенок. Если он и выжил в битве при Черноводной, как уверял, то потому только, что никто не позаботился прикончить его. «Ты себя называешь оруженосцем, — сказала ему Бриенна, — но я встречала пажей вдвое младше твоего возраста, которые легко бы тебя побили. Если останешься со мной, будешь каждый вечер ложиться спать со свежими мозолями и весь в синяках, а болеть все у тебя будет так, что ты и заснуть не сможешь. Зачем тебе это нужно?»
«Нужно, — упорствовал мальчуган. — Мозоли. И синяки. То есть не они, но все равно, сир. Миледи».
И он оставался верен своему слову, а Бриенна — своему. Подрик не жаловался, и как только на его правой ладони вскакивал новый волдырь, он с гордостью предъявлял его ей. И за лошадьми он исправно ухаживал. Однако он все же не настоящий оруженосец, а я не рыцарь, напоминала себе Бриенна, сколько бы он ни называл меня сиром. Отправить бы его прочь подобру-поздорову, но куда он пойдет? Кроме того, хотя он не имеет никакого понятия, куда делась Санса Старк, он может знать больше, чем сам думает. Какая-нибудь случайная полузабытая фраза может послужить ключом к ее розыскам.
— Сир… миледи. Вон там впереди повозка.
Бриенна и сама уже разглядела тележку на двух высоких колесах, ползущую в сторону Девичьего Пруда. Ее, впрягшись в постромки, тянули мужчина и женщина, по виду крестьяне.
— Придержи коня, — сказала она мальчику, — не то они примут нас за разбойников. Лишнего не говори и будь вежлив.
— Слушаюсь, сир, миледи. — Мальчишка явно обрадовался, услышав, что его могут принять за разбойника.
Крестьяне настороженно оборачивались на едущих рысью всадников, но Бриенна всячески давала понять, что ничего дурного не замышляет. Дальше они двигались уже вместе, вчетвером. Путь пролегал через заросшие сорной травой поля, мимо луж жидкой грязи и сожженных деревьев.
— Был у нас вол, — сказал пожилой, красный от натуги крестьянин, — да волки его увели. И дочку нашу забрали. Она-то к нам вернулась после того сражения у Синего Дола, а вол нет. Съели его, видать.
Женщина, моложе его лет на двадцать, молчала и таращилась на Бриенну, будто на теленка с двумя головами. На Тартскую Деву часто смотрели таким манером. Леди Старк была добра к ней, но другие женщины, почти все, жестокостью не уступали мужчинам. Бриенна не могла бы сказать, кто причинял ей больше мучений: хорошенькие девушки с острыми язычками, звонко смеющиеся у нее за спиной, или дамы, скрывающие презрение под маской холодной вежливости. Женщины простого звания были и того хуже.
— В последний раз я видела Девичий Пруд разрушенным, — сказала она. — Городские ворота взломали, половину домов сожгли.
— Теперь они малость отстроились. Тарли хоть и крут, да посмелей Моутона. И разбойников в лесах поубавилось. Главных злодеев Тарли порубал своим огромадным мечом. Вы-то как, не встречали лихих людей?
— Нет. — Чем дальше от Синего Дола, тем пустыннее становилась дорога. Путники, завидев двух всадников, мигом скрывались в лесу — все, исключая двадцать усталых пилигримов с бородатым септоном во главе, шедших на юг. Придорожные гостиницы либо стояли разграбленные, либо превратились в настоящие крепости. Вчера Бриенне и Подрику встретился дозор лорда Рендилла с копьями и длинными луками. Их окружили, и капитан долго выспрашивал Бриенну, но в конце концов позволил им ехать дальше. «Поберегись, женщина. Не все кругом такие порядочные, как мои парни. Пес переправился через Трезубец с сотней злодеев. Говорят, они насильничают над каждой женщиной, которая им попадется, и отрезают ей титьки на память».
Бриенна сочла себя обязанной пересказать это крестьянину и его жене. Мужчина, выслушав ее, плюнул.
— Иные бы их взяли, что псов, что волков, что львов. Ничего, к Девичьему Пруду эта шайка не сунется, пока там заправляет лорд Тарли.
Лорда Рендилла Тарли Бриенна знала со времен похода короля Ренли. Теплых чувств она к нему не испытывала, но не забывала при этом, что она у него в долгу. По милости богов она надеялась уехать из Девичьего Пруда, не попавшись ему на глаза.
— Когда бои прекратятся, город вернут лорду Моутону, — сказала она. — Его милость прощен королем.
— Прощен? — засмеялся старик. — Это за что же? За то, что в замке отсиживался? Людей своих послал в Риверран биться, а сам не пошел. Город разорили сперва львы, потом волки, потом наемники, а его милость знай посиживает в укрытии и горя не знает. Вот брат его нипочем бы не стал этак прятаться. Он смелый был, сир Милс, только его давно уже Роберт убил.
Призраки, снова призраки.
— Я ищу свою сестру, — сказала Бриенна. — Красивую девушку тринадцати лет. Вы, часом, такую не видели?
— Девок не видали, хоть пригожих, хоть уродок.
Никто ее не видел — но что делать, приходится спрашивать.
— Дочь Моутона тоже в девках недолго останется, — продолжал старик. — Ее выдают за сынка Тарли. Яйца мы везем как раз им на свадьбу — пойдут на пироги да коврижки.
— Это хорошо. — Значит, жених — маленький Дикон. Сколько же ему лет — восемь, десять? Сама Бриенна впервые стала невестой в семь, а жених был тремя годами старше — младший сын лорда Карона, застенчивый мальчуган с бородавкой на верхней губе. Встретились они один-единственный раз, по случаю их помолвки. Два года спустя его вместе с сестрами и родителями унесла злая простуда. Будь он жив, их поженили бы сразу после ее расцвета, и вся ее жизнь повернулась бы совсем по-другому. Не разъезжала бы она теперь в мужской кольчуге, с мечом на боку, не разыскивала бы пропавшее дитя другой женщины. Рожала бы своих детей в Ночной Песне, нянчила их и вскармливала. Эта мысль, не новая для Бриенны, всегда вызывала в ней легкую грусть, но и облегчение тоже.
Солнце наполовину скрылось за тучами, когда они, выехав из-за черных деревьев, увидели перед собой Девичий Пруд, а за ним — воды залива. Городские ворота починили и укрепили, по розовым каменным стенам вновь прохаживались стрелки с арбалетами. Над караульной реяло красно-золотое знамя короля Томмена, где черный олень сражался с золотым львом. Другие знамена представляли охотника Тарли, и лишь над замком на вершине холма виднелся красный лосось дома Моутонов.
У въездной решетки стояла дюжина стражников с алебардами — солдаты из войска Тарли, судя по знакам у них на груди, хотя эмблемы самого лорда никто не носил. Бриенна подметила двух кентавров, молнию, синего жука и зеленую стрелу — ни одного шагающего охотника. Сержант носил на себе павлина с выгоревшим на солнце хвостом. При виде крестьянской тележки он свистнул.
— Что тут у вас? Яйца? — Он подкинул одно, поймал и ухмыльнулся. — Ладно, мы их забираем.
— Это для лорда Моутона, — всполошился старик. — Для свадебных пирогов.
— Ничего, куры еще снесут. Я уж полгода яиц не ел. На вот, и не говори, что тебе не плачено. — И он швырнул крестьянину под ноги горсть медяков.
— Этого мало, — подала голос женщина.
— А я говорю, в самый раз. За яйца и за тебя тоже. Берите ее, ребята, — больно она хороша для этого деда. — Двое стражников прислонили алебарды к стене и потащили отбивающуюся женщину прочь. Крестьянин смотрел на это с серым лицом, но не смел перечить. Бриенна двинула лошадь вперед.
— Отпустите ее.
Солдаты замешкались, и женщина вырвалась от них.
— Не твое дело, — сказал один. — Знай помалкивай.
Бриенна достала меч.
— Обнаженная сталь — это разбоем пахнет, — сказал сержант. — Знаешь, что делает лорд Тарли с разбойниками? — Он стиснул яйцо, которое так и держал в руке, и желток просочился у него между пальцев.
— Я знаю, что делает лорд Рендилл с разбойниками, — ответила на это Бриенна. — И с насильниками.
Она надеялась, что имя лорда их усмирит, но сержант, бросив раздавленное яйцо, махнул своим людям, и Бриенну окружил стальной частокол.
— Так что, говоришь, делает он с…
— С насильниками, — подхватил мужской голос. — Он холостит их или отправляет на Стену, а порой делает и то, и другое. Ворам же он рубит пальцы. — Из караульной вышел томный молодой человек с мечом на поясе и в некогда белом верхнем камзоле. Белизна еще проступала кое-где под зелеными травяными пятнами и запекшейся кровью. Эмблема на нем представляла бурого оленя, мертвого и подвешенного на шесте.
У Бриенны в животе точно нож повернули.
— Сир Хиль, — с трудом выговорила она.
— Ее лучше не трогать, ребята, — предостерег сир Хиль Хант. — Это Бриенна Красотка, Тартская Дева, зарубившая короля Ренли и половину его Радужной Гвардии. Подлость ее не уступает уродству, а страшней ее нет никого… разве что ты, Нужник, но твой папаша был задницей буйвола, так что тебе простительно. Ее-то отец — Тарт Вечерняя Звезда.
Стражники, заржав, отвели алебарды.
— Может, ее под стражу взять, сир? — спросил сержант. — За убийство Ренли?
— А зачем? Ренли был мятежником. Мы тоже были мятежниками, все до единого, но теперь верно служим королю Томмену. — Рыцарь сделал крестьянам знак проезжать в ворота. — Стюард его милости порадуется вашему товару. Вы найдете его на рынке.
Старик приложил костяшки пальцев ко лбу.
— Благодарствую, милорд. Настоящего рыцаря сразу видно. Пошли, жена. — Они снова впряглись и загрохотали колесами по булыжнику.
Бриенна двинулась следом, Подрик за ней. Настоящий рыцарь… м-да… Слева, у входа в переулок, стояла разрушенная конюшня. Наискосок от нее, на балконе своего заведения, перешептывались три полуодетые шлюхи. Одну Бриенна как будто помнила по лагерю — та как-то спросила, что у нее в бриджах, хрен или дырка.
— В жизни не видал лошади безобразнее, — высказался сир Хиль, глядя на Подрикова скакуна. — Странно, что на ней сидите не вы, миледи. Не хотите отблагодарить меня за вмешательство?
Бриенна спешилась, оказавшись на голову выше рыцаря.
— Я отблагодарю вас при случае — на турнире.
— Как отблагодарили Рыжего Роннета? — засмеялся Хант. Красивый переливчатый смех заставлял забыть о его некрасивом лице. Когда-то это лицо казалось Бриенне честным, но после стало ясно, что она ошибалась. Взлохмаченные каштановые волосы, ореховые глаза, небольшой шрам у левого уха, ложбина на подбородке и нос крючком. А вот смех у него славный, и смеется он часто.
— Разве вы не должны охранять ворота?
Он скорчил гримасу.
— Мой кузен Алин гоняется за разбойниками. Он, несомненно, вернется с головой Пса, покрытый славой, а я должен вместо него стеречь эти ворота, благодарю за напоминание. Надеюсь, вы остались довольны мною, моя красавица. Что вы, собственно, ищете?
— Конюшню.
— Есть одна у восточных ворот. Эта сгорела.
Бриенна и без него это видела.
— Касательно того, что вы сказали солдатам. Я была с королем Ренли в миг его смерти, но убило его колдовство. Клянусь в этом на моем мече. — Она взялась за рукоять, готовая сразиться, если Хант в глаза назовет ее лгуньей.
— Угу. А с Радужной Гвардией разделался Рыцарь Цветов. Сира Эммона вы, пожалуй, еще одолели бы — он всегда лез на рожон и легко уставал. А вот Ройса вряд ли. Как боец он был вдвое лучше вас… хотя вы и не боец. Жаль, что нет слова «боица». Что же привело Тартскую Деву в Девичий Пруд?
Я ищу сестру, девицу тринадцати лет, едва не сказала она. Сир Хиль отлично знает, что у нее нет сестер.
— Мне нужно повидать одного человека в месте под названием «Смердящая гуска».
— Я думал, Бриенна Красотка с мужчинами не встречается, — подковырнул он. — «Смердящая гуска»… подходящее имечко. Пахнет там уж точно не благовониями. Это около гавани, но сначала вы отправитесь со мной к его милости.
Сира Хиля Бриенна не боялась, но ведь он — один из капитанов Рендилла Тарли. Стоит ему свистнуть, и на подмогу прибежит сотня солдат.
— Разве я под арестом?
— По делу Ренли, вы хотите сказать? Да кто он такой? Короли у нас давно поменялись, иные и по два раза. Про него все и думать забыли. — Он взял Бриенну за локоть. — Прошу вас сюда.
Она отдернула руку.
— Сделайте одолжение, не прикасайтесь ко мне.
— Извольте, — с кривой улыбкой ответил он.
Бриенна с трудом узнавала памятный ей город, пустой и разрушенный. Теперь на улицах толпились свиньи и ребятишки, а сожженные дома почти все снесли. На пустырях зеленели огороды, стояли торговые палатки и рыцарские шатры. Строились повсюду: на месте сгоревшей деревянной гостиницы росла каменная, на городской септе клали новую крышу. Пилы и молотки звенели в осеннем воздухе. Рабочие таскали бревна, десятники разъезжали туда-сюда. У многих на груди красовался охотник Тарли.
— Город отстраивают солдаты? — удивилась Бриенна.
— Они предпочли бы, конечно, играть в кости, пить и развратничать, но лорд Рендилл счел за лучшее занять их работой.
Она полагала, что Хант отведет их в замок, но он шел к гавани. Торговые корабли снова вернулись в порт, отметила она с удовлетворением. У причалов стояли одна галея, один галеон, большой двухмачтовый баркас и два десятка рыбачьих лодок. В заливе тоже виднелись рыбаки. Если в «Смердящей гуске» ничего мне не скажут, куплю себе место на корабле, решила Бриенна. До Чаячьего города она доберется быстро, а оттуда и до Гнезда недалеко.
Лорд Тарли вершил правосудие на рыбном рынке.
У самой воды установили помост, к которому приводили обвиняемых. Слева стояла виселица с петлями человек на двадцать. Пока что на ней болтались четверо — один недавний, трое давнишних. Мертвеца, созревшего в самый раз, клевала одинокая ворона — все прочие разлетелись, напуганные толпой горожан, которые собрались в надежде увидеть, как будут вешать еще одного.
Лорд Тарли сидел на помосте вместе с лордом Моутоном, бледным рыхлым человеком в белом дублете, красных бриджах и горностаевом плаще, застегнутом пряжкой-лососем из червонного золота. Сам Тарли был одет в кольчугу, вареную кожу и стальной панцирь. Над левым его плечом торчала рукоять большого меча. Меч этот, по прозванию Губитель Сердец, был гордостью его дома. Внизу стоял щуплый подсудимый в домотканом плаще и грязном кафтане.
— Я никого не трогал, милорд, — донеслось до слуха Бриенны. — Просто взял то, что оставили септоны, когда убегали. Если хотите отрубить мне за это палец — нате, рубите.
— Да, вору обычно отрубают один палец, — жестким голосом ответил Тарли, — но тот, кто ворует в септе, крадет у богов. Семь пальцев, — приказал лорд, обращаясь к капитану стражи. — Большие оставьте ему.
— Семь?! — Вор, побледнев, затрепыхался в руках схвативших его стражников, но слабо, как будто казнь уже совершилась. Бриенна невольно вспомнила, как закричал сир Джейме, когда аракх Золло отсек ему руку.
Следующим перед судом предстал пекарь, обвиняемый в том, что подмешивал опилки в муку. Ему лорд Рендилл назначил штраф — пятьдесят серебряных оленей. Пекарь поклялся, что у него нет таких денег, и лорд присудил один кнут за каждую недостающую монету. Далее пришла очередь изможденной серолицей женщины, наградившей дурной болезнью четырех солдат Тарли.
— Полить ей срамные части щелоком и бросить ее в темницу, — распорядился лорд. Пока рыдающую потаскуху волокли прочь, ему попалась на глаза Бриенна, стоявшая между Подриком и сиром Хилем. Лорд нахмурился, но не подал виду, что узнал ее.
Следующим шел матрос со стоящего в гавани галеона. Обвинителем выступал лучник лорда Моутона с завязанной рукой и лососем на груди.
— Этот ублюдок, с позволения вашей милости, продырявил мне руку ножом. Я, говорит, его в кости надул.
Лорд отвел взгляд от Бриенны и посмотрел на него.
— И что же, он правду сказал?
— Нет, милорд. Я ни в жизнь…
— За воровство я отрубаю палец, но коли солжешь мне, будешь повешен. Может, покажешь мне свои кости?
— Кости-то? — Лучник взглянул на Моутона, но тот смотрел на лодки в заливе. — Ну да, — стрелок проглотил слюну, — они мне, конечно, удачу приносят, только…
— Отрубить ему мизинец, — потерял терпение Тарли. — Пусть сам выберет, на которой руке. А здоровую ладонь пробить гвоздем под пару другой. Всех остальных отведите обратно в темницу. С ними я разберусь завтра. — Он поманил к себе сира Хиля. Бриенна последовала за рыцарем.
— Милорд… — Стоя перед ним, она вновь почувствовала себя восьмилетней.
— Миледи. Чему мы обязаны… этой честью?
— Меня послали искать… — замялась она.
— Как же можно найти кого-то, не зная имени? Сознаетесь ли вы в том, что убили лорда Ренли?
— Нет.
Тарли пораздумал. Он судит меня, как судил тех, других, поняла Бриенна.
— Вы хотите сказать, что всего лишь позволили совершиться убийству, — произнес наконец лорд.
Он умер у нее на руках, залив ее своей кровью…
— Это было колдовство. Я никогда бы…
— Никогда бы? — Его голос хлестнул ее словно бич. — Это верно. Вам никогда бы не следовало надевать кольчугу и опоясываться мечом. Никогда бы не следовало покидать чертог своего отца. Это война, а не бал в честь праздника урожая. Клянусь богами, мне надлежит немедля посадить вас на корабль и отправить обратно на Тарт.
— Сделав это, вы ответите перед троном. — Смелые эти слова прозвучали у нее тоненько, как-то по-детски. — Подрик, найди в моей седельной сумке пергамент и покажи его милости.
Тарли хмуро развернул врученную ему грамоту и прочел, шевеля губами.
— По королевскому делу… Что же это за дело такое?
Коли солжешь мне, будешь повешен…
— С-санса Старк.
— Будь она здесь, я знал бы об этом. Бьюсь об заклад, она бежала к себе на север. В надежде найти убежище у кого-то из знаменосцев своего отца. Счастье ее, если она сделает правильный выбор.
— Она могла отправиться также в Долину, — неожиданно для себя выпалила Бриенна. — К сестре своей матери.
— Леди Лиза скончалась, — проронил лорд Рендилл. — Некий певец сбросил ее с горы. Теперь в Гнезде хозяйничает Мизинец, но долго он там не продержится. Не станут лорды Долины склонять колено перед выскочкой, только и умеющим, что считать медяки. — Лорд вернул Бриенне ее пергамент. — Ступайте куда хотите и поступайте как вам угодно… но когда кто-нибудь учинит над вами насилие, не ищите правосудия у меня. Вы заслужили это своим сумасбродством. А вам, сир, надлежит быть там, где приказано. Я, сколько помню, доверил вам городские ворота.
— Точно так, милорд, но я думал…
— Слишком много вы думаете, — молвил лорд Тарли и зашагал прочь.
Итак, Лиза Талли мертва. Бриенна стояла под виселицей, зажав в руке свою драгоценную грамоту. Толпа разошлась, и вороны снова слетелись на прерванный пир. Некий певец сбросил ее с горы… Быть может, и сестрой леди Кейтилин полакомились вороны?
— Вы говорили о «Смердящей гуске», миледи, — сказал сир Хиль. — Если хотите, чтобы я показал вам…
— Возвращайтесь к своим воротам.
Тень раздражения прошла по его лицу — некрасивому и к тому же нечестному.
— Что ж, воля ваша.
— Именно.
— Мы просто играли, чтобы скоротать время. Ничего дурного у нас не было на уме. — Сир Хиль помедлил. — Бен погиб на Черноводной, вы слышали? И Фарроу тоже, и Уилл-Журавль. А Марк Маллендор из-за раны потерял полруки.
Вот и хорошо, хотелось сказать Бриенне. Он сполна это заслужил. Но она промолчала, вспомнив, как он сидел у своего шатра, держа на плече обезьянку в кольчужной рубашке, и как эти двое строили рожи друг другу. Как же это сказала про них Кейтилин Старк в ту ночь у Горького Моста? «Летние рыцари». Настала осень, и они все облетели, как листья.
Бриенна повернулась к Ханту спиной.
— Идем, Подрик.
Мальчуган поспешил за ней, ведя лошадей в поводу.
— Куда мы теперь? В эту «Смердящую гуску»?
— Я — да, а ты пойдешь на конюшню у восточных ворот. Спроси у конюхов про гостиницу, где мы могли бы заночевать.
— Да, сир, миледи. — Подрик смотрел в землю, пиная ногами камешки. — А вы знаете, где она, эта «Гуска»?
— Нет.
— Он сказал, что проводит нас. Этот рыцарь. Сир Киль.
— Хиль.
— Да, Хиль. Что он вам сделал, сир? То есть миледи.
Мальчик при своем косноязычии был далеко не глуп.
— В Хайгардене, когда король Ренли созвал знамена, несколько человек, в том числе и сир Хиль, вздумали поиграть со мной. Это была злая игра, обидная и недостойная рыцарей. Восточные ворота в той стороне. Жди меня там.
— Как скажете, миледи. Сир.
Вывески на «Смердящей гуске» не было. Бриенна, проискав ее битый час, наконец спустилась по деревянной лестнице в подвал живодерни. У входа она ушибла голову о низкую потолочную балку. Гусей не видно, из мебели несколько табуреток да скамейка у глинобитной стены. Вместо столов — старые винные бочки, источенные червями. Зато обещанный смрад не обманул бы ничьих ожиданий. В основном он складывался из винных паров, сырости и плесени, но попахивало также отхожим местом, а отчасти и покойницкой.
В таверне не было никого, кроме трех тирошийских матросов — они сидели в углу, бурча друг на друга сквозь зеленые и пурпурные бороды. Один, бросив взгляд на Бриенну, сказал что-то, вызвавшее у двух других смех. Хозяйка стояла за доской, положенной на два бочонка, — вся круглая, бледная, почти лысая, с огромной мягкой грудью под грязным платьем. Походило на то, что боги слепили ее из сырого теста.
Бриенна, не решившись попросить здесь воды, заказала чашу вина и добавила, что ищет человека по имени Дик-Пройдоха.
— Дик Крэб? Он тут почитай каждую ночь бывает. — Хозяйка смерила взглядом кольчугу и меч Бриенны. — Коли убить его хотите, то сделайте это в другом месте. Нам хлопот с лордом Тарли не надо.
— Я хочу просто поговорить с ним. Зачем мне его убивать?
Женщина пожала плечами.
— Кивните мне, когда он придет, и я отблагодарю вас.
— Велика ли благодарность-то будет?
Бриенна выложила на доску медную звездочку и села так, чтобы видеть лестницу.
Вино отдавало маслом, и в нем плавал волос. Жидкое, как мои надежды отыскать Сансу, сказала себе Бриенна, вынув его. Розыски сира Донтоса не привели ни к чему, а Долина после смерти леди Лизы больше не казалась Бриенне надежным убежищем. Где же ты, Санса? Отправилась домой в Винтерфелл или соединилась со своим мужем, как, похоже, думает Подрик? Бриенна не хотела плыть за Узкое море, она ведь не владела тамошним языком. Будет совсем уж нелепо, если она начнет там объясняться на пальцах. Над ней попросту посмеются, как посмеялись в Хайгардене. Ее щекам стало жарко при мысли об этом.
Когда Ренли возложил на себя корону, Тартская Дева проделала путь через весь Простор, чтобы вступить в его войско. Сам король принял ее милостиво и пригласил к себе на службу, но его лорды и рыцари оказались не столь любезны. Бриенна и не ждала, что ей окажут теплый прием. Она заранее приготовилась к холодности, к насмешкам, к вражде — всего этого она уже нахлебалась досыта. Не всеобщее презрение, а доброта немногих людей — вот что делало ее уязвимой. Она трижды побывала в невестах, но до Хайгардена за ней никто не ухаживал.
Началось все с Бена Биши — он, один из немногих в лагере Ренли, был выше ее ростом. Он прислал своего оруженосца почистить Бриенне кольчугу и преподнести ей серебряный рог для питья. Сир Эдмунд Амброз превзошел его, послав ей цветы и пригласив проехаться с ним верхом. Сир Хиль Хант опередил обоих — он подарил ей прекрасно иллюстрированную книгу со ста рыцарскими историями. Для ее лошадей он посылал яблоки и морковку, ее шлем украсил шелковым синим плюмажем. Он передавал ей лагерные сплетни и делал меткие замечания, вызывавшие у нее улыбку. Однажды он даже провел с ней учебный бой, что значило для нее больше всего остального.
Она полагала, что это его пример побудил других рыцарей обходиться с нею учтиво. Более чем учтиво. За столом они боролись за место с ней рядом, наперебой предлагая налить ей вина или принести сладкого. Сир Ричард Фарроу играл на лютне любовные песни у ее шатра. Сир Хью Бисберри принес ей горшочек меда, «сладкого, как тартские девы». Сир Марк Маллендор смешил выходками своей черной обезьянки с Летних островов, межевой рыцарь по имени Уилл-Журавль предлагал помассировать плечи.
Этого она не позволила. Она ничего им не позволяла. Когда сир Оуэн Дюймель сгреб ее в охапку и поцеловал, она отпихнула его так, что он плюхнулся задом в костер. После этого она посмотрела на себя в зеркало. Все то же широкое веснушчатое лицо, большегубое, с лошадиными зубами. Она хотела одного — быть рыцарем и служить королю Ренли, но теперь…
Добро бы она еще была единственной женщиной в лагере, так ведь нет. Даже войсковые шлюхи были красивей, чем она, а лорд Тирелл каждую ночь задавал королю Ренли пиры в своем замке, где под волынки, рога и арфы танцевали высокородные девицы и прекрасные дамы. «Почему вы так любезны со мной? — хотелось крикнуть ей всякий раз, когда какой-нибудь рыцарь отпускал ей комплимент. — Что вам от меня нужно?» Рендилл Тарли, прислав за ней двух своих латников, разрешил эту загадку. Его маленький сын подслушал, как смеялись между собой четверо рыцарей, седлая коней, и рассказал своему лорду-отцу.
Они побились об заклад — на нее.
Все затеяли, как сказал ей лорд, трое его собственных рыцарей — Амброз, Биши и Хиль Хант. Но слух об этом разошелся по лагерю, и другие тоже вступили в игру. Каждый должен был поставить золотого дракона, а вся сумма предназначалась тому, кто лишит Бриенну невинности.
«Я положил этой забаве конец, — сказал Тарли. — Одни… игроки тщились превзойти других, и ставки росли с каждым днем. Еще немного, и кто-нибудь непременно попытался бы взять приз насильно».
«Они же рыцари, — пролепетала Бриенна. — Они давали обет».
«Рыцари и люди чести. Вы одна во всем виноваты».
«Но, милорд, — вознегодовала она, — я не давала им никакого повода…»
«Довольно и того, что вы здесь. Если женщина ведет себя как потаскуха, с ней и обходятся как с таковой. Войско в походе — не место для девственниц. Если вы хоть немного дорожите своей добродетелью и честью вашего дома, снимите кольчугу, вернитесь домой и попросите отца найти для вас мужа».
«Я приехала, чтобы сражаться, — не уступала она. — Чтобы стать рыцарем».
«Боги сотворили мужчин для войны, а женщин — для продолжения рода. Женщина ведет свою битву на родильной постели».
Кто-то спускался по лестнице. В таверну вошел тощий остролицый оборванец с грязными волосами. Он глянул на тирошийцев, задержал взгляд на Бриенне и обратился к хозяйке:
— Вина, да чтоб без лошадиной мочи.
Женщина, глядя на Бриенну, кивнула.
— Я поставлю тебе вино, — громко сказала Бриенна, — за пару слов.
— За пару? — с подозрением повторил мужчина, занимая табурет напротив нее. — Я много слов знаю. Пусть миледи скажет, что хочет услышать, и Дик-Пройдоха к вашим услугам.
— Мне говорили, что ты обдурил дурака.
Оборванец задумчиво приложился к чаше.
— Может, и обдурил. — На нем был выцветший, драный дублет с оторванной эмблемой какого-то лорда. — Кому до этого дело?
— Королю Роберту. — Бриенна положила на бочку серебряную монету — на одной стороне голова Роберта, на другой олень.
— Да ну? — Дик с ухмылкой крутанул монету на днище-столешнице. — Вон он как славно пляшет, король — хей-нонни, хейнонни, хей-нонни-хо. Может, я и видал вашего дурака.
— С ним была девушка?
— Целых две, — без запинки ответил Дик.
— Две? — Кто же другая — Арья?
— Их я не видал, врать не стану, но платил он за проезд для троих.
— Куда он хотел плыть?
— Помнится, за море.
— А помнишь ли ты, какой он был с виду?
— Дурак он и есть дурак. — Дик ловко смахнул со стола крутящуюся монету. — Боялся он сильно.
— Боялся чего?
— Он не говорил, но старина Дик чует, когда страхом пахнет. Он ходил сюда чуть не каждую ночь, ставил морячкам выпивку, шутковал, песни пел. А как заявились ребята с охотничком на груди, ваш дурак побелел весь и ни гугу. — Дик подвинул свой табурет поближе. — Солдаты Тарли следят в оба за каждой лоханкой в порту. Кому нужен олень, тот идет в лес, кому нужен корабль — в гавань. Ваш дурак не смел туда сунуться, ну я и предложил свою помощь.
— Какую помощь?
— Такая помощь стоит побольше серебряного олешки.
— Скажи, и получишь еще одного.
— Поглядеть надо. — Бриенна достала еще монету. Он закрутил и эту, улыбнулся, смахнул в карман. — Раз не можешь сесть на корабль, надо, чтоб корабль пришел к тебе сам. Я ему и сказал: знаю, мол, такое место, где это может случиться. Тайное место.
Бриенну проняло холодом.
— Приют контрабандистов. Ты послал дурака к ним.
— Вместе с двумя его милашками, — хихикнул Дик. — Вот только в то место, куда я его послал, корабли давненько уже не захаживали. Лет этак с тридцать. — Он почесал нос и спросил: — А вам он на что, дурак-то?
— Эти две девочки — мои сестры.
— Да ну? Вот бедняжки. У меня тоже сестричка была. Худышка такая, коленки торчком. А как отросли у нее титьки, тут рыцарский сын и сорвал ее цветик. Теперь она в Королевской Гавани, зарабатывает лежмя.
— Куда ты послал их?
— Чего не помню, того не помню.
— Куда? — Еще один олень лег на бочку, но Дик подвинул его обратно к ней.
— Оленю не сыскать… вот разве дракон отыщет.
Как знать, добьется ли правды золото. Сталь вернее. Бриенна взялась было за кинжал, но потом все-таки нащупала в кошельке золотой и выложила на бочку.
— Так куда же?
Оборванец попробовал монету на зуб.
— Ишь, сладкий. Помнится мне, будто на Раздвоенный Коготь. Это к северу отсюда. Дикое место, одни холмы да болота, но я там родился и вырос. Дик Крэб меня звать, хотя все кличут Диком-Пройдохой.
Бриенна не стала представляться в ответ.
— Где именно на Раздвоенном Когте?
— В Тараторки. Вы ведь слыхали про Кларенса Крэба?
— Нет.
— Ну как же, — удивился Дик. — Сир Кларенс Крэб, предок мой. Он был восьми футов росту и такой сильный, что вырывал сосны с корнем одной рукой и метал на полмили. Ни один конь не мог его выдержать, поэтому он ездил на зубре.
— При чем он к твоей тайной бухте?
— Жена его была лесной ведьмой. Как сир Кларенс, бывало, убьет кого, так несет его голову домой, а ведьма поцелует ее в губы и оживит. Там у них и лорды были, и колдуны, и знаменитые рыцари, и пираты. Даже один король синедольский. И все они давали Крэбу советы. Лишенные тел, громко говорить они не могли, зато никогда и не умолкали. Чем еще головам заниматься, как не болтать? Вот замок Крэба и прозвали Тараторками. Да и посейчас так зовут, хотя он вот уж тысячу лет как разрушен. Уединенное место. — Дик сжал кулак и отправил дракона погулять по костяшкам. — Тоскливо ему одному-то. Вот кабы десять…
— Десять драконов — это целое состояние. Хочешь и меня обдурить?
— Ни в коем разе. А вот проводить к дураку могу. — Дракон проплясал обратно. — В самые Тараторки, миледи.
Бриенне не нравились его игры с монетой, однако…
— Шесть драконов, если найдем мою сестру, два — если одного дурака. А не найдем никого, так ни с чем и останешься.
— Будь по-вашему. Шесть так шесть.
Слишком уж быстро он согласился. Бриенна сжала ему запястье, не дав прикарманить дракона.
— Смотри же. Если считаешь меня легкой добычей, то зря.
Крэб потер руку.
— Тьфу ты пропасть. Больно.
— Извини. Моей сестре тринадцать лет. Я должна найти ее, пока…
— Пока какой-нибудь рыцарь до нее не добрался. Как не понять. Считайте, что она спасена. Дик-Пройдоха теперь ваш с потрохами. Встретимся у восточных ворот, как светать станет. Мне еще лошаденку себе надо достать.
