Если затонувшее судно из Белитунга дает нам ценнейшие сведения о кораблестроении в индоокеанском регионе, то найденные на нем предметы (так называемый Танский груз) позволяют судить о характере морской торговли между Востоком и Западом. Помимо десяти тонн свинцовых слитков, которые служили балластом и могли быть проданы или обменяны в порте назначения, основную часть груза составляет китайская керамика, шестьдесят тысяч отдельных предметов, в том числе множество неразбитых. Почти все чаши были изготовлены в Чанше, нынешней столице провинции Хунань к югу от Янцзы, однако имеется и много одинаковых чернильниц, кувшинчиков для пряностей и кувшинов. На одной из чаш стоит китайская дата, соответствующая 826 году, что попадает в интервал, установленный по китайским монетам, а также по радиоуглеродным датировкам корабельных досок и образца бадьяна — пряности, выращиваемой в Китае и Вьетнаме.

Для перевозки чаши из Чанши были упакованы в солому и сложены в большие вьетнамские кувшины. Помимо этой массовой продукции на Белитунгском корабле нашли многочисленные серебряные предметы (некоторые — с золотой гравировкой), самую большую известную ученым золотую чашу для вина эпохи Тан, а также более качественную керамику с росписью синим кобальтом, произведенную в провинции Чжэцзян. Находка китайского груза на судне, которое почти наверняка было выстроено в Юго-Восточной Азии, управлялось юго-восточноазиатской командой и затонуло в юго-восточноазиатских водах, само по себе указывает на международную природу торговли тринадцативековой давности. Еще удивительнее выбор мотивов: китайские гончары очень хорошо знали рынки, для которых работали. Чаши с геометрическим орнаментом или изречениями из Корана в красных и зеленых тонах, очевидно, предназначались для рынков Аббасидского халифата. Чаши с зеленым рисунком были популярны в Персии, предметы, украшенные символами лотоса, делались для потребителей-буддистов. Выбор декоративного оформления свидетельствует о симбиозе; для ярко-синего орнамента чжэцзянских изделий требовался кобальт, который привозили из Персии. Танский груз оставляет немало вопросов: легко представить, что очень качественная керамика привлекала богатых ценителей, однако на Ближнем Востоке не было недостатка в собственных гончарах. Остается лишь гадать, как вышло, что крохотный сухопутный городок в Юго-Восточном Китае производил обычную посуду для людей, живущих за тысячи миль от него. Даже если мы сочтем это ранней формой глобализации, связанной с более дешевой рабочей силой и материалами (часть которых приходилось импортировать), лишь исключительная дешевизна компенсировала бы высокую стоимость перевозки, не сравнимую с нынешней, которая и обеспечивает возможность современной глобализации. К тому же надо учесть взаимосвязи между производителями, купцами и вездесущими китайскими чиновниками, чтобы понять, как все перечисленное влияло на дальнюю морскую торговлю и отношение к ней в эпоху Тан и позднее.