До «английского века» в Исландии оставалось еще пятьсот лет, а пока в драме, разворачивающейся в Северной Атлантике, англичанам отводились самые незначительные роли. Альфред мудро распорядился своими королевскими полномочиями, заложив основательный фундамент для преемников. Эдуард Старший расширил его владения, и к 918 году правил всей Англией к югу от реки Хамбер, подчинив себе также Нортумбрию, Стратклайд, Шотландию и Дублин. Стремительная экспансия привела Уэссекс к столкновениям с другими претендентами на главенство в Британии, кульминацией которых стала битва при Брананбурге в 937 году. При наследнике Эдуарда англосаксонские войска, двинувшись с несколькими сотнями кораблей на север, одержали победу в суровом сражении, которое «Англосаксонская хроника» называет самым «большим смертоубийством… с тех пор, как с востока англы и саксы пришли на эту землю из-за моря… этот край присвоили». Англосаксонские завоевания приостановились во время долгого правления Этельреда II, когда в Англию начали перебираться датчане, бегущие от насильственного объединения земель, проводимого Харальдом Синезубым, который, обратившись в христианство, проповедями и монархической политикой настроил против себя немалую часть знати. В 980-х годах эта «старая гвардия», высадившись на юге Англии, вынудила Этельреда откупаться от дальнейшего разбоя так называемым данегельдом, или «датской данью». За двадцать лет датчанам было выплачено почти 150 000 фунтов серебром и золотом.

Последняя волна датских вторжений в Англию сыграла на руку также и торговцам герцогства Нормандия на другом берегу Ла-Манша. Хотя непосредственной угрозы для целостности франкских королевств — в отличие от английских — викинги никогда не представляли, они оккупировали побережье в устье Сены и ходили по ней на Париж. В начале X века французский король отдал им в качестве отступного занятые ими берега, и герцогство Нормандия стало буфером, защищавшим французские внутренние земли от посягательств с моря. Норманны, обладавшие большим весом в политике и торговле, во времена Этельреда занимались рыболовным промыслом у берегов, в том числе китобойным, и активно торговали с Британией, Скандинавией, Фарерскими островами и Исландией. Основные предметы экспорта включали зерно, соль, железо и свинец, тогда как руанские купцы специализировались на вине, тюленьих шкурах, китовом жире, соленом китовом мясе и ворвани, а также поставляли рабов. Работорговля была неотъемлемым элементом средневекового товарообмена, в рабство доводилось попадать даже самым выдающимся историческим лицам того времени. В IV веке юный святой Патрик был привезен рабом в Ирландию, где и обратился к Богу, а четыреста лет спустя Беда Достопочтенный писал о своем земляке нортумбрийце, которого увезли на юг в Лондон и продали фризскому торговцу. Современник Этельреда Олав Трюггвасон, ставший королем Норвегии, был в отрочестве продан за «нарядные одежды» и оказался в Киеве. Несравнимая со средиземноморской и индоокеанской по размаху и организации, североевропейская работорговля носила не менее бездушный и унизительный характер. Едкая сатира X века «Мориут» Варнера Руанского повествует о странствиях главного героя-ирландца в поисках своей похищенной жены Глицерии. При попытке догнать похитителей Мориут «был схвачен викингами и закован в цепи… избитый плетьми и кулаками, он выворачивается из рук и кидается через всю палубу, и стоящие вокруг викинги, глумясь над тем, какой живчик им достался, мочатся на его обритую голову… После многочисленных измывательств викинги за неимением на корабле женщин учиняют над ним насилие и принуждают к мужеложству».

Проданный в Нортумбрию, а затем в Саксонию, он откупается от получившей его в собственность вдовы постельными услугами, а затем добирается до Руана. В тамошнем порту, «где прилавки ломятся от богатого товара, поставляемого викингами», Мориут наконец выкупает Глицерию за «полпенни», а новорожденную дочь за «четверть монеты… и краюху хлеба». Считая коллег-ученых дураками, Варнер намеренно делает стиль более вульгарным и педалирует сексуальную тему для комического эффекта, однако ужасающие картины рабства выглядят достоверными. Жестокое насилие и издевательства над пленниками независимо от пола и возраста, низкая ценность человеческой жизни, разделение родственников при продаже были характерны для средневекового рабства не меньше, чем для позднего времени.

Этельреда II эти позорные стороны рабства вряд ли заботили, зато вызывала негодование готовность норманнов торговать с его врагами. Договор с Ричардом, герцогом Нормандии, официально закрывал все порты для мореходов с других земель, однако обеспечить соблюдение условий не удавалось. В 1002 году Этельред попытался закрепить соглашение, женившись на дочери Ричарда Эмме. Политический брак себя не оправдал, поскольку в тот же год Этельред решил истребить всех проживающих в Англии датчан — мужчин, женщин и детей, — что повлекло за собой ответные действия со стороны норманнов, приблизившие конец англосаксонского владычества в Англии. Датчанин Свейн Вилобородый, располагавший самыми удобными возможностями для того, чтобы отомстить за резню, предпринял несколько набегов на Англию в 1002–1003 годах. Этельред бежал в Нормандию, и Свейн занял его трон. Три года спустя королем Англии стал сын Свейна Кнуд (или Канут) — после смерти брата он присоединил к своим владениям Данию, а после смерти (святого) Олава Харальдсона — Норвегию. Благоразумный и толковый правитель, Кнуд провел удачный дипломатический маневр, женившись на вдове Этельреда Эмме Нормандской. Поскольку сорок лет почти непрерывной войны изнурили всех противников, объединение Англии, Дании и Норвегии под властью одного правителя положило начало периоду небывалого процветания и мира. Создание Кнудом державы на Северном море было огромным достижением, но удача и благоприятный исторический момент сыграли здесь немалую роль. Пик датской власти в Англии, продлившийся целое поколение, совпадает с кульминацией эпохи викингов. Через семь лет после смерти Кнуда, в 1035 году, Англией снова правил ее уроженец — Эдуард Исповедник, а корона Норвегии и Дании принадлежала сыну Олава Харальдсона, Магнусу Доброму.

Единственным серьезным соперником Магнуса был его дядя, Харальд Сигурдсон (он же Гардрад, или Суровый), своими перемещениями демонстрирующий, насколько широко распространилось влияние викингов в Европе. После смерти своего единоутробного брата Олава Харальдсона Харальд бежал к Ярославу Мудрому в Киев. В составе варяжской стражи византийского императора он сражался на стороне Византии в Болгарии, на Сицилии, в Малой Азии и на Святой Земле, а в 1047 году вернулся в Норвегию претендентом на престол. Во время почти двадцатилетнего правления Харальда Норвегия процветала, однако он вел почти нескончаемую войну с датским королем Свейном III, пока не разгромил его в битве у реки Ниц в 1062 году. Однако хоть Свейн «спрыгнул с залитого кровью корабля, где оставались лишь тела погибших товарищей», он сохранил власть, а два года спустя поладил с Харальдом.

Другая точка приложения для неукротимой свирепости Харальда обозначилась после смерти английского короля Эдуарда Исповедника в 1066 году. На троне его сменил шурин Эдуарда Гарольд Годвинсон, но кроме него имелось еще три претендента на престол. Внучатый племянник Эммы герцог Нормандии Вильгельм утверждал, что Эдуард назначил наследником его — вполне вероятно, учитывая, что Эдуард воспитывался при нормандском дворе, — и что Гарольд Годвинсон принес ему вассальную присягу. Свейн III теоретически наследовал все земли, которыми когда-то правил его дядя Кнуд. У Харальда Сурового имелось меньше всего оснований претендовать на английский престол: он опирался на сведения, будто Эдуард обещал корону его предшественнику Магнусу Доброму. Однако за дело он взялся первым, и с флотом из 250 или более кораблей и войском от двенадцати до восемнадцати тысяч поднялся по Узу и взял Йорк. Однако победу ему удержать не удалось: пять дней спустя, 25 сентября, Гарольд Годвинсон захватил норманнов врасплох у Стамфорд-Бриджа, где состоялось сражение настолько сокрушительное, что уцелевшим хватило всего двадцати четырех кораблей, чтобы вернуться с поверженным королем обратно домой.

Тем временем Вильгельм Нормандский уже не первый месяц планировал вторжение в Англию. Наконец 27 сентября он отплыл и на следующий день высадился на побережье Сассекса. Стремительно двигавшийся на юг Гарольд достиг Лондона неделей позже и через пять дней пустился догонять Вильгельма, пока нормандцы не успели окопаться. Двадцать второго октября его изнуренное войско собралось на холме Сенлак в девяти милях от Гастингса и пало под многократными атаками кавалерии, лучников и пехоты Вильгельма. Вильгельм пробился к Лондону и на Рождество был коронован. Его английским владениям по-прежнему угрожали враждебные силы как изнутри, так и снаружи, и, чтобы утвердить свою власть, ему нужен был и флот, и армия, а это, согласно «Англосаксонской хронике», совпадало не часто. Когда в 1085 году возникла угроза вторжения со стороны короля Дании Кнуда II и графа Фландрии Роберта, Вильгельм «привел из французского королевства и Бретани конницу и пехоту такую многочисленную, какую прежде никто в английских краях не видел». В качестве дополнительной оборонной меры он прибегнул к тактике выжженной земли, «опустошив все берега, чтобы врагу, случись ему высадиться, нечем было бы воспользоваться». Этот отчаянный шаг как нельзя лучше демонстрирует, что норманнские потомки морских разбойников-викингов давно превратились из охотников в добычу. События 1066 года станут рубежом новой эпохи в Северной Европе, но пока нормандская Англия оставалась уязвимой.

В источниках, повествующих о массовых морских походах 1066 года, мало говорится о том, как Харальду Суровому, Вильгельму Завоевателю и Гарольду Годвинсону удавалось собрать требуемый огромный флот. В общем и целом североевропейские флотилии создавались и комплектовались на основе повинности. Еще в I веке Тацит упоминал о германских вождях, собирающих отряды по сотне воинов из каждого подвластного им округа, — не исключено, что такая же практика применялась в Скандинавии и Британии. Согласно трактату VII века «История шотландского народа», каждые двадцать домов в королевстве Дал Риада (Северная Ирландия и Южная Шотландия) были обязаны предоставить по требованию два корабля и двадцать восемь человек команды — в общей сложности 177 кораблей и 2478 моряков.

Если не считать повинностей, описанных в «Истории шотландского народа», до IX века британские правители, судя по всему, не особенно интересовались мореплаванием. Хотя Альфреда Великого часто называют отцом английского флота, единственным свидетельством существования этого флота служит упомянутое вскользь намерение выступить против датчан на кораблях. Сколько кораблей, где они стоят, кто ими ведает, на какие средства они содержатся и как набирают команду — остается неясным, как и подробности о флотилии из сотни кораблей, развернутой Эдуардом Старшим в Брананбурге. Позже, в X веке, Эдгар и Этельред II, очевидно, учредили или продолжили систему финансирования флота за счет повинности — когда каждые триста дворов обязаны были снарядить один корабль и шестьдесят человек. Команды моряков-воинов набирались по одному человеку с пяти дворов, каждый из которых выплачивал по три с половиной шиллинга на его довольствие в течение двух месяцев. Кроме того, Этельред брал английских и датских наемников. Схожая система применялась в Норвегии, где Харальд Прекрасноволосый учредил первую массовую корабельную повинность в IX веке, обязав каждые три двора предоставить одного моряка и обеспечить ему довольствие на два с половиной месяца. Из этой повинности выросла и со временем распространилась по всей Скандинавии более сложная схема обеспечения флота, команд и вооружения под названием лейданг.

Судя по всему, при обычных обстоятельствах на флот могли отправить практически каждого, иначе Олаву Трюггвасону не пришлось бы уточнять требования к команде для своего «Ormr inn Langi» («Длинного змея»), флагманского корабля в битве при Свольдере: «Не должно было быть на этом корабле никого моложе двадцати лет от роду и никого старше шестидесяти. Не брали туда голодранцев и трусов, взойти на борт мог лишь доблестный». Вряд ли такие строгие требования действовали в 1066 году, когда Харальд Суровый собрал для похода на Англию по крайней мере 250 кораблей, а флот Вильгельма насчитывал от 700 до 3000 кораблей (тут источники расходятся), укомплектованных 7 тысячами человек и принявших на борт еще 7 тысяч солдат и рыцарей с конями и вооружением.

Надписи на ковре из Байе в своей лаконичной телеграфной манере лишь намекают на сложность логистики и организации, присущую такому грандиозному предприятию: «Здесь Вильгельм приказывает строить корабли. Здесь тащат корабли к морю. Эти люди несут оружие к кораблям, а здесь катят повозку с оружием. Здесь Вильгельм на большом корабле пересекает море и прибывает в Певенси. Здесь на берег сводят лошадей. А здесь воины спешат в Гастингс за провизией». Осведомленный о нормандской угрозе, Гарольд Годвинсон «собрал такое войско морское и сухопутное, какого ни один король в этих землях прежде не собирал», однако его опыт наглядно продемонстрировал изъяны подобной системы ополчения. Вильгельм так долго оттягивал выход в море, что Гарольд был вынужден снять оборону побережья, поскольку «провизия кончилась и невозможно было дольше удерживать там воинов. Их распустили по домам, король отправился в глубь страны, а корабли отослали в Лондон». И хотя роспуск флота развязал Гарольду руки для сражения с Харальдом Суровым, южный фланг оказался открытым.

Такой бессистемный подход к сбору флота оправдывал себя только до тех пор, пока воины приходили со своим оружием, имевшимся у них в любом случае. У северных европейцев не было дальнобойных орудий, таких как баллисты или катапульты, а конструкция кораблей исключала применение тарана, поэтому корабли выполняли транспортную функцию и полем для рукопашной становились скорее случайно. Одд Сноррасон пространно описывает последний бой Олава Трюггвасона на «Ormr inn Langi» в битве при Свольдере (единственное из сугубо морских сражений эпохи викингов, приводимое в подробностях), где Олав вывел четыре корабля против десятков вражеских. Он сковал свои корабли цепями, поставив «Длинного змея» в середину, поскольку тот был «длиннее и выше бортами, чем остальные, и для боя подходил не хуже крепости». Против него Эйрик Хаконссон выставил корабль под названием «Járnbarðinn» («Железный нос»), «укрепленный железными щитами и ощетинившийся острыми пиками» на носу и корме для защиты от абордажа, — непривычная для тех времен мера. Победу Эйрика объясняют тем, что он принял христианство и скинул с носа корабля статую Тора, а на ее месте возвел высокую башню, с которой сбрасывал на корабль Олава тяжелые бревна. Хотя выигрыш от смены веры не был редкостью, использованная Эйриком тактика явно представляла собой импровизацию, не предусмотренную конструкцией викингских кораблей. Тем не менее она сработала на славу: Олав и восемь его уцелевших товарищей закончили сражение, кинувшись в море. Шведы и датчане «окружили малыми кораблями большие, чтобы выловить тех, кто прыгнул за борт, и доставить к ярлу». Из воды вытащили всех, кроме Олава. Утонул он или спасся, не установлено до сих пор.