Мировой флот в ядерную эпоху
Положения СОЛАС об атомоходах имеют очень узкую область применения. Они возникли в ответ на величайший инженерный прорыв послевоенной эпохи, почти одновременно совершенный в Советском Союзе и Соединенных Штатах. Главным инициатором в Штатах выступил Хайман Риковер, который первым задумался об атомных двигателях для кораблей, когда в 1946 году в должности морского офицера был командирован в ядерный комплекс Оук-Ридж, Теннесси, для участия в Комиссии по атомной энергии. Стоя во главе отдела ядерной энергии Корабельного бюро и отдела по разработке реакторов в Комиссии по атомной энергии, Риковер руководил проектом первого в мире атомохода, подводной лодки «Наутилус», заложенной в 1955 году.
Одно из преимуществ ядерного топлива перед углеводородным состоит в том, что оно производит тепло для создания пара за счет расщепления ядра, а не за счет горения. Соответственно подводной лодке на атомном ходу не требуется кислород, и время ее пребывания под водой почти не ограничено. В 1960 году подлодка «Тритон» совершила первое подводное кругосветное плавание, пройдя 27 723 мили за шестьдесят один день. Советскому Союзу атомная энергия давала, кроме того, возможность морским путем добраться до богатых, но почти недоступных областей северной Сибири. Поскольку одной заправки ядерным топливом хватает на десять лет и больше, исчезала необходимость регулярно пополнять запасы горючего в скованных льдом портах, которые оставались одинаково труднодостижимыми как по суше, так и по морю. И наконец, ядерная энергия добавляла судам быстроходности и мощи. Первый надводный атомоход — ледокол «Ленин» — был спущен на воду через два года после «Наутилуса», и в 1960-м проторил путь для гражданских судов, обеспечив регулярное сообщение с портами Диксон и Дудинка. Со временем навигационный сезон на северном морском пути увеличился с двух месяцев до десяти, а в 1977 году ледокол «Арктика» первым из надводных судов достиг географического Северного полюса — через девятнадцать лет после того, как «Наутилус» прошел через полюс под водой. Тем временем российские судовые компании надеются, что отступание морских льдов, вызванное глобальным потеплением, позволит им освоить более короткий (около 6750 миль против 11 000 миль через Суэцкий канал) северо-восточный морской путь между Европой и Азией.
Общество к надводным атомоходам всегда относилось с опаской. В Советском Союзе помимо ледоколов построили для гражданских целей всего четыре судна такого типа, причем два из них — экспериментальные. Военно-морской флот и спецслужбы на опасения общественности особого внимания не обращали. Аварии на атомоходе «Ленин», повлекшие за собой гибель тридцати членов экипажа в 1966–1967 годах, замалчивались десятилетиями, и Советский Союз продолжал беспрепятственно создавать ледоколы на атомном ходу. В совокупности во всем мире в дополнение к тридцати пяти надводным атомоходам — в том числе одиннадцати американским авианосцам — было построено почти пятьсот атомных подводных лодок (почти все в бывшем Советском Союзе и США). Несмотря на преимущества эксплуатации, связанные с атомной энергией, эти корабли больше известны не ядерными силовыми установками, а ядерным оружием, способным поражать цель на расстоянии в тысячи миль. Ядерная военно-морская стратегия кардинально расходилась со всеми предшествующими доктринами. Если изначально США и НАТО стремились обезопасить мировую торговлю — прежде всего нефтяную — и предотвратить нападение Советского Союза на Западную Европу или Штаты, то вскоре преимущественной задачей стало развертывание неядерных баллистических ракет, дальность которых к 1990-м перевалила за 6000 миль. Подводные лодки превратились, по сути, в мобильные ракетные базы.
Этим их функции не исчерпывались. Для боевых действий против других подводных лодок и надводных единиц были созданы «ударные подводные лодки». Однако после Второй мировой войны флоту в открытом море сражаться почти не приходилось. Самой крупной морской кампанией этой эпохи стала Фолклендская война 1982 года между Великобританией и Аргентиной, в ходе которой наибольшие потери повлекла гибель легкого крейсера времен Второй мировой «Генерал Бельграно» от неядерной торпеды, выпущенной с британской атомной подлодки «Конкерор». Наступательные операции на море в основном играли вспомогательную роль для сухопутных — в частности, во Вьетнамской войне, вторжениях США в Ирак в 1990 и 2003 годах и в Афганистан в 2001-м. Во всех этих войнах ракеты корабельного базирования и подводного пуска, а также палубная авиация применялись против наземных целей — Афганистан не имеет выхода к морю — в качестве поддержки сухопутных сил. Тем самым они подтверждали правоту Франсишку ди Алмейды, первого португальского вице-короля Индии, заявлявшего: «Все силы следует сосредоточить на море, потому что, если мы будем там недостаточно сильны… крепости на суше вам вряд ли помогут».
Как и у португальского флота в XVI веке, основная функция флота США — оберегать торговое сообщение и демонстрировать потенциал, а не сражаться с сопоставимыми по мощи военно-морскими силами, поскольку таких просто нет. Одиннадцать авианосцев — столько же, сколько у остальных стран мира вместе взятых — и бюджет в 176 миллиардов долларов на 2012 год, что почти вдвое больше бюджета вторых в мире по величине вооруженных сил (то есть армии, флота и ВВС в совокупности), обеспечивают ВМФ США гигантское численное и силовое превосходство. Однако при всех своих достоинствах в последние годы он демонстрирует поразительную несостоятельность в выполнении задач, исторически возлагавшихся на флот, — даже таких базовых, как искоренение пиратства. Отчасти это объясняется составом ВМФ США, не рассчитанным на подобные операции, а отчасти — переменами в международном праве. Для эпохи, последовавшей за окончанием холодной войны, уже не характерны типичные для предыдущих трех с половиной веков двусторонние военные конфликты между государствами, претендующими на мировое господство. В рамках многосторонних морских соглашений, отражающих растущее восприятие моря как всеобщего достояния, то есть учитывающих интересы окружающей среды и требования безопасности, а также права и обязанности суверенных государств, даже таким супердержавам как США не удастся добиться благополучия единолично.
Сотрудничество в рамках международного закона активно поддерживают многие страны, уступающие США размерами ВМС, однако это не возвращение к спору между махановской «превосходящей морской мощью» и «стратегией слабых» Молодой школы, поскольку вопрос выходит далеко за рамки участия ВМС в традиционных военных конфликтах. Предельно четко выразил эту точку зрения тогдашний руководитель военно-морскими операциями США адмирал Майкл Маллен. «Мы объединим наши преимущества, — заявил он на Международном военно-морском симпозиуме в 2005 году. — Я уже вижу флот из тысячи кораблей, в боеготовности, если хотите, созданный лучшими ресурсами всех свободолюбивых стран мира… Этот флот из тысячи кораблей вберет в себя весь морской потенциал, создавая силы полного взаимодействия — международный город на море. И для этого потребуется новый — может, не столько новый, сколько отличный от имеющегося — формат морской мощи». Дальнейшее воплощение эта тенденция получила в совместной стратегии развития ВМФ США, береговой охраны и морской пехоты, центральная роль в которой отводится «глобальной системе, состоящей из взаимозависимых торговых, финансовых, информационных, правовых, народных и правительственных систем», жизненно важных для государственных интересов.
Материальное наполнение ВМФ США остается — и еще какое-то время останется отголоском предшествующей эпохи. Отчасти это объясняется тем, что корабли — и военно-морские доктрины — рассчитаны не на одно десятилетие. Даже если соотечественники не станут держаться за зримые, но устаревшие символы военной, промышленной и государственной мощи, пережитки не исчезнут за один день. Удастся ли Маллену увидеть воплощение своей мечты, покажет время. Пока у Соединенных Штатов есть флот, способный безнаказанно грозить любой стране мира, сложно убедить другие державы, что нужно состязаться не с нынешним ВМФ США, а с прогнозируемым. Вряд ли спокойно примут уравнивание сил и сами Штаты. Однако рассмотреть политическую и дипломатическую целесообразность многонационального «флота тысячи кораблей», было бы полезно и США, и другим странам, поскольку основные грозящие морю опасности — в том числе контрабанда, пиратство и чрезмерный вылов рыбы — гражданства не имеют и носят скорее криминальный характер, чем политический. Независимо от происхождения, как высказался Маллен, «проблемы слишком разнородны, чтобы сражаться с ними в одиночку, и требуют больше возможностей и ресурсов, чем имеется в распоряжении отдельной страны».
Предыдущие полвека мировой истории отличал невиданный подъем, обусловленный множеством факторов, среди которых не последнее место занимает развитие морской отрасли во всех ее аспектах. Экономический рост и техническая производительность стабильно прогрессировали. За тысячелетия от начала человеческой истории до 1970 года объем морских перевозок вырос от нуля до 2,6 с лишним миллиардов тонн в год; в последующие сорок лет показатели утроились, составив свыше восьми миллиардов тонн. По мере того как увеличивались размеры и быстроходность судов, беспрецедентных высот достигла и безопасность плавания. Морская отрасль ускорила процесс глобализации, в то же время подвергаясь этому процессу сама. «Удобные флаги» отнимают национальную принадлежность у кораблей и экипажей, которые и без того почти исчезли с глаз, вытесненные на промышленные окраины городов.
Кому-то покажется, что эти перемены лишили мореплавание романтики и очарования, однако для многих море никогда никакой романтики в себе и не таило — разве что надежду на лучшую долю в чужих краях, добрые вести из-за границы или просто прибыль. Рабам, кули, беднякам, завербовавшимся по кабальным контрактам, оно не обещало и этого. В разных странах мира с моря ждали нашествия иноземцев, чуждых идей, смертельных болезней и безжалостных завоевателей из дальних стран. В то же время теперь мы знаем, что море, при всем его коварстве и безжалостности, достаточно уязвимо для воздействия, которое нашим предкам так же сложно было бы вообразить, как корабли и другие технологии, это воздействие оказывающие.
Мореплавание — одно из древнейших коллективных занятий, достоинства которого прекрасно сформулировал византийский историк Георгий Пахимер:
Мореплавание — благородное дело, полезное человечеству как никакое другое. Оно помогает сбыть излишки и восполнить недостачу, осуществить невозможное. Оно объединяет жителей разных земель и любой негостеприимный остров может присовокупить к материку, оно обогащает мореплавателя знаниями, оно учит манерам, оно несет людям согласие и цивилизацию, оно укрепляет дух, выявляя в человеке все самое человеческое.
Выгоды мореплавания распределяются не так равномерно, как предполагал Пахимер, но у нас есть все основания считать, что большинство хотя бы подспудно с этим оптимистичным утверждением согласится. Сегодня, спустя восемь веков, мы добавляем к нему общемировую заботу о море и растущее осознание, что история мореплавания может послужить источником бесценных знаний о мире и о самих себе.