Глава 7 
     Суперагент 
    
    С кандидатом на работу в отдел Ясный встретился на конспиративной квартире на последнем, пятом этаже кирпичного дома у площади Разгуляй, рядом с заводом «Шарикоподшипник». Увидел атлетически сложенного, с хорошей выправкой, умным лицом и пронзительными глазами молодого мужчину. В нем ощущалась какая-то аристократическая порода. От него исходили энергия и уверенность в себе. Но внешность внешностью, она для разведчика важна, но есть вещи куда важнее.
    Мужчина крепко пожал Ясному руку и представился:
    – Николай Кузнецов.
    – А я Василий Степанович. Даст бог, поработаем вместе.
    – Я готов.
    – Тогда слушай первое задание…
    Первоначальная задача: внедриться в московскую жизнь, определить, где бывают немцы, иностранцы, начать присматриваться к этим местам.
    И Кузнецов с головой окунулся в московскую суету. А за ним присматривала служба наружного наблюдения, фиксируя все контакты и проверяя, нет ли среди них подозрительных.
    Время от времени Ясный встречался с Кузнецовым. И заводил разговор о том, что тому удалось узнать в столице. Поражало, что Николай моментально вписался в московскую среду и стал обрастать знакомствами. При этом давал очень емкие, вдумчивые оценки происходящему. Был эрудирован, грамотен, прекрасно владел устной и письменной речью.
    Вскоре начальник немецкого отделения окончательно уверился – это именно тот человек, что ему так нужен. И пора запускать его в дело.
    – Все, вступление кончилось, – сказал Ясный в очередную встречу. – Ты теперь наш спецагент с зарплатой оперуполномоченного центрального аппарата.
    – Деньги – мусор, – равнодушно отмахнулся Кузнецов, хотя зарплаты в центральном аппарате были большие. – Главное, полезная работа.
    – Будет тебе работа. Эта конспиративная квартира отныне твое официальное место жительства. А ты – лейтенант Рудольф Шмидт, летчик-испытатель секретного авиазавода. Твоя часть базируется на Ходынке. Военная форма и документы готовы.
    Эта выдуманная лично Ясным «легенда» оказалась на редкость удачной. Летчики в ту пору относились к сливкам общества. Все государственные деятели отправляли детей в авиацию – престижно, но вместе с тем и Родину защищают. Позволялось им многое, самая свободная категория военнослужащих. А летчик-испытатель – сладкое знакомство для любого иностранного разведчика.
    Предвоенная Москва вовсе не была ни огромной казармой, где по улицам ездили черные воронки и увозили в кровавые подвалы ни в чем не виновных интеллигентов, ни сплоченным единым трудовым порывом и физкультурными парадами светлым градом победившего созидательного труда. Это был мегаполис в четыре миллиона человек, неустанно прирастающий огромными заводами, прямыми проспектами, объектами культуры. И вместе с тем блистающий фальшивой мишурой – с бомондом, золотой молодежью, ресторанной жизнью. Находилось в нем место и всякой мелкоуголовной шушере, и прожигателям жизни. Были и известные всем места, где толкались сомнительные личности, текла теневая жизнь.
    К таким местам относился Столешников переулок с его ювелирным магазином, рестораном, где собирались и жулики, и дамы облегченного поведения, и валютчики, и иностранцы, многие из которых были не прочь заработать спекуляцией. Здесь был черный рынок, где можно было купить косметику, меха, чулки, продать ворованные золотые часы.
    Это мельтешение – просто родная среда обитания для сотрудников НКВД. Поэтому злачные места и не прихлопывались, и глядели органы сквозь пальцы на контакты советских граждан с иностранцами. Контрразведке нужно было поле для своих комбинаций.
    Вскоре Кузнецов стал своим и в Столешниковом переулке, и в других подобных закутках. Завсегдатаи с любопытством смотрели на бравого летчика, который одновременно подрабатывал мелкой спекуляцией, был человеком ушлым и донельзя деловым.
    Он невероятно легко заводил знакомства. Обладал магнетическим обаянием. Женщины от одного его вида впадали в транс. Так что вскоре он стал своим в этой среде. В его окружении появились посольские работники – по большей части женского пола. А потом начались и вербовки. Пока что обслуживающего посольского персонала, но лиха беда начало.
    Молодой летчик становился популярным не только среди иностранцев. Он попал под колпак службы наружного наблюдения НКВД. Там его поименовали «объект Атлет» и попытались взять в разработку.
    Ясный был намерен использовать нового сотрудника в куда более серьезных делах. Стало уже понятно, что к сколь-нибудь значимым фигурам в немецком посольстве не подступиться – слишком они плотно контролировались гестапо. А почему бы не взять крепость с черного хода – взяться за посольства стран саттелитов – Словакии и Венгрии, которые были немецким придатком.
    В немецком отделении давно обратили внимание на третьего секретаря Словацкого посольства Гейза-Ладислава Крно. Была информация, что он плотно сотрудничает с немецкой разведкой. Но больше всего словака интересовали побочные заработки. Он баловался спекуляцией и контрабандой. И, что важно, периодически бывал в ювелирном в Столешниковом.
    Была разработана прямая, как шпала, но оказавшаяся успешной комбинация. Когда Крно вышел из ювелирного магазина, то увидел молодого человека в военной форме, который споткнулся и, чуть не упав, прислонился к стене, тяжело дыша. Словак подскочил на помощь к летчику.
    – Не могу прийти в себя после катастрофы. Самолет скапотировал, – пожаловался Кузнецов.
    Крно помог ему дойти до ближайшей трамвайной остановки. По пути они разговорились. И словак понял, что судьба послала ему настоящее сокровище. Оказалось, летчик скупал иностранные безделушки, которые потом перепродавал своим коллегам. Секретарь посольства тут же попытался всучить ему часы. Он ввозил их в СССР, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, и на продаже неплохо зарабатывал, скупая на вырученные деньги антиквариат и ювелирные изделия.
    Ну а еще – этот случайный знакомец служил на экспериментальном авиазаводе, и тут уже взыграло естество Крно как разведчика. Он прикинул, как отчитается перед хозяевами из абвера, и у него потеплело на душе. Естественно, он был двумя руками за продолжение знакомства.
    Постепенно у них установились приятельские отношения, совмещенные с успешной коммерцией. Обычно встречались на улице, излюбленное место – Измайловский парк или Центральный парк культуры и отдыха имени Максима Горького. Словак приносил несколько часов, за которые Кузнецов честно расплачивался из средств по графе «оперативные расходы», после чего приобретение оказывалось у Ясного.
    Помимо коммерческих дел, приятели часто беседовали о положении в мире, политике. В ходе разговоров Крно пытался вывести собеседника на темы, касающиеся обороноспособности СССР, но чаще сам проговаривался о посольских и международных делах. Будучи человеком импульсивным и разговорчивым, он постепенно начал сбалтывать важную информацию.
    Вербовку следовало подстегнуть. И Кузнецов заказал приличное количество часов, пригласив советника с ними к себе на квартиру. Тот согласился, но по приезде выглядел крайне испуганным. Ведь он серьезно нарушал правила поведения в чужой стране и подставлялся.
    Сделка прошла спокойно. Крно получил деньги, не зная, что технари из НКВД фотографировали его скрытой камерой. А Ясный получил очередную партию часов, с которыми уже не знал, что делать. Ими был завален весь сейф. В конечном итоге принял решение по приказу руководства вручать их отличившимся сотрудникам.
    После этого случая Крно наотрез отказался снова ходить по квартирам. Поэтому – опять встречи в парках, в ресторане «Урал»…
         «Наркому НКВД СССР т. Берия Л. П.
     РАПОРТ
     На основании доклада начальника 3 с/о ГУГБ НКВД А. С. Панюшкина, прошу выдать ордер на арест Шмидта Рудольфа Вильгельмовича, он же «Франт», он же «Атлет», подозреваемого в несанкционированных связях с иностранцами по ст. 58–12.
     Заместитель наркома НКВД
     комиссар ГБ 3 ранга Масленников И. Н.».
    
    Такая бумага пришла Меркулову от наркома, который тоже был в курсе комбинации. Железное правило – в спецслужбе каждый знает только то, что ему положено, и ни грамма больше. И Меркулов писал резолюции – не трогать, объект в стадии разработки…
    Кузнецов продолжал встречаться с советником. Тот расслаблялся все больше и уже чуть ли не в открытую заявлял, что работает на разведку. Одна его речь, длинная и пространная, сводилась к тому, что он счастлив иметь такого друга, поскольку русские – очень закрытые и запуганные люди, с ними тяжело знакомиться и выуживать у них информацию.
    Между тем аппетиты у контрабандиста росли. Он собирался ехать домой, и в голове его уже щелкали нули прибылей.
    Когда они встретились в очередной раз в уютном ресторане в центре Москвы, Крно решительно объявил:
    – Что, если я привезу побольше часов?
    – Давай, – подумав, согласился Кузнецов, физически ощущая, как рыба заглатывает наживку. – Возможности продать у меня есть. Больше привезешь – больше заработаем, мой добрый друг.
    Словак обрадовался. И через некоторое время укатил в Братиславу на своей машине.
    Стоял апрель 1940 года, сильно потеплело. Ясному сообщили, что Крно пересек границу СССР и возвращается в Москву. Близился момент истины – вербовка. А для нее нужно создать все условия. Это процесс чем-то схож с соблазнением красавицы – все должно быть тщательно продумано, подготовлено и состояться, желательно по обоюдному согласию.
    В день возвращения Крно позвонил Кузнецову на квартиру, сунув пятнадцать копеек в прорезь уличного телефона-автомата, и заговорщически произнес:
    – Я привез вишню.
    – Сколько? – поинтересовался Николай.
    – Двести грамм.
    В переводе на нормальный язык это означало, что он привез двести часов.
    – Надо бы встретиться, – продолжил Крно. – В Измайлово?
    Все было готово для операции, но проводить ее на людях нельзя. Нужно затянуть секретаря посольства на конспиративную квартиру. И эта задача представлялась не такой легкой.
    – Не могу. Я не выхожу из дома, – ответил Кузнецов. – При посадке неудачно приземлились, ногу сломал. Вон, врач ко мне ходит.
    – Ты же знаешь, я не могу к тебе прийти! – с отчаянием воскликнул словак.
    – Ну, значит, придется подождать месяца три, пока с меня не снимут гипс, – сокрушенно произнес Кузнецов.
    От этой перспективы дипломат чуть не уронил трубку. Три месяца! А деньги?! И он решился:
    – Ладно. Буду.
    Ясный прихватил с собой своих самых лучших сотрудников. Перед назначенным временем они взяли под контроль вход в дом и выставились на лестничной площадке – там был закуток, будто специально созданный для наблюдения за квартирой. Потянулось томительное ожидание. Больше всего оперативника во время операций нервирует именно ожидание. Столько сил вложено, столько расчетов – а вдруг клиент не придет.
    Но дипломат пришел. С пустыми руками – без сумки. Интересно, где обещанные двести часов?
    Словак осмотрелся, вошел в подъезд. Поднялся наверх. Нажал на кнопку звонка.
    – Иду, – крикнул недовольно Кузнецов и распахнул дверь.
    Нога его была в гипсе. Добрые врачи НКВД перетянули ногу так, что он на самом деле еле ходил, и ему не нужно было играть больного – у него и так все болело.
    Ясный сказал помощникам:
    – Ждем десять минут. Им же нужно поговорить, расслабиться.
    Через десять минут он настойчиво позвонил в дверь.
    – Кто? – спросил Кузнецов.
    – Дед Пихто! Вы нижнюю квартиру залили! – крикнул Ясный – это любимый трюк милиции.
    Николай открыл дверь. И увидел милицейское удостоверение, которое ему ткнули в нос.
    – Милиция. Начальник районного уголовного розыска. – Ясный зашел в квартиру.
    – Какая милиция? – завопил Кузнецов. – Я больной и попрошу меня не беспокоить.
    Следом ломанулись сотрудники, рассредоточиваясь по комнатам. Крно был в спальне.
    – Мы разыскиваем скрывшегося преступника, – продолжил ломать комедию Ясный. – Кто хозяин квартиры?
    – Я, – объявил Кузнецов.
    – Во, ты-то нам и нужен. Разбил самолет, вредитель, думаешь тут в гипсе отсидеться? Отвечать кто будет? – Ясный кинул взгляд на Крно и подозрительно осведомился: – А вы кто?
    – Да никто. Просто пришел навестить знакомого. – По-русски секретарь посольства говорил без акцента.
    – Что, и паспорт у вас есть?
    – В гостинице. Я приезжий.
    – Тогда задержим как беспаспортного. – Ясный кивнул сотруднику: – Звони в отделение. Пусть машину присылают. У нас тут два задержанных.
    – Вы что, мне не верите? – Крно начал бледнеть.
    – Какой-то вы непонятный товарищ, – покачал головой Ясный и отдал команду: – Обыскать.
    Оперативники начали к нему подходить. И тут нервы дипломата не выдержали. Он стал брыкаться, но, получив увесистую затрещину, сразу сник.
    Интереснее всего, где у него часы?
    – О как, – удивился Ясный, когда с дипломата сняли пиджак.
    Талия словака была обернута кожаным патронташем, в котором лежали обещанные две сотни импортных часов.
    – И что же это такое? – прищурился Ясный.
    – Да так, знакомые просили передать, – пролепетал словак. – Вообще вы не имеете права меня обыскивать!
    – А кто вы такой важный?
    – Я дипломат. У меня дипломатическая неприкосновенность! – От отчаяния Крно решил наглеть.
    – А, это другое дело, – начальник немецкого отделения подошел к телефону. Набрал хорошо знакомый Крно номер МИДа – на том конце провода сидел проинструктированный сотрудник НКВД: – Это с уголовного розыска. Мы тут дипломата задержали. Вор и спекулянт.
    Неожиданно Крно подскочил к Ясному, хлопнул рукой по рычажку телефона и начал вырывать трубку, потеряв остатки самоконтроля. Его била дрожь. Глаза затравленные.
    – Слушайте, что вы делаете? Моя обязанность – вызвать представителей МИДа, – возмутился Ясный.
    А советник вцепился в трубку рукой и не отдавал ее.
    – Может, как-то договоримся? – проблеял он жалобно.
    Ясный кивнул оперативникам:
    – Пойдите, товарищи, покурите.
    Когда комната опустела, он посмотрел внимательно на советника и спросил:
    – Ну и чего ты хочешь, дипломат?
    – Давайте прекратим это дело.
    – Такие дела не прекращают.
    – Но я же вижу, вам что-то надо.
    – Надо… Я из контрразведки. И мы вполне можем найти общий язык, как культурные люди.
    – Вы что, меня вербуете?
    – Можно и так сказать.
    Некоторое время словак пыхтел, потел. А Ясный тем временем излагал его незавидное будущее. Говорил про дипломатический скандал. Про то, что фотографии его задержания облетят все газеты. Ну ладно, спекуляция и нарушение правил пребывания – это максимум выдворение со скандалом из страны. Но вот то, что он, сотрудничая с немецкой разведкой, долгое время встречался с сотрудником НКВД, да еще и выдал ему немало информации за разговорами, – это уже виселицей пахнет. Германия воевала и с предателями не церемонилась.
    – А так еще неплохо и заработаешь, – затронул Ясный главную струну.
    – Сколько? – Сознание Крно моментально переключилось. И у него впервые появился неподдельный интерес к происходящему – жадность все же великая сила.
    – НКВД своих людей не обижает.
    – А, все равно пропадать! – сказал дипломат. – Буду вам помогать.
    Насчет пропадать – это он ошибся. После войны, когда будет разбор полетов – кто на фашистов работал, он объявит, что всегда был антифашистом и, ненавидя гитлеризм, пошел на сотрудничество с советской разведкой, которое продолжалось и во время войны. Так что отделается он легко.
    – Что надо подписать? – спросил словак.
    – Да что за игрушки? Ничего подписывать не надо, – отмахнулся Ясный. – Завтра сюда принесешь код к посольскому шифру.
    Этот код позволял расшифровывать все дипломатические сообщения, в том числе немецкого посольства.
    Василий нервничал. Был вариант, что Крно побежит к руководству каяться. И тогда все усилия насмарку. Но словак в назначенное время позвонил в дверь. И извлек из кармана книжку, которая и являлась желанным дипломатическим кодом.
    – Только работайте быстрее, – попросил он. – Не дай бог заметят ее отсутствие.
    Ясный устроился на кухне, попивая с дипломатом чай, беседуя о жизни и мировой политике и прикидывая, как его лучше использовать. А технари тем временем в соседней комнате фотографировали книжку.
    Когда все закончилось, Ясный извлек из сапога девяносто долларов и протянул новому агенту. Сумма по тем временам была приличная, и Крно обрадовался неподдельно.
    – Это только начало взаимовыгодного сотрудничества, – заверил начальник немецкого отделения.
    И словак согласно закивал…