Глава 14
Отстоять Москву
– Они же просто сбежали! – слушал Ясный в трубке телефона правительственной связи рокочущий голос Щербакова. – Дезертировали. И кто? Секретари райкомов! Найти их и вернуть!
Для того чтобы в потоке беженцев, прибывших в город, отыскать беглых секретарей райкомов, оперативникам много времени не понадобилось. Этих трусов Василий приказал посадить в самолет и отправить в Москву. Там Щербаков устроил им разнос и снял с работы, поставив на их места сотрудников НКВД – можно быть уверенными, что эти уж не сбегут и будут биться до последнего вздоха. Чекистов всегда воспринимали как самый надежный резерв партии.
Пришел страшный октябрь 1941 года. По Москве в середине месяца поползли слухи, что немцы уже у города и Сталин сбежал. Началось повальное бегство из столицы. Вспыхнула паника, переросшая в массовые беспорядки – погромы магазинов и складов. Ситуацию усугубляли паникеры, мародеры и немецкие агенты. Последних в городе было полно, и при приближении вермахта действовали они все более нагло. В результате 19 октября Постановлением ГКО № 838 Москва была объявлена на осадном положении с расстрелом на месте за бандитизм, паникерство и мародерство. Сталин объявил, что шагу из столицы не сделает. На станции метро «Кировская» у него было бомбоубежище, куда он спускался во время бомбежек. А 7 ноября выступил на вошедшем в историю параде 1941 года на Красной площади.
Порядок на улицах столицы был наведен. Но москвичи продолжали бежать из города, до смерти напуганные приближением немецких войск.
Из путей, шедших из Москвы, относительно открытой и спокойной оставалась лишь дорога на Горький. Она была запружена народом. Какое-то всеобщее умопомрачение овладело москвичами. Тянулись бесконечной вереницей автомашины, телеги, пешеходы. Бежали простые люди, таща свой нехитрый скарб. Бежали работники ЦК. Бежали директора предприятий, некоторые прихватив с собой всю зарплату рабочих. Бежали мародеры, разграбившие ювелирные магазины, с набитыми золотом карманами. Немец бомбил дороги. Люди гибли, но все равно шли.
Постоянно звонил Кобулов и требовал бороться с мародерами и беглецами из Москвы, прихватившими с собой награбленные ценности…
– Разрешите? – На пороге кабинета возник заместитель начальника УНКВД по милиции подтянутый Меркурий Балыбердин.
– Заходи, – кивнул Ясный. – Чем порадуешь?
– Мы тут взяли директора московской шоколадной фабрики «Красный Октябрь». С тремя грузовиками шоколада. Он их украл. Что с ним делать?
– Как что? – устало произнес начальник управления. – Арестовать и под суд, сволочь такую.
Еще через несколько дней позвонил Берия и обрадовал:
– Из Москвы выехала колонна автомашин с документами Верховного Совета, правительства и некоторыми ценностями. По дороге на них напали мародеры, разграбили, взломали ящики с орденами. Действуй немедленно!
Ясный тут же послал туда на машинах Балыбердина и бойцов из конвойного полка. Они успели вовремя. Арестовали нескольких мародеров, вернули часть имущества. Вся колонна шла без охраны, сопровождали ее лишь чиновники ведомств и оказать сопротивление преступникам они не могли. Документы и людей сопроводили до Горького, потом отправили в Куйбышев – на случай сдачи Москвы он был определен как столица.
Ближе к ноябрю улицы Горького превратились в скопище бездомных. Беженцам были отданы все школы, клубы, театры, но мест катастрофически не хватало. Нужно было как-то снабжать людей едой, эвакуировать дальше. Когда Волга была судоходная, их погружали на баржи, пароходы и препровождали в Куйбышев.
В этом столпотворении сотрудники УНКВД выявляли мародеров и арестовывали. Задерживали преступников. Пресекали распространение слухов и паники. В такой неустроенной человеческой массе панические настроения могли просто взорвать ее с непредсказуемыми последствиями.
Холода в тот год пришли рано. Пароходы начинали вмерзать в лед. Но руководители области решили продолжать эвакуацию водным путем до последнего. Иначе город мог не выдержать столпотворения.
В этой ситуации Ясного не отпускали мысли о семье. Жена и дети жили в Ашхабаде у родственников, он звонил туда в НКВД, просил присмотреть за ними. Но сердце было не на месте. В Туркмении было голодно. И однажды он решился. Вызвал доверенного сотрудника:
– Тебе задание. Привезти мою семью из Туркмении.
Сотрудник добрался до Ашхабада. Позвонил оттуда. И потом отзванивался из городов, через которые они ехали, – Ташкента, Самарканда. В Куйбышеве сели на последний пароход до Горького, и вот настал день прибытия.
Ясный взял машину и отправился в порт. Там пароход никак не мог пристать к причалу – мешал намерзший лед. Тогда людей стали переправлять на берег в лодке. И вот сердце екнуло – Василий увидел миниатюрную фигуру жены. Потом рассмотрел и троих детей, которых опасное приключение, кажется, только забавляло.
Когда он обнимал их, то ощущал слезы на щеках. Ведь идет война, а на ней бывает всякое. Случай или провидение способны в любой момент оборвать жизнь осколками бомбы или очередью с самолета. Но его родные и любимые выжили. И снова они вместе.
Стемнело. Ясный отвез семью на квартиру и вернулся на работу.
Не успел устроиться в узком кресле с резными подлокотниками, как на столе отчаянно заголосил телефон правительственной связи.
– Звонил тебе два часа назад, – послышался раздраженный голос Берии. – Ты где был?
– Ко мне семья приехала, – ответил Ясный. – Встречал их.
– Какая семья?
– Моя семья.
– Ты с ума сошел! Люди из Москвы бегут, а ты семью в наши края. Пол-Москвы уже уехало.
Дела на фронте шли все хуже. В Москве сотрудников НКВД уже распределили, кто будет отвечать за подпольную работу при немцах, организовывали явки, наполняли тайники оружием.
В ноябре в Горький прибыл нарком среднего машиностроения Степан Акопов. Он был мрачен и растерян. И на совещании у Родионова вдруг заявил:
– Нужно немедленно готовить эвакуацию заводов в Куйбышев. Хоть что-то спасем.
Слова его вызвали шок у руководства области. Родионов и Ясный начали названивать Берии и Щербакову со словами: «Эвакуировать заводы нельзя, это будет катастрофа!»
Но никто ничего не мог сказать внятного. Москва висела на волоске. Если, упаси господи, сдадут столицу, немцы двинут на Горький.
Родионов махнул рукой и сказал: «Не быть им здесь». После чего в Доме культуры созвал собрание областного партактива. Люди выступали горячо, искренне, и мысль звучала одна:
– Эвакуация невозможна! Погибнем, но город немцу не сдадим!
Горький был определен как следующий важный рубеж обороны в случае сдачи столицы. Там должна была разместиться Ставка Верховного главнокомандования. Выстраивались мощные линии обороны – доты, дзоты, противотанковые укрепления, прикрывавшие подходы к городу. Несколько стройбатов возвели эти сооружения очень быстро.
Ясный и его сотрудники жили в режиме величайшего напряжения всех сил. Главным было обеспечить рост промышленного производства и строительства. Оперативники НКВД становились специалистами-хозяйственниками, способными решать все вопросы с неотвратимой эффективностью.
Общими усилиями заработало управление аэродромного строительства УНКВД области, которому передали строительный батальон под командованием Раппорта. И вскоре Ясный и Родионов принимали готовые под ключ два новых военных аэродрома.
На Ясного возложили строительство запасного бункера Ставки. Для этого в Горький прибыли со своей техникой рабочие Метростроя. Руководили строительством начальник Метростроя Михаил Самодуров и его заместители Леонид Поляков, Николай Данелия, чей сын через долгие годы станет великим кинорежиссером. И за пару месяцев возвели на берегу Волги целый подземный город с кабинетами, жилыми помещениями, складами.
На подведомственных Ясному предприятиях удалось многократно увеличить производство. Недостроенные перед войной заводы достраивались. Работали люди круглосуточно. Недостатка в квалифицированных рабочих и инженерах не было. В качестве разнорабочих и подсобников привлекли служащих из контор.
За все время пребывания в должности начальника УНКВД Ясный не привлек к уголовной ответственности ни одного человека за халатность или саботаж на производстве. Было невиданное сплочение людей. Рабочие падали от истощения около станков. Приходили в себя и опять вставали за станки. Они готовы были умереть на работе, зная, что их родные сейчас держат оборону, мерзнут в снегах, кидаются под танки.
Правда, были мелкие нарушители, пьяницы, куда без них. Их держали в отдельных комнатах, протрезвляли, они чуть со стыда не проваливались. И работали с двойной энергией, до обмороков.
Сотрудники НКВД стали в цехах родными. Решали тысячи производственных проблем. Осуществляли контроль.
Огромное количество сил пришлось приложить, чтобы на заводе «Двигатель революции» наладить выпуск реактивных минометов «Катюша». Все время вылезали конструкционные недостатки, технологические недоработки. Но наладили – и «Катюши» накрывали позиции фашистов по всему фронту, вселяя во врага ужас.
С конвейера ГАЗа сходили тысячами легкие танки «Т-60» и «Т-70», бронеавтомобили, самоходные гаубицы, двигатели, минометы. Тоже не все получалось сразу и шло с огромным трудом. Но шло!
Выпал снег. Немцы заняли Калинин, который оборонялся армией Конева, окружили группировку советских войск, передвижение было затруднено. Ставка поставила задачу – организовать на ГАЗе производство аэросаней.
Сделали и это. Ясный присутствовал на испытаниях первого экземпляра. Аэросани перевернулись, погиб испытатель. Но все же эта техника пошла в войска, правда, там не прижилась, и ее сняли с производства. Но в какой-то момент аэросани помогли армии.
На номерном заводе № 96, руководил которым очень толковый организатор, смелый и энергичный Амо Елян, в кратчайшие сроки в несколько раз увеличили производство орудий. И они били немца под Москвой.
На Сормовском заводе как пирожки пекли новые танки «Т-34». Они были нужны как воздух.
В Горьком постоянно бывал нарком танковой промышленности знаменитый Исаак Зальцман, внесший огромный вклад в советское танкостроение. По характеру он был хитрый, ушлый и эксцентричный.
Однажды на совещании в кабинете Родионова Ясный наблюдал комичную сцену. Нарком вышел из себя, недовольный директором «Сормово» Ефимом Рубинчиком, опытнейшим, самоотверженным производственником и тоже, кстати, евреем, и заорал:
– Что значит не можете?! Знаю я вас, жидов! Струсили! Притащу танк! И всех вас раздавлю!
Немцы все ближе подступали к Москве. Требовались свежие силы. И Ставка предписала руководству области оказать содействие формированию резервных войск.
Однажды в пол-одиннадцатого вечера Ясному в кабинет позвонил Родионов и сказал:
– Домой не уходи. Через пару часиков заезжай ко мне. Приедет Ворошилов. Не знаю зачем.
Ночью они были на вокзале и ждали в тесной, зато в теплой, протопленной служебной комнате. Заскочил дежурный по вокзалу и с каким-то восторгом воскликнул:
– Приехали!
Остановился паровоз с двумя вагонами. Днем ехать было небезопасно – немцы бомбили составы. На перрон ступил бодрый пожилой мужчина. Для всех советских людей он был легендой – герой Гражданской, верный сподвижник и друг Сталина маршал Ворошилов.
Доброжелательно поздоровавшись со встречающими, он сообщил, что прибыл создавать резервную армию. И намерен проехаться по местам ее будущей дислокации. Под нее уже присмотрели бывшие полигоны и части НКВД.
На следующий день Ясный и Ворошилов со свитой погрузились на машины и углубились в бескрайние просторы Горьковской области.
Хотя и был еще октябрь, но холод стоял страшный. Волга уже замерзала. Приходилось переправляться через нее паромами, потому что лед был еще тонкий.
Добрались до отдаленного района. Секретарь райкома предложил переночевать на квартире, но неприхотливый Ворошилов отказался, и все устроились на ночлег в школе. В классе физики накрыли ужин. Разлили водку. Начальник охраны маршала поднял руку:
– Подождите, Климент Ефремович. Главное выну.
Достал стручок острого перца и кинул в водку.
Ворошилов одобрительно кивнул:
– Это правильно. Здорово. Всю дурь выбивает.
В районе была валяльная мастерская. Наутро рабочие и крестьяне, узнав, что сам Ворошилов приехал, пришли толпой.
Климент Ефремович вышел к народу. Большинство партийных деятелей умели говорить с людьми. Но у Ворошилова дар был особый. Он так толкнул речь перед собравшимися на площади районного центра, что у людей слезы потекли.
К нему подскочил представитель валяльной фабрики и воскликнул:
– Климент Ефремович! Мы за вас… Ды мы… Мы для армии за последнее десять дней выпустили рекордное количество валенок…
Достаточно быстро удалось развернуть инфраструктуру для создаваемой армии и начать боевую подготовку.
Через некоторое время Ворошилов пригласил Родионова и Ясного на учения в город Богородск, где располагался штаб.
Уже все занесло снегом. Ясный поеживался, стоя на пригорке на командном пункте и глядя, как разделенная на две части армия готовится атаковать и обороняться.
Ворошилов был в своей стихии. Ходил и подгонял солдатиков:
– По всем правилам окапываться! На войну собрались или на свадьбу!
Наконец начались учения. Ворошилов смотрел на разворачивающееся внизу, под холмом, действие и начал краснеть от ярости. Воевали новобранцы и их командиры неважно. Не окопались нормально, не смогли занять позиции. Как-то мечтательно Климент Ефремович велел порученцу:
– Ну-ка, сделай мне лозу!
Тот, зная привычки своего начальника, притащил увесистую ветку. И Ворошилов, оставив командный пункт, пошел нещадно хлестать ей солдатиков, приговаривая:
– Думаете, если вашу жопу увидят, вы выживете?! И на что голова нужна будет? Остановить учения. Вырыть нормальные окопы!
После учений Ясный и Родионов уединились с Ворошиловым на ужин в штабе. И состоялся достаточно откровенный разговор.
– Что-то с Ленинградом у вас не получилось, – посетовал Родионов.
Действительно, оборону Ленинграда Ворошилов завалил. Предлагал копья против немцев делать – оружия не хватало. Хотя проявил огромное личное мужество, сам с пистолетом поднимая войска в атаку и идя впереди. Но сказывался возраст и инерция. Уже негоден был для таких дел. Война новая была.
– Да-а, – протянул Ворошилов. – Товарищ Сталин набил мне жопу и прогнал.
В итоге бойцов собрали, обучили. Генерал-лейтенант Максим Пуркаев принял командование новой ударной армией и отправился с ней к месту дислокации в Вязьму.
Зимой немцы потерпели сокрушительное поражение под Москвой. Ощущение радости, которое испытывали советские люди, было непередаваемым. Стало понятно, что вермахту не удались планы блицкрига. Что немца можно бить. И главное, Ясный знал, что, к счастью, те доты, которые с таким трудом возводились вокруг Горького, не понадобятся.
После битвы под Москвой стало гораздо легче и в Горьком. Неприкаянные толпы москвичей двинули обратно в столицу. Теперь у всех появилась твердая уверенность, что сапог немецкого завоевателя никогда не ступит на брусчатку Красной площади. Если, конечно, немец не военнопленный…
