Глава 12 
     Нефть – кровь войны 
    
    – Я иностранный гражданин! – кричит Бахтияр.
    В ответ – такая оплеуха, что, кажется, голова оторвется. И испуганное нахальство в глазах арестованного уступает место страху.
    – А мы НКГБ, – объявляет капитан госбезопасности Ясный. – Как раз по иностранным гражданам. Мы из Москвы.
    Взяли по белы руки Бахтияра, смуглого, смазливого авантюриста и прохвоста, уроженца Азербайджана, человека непонятной народности, прямо при выходе из бакинского морского порта. По картотеке он проходил как агент абвера. При личном обыске у него изъяли большую сумму денег в фунтах стерлингов и немецких марках, несколько золотых царских червонцев.
    – Твои немецкие хозяева нам войну объявили, – продолжил Ясный, глядя на шпиона, съежившегося на привинченной табуретке в комнате для допросов. – Ты их пособник. А пособников мы расстреливаем. Ты для того столько в жизни метался, чтобы тебя расстреляли?
    Иранец сдувался. На его лицо легла печать обреченности. Для порядка помолчав и подумав, он выдавил с трудом:
    – Все скажу. Не расстреляете?
    – Не расстреляем.
    – Я должен передать деньги и золото чайханщику-связному. Рассказать ему про тайник со взрывчаткой. И передать указания.
    – Какие?
    – Вы же сами сказали – война. Немцы хотят лишить вас горючего. Поэтому надо взорвать нефтяные объекты. Провести массовые диверсии против мирного населения. Посеять страх.
    – Для кого в конечном итоге предназначены деньги?
    – Не знаю. Я лишь связник.
    Допрос закончился, задержанного увели. И Ясный удовлетворенно произнес, глядя на своих помощников:
    – Ну, кажется, удочку забросили.
    – Будем надеяться, что рыба клюнет крупная, – сказал Савелий Мазин, старший оперуполномоченный немецкого отделения.
    На памяти Ясного это был первый случай, когда бригаду из тридцати человек центрального аппарата кинули в регион. Но старые правила закончились. Шла война…
    В 1941 году несколько месяцев просуществовал Наркомат государственной безопасности. Наркомом в Азербайджане был старший майор госбезопасности Степан Емельянов. Москвичей он принял довольно холодно, воспринимая их прибытие как выражение некоего недоверия сверху. Не смог или не захотел даже выделить транспорт для группы.
    С первого дня в Баку Ясный принялся перелопачивать картотеки, личные дела агентов, дела оперативной разработки. Вскоре убедился в том, что определенный задел у местных чекистов имеется. Но что делать с информацией – они вообще не представляли. Значит, город перед немецкой агентурой беззащитен.
    Германия имела большое влияние на Иран, который стал плацдармом для ее разведки. В этой сопредельной с Азербайджаном стране создавались пункты подготовки диверсантов, накапливалась агентура, оттуда происходила ее заброска. Главное гнездо абвер свил в иранском городе Энзеди.
    Исторически значительная часть азербайджанцев проживает в Иране. Порой близких родственников разделяет государственная граница. И даже с началом войны связи с южным соседом были оживленными. В СССР морским путем и сухопутьем, через погранпереходы, прибывали иранские подданные, навещали родственников, торговали. В этом потоке были немецкие агенты. Сами немцы, конечно, не лезли, используя иранцев.
    С первых дней Ясный избрал метод работы незамысловатый и действенный – на более изысканные комбинации не было времени. Сначала зацепились за морской порт. Пока идущий из Ирана в Баку корабль еще в море, по рации оттуда сообщали список пассажиров. Всех подозрительных, тех, кто фигурировал в картотеках как немецкие агенты, оперативники брали в оборот. За кем-то устанавливали наружное наблюдение. Других сразу задерживали. Бахтияр – из попавшихся рыбешек эта была самая скользкая и жирная. Ясный всем нутром чувствовал – толк будет.
    Решили рискнуть. Иранца Бахтияра, согласившегося сотрудничать с советской госбезопасностью, запустили по адресу назначения – к местному агенту абвера, которому надлежало доставить деньги, инструкции и сообщить место расположения тайника с центнером тротила.
    И вот Бахтияр переступил порог чайханы в крепости, недалеко от знаменитой Девичьей башни. Наблюдатели видели, как чайханщик отвел гостя в скрытую от глаз комнату. Через десять минут иранец вышел оттуда и подал условный знак – все в порядке. Можно начинать работать.
    Ясный выбрал группу из наиболее опытных в деле наружного наблюдения сотрудников – из своих и местных, хорошо знающих город. И поставил задачу:
    – Только не упустите вражеского агента. Он наверняка выйдет на контакт с чайханщиком в ближайшие дни.
    В старом городе текла, несмотря на войну, своя патриархальная жизнь. Без доброй беседы в чайхане, крепкого чая в стеклянном стаканчике, сахара вприкуску бакинец – это не бакинец. И «топтунам» предстояло вычислить среди посетителей тех, кто представляет оперативный интерес. Ошибиться было нельзя.
    На второй день в чайхану зашел хорошо одетый, с европейскими чертами лица посетитель, немножко неуютно чувствовавший себя в этой части города. Старший группы скрытого наблюдения, прислонившийся к обшарпанной белокаменной стене покосившегося двухэтажного дома с нависшим деревянным балкончиком, сделал условный знак – этому объекту максимальное внимание.
    Был зафиксирован короткий разговор нового гостя с чайханщиком. И подозрение переросло в уверенность – это тот, кого ищут.
    Нового фигуранта аккуратно проводили до автобуса, а потом и дальше. Нагрудный карман пиджака чуть-чуть раздулся, по дороге «европеец» тревожно провел по нему ладонью, будто проверяя, не обронил ли содержимое. Скорее всего, в кармане лежали полученные от чайханщика деньги.
    Через несколько часов Ясный выслушивал рапорт от старшего группы наружки.
    – Товарищ капитан, это оказался Мартин Кох, – доложил лейтенант. – Служащий в конторе нефтепромысла.
    – Ну вот и первый немецкий агент на нефтепромысле, – кивнул Ясный. – С почином.
    Дальше было делом техники. Установить за объектом плотное наблюдение. Собрать на него информацию при помощи агентуры НКГБ и НКВД на нефтепромысле. Прощупать близкие связи, контакты, узнать, с кем общается, встречается вне работы.
    Не видя особого противодействия со стороны контрразведки, долгие годы немецкая агентура была здесь расслабленная. И пренебрегала правилами конспирации. Чуть ли не домами дружили. И вот через несколько дней оперативники получили более-менее внятную картину. На нефтепромысле была вскрыта первая резидентура. В основном она состояла из немцев, которых исторически в Баку проживало немало, но затесалось также несколько русских и азербайджанцев.
    В первом часу ночи Ясный в кабинете в здании наркомата просматривал фотографии и данные на выявленных шпионов. И тут его глаза на лоб полезли.
    – Вот же змея, – он посмотрел на фотоизображение сухой средних лет немки, переваривая прочитанное.
    «В ходе работы установлена, что Марта Розенберг является сестрой гитлеровского идеолога и с недавнего времени министра оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга. Она прибыла в Баку из Латвии, откуда происходит и сам Розенберг. В настоящее время работает в химической лаборатории нефтекомбината, имея доступ ко всем объектам». Ну и как такую щуку местные просмотрели?!
    Ясный встряхнул головой и решительно направился к Емельянову. Тот тоже, весь осунувшийся, сидел в кабинете, понимая, что нужен весомый результат, а его нет.
    – Под утро проводим аресты, – проинформировал москвич. – Собирай всех.
    Нарком заметно повеселел. Вместе с тем в глазах вспыхнуло ревностное чувство.
    Перед рассветом легковая автомашина «М-1», на заднем сиденье которой расположился Ясный, неслась по набережной. Василию нравился этот город. Здесь витал так любимый им дух Востока. Узкие улочки и каменные дома напоминали Туркмению. Вместе с тем прямые проспекты и добротные здания времен нефтяного бума начала века – с колоннами, портиками и прочими архитектурными излишествами – привносили в город европейские черты. С левой стороны по ходу машины плескалось о камни набережной стальное Каспийское море.
    С набережной колонна машин свернула направо и растворилась в бакинских улочках, устремляясь по предписанным адресам. Начиналась реализация оперативной информации. Обыски. Аресты. Задержания.
    И вот оперативники уже врываются в дома и квартиры, поднимают ничего не понимающих жильцов. Первая находка – спрятанная в тайнике в подполе старого частного дома на окраине города взрывчатка с детонаторами.
    Попадание было стопроцентное. Некоторые задержанные делано возмущались произволом. Другие, ошарашенные напором нежданных гостей, признавались во всем и добровольно выдавали шпионское имущество, умоляя о снисхождении. В одной квартире группу захвата встретили пулями, и немецкий агент ответным огнем был уничтожен.
    Через несколько часов Ясный, вернувшийся с задержания и водворивший сестру Розенберга в камеру, собрал рапорт. Можно было подвести итоги.
    Улов вышел неплохой. Несколько пистолетов и пара немецких автоматов «МР-40». Несколько десятков килограммов взрывчатки. И главное – обнаружили приличных размеров бутыль цианистого калия. Полгорода можно отравить. Яд планировалось использовать для массового уничтожения людей через питьевую воду.
    Это была первая удача. А потом в заброшенную сеть начали попадаться и другие рыбки.
    Немецкие связники и агенты шли в Баку потоком. С инструкциями и деньгами. Некоторые легализовались с поддельными документами, тут же растворялись в потоке жизни большого города. Другие вполне законно проживали у родственников. Стоит какая-нибудь лавка – а там настоящая явочная квартира. И эти гости были нацелены на создание агентурных сетей, вербовки и диверсии.
    С каждым арестом немецкого агента или пособника Ясный почти физически ощущал – угроза нефтяным предприятиям становится меньше.
    Одних немецких прихвостней отдавали под суд. Других оперативники перевербовывали и через них дезинформировали абвер, докладывали немцам о мнимых гигантских успехах.
    В этой суете Ясному все же удавалось изредка пообщаться с семьей. Боясь оставлять своих домочадцев одних в Москве, он вызвал их в Баку. И теперь они жили в гостинице «Интурист» в центре города. Однажды вечером он добрался до гостиницы. На улице темно, светомаскировка, аэростаты в небесах реют. А в номере никого. Он перепугался. Спустился вниз. Оказалось, что в гостинице работает ресторан, а там все трое его мелких детей радостно пляшут на сцене.
    Когда пошли результаты работы, Ясного и Емельянова вызвал первый секретарь ЦК ВКП(б) Азербайджана Мир Джафар Багиров. Человек этот был весьма своеобразный. Привык, что тут его слово – закон. Купался в лучах лести и раболепства. Когда шел по городу, подданные подбегали, бухались на колени и передавали ему свои прошения и жалобы. Нормальный такой эмир, типичный национальный кадр. Всех держал в кулаке, уничтожив даже намеки на оппозицию. Был весьма близок к Сталину, верен ему как пес, и вообще относился к вождю как к богу.
    Правда, его суть жадного азиата в будущем выйдет ему боком. До Москвы будут доходить сигналы о том, что он гоняет свою челядь торговать на рынке яблоками и грушами с его дачи и садов. В 1952 году Ясный станет свидетелем телефонного разговора Сталина.
    – Ну что, все яблоки продал, Джафар? – с усмешкой спросит вождь.
    – Ой, какие яблоки, товарищ Сталин? Наговаривают на меня недоброжелатели. Зачем мне эти яблоки?
    После смерти Сталина Багирова снимут с должности. А в 1956 году расстреляют за реальные и мнимые прегрешения.
    Тогда, в 1941 году, к московскому гостю Багиров отнесся вполне доброжелательно и вообще произвел впечатление культурного, обаятельного человека. Вот только со своими приближенными он обращался как с мальчишками. Выслушав доклад, накинулся на своего наркома:
    – Вы, сукины дети, чем занимаетесь?! Почему товарищи из Москвы приезжают и выявляют шпионов? Где ваша работа?
    Когда чекисты выходили из кабинета, то пятились задом – не принято эмиру спину показывать.
    Неоднократно Ясному приходилось выезжать в погранотряды на иранскую границу и работать с задержанными. Заодно проверять, как перекрыта граница, устранять недостатки.
    Через три недели из Москвы поступило указание – депортировать всех немцев из Баку. Решение было болезненным – многие являлись ценными специалистами на предприятиях нефтекомплекса. Но правительство решило не рисковать – судьба страны зависела от того, уцелеют ли бакинские нефтепромыслы.
    Списки немцев были в наличии. Искать никого не надо. Подняли на ноги весь личный состав наркомата – тогда уже снова объединили внутренние дела и госбезопасность в составе НКВД. Подогнали эшелоны. И погнали в сторону Казахстана. Очередная трагедия большой войны. И иначе ведь было нельзя. Сантименты все кончились 22 июня 1941 года, когда немецкие самолеты бомбили Киев.
    Через месяц этой свистопляски Ясный понял – большинство агентурных сетей вскрыто или находятся в стадии разработки. Явной угрозы нефтепромыслам нет. Зная замашки своего руководства, он прогнозировал, что те опять его бросят в прорыв. И не ошибся. На его стол легла телеграмма из столицы. Ему надлежало срочно прибыть в Москву.
    Что ж, прибыть так прибыть. Вот только тянула за душу семья. Не оставлять же своих родных в гостинице «Интурист».
    Он вызвал Мазина и сказал:
    – Меня отзывают в столицу. Выполни просьбу. Лично довези моих до Ашхабада. У меня там родственники.
    Подтянутый, очень серьезный и надежный, как сейф, Мазин, кивнул:
    – Сделаю, Василий Степанович…