Гарнизоны бывают разные – большие и малые, благоустроенные и «дыры». А были еще и «точки». Совсем крохотные гарнизончики, заброшенные в глубины лесов или степей. Например, у нас, в авиации, «точки» обслуживали разную аппаратуру слежения и контроля. Попасть туда можно было только рейсовым вертолетом либо машиной – после нескольких часов трудной и изнуряющей езды. Кучка домов, обнесенных забором, а во все стороны – степь да степь кругом. Тут было все вместе – и служба, и быт. Несколько десятков солдат и офицеры двух сортов. Или молодежь, попавшая сюда после училища и мечтающая выбраться, или «штрафники» с полным набором дисциплинарных взысканий и сосланные в качестве наказания.

Школы на «точках» были только начальные. Одна учительница из офицерских жен преподавала в одной комнате группе детишек из разных классов. Детей постарше не было. Их отцы уже успевали перевестись в более крупный гарнизон. Либо матери не выдерживали – уезжали. Ну а «штрафники» чаще бывали уже основательно спившимися и разведенными. Детского сада не требовалось – ведь работать женам офицеров было почти негде. Одна в школе, одна продавщицей в магазинчике с пустующими прилавками. А дети все равно были на виду, на одном пятачке между тем же магазинчиком, штабом, казармой и жилыми домами.

Все развлечения исчерпывались охотой и рыбалкой – если в доступном радиусе есть речка. Чтобы телевизоры принимали хоть какую-нибудь станцию, местные умельцы изобретали самые причудливые антенны. Например, из нескольких решеток арматуры, сваренных вместе наподобие локатора. В общем, жизнь там была особенной, и служба тоже. Однажды в ходе испытаний приехали на одну из «точек». Питаться там негде, кроме солдатской столовой, а для этого нужно у начфина аттестаты подписать. Долго ждали его в здании штаба, но он и к полудню не появился. Дневальный подсказал: «Да вы домой к нему зайдите». Зашли, это в соседнем здании. Дверь открыта. По полу россыпь бутылок, а на кровати начфин в форме. Старший лейтенант, хотя возраста солидного, совсем седой. Едва растолкали и едва объяснили, чтоб аттестаты подписал. Он мычит: «Пр-риехали на м-машине?» – «Да, на машине». – «Хор-ршо… на охоту поедем… на с-сайгаков». Говорим: ни на какую охоту мы с тобой не поедем. «Ах, так? Тогда не п-подпишу…» Ругались до тех пор, пока до него не дошло – если не подпишет, не отвяжемся и спать не дадим. Но это было для «точек» обычное дело. А случалось и необычное.

Как-то раз на одну из дальних «точек» прислали солдата-казаха. Причем оказалось, что у него родные живут недалеко (по местным меркам). Он и попросился у командира в увольнение. А тот растерялся. Сколько лет там служил – никому увольнений не требовалось. Куда там пойдешь-то? Но просьба казаха была вполне законной. Командир открыл Устав, что там про увольнения написано. На «точке» даже бланков увольнительных записок не было, запросили привезти очередным вертолетом. Кроме того, в Уставе значилось, что увольняемых положено инструктировать, и в дни увольнений назначать патрули – чтобы проверять увольнительные записки и правила поведения.

Казаха проинструктировали все имевшиеся начальники от командира отделения и выше. И специально ради его увольнения был назначен патруль из трех человек во главе с сержантом. Ну и пошагал солдатик к своим родичам. Но патрулю, видать, наскучило ждать бойца для проверки увольнительной. Он следом в степь подался. А под вечер казахи привезли на лошадях патрульных, напоенных в стельку. На лошади приехал и их родич – трезвый, по форме одетый и четко доложивший о прибытии из увольнения. После этого никаких патрулей больше не назначали и увольнительных казаху не выписывали – так отпускали.