Этот оловянный солдатик всегда медлил. Нет, не из трусости. Просто имел привычку думать, насколько целесообразен его очередной шаг, прежде чем маршировать по столу или лезть вместе со всеми в коробку. Ну никак у него не получалось, чтобы одна нога здесь, а другая там – за это его и прозвали «одноногим». Так и служил, не повышаясь в чинах, но и не попадая на свалку, подобно многим своим чересчур расторопным собратьям. Служил, покуда Черту поперек дороги не стал. Черт важным начальством был, в золотой табакерке сидел, а солдат с ним все-таки повздорил. И ладно бы по идейным вопросам, а то стыдно сказать – из-за бабы. Тем более – балерины. Ну и, разумеется, тут же неприятности посыпались. Вроде бы и случайно, а все одно к одному.

Не успел моргнуть, как вместо теплых комнат с видом на бумажный дворец угодил служить в какую-то дыру, куда Макар телят не гонял. Когда стихийное бедствие случилось и появилась возможность кому-то героически погибнуть, солдатика почему-то как раз на пути хлынувшего потока поставили. Когда и здесь чудом уцелел, определили вдруг в экипаж корабля, из старых газет состряпанного. А потом хищная Рыба, которой, собственно, было все равно, кого жрать, слопала именно его.

К счастью, вскоре власть переменилась, хищную рыбу принялись потрошить, и солдатика реабилитировали. Как невинно пострадавшего, даже повысили, назначив на ту должность, с которой он начинал карьеру, – в теплые комнаты с видом на бумажный дворец. Но Черт и при новой власти остался в золотой табакерке, поэтому очень скоро оловянный солдатик сгорел на каких-то пустяках. Про балерину не знаю. Кто-то говорил, что сгорела вместе с ним, но в это не верится. Это было бы жестоко, а у нас общество гуманное. Даже Черта из табакерки после очередной перемены в верхах всего-навсего отправили на пенсию по состоянию здоровья. Мало того, персональную табакерку ему оставили.