Глава 1

Особняк на Кенсингтон Палас Гарден, 13, стоял в эту дождливую ветреную ночь 22 августа 1985 года с темными окнами, как будто вымерший. Ни одного освещенного окна, ни звука, ни движения. И только мечущийся свет уличных фонарей в бешеном танце листвы на стенах особняка да шум ветра в кронах деревьев кенсингтонских садов. Лондонская погода переменчива: к утру ветер наверняка утихнет, и плотное одеяло туманов ляжет на город, закроет Темзу, будет стекать по городским улицам. И даже бледный рассвет уныло взглянет тусклым кругом солнца на влажный город и сонно замрет в низких облаках.

Двое мужчин в строгих деловых костюмах в каминном зале второго этажа особняка за плотно прикрытыми жалюзи изредка перебрасывались короткими фразами, то и дело посматривая на циферблат больших напольных часов в дубовом корпусе.

Коротким тревожным звоном часы известили, что прошло еще тридцать минут и близится полночь.

– Что могло случиться? – нервно стукнул кулаком по подлокотнику большого кресла один из мужчин. – Он должен был прилететь еще утром. Ни связи, ни информации. Так же невозможно работать.

Мужчина, один из советников посольства, немного грузный, с волевым широким лицом и глубокими залысинами надо лбом, произносил за сегодняшний вечер эту фразу в различных вариантах уже не первый раз. Второй мужчина, высокий брюнет, чью спортивную фигуру только подчеркивал строгий костюм, быстро глянул на собеседника и снова промолчал. Когда ничего сделать нельзя, то лучше ничего не делать. Нужно просто ждать момента, когда ты что-то сможешь предпринять. И вот этого момента пропустить никак нельзя.

Начальник отдела безопасности посольства хорошо знал эти прописные истины. Его тоже одолевали сомнения и подозрения, но он не считал возможным нервировать ими окружающих.

Еще утром из Осло в Манчестер должен был прибыть специальный представитель МИД СССР Николай Иванович Быстров, курировавший вопросы внешней политики страны на Ближнем Востоке. Никто из сидящих сейчас в каминном зале посольства не знал причин такой срочности. Почему Быстров так срочно свернул свои дела в Швеции, почему он прилетал не в аэропорт Хитроу, а летел через Манчестер? И что за информация, полученная резидентурой Первого главного управления КГБ, так взбудоражила внешнеполитическое ведомство Советского Союза.

Во внутреннем помещении посольства, блокированном от всех возможных способов прослушивания и электронного слежения, сидел представитель советского Внешторга Виктор Романович Головатов и торопливо готовил шифровку. Она ляжет на стол министра иностранных дел и на стол заместителя председателя КГБ Крючкова, который лично возглавлял Первое управление. Головатов имел звание полковника КГБ, его появление в посольстве было фактом нежелательным, но в данной ситуации, видимо, необходимым. Хотя Головатов умел приходить и уходить незаметно.

– Машина. – Начальник отдела безопасности поднялся на ноги одним пружинистым движением и поправил на ухе маленький блок коммуникатора.

– Прибыл Быстров, – прошелестел в ухе голос одного из сотрудников охраны. – Все в порядке.

– Понял, спасибо, – отозвался начальник отдела безопасности и повернулся к советнику. – Я пойду встречать. Как видите, причины могли быть и вполне объективными.

Советник посольства Александр Григорьевич Акимов был хорошим работником. Он владел информацией, у него была феноменальная память, он хорошо готовил документы, но никогда ему не приходилось на дипломатической работе принимать самостоятельных решений. Он был хорошим, высокопрофессиональным помощником. И сейчас его очень огорчал тот факт, что произошло что-то из ряда вон выходящее, а посла не было в стране. Он знал, что это понимают и в Москве, поэтому в Великобританию срочно прилетел особый представитель МИДа Быстров с полномочиями заместителя министра.

Быстров вошел в комнату для совещаний, на ходу стряхивая капли дождя со своего плаща. Высокий, немного сутулый, с большим прямым носом, он был похож на аиста, даже шаги делал такие же широкие. Но взгляд у представителя МИД был острый, цепкий. Это был взгляд коршуна или сокола, высматривающего со скалы добычу.

– Здравствуйте, Александр Григорьевич. – Быстров бросил плащ на спинку кресла и протянул руку Акимову. – Времени у нас мало, а обсудить нужно многое. Не могли бы вы распорядиться насчет кофе?

– Да-да. – Советник торопливо подошел к телефону на маленьком столике и набрал внутренний номер. – Мы так беспокоились. Почему вы так долго, Николай Иванович? Тут ехать-то… Машенька, принесите кофе в комнату для совещаний. Лучше сразу три прибора.

– Черт, – Быстров посмотрел на часы, – а где Головатов? Совершенно нет времени!

– Он в шифровальной комнате, – положив трубку, ответил советник. – Уже должен подняться сюда. Ему сообщили, что вы прибыли.

Быстров резко повернулся, когда открылась дверь и вошла миловидная молодая женщина в белом передничке с подносом. Он потер руки и благосклонно покивал головой.

– Вот чудно! Кофе – это сейчас для меня эликсир жизни. Представляете, Александр Григорьевич, столько лет в аппарате министерства, а заграничные привычки так меня и не оставляют. Все кофеечек да кофеечек. Совсем чай перестал пить. Вкуса не чувствую. Хотя нет, в прошлом году привезли мне товарищи из Грузии настоящий чай, который собирают для элитных сортов. Три верхних листочка с куста. Вот это чай!

– Надо было вам Попова отозвать с Мальты, – с нервной угрюмостью сказал Акимов.

– То, что ваш шеф по совместительству является еще и послом на Мальте, вызвано серьезной необходимостью, – строго ответил Быстров. – И сейчас здесь у нас разговор не о британских делах, так что… черт, где Головатов?

Дверь неслышно открылась, и в кабинет мягкой походкой вошел светловолосый бледнолицый человек. Он улыбнулся Быстрову и виновато развел руками, держа в одной из них черную кожаную папку.

– Прошу прощения, – тихо сказал вошедший мужчина. – Но я должен был закончить шифровку. Сегодня ее придется отправлять с дипломатической почтой, потому что решение готовить сейчас нам с вами, а принимать его будут все равно в Москве. И я должен быть убедительным. А что вы так задержались?

Энергичный и порывистый Быстров с появлением Головатова как-то сразу стал спокойнее, как будто попал под влияние этого улыбчивого и немного флегматичного человека. Быстров вздохнул, уселся в кресло и, наконец, закурил. Он терпеть не мог курить в состоянии возбуждения. И только когда напряжение спадало, когда атмосфера становилась спокойнее, Быстров брался за сигарету. Это было привычкой еще с тех времен, когда он работал в Европе.

– В Манчестере произошла авиационная катастрофа, – задумчиво произнес Быстров, чиркая зажигалкой. – Нас посадили в Честере, и мне показалось, что за мной была слежка.

– Вы уверены? – насторожился Головатов и тут же превратился из невзрачного, улыбчивого клерка в жесткого бойца с холодным умным взглядом.

– Я же сказал, мне так показалось. Но учитывая цели моей миссии, я не счел возможным отправляться на встречи в Манчестере. Сейчас вопросы нашего влияния на процесс конфронтации Шотландии с центральной властью могут подождать. Вопрос назревал веками, и за неделю ничего не случится, тем более что лидеры шотландской оппозиции сами заинтересованы в нашей встрече.

– Николай Иванович! – Головатов постучал ногтем по крышке стола. – Вы понимаете, что эта катастрофа могла быть подстроена специально для того, чтобы сорвать вашу встречу с лидерами шотландской оппозиции? Более того, это могло быть прямой попыткой покушения на вас лично. Вы уверены, что за вами было наблюдение?

– Пожалуй, – нахмурился Быстров. – А что, у резидентуры есть какие-то основания полагать, что…

– Самолет загорелся на взлете! – чеканя каждую фразу, ответил Головатов. – Его остановили в положении, препятствующем любым попыткам взлета или посадки других воздушных судов! В результате катастрофы погибли десятки людей. Вам просто не дали там сесть. Они хотели быть уверены, что вы там не сядете!

– Боже ты мой, – тихо сказал Акимов, но на него никто не посмотрел.

– Даже так? – Быстров вскинул брови. – Ладно, учтем и это. Значит, вы полагаете, что речь идет о попытке срыва наших переговоров с оппозицией? Значит, спецслужбы Ее Величества пронюхали. Неприятно! Ну, ладно, об этом мы подумаем завтра, а сейчас выкладывайте, что у вас там появилось по Ирану.

– Все очень плохо, Николай Иванович, – нахмурился Головатов. – Мы отстаем на шаг. Речь идет, оказывается, не просто о поставках оружия в Иран. США интересует не столько расширение ирано-иракской войны. И не только поставки оружия афганским душманам. На сегодняшний день можно признаться, что мы проворонили хитрую и многоступенчатую операцию спецслужб США. У этой медали есть и оборотная сторона. На деньги, вырученные от продажи оружия на востоке, США производят поставки вооружения в Никарагуа.

– Та-ак, – медленно протянул Быстров. – Значит, закулисный кукловод не просто дергает за веревочки, он еще и помогает контрас оружием. И вся наша поддержка сандинистов[Участники вооруженного конфликта в Никарагуа 1981–1988 годов: марксистское правительство СФНО (Сандинистский фронт национального освобождения) и вооруженные формирования контрас] уходит как вода в песок. Какими фактами вы располагаете?

– Два дня назад здесь, в Лондоне, встречались сотрудник Совета национальной безопасности США Майкл Ледин и генеральный директор МИД Израиля Давид Кимхи.

– Да, я знаю об этой встрече, – кивнул Быстров. – Контакты на таком уровне не спрячешь. Да они не особенно и прятались. У вас есть сведения об истинных целях этой встречи?

– Да, есть. Учитывая, что Кимхи в прошлом являлся заместителем директора МОССАДа[

], мы не выпускаем его из поля зрения. Разведчики бывшими не бывают. Подобраться вплотную нам не удалось, однако мы получили информацию о том, что в процессе этой встречи Кимхи получил от американца секретный код для информирования участников о ходе некой секретной международной сделки.

Быстров тихо застонал и потер виски пальцами. Видно было, что дипломат напряженно думал, что бессонная ночь и перипетии сегодняшнего дня сказывались на его самочувствии, но информация ложилась на известную схему в его мозгу, и теперь схема менялась, появлялись новые связи. Международная обстановка – система шаткая, быстро меняющаяся. Учесть и спрогнозировать движение частей этой системы сложно, потому что не всегда известно количество игроков. Марионетки порой выходят из повиновения одного кукловода и начинают послушно двигаться в угоду другому. Или другим.

– Значит, Израиль тоже включился в игру, – сказал Быстров, опустив руки. – Вы уверены, что игра не коммерческая, а политическая? Может, это только бизнес?

– Хотелось бы так думать, Николай Иванович, – развел руками Головатов. – Но судя по контактам, к этой сделке имеют прямое отношение известные израильские торговцы оружием Швиммер и Нимроди. А еще в их компании оказался некто бывший офицер морской пехоты США Оливер Нортон.

– Нортон, – Быстров покачал согласно головой. – Нортон там, где идут грязные игры. Я знаю его. Он все время появляется там, где можно заработать и не платить налоги. Значит, речь идет о поставках оружия Ирану в обход эмбарго, наложенного ООН. Механизм вам известен? Или только догадки?

– Есть предположения, Николай Иванович. – Головатов, подумал и стал наливать себе кофе. – Мы решили, что сделка подобного масштаба не может проходить полностью подпольно. Не тот уровень и не те объемы. Значит, у них должна быть хоть и «липовая», но серьезная «крыша». Нужно юридическое прикрытие этой операции. Нужны официальные счета, нужен официальный партнер. И когда мы покопали вокруг, то нашли это прикрытие. Если честно, мы были в состоянии шока. Они действительно успели развернуться по полной программе. И одному богу известно, какие выходы будет иметь эта их афера. Мы нашли эту фирму. Точнее, вычислили ее. Это «Энтерпрайз». Они успели открыть уже несколько офшорных банковских счетов и дочерних торговых контор по поставкам оружия.

– Кто выступил учредителями? Это вы смогли установить?

– Смогли, – отпивая горячий напиток и усаживаясь с чашкой в кресло, ответил разведчик. – Учредителей двое. Один – отставной американский генерал Ричард Секорд.

– Секорд всегда был связан с ЦРУ, – не сдержался и стукнул кулаком по столу Быстров. – Черт, только этого нам не хватало.

– Второй учредитель, – продолжил Головатов, чуть улыбнувшись столь эмоциональной реакции Быстрова, – иранский эмигрант Альберт Хаким. Естественно, он не просто эмигрант, он связан с определенными политическими и деловыми кругами не только Ирана, но и всего Ближнего Востока. Но не это самое скверное, Николай Иванович. На стадии подготовки мы могли бы попытаться поставить им палки в колеса. Но сейчас система уже работает. Она отлажена, и подобраться к ним будет чрезвычайно сложно. Весной этого года первая партия оружия, приобретенная через «Энтерпрайз», была передана иранцам.

– Ну, вот мы и получили с вами долгоиграющую горячую точку, Виктор Романович, – задумчиво потер подбородок Быстров. – Даже две. Если ваше предположение подтвердится и в Никарагуа потечет оружие, закупленное на деньги, вырученные от этой коммерции в Иране. И ведь не подкопаешься. Частный бизнес. Тут оружие дорого покупают на нефтяные доллары, туда в большом объеме оно поставляется, и ничей бюджет не задействован. Государственные структуры вроде бы и ни при чем. Так, давайте думать, что мы сможем предпринять в этой ситуации. Я должен буду завтра докладывать и предлагать наше совместное решение.

– Вопрос заключается в том, а чего мы, собственно, хотим добиться? На какой результат вы ориентируетесь? Вы же понимаете, Николай Иванович, что войну спецслужб устраивать нам не позволят. Противостояние и так на сегодняшний день слишком серьезное. Тут, как бы это лучше сформулировать, надо снять плащи и отложить кинжалы.

– Да-да! Вы правы, Виктор Романович. – Быстров вскочил из кресла и принялся мерить большими шагами кабинет для совещаний. – Такую серьезную проблему схваткой двух-трех государств не решить. Это будет затяжной конфликт, перетягивание каната. Отложить кинжалы и снять плащи, говорите? Именно так мы и будем действовать. Нашим оружием будет гласность. Американцы действуют вопреки всем решениям и инициативам ООН и в Иране, и в Никарагуа. Значит, мы должны доказать нарушения международного права конкретными лицами и их принадлежность к конкретным госструктурам.

– И вам будет нужна не оперативная информация, а документальное подтверждение, с которым ваше руководство смогло бы выйти на трибуну в Совбезе ООН. И прищучить кое-кого. А кого, я вам даже могу подсказать. Не думаю, что очень уж сильно ошибусь, если назову несколько фамилий высокопоставленных чиновников администрации США. Элиот Абрамс, например.

– Абрамс? Помощник госсекретаря? Хорошо, это дискредитирует внешнюю политику «мирового жандарма».

– Джон Пойндекстер, – медленно проговорил Головатов, потягивая кофе из чашки.

– Адмирал Пойндекстер, советник президента по национальной безопасности. Отлично. Еще?

– Еще один советник президента США, Роберт Макфарлейн. Я бы назвал даже министра обороны Каспара Уайнбергера, но он в любом случае окажется замазанным, потому что окажутся замазанными его подчиненные. Неплохо было бы доказать участие ЦРУ в поддержке никарагуанских контрас.

– Хорошо, Виктор Романович. – Быстров остановился посреди комнаты, засунув руки глубоко в карманы брюк и задумчиво глядя на разведчика. – На том и порешим. Детали отработаем позже, это уже формальности. Внешняя разведка пусть добывает нам оперативную информацию о причастности тех или иных лиц к нарушению установленных международных юридических норм на Ближнем Востоке и в Никарагуа, а мы… Мы отправим в Центральную Америку толкового сотрудника. И поставим ему задачу собрать официальные доказательства причастности аппарата президента США и американских спецслужб к поддержке контрас и поставки туда оружия вопреки требованиям ООН. С этими доказательствами мы сможем выйти на Совет безопасности ООН, и кое-кому придется свернуть свои делишки. Вот так-то. Без стрельбы, без атак спецназа и ковровых бомбардировок.

– Трудно это будет, – покачал головой Головатов.

Станислав Сергеев, вытирая лицо полотенцем, вышел из вагонного туалета и посмотрел в окно. Через полчаса пограничный контроль в Пеньяс Бланкас, и дальше поезд двинется уже по территории Республики Никарагуа.

За окном тянулись зеленые холмы и озера. Проплыли мимо дома́ в мавританском стиле и мощенные камнем улочки небольшого приграничного городка. Тихая сельская жизнь, любопытные глаза, провожавшие пассажирский состав редкой для этой страны железной дороги, повозка, запряженная мулами, и тут же новый дорогой пикап. И вездесущие смуглые дети с велосипедами.

Сергеев въезжал в Никарагуа через Коста-Рику. Это было удобно со всех точек зрения. Коста-Рика является единственным во всей Америке нейтральным государством, которое еще в 1948 году полностью отказалось от использования армии. Единственной силовой структурой в стране остается полиция. Политика государства максимально лояльна к соседям и Советскому Союзу. Даже уровень преступности в Коста-Рике относительно низкий, эта страна считается одной из самых безопасных в Латинской Америке.

До Манагуа ехать было уже недолго, но для пограничной проверки Станислав решил все же надеть костюм. Не пристало сотруднику дипломатической миссии щеголять перед пограничниками в шортах и майке. Духота. Влажная, напоенная запахами джунглей и ветрами с океана, но все же духота. Так бывает, когда в жарком климате испаряемость повышает влажность воздуха почти до «точки росы».

Состав остановился очень плавно, чуть качнулся, как будто проверяя крепость тормозов, и замер окончательно. Уже завязывая галстук и натягивая пиджак, Сергеев посмотрел в коридор. Пограничников еще не было в вагоне, но на перроне уже мелькали погоны. Распоряжался, активно жестикулируя, один из офицеров с короткими усами. Около него стоял мужчина в светлом летнем костюме и что-то горячо говорил, чуть склоняясь к уху офицера.

Сергеев замер в дверях купе и стал всматриваться в европейское лицо незнакомца. Что-то в нем было неуловимо знакомое. Станиславу очень не понравилось, как этот человек общался с пограничником и что спустя пару минут они оба ушли куда-то в голову поезда. Эту спину, это движение лопаток дипломат уже где-то видел. Нет, не в этом светлом костюме. Кажется, на той спине была рубашка. Цветная, навыпуск. Но вот это движение лопаток чуть сутулой спины он запомнил хорошо.

Станислав знал, что память его подвести не могла. Он тренировал ее с юности и теперь мог с чистой совестью называть фотографической.

Где он его видел? В Испании, откуда сегодня прилетел сам? Уже здесь, в Панаме? Или в поезде? Этот человек был пассажиром этого поезда. Сергеев совершенно точно видел эту спину, когда человек неторопливо проходил по коридору. Потом остановился у окна в конце вагона. И это было вчера, когда состав только тронулся.

Станислав машинально глянул на часы. Поезд простоит на пограничном пункте не больше часа. Отсюда до столицы ехать не больше двух часов, а на вокзале его встретят сотрудники миссии. Чем опасна слежка? А ведь это слежка! Неприятно, что вся секретность его приезда в Никарагуа летела теперь в тартарары. Скрыть приезд дипломатического работника в страну сложно тем, что миссия его всегда официальная. Но вот отсрочить внимание к своей персоне иностранных спецслужб и местной оппозиции все же хотелось.

Где-то захлопали тамбурные двери, послышались быстрые реплики на испанском. Значит, пограничные наряды пошли по вагонам. Сергеев подумал, что солиднее для его статуса было бы вернуться в купе и сесть с самым независимым видом у окна. Но спина того незнакомца в белом не давала покоя.

Спину он опознал, а вот лицо… он видел его раньше. Где? Вспоминай, дипломат, уговаривал себя Станислав, это важно. В Испании? Нет. И не в Панаме. Сергеев видел артикуляцию губ этого человека, когда тот разговаривал с местным пограничником. Этот человек не принадлежит к испаноязычной нации. Это Станислав теперь понял окончательно. За несколько лет работы в Испании он хорошо научился определять по артикуляции, родной испанский язык для собеседника или нет. Даже если произношение того безупречно.

У этого типа на платформе была артикуляция человека, для которого родным является, скорее всего, английский язык. А вот это плохо. Если английский язык, то, скорее всего, он американец. А если учесть, что Сергеев прилетел в Центральную Америку как раз для выявления участия США вообще и ЦРУ в частности в поддержке никарагуанских контрас, то появление этого типа в белом может оказаться серьезной помехой, препятствием, угрозой для его миссии.

Мозг работал четко, привычно оперируя известными фактами, связывая их с возможными событиями. Память перебирала лица и фамилии людей. Кто этот человек? Дверь тамбура открылась, и в вагон вошли трое пограничников.

В первом же купе, коротко козырнув, офицер начал проверять документы. Его помощник с сержантскими нашивками держал открытой какую-то папку. Возможно, со списками нежелательных для пересечения границы лиц, вещей или чего-то еще, что находится на особом контроле в пограничной зоне. За себя Сергеев не беспокоился – его охранял дипломатический паспорт со всеми вытекающими для его обладателя правами.

Я его не видел ни разу лично, сделал очередной вывод Сергеев, я его видел на экране, в какой-то справке, в каком-то ролике. В связи с чем? Сделав одно незаметное движение, Сергеев оказался на несколько сантиметров ближе к выходу из купе, в поле его зрения попал весь коридор до самого тамбура.

И снова он увидел того самого человека в светлом летнем костюме. Только держался он теперь незаметно, все время перемещаясь так, чтобы оставаться за спинами пограничников.

Пограничный наряд оказался возле купе Станислава. Офицер пробежал цепким взглядом по лицу, фигуре пассажира, по купе и снова по лицу.

– Прошу предъявить документы, – с холодной вежливостью потребовал пограничник.

– У меня дипломатический паспорт, – ответил Станислав, небрежно вытягивая из внутреннего кармана пиджака паспорт и подавая его офицеру с вежливой улыбкой человека, понимающего свое положение.

Процедура была знакома Сергееву по сотням подобных проверок на пограничных переходах, в аэропортах, вокзалах. Но сейчас он был внутренне собран как никогда. Ему очень не нравилось, что за спиной третьего пограничника, который по правилам находился чуть в стороне от своих товарищей и должен был прикрывать их в случае нападения со стороны проверяемых, маячит тот самый незнакомец с платформы. Чего он здесь трется? Это не зря. Что-то должно произойти. Провокация?

То, что произошло дальше, было грубым нарушением всех норм международного права, касающихся неприкосновенности дипломатических работников. Офицер не вернул Станиславу его паспорт, передав его своему помощнику-сержанту. Сергеев не изменился в лице, лишь плотнее уперся ногами в пол и плечом в дверной проем купе.

Старший наряда в глаза пассажира уже не смотрел. Его взгляд скользил по стенам купе, по газете на столике, по небольшому чемодану, лежавшему здесь же на диване.

Теоретически Станислав был готов к следующему шагу пограничника. Подобные моменты они проходили еще во время учебы в Институте международных отношений. Да и коллеги рассказывали во время прохождения практики.

– Прошу предъявить для осмотра ваши личные вещи, – потребовал офицер, сделав ударение на слове «личные».

Пограничник попытался сделать шаг вперед, оттеснить русского дипломата и войти в купе. Этого допускать было нельзя. Разумеется, в вещах Сергеева не было ничего такого, что можно было объявить контрабандой, не было вещей, запрещенных к перевозке через границу данной страны. Естественно, что перед поездкой дипломаты учли все особенности пересечения границы и между Панамой и Коста-Рикой, и Коста-Рикой и Никарагуа. Расчет здесь был явно на то, что молодой русский дипломат «даст слабину», пропустит пограничников в свое купе, позволит осматривать свои вещи. Зачем им это?

Привычка анализировать даже самое незначительное событие и увязывать его с общим положением дел заставила Станислава взглянуть на создавшуюся ситуацию с точки зрения ее развития. Американец в поезде от самой Панамы. Американец знаком по линии МИДа. Американец возле старшего офицера пропускного пункта железнодорожной станции. Американец за спинами пограничного наряда возле его купе.

– Вы не имеете права осматривать мои вещи, – веско и с напором констатировал Сергеев. – Это нарушение международных договоренностей, под которыми подписывалась и ваша страна.

– Особые обстоятельства заставляют меня немного нарушить правила, – нахмурился офицер и протянул руку, чтобы взять дипломата за плечо.

– Стоп! – Станислав весело рассмеялся и развел руками. – Вы хотите применить силу? По отношению к иностранному дипломату? А вы уверены, что в этом вагоне не едут мои коллеги, что они не фотографируют эту сцену?

– За моей спиной стоит целая толпа фотографов? – попытался улыбнуться пограничник, но улыбка у него вышла не совсем уверенная.

– Вы не знаете о существовании микрофотоаппаратов? А также устройств, записывающих звук? Вы думаете, что найдете себе работу в стране с населением в четыре миллиона человек? Когда вас уволят. Офицер, президент Альфаро будет рад вашей помощи!

– Какой еще помощи? – процедил сквозь зубы пограничник, уже не зная, как себя вести с этим словоохотливым и очень уверенным в себе русским. А за спиной стоял настырный американец. И русский говорил такие вещи, о которых стоило подумать.

– Вы ему этой выходкой здорово помешаете в сложной и кропотливой работе на международной арене. Вы знаете, что ваша страна активно участвует в деятельности ООН и Организации американских государств? А за скандал с иностранным дипломатом, которого вы хотели обыскать и у которого вы отобрали паспорт, вашу страну могут лишить права голоса в этих организациях. Вашу страну могут лишить права голоса в Межамериканском суде по правам человека и Институте Мира и во многих других международных организациях, связанных с правами человека и демократией. Президент вам в ноги поклонится и повысит вас в звании, потому что вы один окажете ему такую скверную услугу.

– А если у меня есть серьезные основания…

– То по положению о пограничной службе вы обязаны уведомить об этом свое руководство и пригласить советского консула. И только потом, с согласия обеих официальных сторон, вы осмотрите мои вещи, обыщете меня и сделаете все, о чем договоритесь. Но не раньше! Мой паспорт, офицер!

Сергеев протянул руку, глядя в глаза пограничнику со снисходительной улыбкой. Сейчас решалось все. Произойдет ли подготовленная провокация против советского дипломата, или этот человек откажется участвовать в международном скандале. Ведь его убедили, что скандала не будет. Наверняка его в этом убедили.

– Верните паспорт, офицер, – покачал головой Станислав. – Поверьте, что те деньги, которые вам пообещал тот господин в костюме, не спасут вашу семью от нищеты. И не спасут вашего начальника от военного трибунала. А я забуду ваше лицо!

С этими последними словами Сергеев весело подмигнул пограничнику, продолжая держать руку в ожидании своего дипломатического паспорта. Пограничник, не глядя, выдернул паспорт Сергеева из руки своего помощника, сунул его дипломату и, резко козырнув, прошел к следующему купе.

Американец к этому моменту исчез, и Сергеев не смог разглядеть его в окно на перроне. Ну вот! А ведь они хотели что-то найти у меня. Просто обыск привел бы к дипломатическому скандалу. Любое необоснованное насилие под выдуманным предлогом никого из местных деятелей не спасло бы от санкций сверху. Тогда что могло означать все произошедшее здесь? Они знали, что найдут у меня нечто!

А я хорошо просчитал этого пограничника. Он спасовал, когда я надавил на здравый смысл. Его просто уговорили. И уговорили на скорую руку. Наверное, тот американец очень торопился, у него не было времени все хорошо подготовить. Значит, о моем приезде узнали случайно и только недавно. Кто же он такой? Заметная сутулость, активное движение локтями при ходьбе, чуть выворачивает ступни. У него просто слишком большой размер ноги для его роста. Стоп, стоп, стоп. Что-то тогда прозвучало, когда мы смотрели эти ролики? Нет выправки! У него не военная выправка, выправка не майорская…

Сергеев не столько услышал, сколько почувствовал, что рядом с ним остановился человек. Женщина. Ни запаха духов, ни косметики, но уж слишком сильный запах солнца и моря. Так пахнут женские волосы, когда они длинные и густые, успел подумать Станислав и повернул голову.

Он узнал ее сразу. Как будто и не было этих десяти лет. Только под глазами еле заметные морщинки и складки возле упрямо сжатых губ. А волосы… волосы все те же. Непослушные, густые. И отбрасывает она их назад все тем же движением головы.

– Наташка, – тихо произнес Станислав и чуть улыбнулся.

– Стас, зайдем к тебе, – тихо заговорила женщина. – Это очень важно.

– Заходи, – Сергеев посторонился и пропустил ее в купе.

Наташа вошла, бегло осмотрелась и села на диван. Сергеев опустился напротив. Смотреть на девушку, в которую он был влюблен десять лет назад и которую вновь неожиданно увидел, было приятно. Теплое щемящее чувство волновало грудь, но тревога от того, что Наташа Цветкова сейчас с ним в одном вагоне поезда, следующего в столицу Никарагуа, не отпускала.

– Ты на дипломатической работе? – спросил он, продолжая мягко улыбаться.

– Стас… да! – Наташа дернула головой, как она обычно поправляла волосы, и громко зашептала: – Тот мужчина в светлом летнем костюме, видел его? Он стоял за спинами пограничников. А до этого он что-то втолковывал их начальнику на перроне.

– Я знаю, Наташа, я видел, – кивнул Сергеев.

– Стас, я просто не могла тебя предупредить. Я не придала этому значения, а когда увидела его на перроне, а потом возле твоего купе, то поняла.

– Да что произошло? Расскажи.

– Пару часов назад он заходил в твое купе, – Наташа обвела рукой помещение, потом ухватилась рукой за диван, когда вагон мягко дернулся от толчка локомотива. – Я думала, что он с тобой, или знакомый, или… ну, из наших, что ли. А теперь поняла, что не зря. В его руке сначала был небольшой сверток, а когда он вышел, то свертка не было. Стас, кто этот человек?

– Наташенька, ты правда работаешь в нашем ведомстве? – попытался улыбнуться Сергеев, но девушка резко оборвала его:

– Да в нашем, в нашем! Что ты как ребенок, Стас. Я тебе о серьезном деле говорю. Я еду поступать в распоряжение советника по культуре Олега Ивановича Родионова. Тебя я увидела в поезде случайно, но решила не подходить. Для конспирации не хотела светиться рядом с тобой, потому что у меня нет дипломатического паспорта. И я не знала, с какой миссией едешь ты. Ну, ты меня понимаешь…

Сергеев кивнул. То, что Наташа знала Родионова, было доказательством, что она «в теме». Родионов был сотрудником Первого управления КГБ, только Наташа об этом, видимо, не знала, иначе не стала бы называть его фамилию вслух, да еще в поезде. И ехала она, видимо, действительно по делам культурного обмена между странами. Он вздохнул, на всякий случай похлопал себя по карманам пиджака, хотя был уверен, что в них нет ничего постороннего. Потом открыл свой кейс. Сверток лежал под свернутой белой рубашкой и папкой с бумагами. Обычный полиэтиленовый пакет, в котором виднелась пачка американских долларов, завернутая в обычную почтовую бумагу, исписанную мелким неровным почерком. Текст был написан по-английски.

– Вот он! – обрадовалась Наташа и потянула руку к пакету.

– Тихо, тихо, – остановил ее Станислав. – Не вздумай даже прикасаться. Наших пальцев там быть не должно. Мы с тобой его не видели и не слышали. Посмотрим в посольстве со специалистами.

– А если по дороге снова кто-то попытается устроить провокацию и досмотреть тебя?

– Я думаю, что мы не дадим им такой возможности. Да и не станут они снова пытаться. И так чуть не вляпались в скандал. Меня будет встречать посольская машина.

– О-о, ты величина! – наконец улыбнулась Цветкова.

– Да какая там величина, – Стас махнул рукой. – Просто обычный специальный представитель МИДа с узким кругом полномочий. А встречать меня положено потому, что у меня дипломатический паспорт. Таков порядок. А ты по каким делам сюда? Если не секрет, конечно?

Наташа посмотрела на Сергеева и улыбнулась той улыбкой, которую он так любил в студенческие годы, когда они гуляли по Александровскому саду. Как будто и не было этих десяти лет.

– А я замужем, Стас, – как-то уж очень виновато сказал Наташа.