Глава 29
Или пан, или пропал
– Да ты заходи, заходи. Не робей.
Да-да! Именно так. Ни больше ни меньше. А что прикажете еще делать?
Притвориться невидимкой? Очень сомнительное решение. Самому напасть на входящего Борюсика? Или сломя голову нестись к запасному выходу? Так догонит, к гадалке не ходи. Может быть, демонстративно застрелиться? Было бы из чего…
Короче, ни одного более или менее приемлемого варианта. Вот я и встретил своего врага чуть ли не хлебом-солью, вызывающе облокотившись спиной о бархатную стенку и нагло скрестив руки на груди.
«В нахаловку»…
– Ну что, Боря, уставился? Не ожидал? Да ты прикрой, прикрой дверь-то, дует…
– Ты?
Белобрысый медленно оглядел все кругом, не спеша заходить в квартиру. Он походил сейчас на туго сжатую пружину, в любой миг готовую сорваться и снести все препятствия на своем пути.
– Нет здесь никого, уважаемый. Ты не волнуйся. Один я… пока…
Почти без шума Борюсик скользнул через порог и плавно закрыл за собою дверь.
– Один, говоришь? Это хорошо…
Сказать, что прозвучало зловеще, – это ничего не сказать. Только меня уже так понесло, что паниковать и сокрушаться было поздно:
– Один, один. Потому как не нужен нам с тобою никто, Борис Яковлевич. Для нашего разговора свидетели не нужны. Да и не проживут они долго, если что и услышат. Не так ли?
Банальнейшая психотехника диалога: элементарная наживка начального уровня – так называемое «провоцирование на единомыслие». Это о моем «не так ли». Приглашение к бессознательному согласию оппонента пусть даже и по незначительному поводу. На автомате. А дальше – куда нелегкая вынесет. А как она действительно вынесет, на данный момент было не совсем ясно. Что сейчас врать буду, я пока еще и не придумал. Работал на чистой импровизации. Причем с высочайшими ставками – на грани жизни и смерти.
– Извини, что без приглашения, – продолжал я лицедействовать, – не было другого выхода. Да и со временем, согласись, у нас не очень-то богато.
Очередной иезуитский прием: «согласись», «у нас». «Мы» уже ассоциируется почти как команда единомышленников. А не как кошка и мышка. Я надеюсь…
Что же ты молчишь, Борюсик? И смотришь так… нехорошо как-то…
– Я, кстати, дальше прихожей и спортзала у тебя и не был, – стал заходить я с другой стороны, – может, похвастаешься своими хоромами? Вроде бы с эстетикой и вкусом у тебя проблем не было. Насколько я успел заметить.
А вот эту молекулу лести, эту микроскопическую наживку Борюсик неожиданно проглотил! Молча сделал приглашающий жест рукой в сторону навороченного коридорчика – мол, прошу, сударь, не обессудьте.
Отлично! Начинает протягиваться тонюсенькая ниточка полувербального контакта. Полу-, потому что коммуникация функционирует пока только с моей стороны. Белобрысый оппонент пока что большей частью зловеще помалкивает.
Ну спасибо, что хоть голову пока мне не откручивает, и то ладно.
Вот я встрял-то, если честно!
– Няшненько у тебя здесь…
А в начале нулевых говорили уже «няшненько»? Или нет? Судя по тому, как вытаращился Борюсик, скорее всего, нет.
– В смысле красиво жить не запретишь… можешь же, когда захочешь…
Бред. Опять начинается заговаривание зубов. Как тогда, на заборе.
Я плюхнулся в шикарное кожаное кресло, тут же нежданно утонув в нем почти по самые ноздри. Какое же оно мягкое! Как облако. Из такого быстро и не вскочишь. Как в паутину сам себя загнал. Надо продолжать «грузить» оппонента, пока не придумалось чего-нибудь полезного:
– Знаешь, Боря, о чем я скучаю в этом детском теле? Целый год уже, без малого. Не поверишь – о рюмке хорошего коньяку. Знаешь, аж скулы сводит от искушения, как представишь. Или хотя бы – бокал вина, на худой конец. К примеру, «Седьмое небо князя Голицына»? Наше, массандровское. Не знаешь? Да ты что! Шутишь?
– Тебе что, вина налить?
– Да нет. Возраст не тот. Боюсь вырубиться с трех капель, не успею даже вкуса распробовать…
– Ты говорил, что со временем у нас неважно…
– Да-да! О деле. Да ты не стой, Боря. Не стой. В ногах правды нет. Присядь.
Белобрысый послушно примостился на край какой-то антикварной кушетки. Прямой как лом, напряжен, не расслабляется ни на секунду и ожидает подвоха с любой стороны. Но тем не менее явно заинтригован моим странным поведением.
Только надолго ли хватит его заинтересованности?
– Значит, о деле. У меня сложилось впечатление, что в прошлую нашу встречу между нами возникло какое-то недопонимание. Ты не находишь?
Белобрысый отчетливо скрипнул зубами.
А, ну да. Ребра. Должны по идее еще побаливать.
– Да ты зла не держи. Отнесись с пониманием. Как старший товарищ к младшему! Выхода другого не было. Потому как не было на тот момент у меня разрешения все тебе рассказывать. А тебе уж очень хотелось тогда меня, как бы это помягче сформулировать, – умертвить. Уконтрапупить. А на это я пойтить ну никак не мог. Понимаешь? И не только я… Ты, кстати, обратил внимание, как наши приняли твоих бойцов в больничке? Не впечатлился?
– Так ты от ментов, что ли?
– Не совсем. Выше бери.
– Куда выше? Кагэбэшники? Цэрэушники?
– Да вот и не совсем… Кому КГБ, а кому и… Кому война, а кому и мать родна… – начал я «буксовать», стремительно перебирая в голове варианты, и… в этот миг пришло спасительное озарение. – Короче! Давай о главном. «Москвич». Желтого цвета. Грузовичок-мини. Тот, который снес тебя в семилетнем возрасте около больницы. Помнишь?
Он ничего не ответил, а только пристально и, как мне кажется, с какой-то долей неприязни рассматривал меня. Как под микроскопом. Обидно, слышишь?
Да мне, собственно, его ответ и не нужен особо. Ведь ты, друг мой ситный, любишь научную фантастику! Не так ли? Судя по нашей последней встрече – очень любишь. Ну, тогда ты сейчас эту фантастику и получишь – в масштабах целого вагона и маленькой тележки в придачу. Сейчас нагружу, успевай только выносить.
«Вы хочете песен? Их есть у меня».
– Так вот, «москвич» – это НАШ транспорт. А за рулем была НАША сотрудница. Штатная. Имен называть пока не буду. Скажу только, что это была женщина лет тридцати, в темно-зеленой спецодежде, работающая, как и я, на… восемнадцатый… отдел Федеральной службы безопасности. Управление… «Сигма»… Более конкретные подробности, извини, озвучивать не в моей компетенции.
Вот это я загнул!
Только, сдается, что-то не верил он мне…
По крайней мере, в его очень недобром взгляде смутно прослеживалось некоторое сомнение относительно моих откровений.
– Не веришь? Тогда ответь мне – откуда я могу знать про этот самый «москвич»? Про женщину-водителя? Или про то, к примеру, что после твоего «переноса» в… «бета-темпораль»… в смысле в это самое время… первым, что ты увидел у себя перед носом, было… КОЛЕСО! Фатальное колесо. Знакомое тебе по прежней твоей жизни. С характерными потеками битума на пыльной и горячей резине. Откуда я это все знаю?
А вот теперь, похоже, клиента начало слегка прошибать.
Он вытаращился на меня с таким недоумением, будто я при нем стал ходить по потолку головою вниз. И при этом говорить по-собачьи. С корейским акцентом.
Подожди, то ли еще будет!
– Откуда? – еле слышно прошептал он.
Начинаем реагировать? Скромненько, правда, но для начала неплохо. Получай тогда следующую фишку. Так сказать, в качестве поощрения.
– Все оттуда же. Просто технология и сам механизм временно́го переноса очень жестко регламентированы. Любое отклонение чревато самыми печальными последствиями. В твоем случае – это перелом руки.
– Что-то я не пойму, – окреп наконец-то голосом Борюсик, – ты хочешь сказать, что все эти скачки по времени кем-то управляются? Это все нарочно, что ли, подстроено?
– А ты как думал? – тут же подхватил я. – Конечно, управляются. Точнее, не управляются, а инициируются. Очень долго готовятся, рассчитываются, а потом внедряются в реальность. Очень похоже на запуск человека в космос, только еще сложнее. Сам понимаешь, за полтора десятка лет твоего отсутствия в двадцать первом веке наши ученые кое-чего достигли (эх, мои бы слова да богу в уши!).
– Все равно не понимаю, каким боком здесь «москвич», женщина, колесо? Бред какой-то…
Не надо! Не надо, дорогой, называть бредом… мою ахинею. Это опасно. Для меня, по крайней мере. Ты просто… верь мне. Смотри, что я сейчас тебе еще вотру.
– Не бред! На самом деле не было в твоей первой жизни ни «москвича», ни сбитого мальчишки, ни тем более перелома. Все это – наведенная память, наложенная на детские ассоциации и своеобразие структуры твоей психики. Все это наши сотрудники долго отслеживали, моделировали, а потом просто реализовали в твоей жизни. В определенной временной точке.
– А при чем здесь моя сломанная рука?
– Да в том-то все и дело! В этом вся и суть! Просто у наших умников на стадии реализации твоего переноса произошел СБОЙ. «Глюкнула» программа. Скорей всего – из-за… повышенной солнечной активности. И тебя занесло немного… в другую временную константу. В новую дату, если упрощенно. Со смещением на… какие-то полтора месяца. И НАШИ ТЕБЯ ПРОСТО ПОТЕРЯЛИ!
Ни хрена себе я наплел!
Что называется, «захочешь жить, и не так раскорячишься». Откуда только и берется эта чушь? Суровая взвесь из обрывков отечественной фантастики и голливудских блокбастеров. «Назад в будущее» хуторского розлива.
Впрочем, сомнений во взгляде у Борюсика, кажется, немного поубавилось.
Неужели «пипл хавает»? Или это правда – чем невероятнее ложь, тем большей популярностью она пользуется. Особенно среди доверчивых главарей преступных синдикатов, как в моем случае…
– А зачем? На кой ляд вы вообще все это замутили? – Белобрысый наконец-то сформулировал главный вопрос, который его мучил. – Вам что, заняться было нечем в вашем этом ФСБ? В этом… управлении «снигма»?
– «Сигма», – поправил я его. – Управление Межвременной коррекции. Услышал? Коррекции! Ты что, не знаешь, кто такие «прогрессоры»? Не читал, что ли, про попаданцев? Что-то похожее и у нас. Корректировка прошлого. С целью оптимизации будущего.
– Какой такой оптимизации?
– Самой обыкновенной. Только рассказывать тебе о задачах нашего управления мне допуск не позволяет. Одно могу сказать – очень многим в нашей стране не нравится, что в девяностые годы раздолбали наше социалистическое государство в пух и прах да растащили кусками по окраинам. Самому-то не жаль было Советского Союза? Пионерия, комсомолия, стройотряды – ведь ты все это прошел!
Белобрысый пожал плечами.
– По барабану. Коммунисты, демократы… лапша все это… для лохов…
Я чуть не прыснул.
Это кто сейчас про лапшу рассуждает? Да про лохов?
– Ну ладно. Ты прав, не наше это дело. Мы все – просто винтики в этой огромной машине. Малюсенькие такие деталюшки. Да только не простые. И даже не золотые. Я бы сказал – бриллиантовые!
– Постой-постой, – тот, который «не лох» аж заерзал на кушетке, – ты хочешь сказать, что кроме нас двоих тут еще кто-то есть? В смысле – из будущего. Ну, в детском теле… ну ты понял!
Я многозначительно поджал губы.
Клиент все плотнее и плотнее насаживался на крючок моих фантазий. Это факт. Однако что из этого в моем случае можно выгадать? Еще потянуть время? В надежде на то, что Пятый рано или поздно пришлет сюда все же свою тормозную группу? Или попробовать типа «вербануть» Борюсика? Для того чтобы мы оба – радостные и счастливые – добровольно явились в наш «офис»? Мол, готовы к великому делу «оптимизации прошлого».
Всегда готовы!
А там – сразу же завернуть ласты несостоявшемуся прогрессору белобрысой масти. Приложив как следует этой мастью о твердое напольное покрытие. За все хорошее. Блин, какая заманчивая идея! Но ведь… практически невыполнимая. Или все же попробовать?
– Ты чего замолк?
Как-то грубовато получился этот вопрос у Борюсика. Похоже, клиент начинает нервничать. Не надо бы мне его сейчас напрасно раздражать. Давай-ка еще немножко лапши подвесим, вон сколько свободного места еще на ушах!
– Плохо, что ты сейчас заговорил о ком-то еще, – стал я мудрить после затянувшейся паузы, – не надо тебе об этом знать. По крайне мере – пока. Я и так наговорил тебе много лишнего. А твоя транспозиция, так мы называем перенос во времени, и так проходила через неустановленные помехи. В таком вот случае любая более или менее значимая информация может повлиять на уровень корреляции персональных величин, которые, к слову, пока еще и не установлены.
– Ты чего несешь?
– Я имею в виду, что твои характеристики нуждаются в срочном анализе. Заметь, не те характеристики, что пишут в отделе кадров, а ряд сложнейших физических и психофизиологических параметров личности. В настоящей временной проекции. Я вообще удивляюсь, как ты умудрился сохранить стабильность своего рассудка в этом новом времени без наблюдений и вмешательства специалистов. Да ты уникум, братец!
Еще толика лести. Для укрепления доверия, так сказать.
– А чего здесь такого?
– Да ничего, если не считать опасности банальной шизофрении. Или глубокого аутизма. И это еще в самом благоприятном случае. Кстати, тебе кошмары пока еще не снятся?
– Вообще-то…
Не может у него не быть кошмаров. С его родом деятельности и образом жизни непременно должны быть ужастики по ночам. Хотя бы время от времени.
Постращаю-ка я его еще немножко:
– А голова у тебя часто болит?
– Да… не очень…
– Но ведь болит же?
– Ну… случается…
– Хреново. А бессонница часто бывает?
Борюсик начинал выглядеть основательно «загруженным» пациентом платной клиники. Он уже почти самостоятельно с напряжением вспоминал, какие еще аномалии в его драгоценном здоровье мешают его беззаботной жизни:
– Бывает, если честно. Не скажу, что часто…
– Слушай. Чего мы тут «ромашку» устроили? Бывает, не бывает. Я ведь не ученый. Не врач, не темпоральщик (придумал же профессию!), не психофизик (и эта не лучше). Надо тебя показать специалистам. Тут в нашем секторе работают трое, внедренные, как и мы, из две тысячи двадцатого… Ой, блин! Нельзя тебе эту инфу давать. Высокий риск незапланированных сбоев.
– Так какого же ты…
– У тебя в ушах не звенело, когда я тебе все это рассказывал?
– Да нет вроде… хотя…
– А в глазах червячки такие прозрачные не летали?
– Черт! Далеко отсюда твои спецы?
Куда бы его сплавить? Так, чтобы приняли его там… с распростертыми объятиями.
Я лихорадочно прокручивал в голове варианты. Надо сделать так, чтобы не вспугнуть раньше времени этого зверька. А он, зараза, осторожный, черт! Сейчас, пока моя лапша на ушах тянет его мозг к земле, он, может быть, и не всполошится. Только если тащить его куда-то далеко, высока вероятность того, что он начнет ощущать лажу с моей стороны.
Человек действия. Не аналитик. Но интуиция у него действительно на уровне инстинктов. Нельзя давать ему время на раскачку своих рефлексов.
Есть идея!
Спортзал во Дворце пионеров.
Там всегда есть кто-то из наших. В идеале – Сан-Саныч, хотя он, наверное, сейчас в больничке у Ирины. Да все равно – кто-то там из Конторы будет непременно. Кто-то, кто не будет, как я, изобретать велосипед и мудрить с псевдонаучной терминологией.
– Недалеко. Один доктор совсем рядом – работает в медпункте Дворца пионеров. Помнишь, ты меня туда подвозил? На троллейбусе тут не очень далеко…
– У меня машина.
А! Теперь понятно, почему я до этой квартиры добрался раньше его. Боря, значит, гонял куда-то за своей «Победой». Чтобы потом на ней комфортно «сделать ноги».
А тут я со своей фантастикой. Без малого научной…
– Тогда чего мы расселись? Поехали к доктору, пока не поздно. Наговорил тебе я лишнего тут… Сейчас лучше перебдеть, чем недобдеть… Меня самого чего-то подташнивает…
– Спускайся к машине. Мне тут кое-что захватить надо.
А вот это плохо. Что он тут собирается захватить? Уж не оружие ли!.. Только что поделаешь?
Я с трудом выцарапался из душных объятий безразмерного кресла и побрел в прихожую.
Может быть, тупо дать деру? Пока голова на плечах?
И тут вспомнилось, как совсем недавно я судорожно искал пульс на шее мертвой уже девушки из медицинского училища. На теплой еще шее…
Ну уж фигушки! Никуда я не побегу.
Или пан, или пропал.
Касается, кстати, нас обоих…
