Глава 9
В ПЯТНИЦУ
(утром)
Тиндалл увидел, что их окружает плотная стена тумана. После того как ночью выпал густой снег, температура воздуха стала по-немногу подниматься.
Но потепления не чувствовалось: от липких ледяных полос тумана было еще холоднее. Он торопливо вышел на мостик, следом за ним — Вэллери. Тэрнер, захватив каску, спешил на запасной командно-дальномерный пост. Протянув руку, Тиндалл остановил его.
— В чем дело, старпом? — спросил он. — Кто стрелял? Откуда?
— Не знаю, сэр. Похоже, снаряды летят с кормовых курсовых углов. Я, кажется, догадываюсь, кто именно ведет огонь. — Он долгим, испытующим взглядом посмотрел на адмирала. — Наш вчерашний знакомец.
Резко повернувшись, Тэрнер стал поспешно спускаться с мостика. Тиндалл недоуменно смотрел ему вслед. Потом, яростно бранясь, бросился к телефону, соединенному с рубкой радиометриста.
— Говорят с мостика. У телефона адмирал. Немедленно лейтенанта Боудена!
— Боуден слушает, сэр, — тотчас ожил динамик.
— Чем вы там занимаетесь, тысяча чертей? — Голос Тиндалла звучал тихо и зловеще. — Спите или как? Нас обстреливают, лейтенант Боуден. Огонь ведет надводный корабль. Возможно, это для вас новость.
Адмирал умолк и пригнул голову: несколько снарядов с визгом пронеслись над самым крейсером и рухнули в воду менее чем в полумиле впереди по курсу.
На палубу одного из транспортов обрушились каскады воды, заметные в просвете меж двух полос густого тумана. Поспешно выпрямившись, Тиндалл прорычал в микрофон:
— Немец определил дистанцию до нас, причем довольно точно. Черт вас побери, Боуден, где же он сам?
— Прошу прощения, сэр. — Голос Боудена звучал спокойно и невозмутимо. — Но нам до сих пор не удалось его обнаружить. На экранах все еще виден «Адвенчурер», правда, его пеленг как-то искажен. Приблизительный пеленг триста градусов… Предполагаю, корабль противника по-прежнему прячется за корпусом «Адвенчурера» или же находится в створе с ним, по эту сторону транспорта.
— Далеко ли корабль противника? — отрывисто пролаял Тиндалл.
— Довольно далеко, сэр. Он жмется к «Адвенчуреру». Ни размеров его, ни дистанции установить невозможно.
Поигрывая микрофоном, адмирал повернулся к Вэл-лери.
— Неужели этот Боуден считает, что я поверю его россказням? — проговорил он сердито. — Слишком уж много совпадений. Из тысячи возможных позиций вражеский корабль почему-то занял такую, что позволяет ему спрятаться от нашей радарной установки. Мыслимо ли!
Вэллери посмотрел на адмирала. Лицо командира крейсера было бесстрастно.
— Ну? — нетерпеливо произнес Тиндалл. — Разве не так?
— Нет, сэр, — спокойно произнес Вэллери. — Не так. Не совсем так.
Совпадение отнюдь не случайно. «Волчья стая» сообщила ему по радио наш пеленг и курс. Остальное было просто.
Тиндалл уставился на Вэллери, потом, закрыв глаза, отчаянно замотал головой. Это был жест, выражавший самобичевание, презрение, попытку напрячь истощенный, усталый ум. Дьявольщина, шестилетний ребенок разгадал бы этот маневр… Метрах в пятидесяти по левому борту «Улисса» в воду со свистом врезался снаряд. Тиндалл не пошевельнулся; возможно, он даже не увидел и не услышал его всплеска.
— Боуден? — проговорил он, снова поднося к губам микрофон.
— Слушаю, сэр.
— Есть перемены на индикаторе?
— Нет, сэр. Все по-прежнему.
— И вы по-прежнему придерживаетесь своего мнения?
— Да, сэр. Иного объяснения быть не может.
— Полагаете, корабль противника держится неподалеку от «Адвенчурера»?
— Точнее сказать, жмется к нему.
— Но, черт возьми, приятель, ведь «Адвенчурер» находится от нас менее чем в десяти милях!
— Да, сэр, я знаю. И этот бандит — тоже!
— Как! В десяти милях! Но ведь…
— Он ведет огонь по радарным данным, — прервал его Боуден. В металлическом голосе лейтенанта возникли усталые нотки. — Я так предполагаю.
С помощью радара он также следит за нами. — Вот почему противник постоянно находится на том же курсовом углу, что и «Адвенчурер». И огонь его чрезвычайно точен… Боюсь, адмирал, его радар ничуть не уступает нашему.
В динамике щелкнуло. В напряженной тишине, воцарившейся на мостике, послышался неестественно громкий треск разбившейся на мелкие кусочки эбонитовой трубки, выскользнувшей из рук адмирала. Словно слепой, пошарив вокруг себя, он ухватился за трубу паропровода. Вэллери шагнул к Тиндаллу, заботливо протянул ему руки, но тот машинально отстранил его. Разом превратившись в дряхлого, обессилевшего старика, волоча ноги, адмирал побрел по настилу мостика, забыв, что на него смотрит дюжина изумленных глаз, и с неимоверным трудом забрался в свое высокое кресло.
«Осел! — бранил он себя. — Старый безмозглый осел!» Он никогда не сможет простить себя! Ни за что! Враг перехитрил его. Всякий раз фриц предупреждал его мысли, заранее угадывал его намерения и маневры. Старого дурака обвели вокруг пальца. Радиолокатор! Конечно, все дело именно в нем.
До чего же он был глуп, полагая, что немецкие радарные установки все те же несовершенные, примитивные системы, какими, судя по донесениям адмиралтейства и данным авиаразведки, они были год назад! Радиолокатор, причем не хуже того, которым оснащен «Улисс»! А ведь все полагали, что «Улисс» — корабль, оснащенный превосходнейшей, более того, единственной в мире радарной установкой! Оказывается, у фрица радар не хуже, а возможно, много лучше, чем на «Улиссе». Но разве подобная мысль хоть однажды пришла ему в голову? Тиндалл корчился от душевной муки, от чувства отвращения к самому себе. Утром пришел час расплаты: шесть судов с тремя сотнями душ на борту пошли ко дну. «Молись, Тиндалл! — думал он тупо. — Моли о прощении Всевышнего. Это ты их погубил… Радарная установка!»
Взять, к примеру, прошлую ночь. Когда «Улисс», заметая следы, повернул на ост, немецкий крейсер потащился за ним, делая вид, что попался на удочку «гениального мыслителя и стратега». Адмирал даже застонал от чувства унижения. Крейсер последовал за ним и устраивал беспорядочную стрельбу всякий раз, как «Улисс» исчезал в дымовой завесе. Делал это для того, чтобы скрыть, насколько эффективна его радарная установка, одновременно утаивая и тот факт, что он, по крайней мере, уже полчаса следил за конвоем, ушедшим на норд-норд-вест. И задачу эту упростил он сам, адмирал Тиндалл, запретивший судам конвоя идти противолодочным зигзагом.
Да и позднее, когда «Улисс», великолепно петляя, сперва повернул на зюйд, затем снова на норд, противник, должно быть, постоянно видел корабль на экране своего локатора. И, в довершение всего, казня себя, адмирал вспомнил этот финт немецкого крейсера — его ложный отход на зюйд-ост. Почти наверняка вслед за «Улиссом» он повернул к норду, поймал английский крейсер, находившийся на предельной для его радара дистанции, и, рассчитав курс «Улисса» для сближения с конвоем, радировал «волчьей стае» субмарин, находившейся впереди, координаты конвоя с точностью чуть ли не до фута.
И вот последнее оскорбление, сокрушительный удар по остаткам его человеческого и командирского достоинства… Противник открыл огонь с предельной дистанции, но с максимальной точностью — несомненное доказательство того, что целеуказание производится с помощью радара.
Единственным объяснением этому могла быть лишь уверенность противника, что на «Улиссе» наконец-то сообразили: немецкий крейсер оснащен чрезвычайно надежной радиолокационной установкой. Какое там сообразили! Тиндаллу это и во сне не приснилось. Он стал мерно бить кулаком по краю ветрового стекла, не чувствуя боли. Боже, какой же он идиот, беспросветный, безнадежный идиот!
Шесть транспортов, триста человек! Сотни танков и самолетов, миллионы галлонов горючего потеряны для России. Сколько тысяч русских — солдат и мирных жителей — погибнут из-за этого! А сколько семей будет убито горем в разных концах Великобритании, лишившись своих близких! Представил себе юношей-почтальонов, развозящих на велосипедах похоронные. Представил, как стучатся они в двери домиков в долинах Уэльса, в тенистых, переулках Сюррея, привозят их родным убитых, сидящим у очагов на далеких Западных островах — очагов, где, чадя, тлеет торф. Представил выбеленные известью коттеджи Донегала и Антрима… Осиротевшие дома — на бескрайних просторах Нового Света, от Ньюфаундленда и Мейна до дальних нагорий тихоокеанского побережья… Эти несчастные семьи так никогда и не узнают, что не кто иной, как он, адмирал Тиндалл, столь преступно распорядился жизнями их мужей, братьев, сыновей. Мысль эта была еще горше, чем безутешное отчаяние.
— Каперанг Вэллери? — Голос Тиндалла доходил на хриплый шепот. Вэллери подошел к контр-адмиралу и остановился, мучительно кашляя: клочья ледяного тумана, проникавшие в носоглотку, острым ножом рассекали воспаленные легкие.
Столь явные страдания Вэллери адмирал даже не заметил — настолько он был удручен и подавлен. — Ах, вы здесь? Командир, вражеский крейсер должен быть уничтожен.
Вэллери кивнул с угрюмым видом.
— Да, сэр. Каким образом?
— Каким образом? — В ореоле капюшона, покрытого капельками влаги, лицо Тиндалла казалось бескровным и изможденным. Но адмирал с неким подобием улыбки добавил:
— Семь бед — один ответ… Я предлагаю атаковать крейсер силами эскорта, включая «Улисс», и прикончить немца. — Горько опустив уголки губ, Тиндалл невидящим взглядом смотрел на пелену тумана. — Нехитрый тактический маневр, который возможно осуществить даже при моих скромных способностях.
Внезапно умолкнув, он перегнулся через борт и тотчас пригнул голову: в воде (явление редкое), всего в нескольких ярдах от корабля, разорвался неприятельский снаряд, окатив мостик фонтаном брызг.
— Мы, то есть «Стерлинг» и «Улисс», атакуем его с зюйда, — продолжал адмирал, — и отвлечем на себя огонь его артиллерии и радарную установку. Орр со своими сорвиголовами обойдет фрица с норда. В таком тумане эсминец сможет подойти вплотную и произвести торпедный залп. Для одиночного корабля условия неблагоприятные, шансов уцелеть у него немного.
— Все корабли эскорта? — повторил Вэллери, глядя на адмирала. — Вы намереваетесь отрядить все корабли охранения?
— Именно это я намерен сделать, каперанг Вэллери.
— Но, возможно, этого-то и добивается противник, — возразил командир «Улисса»…
— Самоубийство? Славная смерть во имя фатер-ланда? Неужели вы в это верите? — насмешливо проговорил Тиндалл. — Такие идеи погибли вместе с Лангесдорфом и Миддельманном.
— Да нет же, сэр! — нетерпеливо проговорил Вэллери. — Он хочет отвлечь нас на себя, чтобы конвой остался без охранения.
— Ну и что? — резко спросил Тиндалл. — Кто отыщет конвой в этом молоке?
— Он обвел рукой вокруг, показывая кружащие вокруг густые полосы тумана. — Черт побери, старина, если бы не туманные буи, даже наши собственные суда не могли бы видеть друг друга. Я уверен, что и никто другой не увидит.
— Не увидит? — быстро переспросил Вэллери. — А если поблизости находится еще один немецкий крейсер, оборудованный радарной установкой? Или еще одна «волчья стая»? И те, и другие могут поддерживать радиосвязь с нашим знакомцем, что у нас по корме. А уж он-то знает наш курс с точностью до минуты!
— Радиосвязь? Но разве наши радисты не следят за переговорами противника?
— Да, сэр. Следят. Но, как мне сказали, в диапазоне сверхвысоких частот это не так-то просто.
Тиндалл буркнул что-то непонятное и умолк. Он испытывал адскую усталость. У него не было больше ни сил, ни желания продолжать спор. Но Вэллери, в тревоге сдвинув брови, снова заговорил.
— Почему наш «приятель» преследует нас по пятам, время от времени постреливая? Да потому, что он лезет из кожи вон, чтобы мы шли в каком-то определенном направлении. Иначе к чему ему было уменьшать на девяносто процентов вероятность попадания и использовать лишь половину орудий главного калибра?
— Возможно, он рассчитывает на то, что мы придем к такому выводу. — Тиндалл с трудом напрягал свою мысль. В голове его словно стоял туман — туман не менее плотный и непроницаемый, чем те влажные густые полосы, что, кружась, проносились мимо. — Возможно, он хочет нагнать на нас страху и заставить изменить курс, — разумеется, повернуть на север, где нас, вполне вероятно, поджидает «волчья стая».
— Вполне допустимо, — согласился Вэллери. — Но вероятно и другое. Возможно, противник сделал еще более тонкий ход. А вдруг он рассчитывает, что мы, поняв очевидное, с целью избежать опасности, будем следовать прежним курсом, то есть поступим именно так, как ему нужно?.. Это умный враг, сэр. Мы уже успели в этом убедиться.
Что же сказал Брукс Старру там, в Скапа-Флоу, целую вечность тому назад? «Каждый нерв тела, каждая клеточка мозга перенапряжены до крайности, и ты чувствуешь, что находишься на самом краю пропасти, называемой безумием…»
Тивдалл с тупым изумлением подумал, до чего точно описал Брукс это состояние. Теперь он и сам знал, что такое «находиться на самом краю пропасти»… Тиндалл смутно создавал, что стоит на краю той самой пропасти.
Голова словно налита свинцом; мысль пробивается с трудом, словно слепец, бредущий по колена в грязи. Он догадывался, что это, должно быть, первый (а может, последний?) симптом нервного срыва… Одному Богу известно, сколько было таких срывов на «Улиссе» за последние месяцы… Но он все-таки адмирал… Он обязан что-то предпринять, что-то сказать.
— К чему гадать на кофейной гуще, Дик? — произнес он жестко.
Вэллери пристально поглядел на адмирала: находясь на мостике, старина Джайлс никогда прежде не обращался к нему иначе, как «командир».
— Надо что-то предпринять, на что-то решиться. Для успокоения совести оставим «Вектру». И никого больше. — Тиндалл усмехнулся. — Для черной работы, которая нам предстоит, понадобится по крайней мере пара эсминцев.
Бентли, запишите текст радиограммы: «Всем кораблям охранения и коммодору Флетчеру на „Кейп-Гаттерасе“…»
Рассекая непроницаемую стену тумана, на зюйд-вест мчались четыре корабля, покрыв за десять минут половину дистанции до корабля противника.
«Стерлинг», «Викинг» и «Сиррус» поддерживали постоянную радиосвязь с «Улиссом»: для них, ничего не видящих за серой пеленой, «Улисс» был поводырем.
— На мостике! Докладывает радиометрист! Докладывает радиометрист!
Глаза всех, кто там находился, впились в диск динамика.
— Противник ложится на зюйд, увеличивает ход.
— Поздно надумал! — хрипло прокричал Тиндалл, стиснув кулаки в предвкушении успеха. — Слишком поздно изменил курс!
Вэллери ничего не ответил. Проходили секунды. «Улисс» по-прежнему мчался сквозь холодный туман по глади студеного моря. Неожиданно динамик снова ожил.
— Неприятельский корабль делает поворот на сто восемьдесят градусов. Ложится на зюйд-ост. Скорость хода противника двадцать восемь узлов.
— Двадцать восемь узлов? Удирает во все лопатки! — Тиндалл словно ожил, — Командир, предлагаю «Сиррусу» и «Улиссу» полным ходом следовать курсом зюйд-ост, атаковать и задержать противника. Пусть радист передаст депешу Орру. Запросить у радиометриста курс противника.
Тиндалл замолчал, нетерпеливо ожидая ответа.
— На мостике! Докладывает радиометрист! Курс противника триста двенадцать. Курс не изменяется. Повторяю, курс не изменяется.
— Курс не изменяется, — отозвался Тиндалл. — Командир, открыть огонь! Управление огнем по радиометрическим данным. Теперь-то он попался! — воскликнул он торжествующе. — Он слишком долго выжидал. Он в наших руках, командир!
Вэллери снова промолчал. Тиндалл посмотрел на него с каким-то гневным недоумением.
— Разве вы не согласны?
— Не знаю, сэр, — качая головой, произнес Вэллери. — Ничего не могу сказать. Почему он так долго выжидал? Почему не начал отходить в ту самую минуту, когда мы оставили конвой?
— Слишком уверен в себе, черт его побери! — прорычал Тиндалл.
— Или слишком уверен в чем-то другом, — раздельно проговорил командир «Улисса». — Возможно, он хотел убедиться в том, что мы действительно увязались за ним.
Тиндалл опять что-то раздраженно пробурчал, хотел было что-то возразить, но не успел: от залпа носовой башни «Улисс» вздрогнул всем корпусом. Из-за страшного жара пламени туман над баком корабля на мгновение рассеялся. Еще несколько секунд — и серая пелена должна была снова окутать корабль.
Но тут, словно по волшебству, посветлело. «Улисс» прорвал полосу густого тумана; в образовавшейся бреши на траверзе крейсера все увидели «Сиррус», похожий на гончую, держащую в пасти гигантскую кость. Эсминец несся курсом зюйд-вест, делая свыше тридцати четырех узлов. «Стерлинг» и «Викинг», окутанные туманом, остались за кормой.
— Орр находится слишком близко, — резко проговорил Тиндалл. — Почему не сообщил об этом Боуден? Так нам противника в вилку не взять. Передать «Сиррусу»: «Следовать курсом 317 градусов в течение пяти минут». Командир, то же относится к «Улиссу». Лево пять градусов на пять минут, затем лечь на прежний курс.
Едва он успел усесться в свое кресло, а «Улисс», снова окутанный туманом, только лишь начал менять курс, как ожил динамик.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка…
Метнув в туман языки пламени и клубы дыма, оглушительно ухнули оба орудия второй носовой башни. Одновременно со страшным грохотом и взрывом под ногами находившихся на мостике подпрыгнула палуба. Людей взметнуло точно катапультой, и они полетели, сшибаясь друг с другом, ударяясь о металл, отчего получали страшные ушибы, ломали кости. Не в силах тотчас оправиться от страшного умственного и физического потрясения, люди оцепенели; барабанные перепонки болели, едва не лопнув от давления воздушной волны; носоглотку разъедали ядовитые газы, глаза слепил густой черный дым. А бесстрастный голос в динамике все твердил и твердил что-то неразборчивое.
Дым понемногу рассеялся. Шатаясь, точно пьяный, Тиндалл поднялся на ноги и ухватился за брусок — компенсатор девиации: адмирала швырнуло взрывом на середину компасной площадки. Он встряхнул головой. Все вокруг ходило ходуном. Здорово же его шарахнуло, он даже не помнит, как все произошло. И кисть чьей-то руки… Почему она так нелепо вывернута? Да это же его собственная кисть, подумал он с вялым изумлением. Странное дело, совсем не больно. Перед ним возникло лицо Карпентера. Повязку со лба штурмана сорвало, рана, полученная во время страшной бури, открылась, лицо залито кровью. «Что бы сказала та девушка из Хенли, о которой он твердил, если бы увидела его в таком виде?» — подумал почему-то Тиндалл. Отчего не перестанет бубнить, точно помешанный, этот голос в динамике?.. Неожиданно ум его прояснился.
— Боже мой! Боже! — Он изумленно уставился на обезображенный настил палубы и под ней расколотый на куски асфальт. Отпустив брусок, адмирал тотчас ткнулся в ветрозащитное стекло; чувство равновесия подтвердило то, чему отказывались верить глаза: вся компасная площадка наклонилась на пятнадцать градусов вперед.
— В чем дело, штурман? — Голос его звучал хрипло, напряженно и показался незнакомым даже ему самому. — Скажите, Бога ради, что произошло?
Взрыв в казенниках второй башни?
— Нет, сэр, — ответил Карпентер, проводя по глазам рукой, и рукав его комбинезона тотчас окрасился кровью. — Прямое попадание, сэр. Точно в надстройку.
— Он прав, сэр.
Кэррингтон, далеко перегнувшись через ветровое стекло, пристально всматривался вниз. Даже в такую минуту Тиндалла удивило спокойствие капитан-лейтенанта, его почти нечеловеческое самообладание.
— Нам здорово не повезло, — продолжал Кэррингтон. — Поврежден носовой скорострельный автомат, прямо под нами — пробоина величиной с дверь… Должно быть, натворило там бед…
Едва ли адмирал расслышал последние слова. Опустившись на колени возле Вэллери, он подложил ему под голову здоровую руку. Командир корабля лежал, скрючившись, у дверцы. Он хрипло, прерывисто дышал, захлебываясь кровью, которая шла у него горлом. Лицо Вэллери было смертельно-бледно.
— Крайслер, вызвать на мостик Брукса, то есть начальника медицинской службы! — закричал Тиндалл. — Живо!
— На мостике! Докладывает радиорубка. Докладывает радиорубка. Прошу подтвердить сообщение. Прошу подтвердить сообщение.
Голос в динамике говорил торопливо, уже не так монотонно, и теперь даже в его металлической бесстрастности ощущалась какая-то тревога.
Положив трубку, Крайслер озабоченно посмотрел на адмирала.
— Ну? — властно спросил Тиндалл. — Он скоро придет?
— Никто не отвечает, сэр. — Поколебавшись, юноша прибавил:
— Линия, видно, повреждена.
— Так какого дьявола вы здесь стоите? — взревел Тиндалл. — Сбегайте за ним. Первый офицер, прошу принять на себя командование кораблем! Бентли, вызовите на мостик старшего офицера!
— На мостике! Докладывает радиорубка. Докладывает радиорубка.
Тиндалл испепеляющим взглядом впился в динамик, но тотчас похолодел: до его сознания дошел смысл слов радиста.
— …Попадание в кормовую часть. Из дивизиона живучести докладывают, что разрушен шифрпост. Радиолокационные рубки номер шесть и семь выведены из строя. Повреждена корабельная лавка. Кормовой командно-дальномерный пост получил значительные повреждения.
— Кормовой пост! — Тиндалл с бранью начал стаскивать перчатки, но тотчас сморщился от острой боли: он забыл, что у него сломана рука.
Осторожно подложив под голову Вэллери свои толстые перчатки, он с трудом поднялся.
— Кормовой командный пост! Но ведь там Тэрнер! Боже, неужели же он…
Не договорив, адмирал, спотыкаясь, бросился к задней части мостика.
Опираясь о поручни трапа, Тиндалл с опаской посмотрел в сторону юта.
Сперва он не увидел ничего, кроме задней трубы и грот-мачты. Сводящий с ума плотный серый туман, круживший над кораблем, был совершенно непроницаем.
Неожиданно туман и дым, висевшие над ютом, на какое-то мгновение рассеялись.
Тиндалл судорожно вцепился в поручни; косточки пальцев побелели как слоновая кость.
Кормовой надстройки как не бывало. Вместо нее возвышалась нелепая груда исковерканного, изуродованного металла. Взору Тиндалла предстала третья башня, обычно невидимая с мостика. Башня на вид повреждений не имела. Но остальные сооружения кормовой надстройки исчезли. Не было ни радиолокационных рубок, ни шифрпоста, ни служебного помещения корабельной полиции, ни корабельной лавки. Кормовой камбуз, должно быть, уничтожен почти полностью. Смерть прошлась по юту стальной метлой. Чудом уцелела лишь обрубленная грот-мачта. Но сразу за ней адмирал увидел кормовой пост управления, венчавший это чудовищное нагромождение. Кормовой пост скособочен, укрепленный на нем дальномер сбит. Именно тут находился Тэрнер, старший офицер крейсера… Тиндалл покачнулся и едва не упал с верхней ступеньки крутого трапа. Он встряхнул головой, чтобы прогнать туман, сдавливавший его мозг. Где-то в области темени ощущалась странная тупая боль. Именно там, казалось, и возникал этот туман… «Корабль-счастливчик» — так когда-то называли «Улисс». Двадцать месяцев ходил он в самые трудные походы и не получил ни единой царапины… Но Тиндалл знал, что когда-нибудь счастье от него отвернется.
Заслышав торопливые шаги ног, поднимавшихся по металлическому трапу, он с усилием поднял отяжелевшие веки и тотчас узнал смуглое, худощавое лицо старшего сигнальщика Дэвиса. Тот поднимался с флаг-дека. Лицо его было белым как полотно, он учащенно дышал. Дэвис открыл было рот, но тут же осекся, уставившись на поручни.
— Ваша рука, сэр! — Он перевел изумленный взгляд на глаза адмирала. — На ней же нет перчатки!
— Неужели так? — Тиндалл посмотрел на свою руку с некоторым удивлением.
— И в самом деле. Благодарю вас, Дэвис.
С этими словами он убрал руку с мерзлой стали и равнодушно поглядел на кровоточащую, с содранной кожей, ладонь.
— Пустяки. В чем дело, паренек?
— Я только что с поста управления авиацией. — Глаза Дэвиса потемнели от пережитого ужаса. — Там разорвался снаряд. Пост… его просто не существует. А запасной командный пункт, что над ним…
Срывающийся голос сигнальщика утонул в грохоте залпа первой башни.
Казалось почему-то странным, что орудия главного калибра по-прежнему действуют.
— Я там был, сэр, — продолжал Дэвис несколько спокойнее. — Все… Словом, беднягам не повезло.
— А что с коммандером Уэстклиффом? — произнес Тиндалл, хотя и понимал, что цепляется за соломинку.
— Не знаю, сэр. Пост управления разнесло в клочья. И если он находился там…
— Где же ему еще было находиться? — прервал его мрачным голосом Тиндалл. — Авиационный офицер никогда не оставлял свой командный пункт во время боевой тревоги…
Сжав в кулаки изуродованные руки, адмирал замолчал: послышался пронзительный визг и оглушительный треск снарядов, разорвавшихся до жути близко. Оба эти звука слились в адскую какофонию.
— Боже мой! — прошептал Тиндалл. — Чуть снова не угодило! Дэвис! Что за дьявол!
Голос внезапно превратился в мучительный стон. Отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, адмирал ударился спиной о палубу, да с такой силой, что едва не отбил себе легкие. Это Дэвис, взвившись точно снаряд катапульты, перелетел через последние три ступеньки трапа и с размаху ударил головой и плечами в живот адмиралу.
Упав на ноги Тиндалла, юноша неподвижно лежал, раскинув руки.
С усилием набрав воздуха в легкие, Тиндалл словно всплывал из пучины обморока. Еще ничего не соображая, он машинально приподнялся, но сломанная рука подломилась, не выдержав тяжести тела. От ног, похоже, тоже не было проку. Они были тачно ватные. Туман рассеялся, и в потемневшем небе возникали ослепительные разноцветные вспышки — красные, зеленые, белые. Что это, осветительные снаряды? Какой-то новый тип? Усилием воли адмирал заставил себя размышлять. До его сознания дошло, что между этими яркими отблесками и пронзительной болью где-то в лобной части его мозга есть какая-то связь. Он провел по лицу тыльной стороной ладони: глаза его были все еще зажмурены…
— Вы ранены, сэр? Не двигайтесь. Мы вас сию же минуту унесем отсюда, — прогудел над головой адмирала грудной, властный голос. Тиндалл отпрянул назад в неописуемом ужасе. Это был голос Тэрнера, а Тэрнер, он знал, погиб.
Уж не умер ли и он сам? И мир, куда он теперь попал, — это жуткий мир, где все смешалось — кромешный мрак и ослепительный свет, — темный и яркий мир, наполненный болью, бессилием и голосами из прошлого?
Неожиданно веки его открылись. В каком-то футе от себя Тиндалл увидел худощавое пиратское лицо старшего офицера, озабоченно склонившегося над ним.
— Тэрнер! Неужели это Тэрнер? — с надеждой протянул руку адмирал и, несмотря на боль, благодарно ощутил прикосновение жесткой ладони старпома. — Тэрнер! Ну, конечно же, это вы! А я-то думал…
— Кормовой командный пост? Меня там и близко не было. Я шел сюда, уже по трапу на бак поднимался, когда разорвался первый снаряд. Меня швырнуло на палубу… Как себя чувствуете, сэр?
— Слава Богу! Слава Богу! Только вот ноги. Силы небесные, что это?
Глаза его расширились от изумления. Над самой головой Тэрнера навис похожий на дерево огромный белый ствол, наклонившийся на левый борт.
Протянув руку, можно было коснуться этой громады.
— Это фок-мачта, сэр, — объяснил Тэрнер. — Последним снарядом ее ниже рея срезало. Воздушная волна закинула обломок на мостик. Боюсь, почти полностью разрушен пункт управления зенитным огнем. Мачту вдавило в главный командно-дальномерный пост. Юный Кортни вряд ли смог уцелеть… Дэвис вовремя заметил, что она падает. Я поднимался вслед за ним.
«Дэвис!» — Тиндалл только сейчас вспомнил о нем. Ну, конечно же, Дэвис!
Должно быть, это он и придавил ему ноги. Вытянув шею, Тиндалл смог увидеть тело юноши; огромная мачта упала тому на спину.
— Ради Бога, старпом, вытащите его!
— Лежите, сэр, скоро придет Брукс. С Дэвисом все в порядке.
— В порядке? Вы говорите, в порядке! — кричал своим голосом Тиндалл, не обращая внимания на молчаливые фигуры, скапливавшиеся вокруг. — Вы что, спятили, Тэрнер? Бедняга парень, должно быть, мучается.
Сделав отчаянное усилие, адмирал попытался подняться, но несколько пар рук — заботливых и крепких — удержали его.
— С ним все в порядке, сэр. — Голос Тэрнера прозвучал непривычно тихо.
— Это правда, сэр. Дэвис больше не мучается. Он отмучился.
Тиндалл все понял. Ошеломленный страшным открытием, закрыв глаза, адмирал плашмя упал на спину.
Глаза его были все еще закрыты, когда появился Брукс, уверенный, расторопный. С его приходом у всех словно отлегло от сердца. Не прошло, казалось, и минуты, как адмирал снова был на ногах — потрясенный, весь в синяках и ушибах, но в целом невредимый. Открыто выражая неповиновение доктору, Тиндалл настоял, чтобы его отвели на мостик. При виде Вэллери, который, пошатываясь, прижимал ко рту белое полотенце, глаза его вспыхнули.
Но он промолчал. Нагнув голову, адмирал с мучительным усилием забрался в свое высокое кресло.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка. Прошу подтвердить сообщение.
— Этот проклятый болван все еще бормочет? — сварливо заметил Тиндалл. — Почему никто не заткнет ему глотку?
— Вы были без сознания всего лишь несколько минут, сэр, — заметил Капковый мальчик.
— Несколько минут! — Тиндалл изумленно уставился на него и тотчас умолк. Потом взглянул на Брукса, перевязывавшего ему правую руку.
— Начальнику корабельной медслужбы больше нечего делать? — спросил он неприязненно.
— Да, нечего, — проворчал Брукс. — Когда снаряды рвутся в четырех стенах, начальнику медслужбы остается одно… подписывать свидетельства о смерти, — добавил он грубо. Вэллери и Тэрнер переглянулись. Вэллери понял, что Брукс даже не догадывается, насколько тяжело состояние Тиндалла.
— На мостике! Докладывает радиорубка! «Вектра» снова запрашивает указаний. Срочно. Срочно.
— «Вектра», — Вэллери взглянул на умолкнувшего, оцепеневшего адмирала и повернулся к посыльному. — Крайслер! Во что бы то ни стало доберитесь до радиста. Пусть повторит первое донесение.
Снова поглядев на Тиндалла и увидев его искаженное лицо, он посмотрел вниз, через борт, куда смотрел адмирал… И тотчас отпрянул в ужасе, подавив внезапную тошноту. Зенитчик, находившийся в гнезде ниже мостика, — ровесник Крайслера, должно быть, увидев падающую мачту, попытался спастись. Едва он выскочил из гнезда, как антенна радиолокатора, укрепленная на мачте, обрушившейся на мостик, — стальная решетка площадью в добрую сотню квадратных футов — с размаху ударила по нему. Комендор лежал без движения — обезображенный, изуродованный, не похожий на человеческое существо. Лежал, раскинув руки, словно распятый на спаренном стволе своего «эрликона».
Вэллери отвернулся в душевной боли. Боже, до чего безумная и бессмысленная эта вещь — война! Будь проклят этот немецкий крейсер, эти немецкие артиллеристы! Будь они трижды прокляты!.. Хотя что это он? Ведь они просто делают свое дело, и делают его дьявольски умело. Невидящим взором каперанг уставился на остатки своего мостика. Какая точность, будь они неладны! «Интересно, получил ли повреждения вражеский корабль?» — машинально подумал Вэллери. Очевидно, нет, а теперь попасть в него и вовсе невозможно.
«Улисс», по-прежнему мчавшийся в тумане на зюйд-ост, стал слеп, пав жертвой непогоды и немецких орудий, выведших из строя обе радарные установки. Хуже того, и оба командно-дальномерных поста в безнадежном состоянии. Если так будет продолжаться и дальше, криво усмехнулся он, останется одно: пустить в ход абордажные крючья и сабли. Хотя орудия главного калибра «Улисса» и уцелели, с военной точки зрения крейсер беспомощен. Больше того, он попросту обречен. Как это выразился кочегар Райли? Ах, да. «Нас бросают на съедение своре волков». Вот именно, брошены на съедение волкам. Но только Нерон, подумал он устало, был бы способен ослепить гладиатора, прежде чем бросить его на арену…
Огонь прекратился. На мостике воцарилась могильная тишина. Невыносимая, небывалая тишина. Слышен был лишь шум воды, рассекаемой форштевнем, глухой рев огромных втяжных вентиляторов котельного отделения да монотонное, действующее на нервы щелканье гидролокатора. Но, странное дело, эти звуки лишь усугубляли безмолвие.
Вэллери увидел, что глаза всех устремлены на адмирала Тиндалла. Старина Джайлс бубнил что-то неразборчивое. Его лицо стало вдруг мертвенно-серым, изможденным. Адмирал перегнулся через борт. Казалось, взгляд его был прикован к убитому юноше. А может быть, к решетке локатора? Дошло ли до его сознания, что в действительности означают сбитая радарная антенна и разрушенные командно-дальномерные посты? Вэллери долго смотрел на адмирала, потом отвернулся, поняв, что дошло.
— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка!
Все, кто находился на мостике, и без того взвинченные до предела, так и подпрыгнули, заслышав голос в динамике. Все, кроме Тиндалла. Он застыл словно изваяние.
— Донесение с «Вектры». Первое донесение, полученное в 09.52.
Вэллери взглянул на часы. Прошло всего шесть минут. Невероятно!
— Повторяем текст донесения. «Установлены контакты. Три контакта. Повторяю, три. Отставить три. Пять контактов. Крупное сосредоточение подводных лодок противника впереди по курсу и на траверзе. Вступаю в бой».
Всем было известно, что, вопреки указаниям руководства, Тиндалл самолично принял решение оставить конвой почти без всякого охранения. На свой страх и риск. Вэллери невольно восхитился мастерством, с каким была подложена приманка и рассчитано время захлопнуть мышеловку. Каково-то воспримет старина Джайлс этот страшный просчет, завершивший целый ряд роковых ошибок, — просчетов, за которые, говоря по справедливости, судить его нельзя… Но держать ответ ему все равно придется. Железный голос динамика прервал размышления командира крейсера.
— Передаю текст второго донесения с «Вектры»: «Вступил в бой. Начал бомбометание. Один транспорт торпедирован, тонет. Танкер торпедирован, имеет повреждения, но остается на плаву, управляется. Прошу срочных указаний. Прошу срочной помощи».
В динамике щелкнуло. Снова воцарилась напряженная, неестественная тишина. Так продолжалось пять, десять, двадцать секунд. Потом все, словно сговорясь, как-то неловко отвернулись.
Тиндалл стал слезать со своего кресла. Движения его были неуклюжими, медленными. Он неуверенно зашаркал ногами — так ходят очень дряхлые люди.
Было заметно, что он сильно хромает. Правая рука, неестественно белая из-за наложенной на нее повязки, поддерживала сломанную кисть левой руки. В фигуре адмирала ощущалось какое-то неестественное, как бы вымученное достоинство, лицо было бесстрастно, лишь бледный отсвет улыбки, казалось, еще играл на нем. Потом он заговорил — словно бы с самим собой.
— Я нездоров, — произнес он. — Спущусь вниз.
Крайслер, при всей своей молодости понявший разыгравшуюся у него на глазах трагедию, отворил дверцу и вовремя подхватил Тиндалла, когда тот оступился на ступеньке трапа.
Адмирал, бросив через плечо умоляющий взгляд, заметил сочувственный кивок Вэллери.
Оба — старик и юноша — медленно, бок о бок, пошли в сторону юта. Спустя короткое время шарканье стихло.
Изуродованный мостик стал удивительно пустынным, а те, кто на нем находились, чувствовали себя словно осиротелыми. Старины Джайлса — жизнерадостного, энергичного, неутомимого Джайлса — больше не было. Люди еще не успели осознать непоправимое: столь быстрой и разительной была эта страшная перемена в адмирале. В ту минуту они лишь почувствовали себя беззащитными, беспомощными и одинокими.
— Ибо сказано: «Устами младенцев глаголет истина…» — Конечно же, первым нарушил тишину Брукс. — Николлс всегда утверждал…
Осекшись на полуслове, старый врач медленно, словно что-то припоминая, покачал головой.
— Схожу выясню, не могу ли чем-нибудь помочь, — проговорил он и стал торопливо спускаться с мостика.
Вэллери, проводив его взглядом, повернулся к Бентли. Поросшее седой щетиной, осунувшееся лицо командира, казавшееся мертвенно бледным в туманном полусвете, было бесстрастно.
— Отправьте три депеши, главстаршина. Сначала «Вектре»: «Идти курсом 360 градусов. Не рассеиваться. Повторяю, не рассеиваться. Иду на помощь». — Помолчав, он добавил: — «Подписано: Командующий 14-й эскадрой авианосцев». Записали?.. Хорошо. Шифровать некогда. Пусть передают клером. Пошлите немедленно кого-нибудь из ваших людей в радиорубку.
— Второе радио «Стерлингу», «Сиррусу» и «Викингу»: «Немедленно оставить преследование. Курс норд-ост. Ход самый полный». Это тоже передать открытым текстом.
Вэллери повернулся к Карпентеру.
— Как голова, штурман? Можете нести службу?
— Разумеется, сэр.
— Спасибо, мой мальчик. Вы слышали, что я говорил? Конвой изменит курс на норд… минут через шесть, в 10.15. Скорость его шесть узлов. Рассчитайте как можно скорей наш курс соединения с конвоем.
— Третье радио, Бентли. «Стерлингу», «Сиррусу» и «Викингу»: «Радар выведен из строя. Не могу обнаружить вас. Выпустить туманные буи. Подавать сигналы сиреной с перерывом в две минуты». Эту депешу пусть зашифруют. Подтверждения депеш тотчас на мостик. Старший офицер!
— Слушаю, сэр. — Тэрнер в мгновение ока был рядом.
— Объявить обычную походную готовность. Полагаю, к тому времени, как мы придем, «волчья стая» уберется восвояси. Кто будет на подвахте?
— А Бог ее знает? — откровенно признался Тэрнер. — Допустим, вахта левого борта.
Вэллери усмехнулся.
— Левого так левого. Отрядите из подвахтенных две партии. Пусть первая партия расчищает обломки. Все за борт. Ничего не оставлять. Вам понадобится кузнец и его подручный, а Додсон, думаю, выделит вам газорезчиков.
Руководство примете на себя. Вторая партия будет выполнять обязанности похоронной команды. Пусть ее возглавит Николлс. Все трупы снести в корабельную лавку… Через час дать мне отчет о потерях и повреждениях сумеете?
— Сделаю это гораздо раньше, сэр… Нельзя ли поговорить с вами с глазу на глаз?
Оба зашли в броневую рубку. Когда дверь за ними захлопнулась, Вэллери с любопытством и чуть ли не весело взглянул на Тэрнера.
— Снова бунт, старпом?
— Нет, сэр. — Тэрнер, расстегнув куртку, достал из заднего кармана брюк плоскую бутылку и посмотрел сквозь нее на свет.
— Слава Богу, цела! — произнес он с облегчением. — Боялся, что она разбилась, когда я упал. Это ром, сэр. Неразбавленный. Я знаю, вы противник подобного зелья, но ничего. Хлебните, вам это необходимо!
Вэллери нахмурил брови.
— Ром. Послушайте, старпом, что это вы себе позволяете?
— К едреной матери правила и уставы, командир! — грубо прервал его Тэрнер. — Выпейте, вам это будет как нельзя кстати! Вы контужены, потеряли много крови и до смерти замерзли.
Он открыл фляжку и сунул ее в руки Вэллери, который неохотно взял ее.
— Будем смотреть фактам в лицо. Вы нам нужны, нужны как никогда, а вы едва стоите на ногах. Да, да, едва стоите, — прибавил он сурово. — А ром поможет вам продержаться еще несколько часов.
— Вы весьма деликатны, — пробормотал Вэллери. — Хорошо, как вам угодно.
Он замолчал, не донеся флягу до рта.
— Кстати, вы подали мне одну мысль, старпом. Прикажите боцману начать раздачу рома. Велите сыграть сигнал: «Улучшить состояние!» Каждому матросу двойную порцию. Им это тоже понадобится. — Глотнув, он поморщился. Но не вкус рома вызвал у него гримасу отвращения. — Особенно похоронной команде, — добавил он.
