– Ты ведь это выдумала, да? – спросил я Йолу четверть часа спустя, когда она сидела на заднем сиденье «жука», уставившись неподвижным взглядом в окно. Пересадить ее назад – в старом «жуке» не было подушек безопасности – еще одна мера из моего каталога под названием «Я хочу быть ответственным отцом и мужем». Что Йоле, разумеется, было не по вкусу.

Молча и не глядя вперед, она протянула мне бумажку в пять евро.

– Можешь оставить себе, если вразумительно ответишь на мои вопросы.

Мы ехали по Айхкампштрассе в направлении Ауэрбахского туннеля, мой любимый короткий путь между Вестэндом и Груневальдом. После моего приступа смеха фрау Яспер в возмущении покинула комнату, а фрау Фишер, которую разговор несколько выбил из колеи, приняла мудрое решение побеседовать с учительницей биологии сначала с глазу на глаз, прежде чем устраивать общую встречу; лучше всего, если сможет прийти и Ким. В настоящий момент она в Ньюарке как раз садилась в кабину пилота и, если верить записке на холодильнике, прилетала завтра на три дня.

– Ты что, читала Ветхий Завет?

– Не целиком, – ответила Йола, которая, насколько я знаю, никогда мне не лгала, и поразила меня в тысячный раз. – Яспер постоянно бросается такими идиотскими цитатами, я тоже кое-какие погуглила. – Взяв ее к себе младенцем, мы с Ким уже чувствовали, что Йола особенная. Знаю, так говорят все родители, но в моем случае опасность самовосхваления исключается, потому что мой генетический материал не участвовал в создании Йолы. Просто это так. Уже в год Йола умела строить предложения из трех слов, в два плавать и еще до школы предпочитала смотреть свои любимые мультики на английском, а не на немецком. Она не считалась гением, не обладала выдающимися способностями, но была одарена таким необыкновенным умом, что становилось не по себе, если знаешь, при каких обстоятельствах она появилась на свет – зачатая двумя кокаиновыми наркоманами, она родилась на грязном матрасе среди шприцев и постельных клопов. Как недоношенному ребенку, ей пришлось провести два месяца в инкубаторе, где она перенесла настоящую ломку. Иногда, когда смотрю на спящую Йолу и думаю обо всех успехах, которых она уже добилась в юном возрасте (от первого места в конкурсе чтецов и опубликованного в женском журнале письма на тему избирательного права детей до коричневого пояса карате), я задаюсь вопросом, что бы из нее получилось при нормальных обстоятельствах. Или не стоит ли мне при следующем творческом кризисе тоже затянуться разок-другой крэком, если это улучшит мои синаптические связи.

– Кроме того, она сказала мне: «Сядь на место, черт возьми», – добавила Йола. – По Левиту, глава 24, стихи с 14 по 16, я могла бы закидать богохульницу камнями уже за это. – Ее верхняя губа чуть заметно задрожала: предательский признак того, что она пытается сдержать улыбку. Как и я.

Фонтанерштрассе, ведущая к площади Хагенплац, шла в гору.

Когда мы вышли из школы, чуть моросило. Сейчас капли дождя размером с горох падали на лобовое стекло. Я заметил, что пора снова поменять дворники. Осенний дождь и скудное уличное освещение не самая идеальная комбинация, если щетки совсем износились.

– Может быть, но я считаю, не важно, о чем там сказано в Библии, не важно, прав человек или нет: насилие не решение, – начал я несколько неуверенно. Эта часть беседы напомнила мне о Йолиной выходке с пеной; то, что она тогда сказала, было правдой. Учитывая большое количество человеческих жертв в моих книгах, лекции на тему пацифизма и кротости не совсем мое.

Светофор загорелся зеленым светом, я свернул направо и потянулся за пультом управления, чтобы открыть электрические ворота. Обычно я не парковался в гараже, но метеослужба предупреждала о надвигающемся ночном шторме и опасности падения веток и сучьев, и у меня не было желания завтра утром обнаружить свой автомобиль с разбитым лобовым стеклом. Кроме того, на моем месте стоял охровый универсал студента, живущего под нами.

– А я считаю, фрау Яспер должна наконец определиться, верит она Библии или нет, папа, – упрямо возразила Йола. – Если голубые грешники, тогда я могу бросать в нее камнями. Все просто.

– Нет, все не так просто, юная леди. Судя по внешнему виду фрау Яспер, она будет требовать, чтобы тебя отстранили от занят… э-э-э!

Я нажал на тормоза. Так резко, что Йола дернулась головой вперед, а ремень безопасности врезался ей в шею. Мы вскрикнули. Она от боли и потому, что не знала, почему я так неожиданно затормозил, а я – от осознания, что слишком поздно.

– Вот дерьмо, – произнес я запретное слово в присутствии дочери, но сейчас это было не важно. Я расстегнул ремень безопасности, открыл дверь и выпрыгнул в дождь, не выключив мотор.

Мужчина, которого я сбил, лежал прямо на подъездной дорожке.

Что он делал за воротами?

И как я мог его не заметить?

– Эй, вы меня слышите? – прокричал я, хватаясь за телефон, чтобы вызвать скорую. На парне была черная одежда – еще одна причина, почему я не заметил, как он оказался перед капотом, выпрыгнув ниоткуда. Я склонился к нему: мужчина не шевелился, и я исходил из худшего, хотя наверняка сбросил скорость до пешеходной. Я рассчитывал на открытые переломы или и вовсе раздавленный череп – но к тому, что увидел, взглянув в лицо мужчины, я не был готов.

– Ты? – спросил я и отпрянул, словно увидел Антихриста. Рефлекторно оглянулся на Йолу, чтобы проверить, в безопасности ли она.

Передо мной на асфальте лежал мужчина, который в юности совершал поступки намного худшие, чем швыряние камней. Он сажал на кол кошек, забрасывал коктейли Молотова в открытые окна, но помимо издевательств над животными и поджогов однозначным свидетельством психического расстройства подростка наверняка могли бы служить и мокрые простыни, которые его мать меняла каждое утро. Если бы родителям было не все равно, что из их мальчика вырастает педофил-психопат.

– Привет, братишка, – сказал Космо и поднялся. – Какое милое приветствие после стольких лет.