КИМ

Ким вежливо поблагодарила, но не стала садиться на предложенный ей стул, а решила осмотреться в кабинете, куда ее пригласили, как только она приехала на Потсдамерплац.

Она редко переступала порог адвокатских контор и никогда не видела кабинет старшего компаньона крупной юридической фирмы изнутри, но при всем желании не могла себе представить, что на Земле существует еще один юрист, кто обставил свое рабочее пространство, как Тоффи.

Столешница его письменного стола представляла собой стеклянную крышку с вставленным в нее комиксом, занимающим всю поверхность и изображающим взрывающееся здание суда; ножками служили две укороченные тележки для покупок, какие бывают в супермаркетах.

Стол вообще-то располагался удачно: войдя в кабинет, каждый посетитель мог бы насладиться внушающим благоговение видом на Рейхстаг и Бранденбургские ворота, если бы его частично не загораживала огромная, криво стоящая перед окном картина, на которой были изображены высокопоставленные политики, сидящие в ряд на унитазах.

– Воды? Кофе?

– Как насчет джин-тоника? – Стуча каблуками по паркету, Ким прошлась вдоль стены с соседним кабинетом.

Вместо привычных хвастливых свидетельств и дипломов Тоффи вывесил с десяток отказных писем в рамках. От именитых адвокатских контор, не захотевших вести его дело и мотивировавших открыть собственную юридическую фирму. Некоторые из адвокатов, отказавших ему, сейчас работали на него. Если верить слухам, они единственные, кто и по субботам должен приходить на работу в костюмах.

– Итак, что ты выяснил? – спросила Ким, после того как Тоффи объяснил ей, что у него в бюро нет алкоголя.

Она прошла к мягкому уголку: несколько откидных сидений в ряд, как в кинозале, напротив – два самолетных кресла (одно из бизнес-, другое – из эконом-класса).

– По какому якобы горячему следу ты идешь, Тоффи?

Ким села в кожаное кресло бизнес-класса и поправила юбку, Тоффи вручил ей стакан проточной воды и остался стоять.

– Знаешь правило восьмидесяти процентов?

Она помотала головой.

– Многие считают это стереотипом, но можешь спросить любого следователя: в восьмидесяти процентах всех преступлений, связанных с насилием, преступник обнаруживается в ближнем круге.

Она подняла брови.

– Но ты же не верил, что Макс похитил Йолу. А считал, что его вынудили и у него сдали нервы.

– Да, и я не поменял своего мнения.

Ким сделала глоток.

– Тогда не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– Все просто. Я говорю не о Максе. Я говорю о тебе!

– Ты считаешь… – Ким показала на себя и рассмеялась.

– Не только я тебя подозреваю. Полагаю, скоро и полиция будет знать то, что выяснили мои люди.

– И что же это?

– Что вчера ты не вылетала из Ньюарка. Тебя вообще не было ни в одном самолете. Я проверил твой график полетов.

– И что? – Она непроизвольно сглотнула вязкую слюну, которая собралась у нее во рту.

– И согласно правилу восьмидесяти процентов, это наводит подозрение на тебя, дорогуша.

– Какая глупость.

Он кивнул, словно рассчитывал на такой ответ.

– Посмотри-ка на меня. Ты когда-нибудь задавалась вопросом, почему моя подружка выглядит как модель нижнего белья Victoria's Secret, хотя я внешне скорее напоминаю нечто среднее между Квазимодо и Тирионом Ланнистером?

– Деньги?

– Хм, хм. – Тоффи постучал себя по лбу. – Мозги, зайка. Умение разбираться в людях или эмпатия. Называй как хочешь, но я умею читать эмоциональные мысли. Я чувствую, как устроены другие люди. Это одинаково помогает мне в зале суда и в постели с красивой женщиной. И это же позволяет мне распознать, когда якобы до смерти напуганная мать разыгрывает передо мной ужас и отчаяние, как ты, например, недавно в больнице у кровати своего мужа.

Ким закатила глаза. Другой мужчина, и опять те же упреки.

– Я не рыдала, значит, под подозрением?

Тоффи насмешливо улыбнулся.

– Нет, ты всего лишь разыграла ярость и отчаяние. И это действовало мне на нервы. Как и тот факт, что ты постоянно смотрела на свой сотовый и захотела поехать домой после долгого телефонного разговора, для которого выходила из комнаты. Любая другая мать достала бы полицейских расспросами об их стратегии и стала бы умолять меня сделать все, что в моих силах, чтобы разыскать Йолу.

– Но я не любая мать.

– Вот это я и хочу сказать.

Ким сделала большой глоток из стакана, который с превеликим удовольствием разбила бы сейчас о голову этого гнома.

– Значит, ты считаешь себя знатоком женщин? Тогда я кое-что тебе скажу, профессор Самонадеянность: я не боюсь за Йолу. Да, это правда. И у меня нет угрызений совести. Как мать, которая не хочет брать своего младенца на руки после рождения, я знаю, что это неправильно, но не могу ничего поделать со своей природой.

Говоря, она случайно плеснула водой на свой костюм.

– Я никогда не хотела ребенка, Тоффи. Это была идея Макса. У меня нет ни его инстинкта наседки, ни синдрома жертвенности. Это Макс настоял на том, чтобы взять Йолу на воспитание.

– Ты хотела оставаться независимой, – кивнул Тоффи.

– Снова неправильно. Я не хотела испытывать страх. Знаешь, что такое дети? Тревога. Тысячи, миллионы причин для тревоги. Что они задохнутся во сне, утонут в бассейне, попадут под колеса пьяного водителя или потеряются в метро. Я не хотела волноваться. Не хотела ждать в реанимации, пока выйдет врач и беспомощно пожмет плечами. Мчаться по вызову к озеру, на котором треснул лед. И никогда, никогда, никогда не хотела ждать звонка из полиции, нашли ли они наконец моего ребенка, который попал в руки какого-то извращенца. Ты это понимаешь?

Выражение лица Тоффи не изменилось.

– ТЫ ПОНИМАЕШЬ? – закричала Ким со слезами на глазах.

– Где ты была вчера вечером? – невозмутимо спросил он.

– Да пошел ты.

– Где?

Она встала.

– Ты хочешь услышать, что я трахалась с другим мужчиной? Ладно, я признаюсь в этом. У меня любовная связь. Но это не секрет, спроси нашего семейного психолога. И да, это причина, почему я отдалилась от Йолы за последние годы. Долгое время она была единственным, что связывало меня с неудачником.

– А сейчас еще и отсутствие брачного контракта, верно? Кто же захочет платить алименты, – прокаркал Тоффи с наигранным сожалением.

Ким брезгливо улыбнулась.

– Что-нибудь еще?

– Да.

Тоффи подошел к своему письменному столу и взял карандаш.

– Адрес и его имя.

– Чье?

– Твоего любовника, Ким. Извини, но в случае с такой искусной лгуньей, как ты, мне все же придется проверить алиби.