ЙОЛА

Йола вспомнила большинство рекомендаций, которые давал им брандмейстер во время школьной экскурсии в пожарную часть. Только он не сказал, как вести себя в случае пожара, если ты привязан спиной к деревянному столбу.

Ладно, он упомянул, что нужно делать, если нет возможности покинуть помещение. Заткнуть все щели в двери и стыки мокрыми полотенцами, подойти к окну, вывесить простыню, – но Йола слишком хорошо осознавала бессмысленность этих указаний в нынешней ситуации. Даже не будучи связанным, вряд ли можно воспользоваться этими советами; разве что если случайно оказался в ванной, когда начался пожар (иначе откуда взять воду и полотенца?).

«Здесь, в моей камере, всего этого точно нет».

Потрескивание камина, доносившееся с нижнего этажа, становилось громче, и Йола почему-то подумала об осином рое. Удивительно, но здесь наверху стало еще темнее: порыв ветра загасил свечу, и Йоле в лицо дунуло плотное облако дыма.

Она снова попыталась сжаться и отодвинуться как можно дальше от деревянного столба. Ядовитый дым, это она тоже узнала во время экскурсии, сначала собирается наверху, под потолком.

– В крайнем случае вам придется выползать на четвереньках, – объяснил брандмейстер.

«Да, если бы», – подумала Йола и закашлялась.

Она нащупала камень у себя в кармане, снова чуть приподнялась, чтобы вытащить его из кармана, но уже сейчас у нее щипало глаза и она ощущала привкус гари, когда сглатывала. Даже если получится достать камень из узких джинсов, Йоле не хватит времени, чтобы перерезать его острыми краями веревку, несколько раз обмотанную вокруг ее тела.

Йола вспомнила жуткое изображение ведьмы на костре из учебника по истории.

– Страшная смерть, – сказала мама и объяснила, что иногда люди причиняли другим зло, потому что те были не такие, как большинство.

– Но я ведь тоже другая, это все говорят, – возразила тогда Йола, а Ким засмеялась и успокоила ее, что давно прошли времена, когда дети приходили смотреть на сожжение ведьм, которое устраивалось на рыночной площади для развлечения народа. – Пусть ты красивее и умнее всех в классе, но из-за этого тебя никто пальцем не тронет.

«Ах нет, мама! Боюсь, ты меня обманула».

Йола чихнула, вытерла рукавом слизь, которая забила ей ноздри.

Начались цикличные приступы удушья.

Кашель. Чихание. Глотание. И снова сначала.

Чем плотнее становился дым, тем больше ускорялся цикл.

Йола вытягивалась, приподнималась, дергала за веревки, дрыгала ногами, все бесполезно. Она ничего не могла сделать, только ждать смерти. Точнее, обморока, который предшествует отравлению, потому что брандмайстер объяснил и это: лишь единицы погибли от самого огня. Большинство потеряли ориентацию и задохнулись от дыма.

Йола пыталась держать глаза открытыми, чтобы видеть. Хоть что-нибудь! Она не знала, были ли это слезы, или дым стал уже таким непроницаемым, сплошным – она по-прежнему ничего не видела. Ни колыхающегося пламени близкого огня, ни искр, ни вспышек.

Она сдалась. Закрыла глаза. И в тот самый миг стало светло.

Неожиданный яркий свет, какого Йола с открытыми глазами не вынесла бы. Словно прямо перед лицом вспыхнула молния. Потом прозвучал взрыв. Один, затем другой. При третьем, который напомнил пушечный выстрел во время «Рыцарского турнира» в Шпандау, под Йолой задрожал пол. Казалось, столб стал резиновым и прогнулся под ее спиной. Йола открыла рот, чтобы закричать, втянула облако золы, почувствовала, как та заскрипела на зубах, когда губы сжались; потом она почувствовала, что парит, и все вокруг стало невесомым.

Йола больше ничего не слышала, не ощущала ни веревок, ни веса, ничего, кроме свежего холодного ветра в лицо. И когда наконец решилась открыть глаза, спустя долю секунды после последнего взрыва, увидела яркий блестящий свет, который словно надвигался на нее.

Через секунду у нее уже сломались две кости – легко и беззвучно, как сухие травинки.

Затем стало хуже.