Глава 14
И, не дав ему слова сказать, взяла за руку и потащила через толпу во дворике, а затем в зале с оглушающей музыкой повела по широкой лестнице наверх, где на следующем этаже справа и слева ресторанные столики и публика чуть постарше и посолиднее, а на третьем этаже уже настоящие комнаты по обе стороны длинного коридора.
Михаил дал втащить себя в ближайшую комнату. Женщина пинком захлопнула за собой дверь, он ожидал, что потащит его в постель, однако прижала его к стене. Гибкие руки обхватили за шею, их взгляды встретились, он покорно дал нагнуть себе голову, продолжая смотреть ей в глаза.
– Ты прекрасен, – прошептала она, – я чувствую в тебе силу… это просто пьянит и завораживает…
– Ты сама, – пробормотал он, – совершенство…
Осознал, что так и думает, она в самом деле совершенство, а женщина в ответ на его неуклюжий комплимент только загадочно улыбнулась и коснулась губами его рта.
Ничего не произошло, только сладкая дрожь прокатилась по его телу, а она продолжала прижиматься к нему все крепче. Он чувствовал ее мягкую и такую горячую грудь, что становится все тверже, ее руки сжимали его с неженской силой, а губы прижимались все сильнее в жарком, уже опаляющем поцелуе.
Он ощутил жар во всем теле, а она задышала чаще, задвигалась, ерзая грудью по его торсу, застонала в сладкой истоме.
Жар от ее тела стал одуряющим, Михаил понял, что готов поддаться его сладости и безумному зову, но как в тумане смутно увидел багровые русла с текущей через раскаленные валуны магмой, проносящиеся в дымном мареве багровые фигурки с крыльями летучих мышей…
Она в сладострастной истоме закрыла глаза и начала тянуть из него жизнь, Михаил стиснул челюсти и позволил своей силе истечь в нее, как она и желала.
Ее отшвырнуло, в глазах мелькнул дикий ужас. Колени красивых ног подогнулись, она рухнула на пол навзничь, в глазах все еще ширится непонимание и смертное изумление.
– Ты… ты…
– Да, – ответил он невесело. – Да.
Хотелось почему-то сказать «покойся с миром», как говорят люди при смерти близких, но у демонов нет ни смерти, ни воскрешения, просто исчезают бесследно, и она тоже через несколько мгновений испарилась тихо и незаметно.
Он медленно открыл дверь, чувствуя некую неясную потерю, выдвинулся в коридор, и только когда спускался на первый этаж, там встретившаяся девушка-официантка с пустым подносом сказала ему с лукавой улыбкой:
– Вы там… внизу… поправьте…
И указала взглядом, а он спустился по лестнице и только в зале среди танцующих сообразил, что ему уже успели расстегнуть до половины застежку на брюках. Да и рубашку нужно поправить, это же так важно…
Не зная, где искать Азазеля в этом шумном сборище – ночной клуб занимает чуть ли не весь квартал, так ему показалось, – он на всякий случай вышел в тот же задний двор, еще издали окунаясь в ритмичную музыку, ароматы вина и раскованных женщин, но едва сделал первые шаги по газону, как навстречу вышел хохочущий во все горло Азазель.
– Видел бы свое лицо! – заявил он самодовольно. – Хотя можешь посмотреть, вон там зеркальная стена… Нет, это ты уже сделал нужную морду лица, будто на биометрический паспорт сдаешь… Как прошло?
Михаил сказал со злостью:
– А ты не догадываешься?
– Это риторический вопрос, – ответил Азазель бодро. – Что, я в самом деле жду ответа? Ты же прост, как Ваня Пряник. Ответ знаю, просто интересно, что хрюкнешь… Хотя и это знаю. Скучный ты, Михаил. Но забавный.
Михаил буркнул:
– Ты же сказал, увидимся утром!
Азазель сказал покровительственно:
– Зная тебя, любой скажет, что все решишь сразу, хотя мог бы сперва полакомиться… она же такая сладенькая штучка!.. Я отсюда ощутил, а уж как ты там горел, даже не представляю.
Михаил смолчал пристыженно, Азазель слишком хорошо понимает такие ситуации, а тот все еще похохатывал, наконец Михаил сказал рассерженно:
– Уходим?
– Как можно? – изумился Азазель. – Я же чувствую, что здесь суккубами просто кишит! И демонов полно. Нужно все осмотреть, всех подозрительных ощупать, под юбки заглянуть, вдруг хвосты прячут… А ты вообще зверь, Мишка. Убил такую молодую красивую девушку!.. И так быстро. А она так хотела жить!.. Свободно и раскованно в нашем толерантном обществе, терпимом даже к ее ориентации.
– Ее свобода, – произнес Михаил с усилием, – вредила другим.
Азазель покосился на него, вздохнул и промолчал, но Михаил успел заметить в его взгляде нечто вроде издевательского сочувствия.
– Что, – сказал он, уже вскипая, – что не так?
– А нелегко, – поинтересовался Азазель, – убивать молодую красивую женщину?… В порядке самозащиты, еще понимаю, а вот так? Тебе же ничего не грозило.
– Она сама себя убила, – отрезал Михаил и ощутил, что жалко оправдывается, а Азазель такое замечает сразу. – А что мне оставалось делать?… Оставить все как есть?
Азазель вздохнул.
– Вот-вот. Чужая свобода, как говорят люди, должна заканчиваться за полметра до их носа. Вот так человеки с кровью и драками устанавливают границы свободы и насилия в обществе… Но ты не хмурься! На твоем счету уже двое нарушителей!.. По возвращении похлопают по спине, а то и рукопожатие перед строем. А ты скажешь: «Рад стараться!»
– У нас так не говорят, – буркнул Михаил.
Азазель охнул:
– Почему? А как же поощрение?… Материальное для вас презренно, но хотя бы моральное, что выше и благороднее?… Ладно, не хмурься, давай поднимемся на этаж, выпьем кофе и сожрем по сбалансированному бутерброду, если ты коньяки отвергаешь.
– Ты же поужинал! Еще перед выездом!
– Ничего ты не понимаешь, – сообщил Азазель. – Пьют и едят не только по необходимости, но и для удовольствия. Ты должен поощрять свое животное тело из костей и плоти, чтобы лучше работало и даже трудилось на благо. Какое у тебя благо? Ладно, это тоже риторическое… Быть – уже благо. А если честно, это и есть для нас высшее благо, хотя и молчим стыдливо. К тому же оттуда можно обозревать весь зал, понял?
– Понял, – ответил Михаил. – Ты прав, хоть и презренный демон.
– Вот-вот, – согласился Азазель. – Не забывай добавлять «презренный» почаще. А потом я тебе их все припомню.
Михаил послушно пошел следом, Азазель поднялся по лестнице, а там в ресторане он высмотрел самый удобный для их стратегического наблюдения столик возле бортика, ограждающего от расположенного внизу танцевального зала.
– Садись, – велел Азазель, – расслабься и получай удовольствие, теперь это уже не звучит ни двусмысленно, ни похабно.
Михаил сел, чуть сдвинув кресло ближе к бортику, Азазель помахал официантке, а Михаил пожаловался:
– Эта дьявольская музыка везде! Как люди с этим живут? Под нее даже есть невозможно!
– Есть возможно под что угодно, – заверил Азазель бодро. – Господь велел плодиться и размножаться, а для этого нужно кушать хорошо, плотно и часто.
Михаил открыл было рот и так застыл. К их столику подошла официантка, молодая сочная женщина в белом кружевном чокере на пышно взбитых волосах с крупными локонами и еще одним на шее, на высоких каблуках и в кокетливом переднике с двумя кармашками для карандашей и блокнота. Обнаженная грудь целомудренно прикрыта двумя серебристыми звездочками в нужных местах, молодое тело блестит мелкими капельками пота, ночь жаркая сама по себе, плюс еще и накаленный лампами воздух в зале и даже в саду.
– Легкий ужин, – сказал Азазель приветливо, – по вашему выбору. У вас тут готовят просто очаровательно.
– Спасибо, Азазель Иванович, – сказала девушка и, стрельнув в Михаила кокетливо-любопытным взглядом, быстро пошла в сторону кухни, почти не покачивая безукоризненными булочками на длинных стройных ногах.
Азазель повернулся к Михаилу.
– Ты чего?
Михаил пробормотал:
– Я же говорю, эта музыка отупляет…
– А-а-а, – протянул Азазель и оглянулся в сторону исчезнувшей официантки. – А то я уж подумал… Да, эта музыка отупляет. Все правильно, верной дорогой идете, дорогой товарищ!.. Но я еще не сказал, что общество умеет самоорганизовываться? Или сказал? И что музыку постоянно слушают лица… если у них лица, а не что-то другое, не за столом будь сказано… лица, наиболее обделенные интеллектом? И те, кто не жаждет развиваться? Таких в любом обществе большинство.
Михаил смотрел с недоверием.
– И что? Мы же в этом большинстве!
– Постоянно, – сказал Азазель покровительственно, – слушают музыку грузчики, укладчики асфальта и прочие представители жизненно важных профессий, для которых интеллект не нужен, а даже противопоказан. А еще подростки, у которых интеллект в зачаточном состоянии… Думаешь, Маск, Цукерберг, Миллер или Мацанюк ходят с музыкальными плеерами в карманах и звучалками в ушах?
– А кто те люди?
Азазель отмахнулся.
– Не в них дело, для общества нужна горстка умных и полных энергии людей, которые его перестраивают и ведут к вершинам, а то и тащат. У них в голове громко звучат гениальные идеи и проекты на разные голоса, а не этот, согласен, отупляющий грохот! Но простому человечку так хочется покайфовать, полежать, побездельничать в свободной от вообще-то недолгой и нетрудной работы на общество… Их тоже в ад? Вот-вот. За такое не наказывают. Нельзя наказывать большинство, хотя оно вообще-то неправо всегда. Хотя неправым считается именно меньшинство.
Подошла с большим подносом в руках прежняя официантка, нагнулась, опуская поднос возле Михаила краем на столешницу, полная грудь уставилась звездочкой из серебристой фольги в его тарелку, а ловкие женские руки быстро поставили четыре тарелочки перед обоими, наконец она замедленно разогнулась, лукаво взглянула на покрасневшего Михаила, потом покосилась на Азазеля.
– Да, – сказал он, – теперь мой друг на чаевые оставит все месячное жалованье…
Она улыбнулась и ушла, на этот раз уже покачивая кокетливо приподнятыми булками.
Михаил проговорил сдавленно:
– А почему она…
– Чаевые, – обронил Азазель негромко. – Это всегда хорошее дополнение к жалованью. А когда вот в таком виде, то ее чаевые впятеро превышают жалованье. Но скоро остальные здесь устроят ей конкуренцию. У некоторых фигуры – просто бомбы, а не фигуры.
– Но все-таки, – пробормотал он.
Азазель отмахнулся.
– Ешь, а то остынет. Это ночной клуб!.. Сюда мамаши с детьми не ходят. Нормы морали здесь чуточку шире, чем… Неважно, лопай!
Михаил ел молча, блюда незнакомые, но слишком уж не по-мужски лакомые, нужно остерегаться и вести себя сдержаннее, чтобы не впасть в грех чревоугодия, время от времени бросал короткий взгляд исподлобья через бортик в сторону танцующих. Молодые парни и девушки, в большинстве обычные пустышки, сейчас в них ничего, кроме музыки, разве что вон те две молодые женщины хорошо танцуют, правильно улыбаются, но что-то в них не совсем совпадающее.
Азазель проследил за его взглядом.
– Что, нравятся?… Снимаем?… Ты ту блондинку, ты же сам светлый, а я хоть и светлый, но могу и темную. Я же демократ, у меня вкусы шире.
Михаил поморщился.
– Прекрати.
– Не угадал? – спросил Азазель. – Ладно, согласен и на блондинку, хотя она явно умнее подружки. Сейчас умные красятся под блондинок, чтобы их принимали за дурочек, мужчинам так легче чувствовать себя самцовее.
Михаил буркнул.
– Не то.
– А-а-а, – сказал Азазель, – сейчас везде подозреваешь суккубов?… Расслабься и получай удовольствие, я вообще-то не груб… Эти девочки пришли сюда не столько танцевать, как поохотиться.
Михаил встрепенулся.
– Поохотиться?
– Не в том смысле, – ответил Азазель. – Охотятся за богатыми мужьями, должностями, высоким жалованьем… да за чем только не охотятся!..
– А за чем эти… две?
– Они старше, – пояснил Азазель, – чем выглядят. Пластическая хирургия, лифтинг, пилинг, уход за телом… У них уже хорошая работа, материальное положение, теперь вот задумались о замужестве. Часики тикают, еще год-два, и завести ребенка станет проблемой. А выйти замуж за парня намного моложе себя – признак успешной женщины.
Михаил перевел дыхание, Азазель придвинул к нему стакан с коктейлем, Михаил выпил залпом. Одна из женщин подняла голову, словно ощутила его по-мужски прямой и честный взгляд, посмотрела внимательно, что-то шепнула, не прерывая танца, подруге. Та тоже подняла голову, посмотрела, но покачала головой.
Азазель, что все видит и замечает, прокомментировал:
– Не сейчас, сказала вторая. Это значит, еще не потеряли надежду высмотреть среди парней подходящих. Помоложе нас.
– А если потеряют?
– Подойдут к нам.
Михаил сказал торопливо:
– Допивай и пойдем отсюда.
– Да не спеши, я еще даже не доел… Все время подходят новые самцы. Мы для них не подходим. Разве что посовокупляться на раз.
Михаил залпом допил коктейль и поднялся.
– Пойдем. Или подожду в автомобиле.
– Он тебя не впустит, – сообщил Азазель недовольно. – Погоди, нужно расплатиться.
Он бросил на стол несколько цветных бумажек – здесь это деньги, – кивнул Михаилу.
Михаил с замиранием сердца видел с высоты, что уже и вторая женщина бросила в их сторону оценивающий взгляд, потому постарался выскочить из клуба на улицу с решительным видом очень занятого человека, стараясь не попасть в поле зрения обоих сосудов порока.
Азазель нарочито чуть отстал, Михаил подергал ручку, но автомобиль только протестующе пикнул и, лишь завидев Азазеля, со смачным щелчком разблокировал двери, даже приоткрыл, хотя наполовину, словно все еще рассматривает Михаила с подозрением.
Не пристегиваясь, Михаил сказал упавшим голосом:
– А как же… остальные?
– Кто? – переспросил Азазель.
– Ты же сказал, – напомнил Михаил, – в этом ночном клубе могут быть еще и другие суккубы!.. Или демоны!
Азазель включил зажигание, автомобиль начал осторожно задом выбираться из переулка.
– Не бери в голову, – сказал Азазель и протяжно зевнул. – Нет там никаких суккубов. И демонов.
Михаил дернулся, словно ему в спину всадили раскаленное шило.
– Что?… Ты все наврал?
Азазель снисходительно улыбнулся.
– Конечно! Но было здорово, правда?… И так красиво, романтично, возвышенно… Мне бы поэтом побыть, не находишь?… Или политиком. Кто из них больше врет, не знаешь?… Правда, у поэтов брехня зовется как-то иначе… Не помнишь? Ах да, когда говорят пушки, поэзия молчит в тряпочку… Поехали, пушкарь.
Михаил не слушал, отвернулся к окну, чувствуя в груди тяжесть, а в голове пустоту.
