Глава 7

— Чё за побрякушки, Фертибальд? — прямо спросила я, увидев тот ворох артефактов, что принес с собой Ферт в это утро в мою комнату, как раз перед самым моим отъездом.

Мужчина глубоко вздохнул, но все же ответил спокойно.

— Это, — указал он на ворох, — приказ господина. Выберите то, что вам подходит, и носите это…

— Надо же, как щедро, — хмыкнула я, беря в руку первый попавшийся перстень, — я-то уж подумал, что ограничимся клеймом.

— По неизвестной мне причине господин предложил вам альтернативу клейма, хотя, если спросите меня, я считаю, что это не рационально.

— Как все же удачно, что тебя никто не спрашивает.

— Вы просто не понимаете, какие нравы царят в империи, — зло отчеканил он, — если вы вдруг окажетесь без этого, — вновь кивнул на ворох, — кто угодно сможет заявить на вас права! Любой Дом, узнав о том, кто вы, сможет забрать вас под свое покровительство!

— Да брось, Фертисимос, — скептически хмыкнула я, — твой господин уже оформил все полагающиеся бумаги на меня. Тебе просто не нравится, что я могу это снять и выйти куда-то без вашего ведома.

— К вам будет приставлена круглосуточная охрана и вам запрещается покидать дом без этих вещей.

— Ну и ладно, — пожала я плечами.

— Так просто? — скептически прищурился он.

— Да, — легко кивнула я. — Я пока не собираюсь тебя бросать, не переживай, а когда соберусь… ты все равно с этим ничего не сможешь поделать.

— Самоуверенно!

— Нормально, — заверила я его. — Ладно, возьми дедушкины сумки и неси их вниз, а я пока принаряжусь, — выудив еще одно колечко, самое невзрачное из всей кучи, я надела его на указательный палец. — Чего замер-то? — посмотрела я на так и не сошедшего с места мужчину.

— Я вам не слуга, — хмуро бросил он.

— Ну и что? Тебе сложно дедушке помочь, что ли? Вон ряху какую отожрал, а лишний шажок трудно сделать.

— Ряху отожрал? — как-то нехорошо закатив глаза и тут же прищурившись, переспросил мужчина. — То, что вам благоволит Дом Ариен, еще не означает, что вы имеете право коверкать мое имя, — решительно начал наступать он на меня, — говорить мне гадости…

— Конечно, — кивнула я, предупреждающе выставив посох перед собой, — все это значит лишь то, что вы имеете право указывать мне, как жить, где жить и кому служить, так? Или ты, юный Фертерий, наивно полагаешь, что я так вам всем благодарен за счастье торчать тут, что у меня аж дыханье схватывает? А может, ты там себе вообразил, что спасти двух наследников твоего Дома — это такая охренительная честь? Ну же, давай, скажи мне? Молчишь? Вот и помалкивай, бери мои сумки и тащи их вниз, растрясешь пузцо хоть.

— Пузцо?! — умудрился шепотом прорычать Ферт.

— Не пузцо, так жо…

— Господин, — неожиданное появление Кита почему-то заставило нас обоих замолчать, что само по себе странно: мальчик-слуга вызывает смущение у двух господ.

В это утро он вопреки обычаю остался дома и сейчас смотрел сквозь широкое окно в своем кабинете на то, как пределы его резиденции покидает старик, что всего несколько недель назад спас его жизнь. Странный старичок, даже удивительно, как с таким характером и откровенно миниатюрным телосложением ему удалось прожить столь долгую жизнь. Порой в голове не укладывалось, сколь сильным был этот на вид хрупкий старец. «Вредный» — это не то определение, которое могло бы охарактеризовать старика, скорее «вредоносный», но и весьма полезный. Отличное приобретение для его дома.

— Ты не боишься так просто его отпускать за пределы дома? — со спины раздался голос младшего брата. За эти недели Эрдан заметно изменился, и сейчас Рэйн испытывал смешанные чувства, смотря на него. С одной стороны, брат стал взрослее, сильнее, на многое учился смотреть иначе, это могло стать гарантом его выживания в этом мире. Но… положа руку на сердце (и он мог признаться в этом лишь самому себе), Рэйну было очень жаль, что все это коснулось его младшего брата. Неужели нельзя взрослеть, не испытывая боли, разочарования и предательства самых близких? Видимо, не в их семье.

— Нет, — скупо качнул он головой, так и не оторвав взгляда от маленького старичка, что скоро семенил впереди своего ассистента, который тащил за ним с десяток тюков, и активно жестикулировал руками. Просто гиперактивный старик, молодым остается только завидовать.

— Даже в расчет не берешь, что он может сбежать?

— Это невозможно.

— Без клейма? — усмехнулся Эрдан. — Для этого ненормального, похоже, нет таких слов, как «невозможно» и «нельзя».

— То, что клейма нет на коже, вовсе не означает, что клейма нет совсем. Пока Соль жив, его местоположение всегда под контролем, не стоит переживать по этому поводу.

— Думаешь, те артефакты, что ты ему дал, его удержат…

— Мусор, — отмахнулся Рэйн. — Я же не ребенок, чтобы позволять событиям идти своим чередом. Старик не выносит ошейников, я ему благодарен и могу подарить иллюзию свободы…

— А свободу?

— Зачем же? — наконец повернувшись лицом к брату, поинтересовался мужчина. — Мы заключили сделку, и в нее не входил уговор о свободе. И потом, империи нужен тот, кто сможет улучшить положение дел в сфере здравоохранения. От того, что он поделится своими знаниями, он не пострадает.

— А если он не хочет?

— Это не вопрос желания — делать то, что должен.

— Он не наш раб…

— Тебе стоило об этом подумать прежде, чем ты оглушил его и притащил сюда…

— Но…

— Нет. Я не требую от него чего-то невозможного, не издеваюсь и практически ни в чем не ущемляю его прав, почему же ты хочешь меня устыдить?

— Я не то имел в виду, — потупив взор, тихо сказал Эрдан.

— Хорошо, — спокойно согласился Рэйн, садясь за стол. — Хорошо потому, что совсем скоро может начаться война, брат, и у меня совсем нет времени на то, чтобы терзаться мыслями, достаточно ли я щедр и благодарен. Соль не сможет покинуть Аланию, как бы ему этого ни хотелось, внутри же он волен перемещаться как ему вздумается. Тщательно контролируемая свобода или просто свобода — разница лишь в том, где он будет ложиться спать и с какой пользой для общества проживать свою жизнь.

Даже несмотря на то, что он ступал чуть слышно, его шаги эхом отражались о глухие серые стены подвала. Последний раз в подвалах дома Ариен он был не одно десятилетие назад, разумеется, тот визит еще помнило его тело. Такое просто так не забывают. Да и вообще, не стоит просто так забывать то, что следует помнить, иначе как жить дальше?

В кромешной тьме он легко ступал по влажному каменному полу, и, казалось, темнота никоим образом ему не мешала ориентироваться в бесконечных лабиринтах дома. В какой-то момент он остановился у небольшой двери с маленьким зарешеченным оконцем, чуть наклонился, чтобы наверняка определить, туда ли пришел, и скупо улыбнулся, увидев на полу, в дальнем углу, то, что больше всего напоминало ворох грязного тряпья. Но стоило мужчине зажечь на своей ладони небольшой магический светлячок, как «ворох» слабо зашевелился и на свету оказалось все перемазанное чем-то бурым женское лицо.

— Ты… — слабо зашептала Филиция, — пришел за мной? Да? Я знала, — слабо улыбнулась она, подползая к двери. — Он меня не бросит, ведь так?

— Не совсем, — улыбнулся мужчина, сверху вниз посмотрев на женщину. В свете магического огня его глаза цвета весенней травы показались неестественно зелеными и зловещими. — Ты через многое прошла, ведь так? Я не чувствую в тебе больше силы твоих крыльев, они выдрали их из тебя, да?

Женщина болезненно прикрыла глаза и всхлипнула.

— Да, — тихо ответила она.

— Хорошо, — немного шире улыбнулся мужчина, в то время как глаза Филиции широко распахнулись. — Это меньшее, что могла ты отдать за мои потери, — жестко сказал он. — Жаль только, что ты оказалась такой дурой. Я научил тебя, как убить подобного тебе так, чтобы оказаться в стороне, но ты и твои детки даже этого не смогли, — раздраженно дернул он подбородком в знак своего пренебрежения. — Хотя если не ты — значит, кто-то другой, и вот я пришел за тобой.

— Почему? — тихо спросила она, не находя в себе сил на крик.

— Потому, что теперь в этом моя нужда, — просто ответил он, не встречая сопротивления от женщины, касаясь ее подбородка открытой ладонью. Сотни тончайших голубых нитей протянулись от ладони мужчины к коже женщины, всего на краткий миг касаясь ее. Филиция упала на пол, словно одно это прикосновение остановило ее сердце.

Некоторое время мужчина просто смотрел на тело, лежавшее у самой двери в камеру. Взгляд его был холоден и бесстрастен. Произошедшее не принесло ему ни единой эмоции, будь то радость от свершенного или удовлетворение.

— Ничего, — устало сказал он, — еще немного…

Первый день на новом месте был милостиво отдан мне в качестве выходного. Ну, если под выходным подразумевается день, посвященный обустройству на новом месте жительства. Хотя мне все равно, я отдыхала, сославшись на острый приступ радикулита. Кит, конечно, не особенно в это поверил, но его новая должность обязывала верить мне на слово. Потому ему пришлось самостоятельно разложить наши вещи, купленные мною не так давно на рынке, по шкафам и сходить за продуктами. Стоило ему вернуться, как я неожиданно почувствовала себя лучше и, решив лишний раз не рисковать пищеварительной системой, приготовила нехитрый ужин.

— Мой отец говорил, что мужчинам должно быть стыдно стоять у плиты, — неожиданно поделился Кит, наворачивая приготовленное мною. — Почему вы не попросили выделить вам кухарку?

— Стыдно сидеть голодным, когда у тебя есть руки и ноги. Стыдно не слезать с нужника, кушая то, что приготовил неизвестно кто и из чего. А быть самостоятельным и независимым — это повод собою гордиться, — поделилась я жизненным опытом.

— Вам просто надо было жениться, когда были помоложе, конечно, и тогда самостоятельным быть бы не пришлось, — резонно заметил молодой человек.

— Хм, — усмехнулась я. — Возможно, сейчас и не скажешь, но когда-то давно я был весьма хорош собой и имел привлекательный склад души, что особенно нравилось во мне противоположному полу, так что и… жена у меня была весьма… ммм… хороша собой во всех отношениях, — невольно улыбнулась я, представив Его в женском платье и переднике.

— Должно быть, это было очень давно, — усмехнулся парень, на что получил меткий бросок кухонным полотенцем в лицо.

— Не забудь приготовить мне одежду на завтра, остряк, — буркнула я, поднимаясь из-за стола. — И, к слову сказать, кухарку я все же просил, но, похоже, то, что сегодня мы ночуем тут, не считается. Итак, молодой человек, — вновь обратилась я к нему, подойдя к лестнице, — твоя комната — та, что слева, моя — справа, понятно?

Кит лишь пожал плечами, что было расценено мною как утвердительный ответ.

— И ко мне не входить, ясно?

Тут он уже утвердительно затряс головой, тщательно подъедая то, что осталось на дне его миски. Растущий организм, что ни говори.

Поднявшись в комнату, я тут же зашторила все окна в комнате и с нескрываемым удовольствием стянула с головы уже опостылевший тюрбан. По плечам тут же рассыпались тяжелые черные локоны моих волос. Как бы ни было это нерационально, но всякий раз, когда я приходила к мысли о том, что проще всего их обрезать, брала ножницы и подносила их к волосам… Я просто не могла этого сделать. Я до сих пор помнила, как его ладони касались их, как он любил пропускать тугие кудри сквозь пальцы. Помнила, как его губы легко целовали их. Все эти воспоминания, казалось, могут исчезнуть, если исчезнет то, к чему они до сих пор привязаны. Всякий раз, стоит мне взять простой гребень в руку, провести им по волосам, я вспоминаю… Картинки давно минувших дней оживают, и мне становится легче дышать. Одни воспоминания о нем… хорошо, что остались хотя бы они.

Легко потянув за завязки на крутке, я сняла и ее, следом брюки и обувь. Оставшись в одной рубашке до середины бедра, я подошла к зеркалу и, опустившись на небольшой табурет перед ним, посмотрела на свое отражение.

— Я скоро забуду тебя, — бросила я смуглокожей девушке с невероятными аквамариновыми глазами. Мое отражение… как усмешка всем законам природы. Если судить по человеческим меркам, то на вид мне не больше двадцати. Как жаль, что только на вид…

Когда дверь за моей спиной с легким скрипом отворилась, я почувствовала себя героиней комедийной пьесы. Я полуголая перед зеркалом, а за спиной онемевший подросток, бестолково выпучивший глаза и пытающийся то ли заорать во все горло, то ли еще что… Но как же все же хорошо, что мне не двадцать и я не трачу энергию на то, чтобы смущаться и бестолково тянуть рубаху к коленам. Зато резко вскочить на ноги, подбежать к онемевшему на долю секунды парню и утянуть его в комнату, схватив за грудки, и как следует приложить о стену, я могу.

— А ну, рот закрой! — возможно, грубее, чем следовало, все еще старческим голосом просипела я.

Кит лишь попытался что-то ответить, но и это вышло не слишком связно и больше всего напоминало вялое мычание.

— Просто сделай вдох, парень, просто дыши, — посоветовала я, вместе с тем поправляя голосовые связки, чтобы мой голос сочетался с образом, который предстал перед взглядом мальчика.

— Вы… ты… вы… кто вы? — все же определившись с местоимением, все еще часто дыша, поинтересовался он.

— Твоя бабушка, придурок, — для лучшего эффекта я отвесила ему легкую оплеуху.

— Больно! — возмущенно проорал он.

— Нормально! — резонно заметила я. — Я тебе что сказала? Не заходить!

— Так я к себе шел… — вяло промямлил парень, все еще не до конца понимая, что происходит.

— Где лево, дубина?!

Подросток уверенно поднял правую руку и с возмущением уставился на меня.

— Видите, я все правильно вошел, а вы — девчонка! — вдруг заорал фальцетом Кит, за что схлопотал еще одну затрещину.

— А ну заткнись, гадина! В твоих же интересах, ребенок, закрыть рот и просто забыть об этом, понял меня?

— Но почему? — повинуясь гормональному всплеску переходного возраста, взгляд мальчика заинтересованно скользнул на мои губы, шею, грудь, что виднелась в вырезе рубашки, а вместе с тем на его лице заиграла какая-то придурковатая улыбка.

— А ну очнулся!

Еще одна оплеуха заставила подростка прийти в себя и гневно уставиться на меня.

— Вы же женщина! Какое право имеете колотить мужчину?!

Да, в людских религиях был целый параграф в святых текстах о том, что женщинам любого возраста запрещалось калечить особей мужского пола. Должно быть, то была больная тема для святого, что их писал.

— Я тебе настоятельно советую не забывать, с кем имеешь дело… — протянула я руку, чтобы взять посох.

— Не надо, — поспешно пошел на попятный Кит. — Я все понял, — усиленно закивал он. — Но…

— Но?.. — предупреждающе нависла над ним я.

— Вы же женщина, — доверительно прошептал он мне в лицо.

— Учти, хоть кому-нибудь скажешь — так отхожу, мать родная не узнает! И еще: ты вроде парень не глупый, хоть в твоем возрасте все уже обычно в курсе, где какая сторона, но надеюсь, хотя бы по жизни не дурак… ты и я, мой маленький друг, в одной лодке теперь. Захочешь с кем-то поделиться столь интересным открытием, я скажу, что ты знал об этом с самых подвалов и шантажировал меня, чтобы я тебя оттуда вытащила. Догадываешься, что с тобой сделают в качестве вознаграждения за ценные сведения?

— Но это неправда…

— Да мне все равно, — резонно заметила я. — Ну что, — после того, как Кит тяжело сглотнул и как-то сник, поинтересовалась я, — будешь со мной дружить?

— Хорошо, я никому не скажу, слово рода, — понуро поклялся подросток своим будущим.

Я лишь ухмыльнулась. Разумеется, я допускала то, что он проболтается, но по большому счету это не было такой уж проблемой… для меня. Конечно, в современной реальности быть мужчиной проще, но и полезной для общества женщиной тоже возможно. Хотя и хлопотно.

Рано утром, когда все порядочные люди спят после буйных ночных возлияний, я и Кит стояли перед зеркалом и придирчиво оглядывали свои отражения.

— Мы как близняшки, — хмуро буркнул он.

— У нас глазки разные, — уже вновь старческим голосом хмыкнула я.

— Я не понимаю, зачем нам одеваться в одинаковые одежды детей пустыни?

— Не люблю выделяться, — фыркнула я.

— Так теперь мы вдвоем будем выделяться и… Вам не жарко? В этой штуке задохнуться можно! — указал он пальцем на свою повязку на лице.

— А ты не пыхти, — посоветовала я, беря свой посох, и не глядя со всей силы опустила его на ногу мальчику.

— А!!! Очумели?! — возмущенно заорал он. — Больно же! Как я теперь пойду?!

— Ой, прости, — достаточно натурально посочувствовала я. — Не переживай, Ариен мне лошадь дали, на ней поедешь…

— А вы? Может, просто залечите… — все еще возмущенно охая, поинтересовался он.

— Ты что?! Нельзя дар на такие травмы расходовать, вредно, — покивала я.

— Да? — со здоровой долей скептицизма поинтересовался он.

— Да, — уверенно ответила я. — Не переживай, лошадь я приготовлю, — важно покивала я, выходя из домика и направляясь к небольшому сарайчику на одну лошадиную персону. Еще вчера он был пуст, но уже сегодня утром я проснулась от задорного лошадиного ржания. Надеюсь, вся полагающаяся животине экипировка тоже в наличии. Как оказалось, облеченное властью семейство, здраво рассудив, что старикашке вроде меня спешить некуда, прислало мне небольшую лошадку, видавшую достаточно в этой жизни, чтобы мы могли смотреть друг на друга на равных. Одним словом, то была гнедая невысокая старая кляча, которая переехала под крышу моего дома доживать свой век.

— М-да, — хмыкнула я, скептически осмотрев средство передвижения, на которое возлагала определенные надежды в будущем. — Не обеднели, гады.

— Я уже хорошо себя чувствую, — начал было Кит, стоило нам выехать из-за ворот и не спеша добраться до центральной площади.

Столица империи только пробуждалась ото сна. Некогда маленькая рыбацкая деревня за прошедшие столетия превратилась в яркий, цветущий торгово-портовый центр. Я была тут, когда лишь по кромке берега стояло несколько захудалых лачуг, была, когда город только начинал распускать свои щупальца по побережью. Но сейчас, будто медленно просыпающаяся ото сна бабочка, город расправил свои крылья во всей красе. Будь мне столько же лет, сколько Киту, я бы не могла связно думать, рассматривая эти невероятные модные лавки, где было все, начиная от свежей выпечки и заканчивая самыми модными ателье для обладателей звонкой монеты. Это была действительно центральная улица: нарядная, благоухающая и вечно цветущая. Когда идешь по таким, невольно начинает казаться, что все живущие в этом городе непременно счастливы, богаты и успешны. И совсем забываешь, что у всего есть второе дно. Аланиты никогда не селились на первых этажах и предпочитали многоэтажные дома, потому все первые этажи были отданы под торговые площади, все, что было выше, уже занимали сами хозяева империи либо же ее граждане. И как ни странно это прозвучит, но различия были, и не только в том, что в империи проживали разные расы, кроме самих аланитов, но и в том, что права одних были куда обширнее, чем права других. Если так случалось, что между человеком и аланитом возникал конфликт, не надо было быть гадалкой, чтобы понимать, в чью сторону будет решен спор.

— Ничего, мне не тяжело, — несколько отстраненно ответила я.

Сейчас я вела под уздцы нашу клячу, которую милостиво нарекла Фертой. Ферта оказалась милейшим созданием, с весьма спокойным нравом и неумолимым желанием всхрапнуть при каждой остановке. Мне кажется, даже процесс поедания пищи был для нее в тягость. Не говоря о том, что у меня невольно сердце разрывалось от ее тягостных вздохов, начавшихся с тех самых пор, как в седле оказался Кит.

Как и ожидалось, нас никто не намеревался сопровождать до места назначения. Хотя правильнее будет сказать, явно сопровождать никто не вызвался, а стало быть, мы могли себе представить, что прогуливаемся в гордом одиночестве. И меня это радовало. Пусть смотрят, но на расстоянии, а то только лишний раз нервы мотать будут. И потом, раз я теперь преподаватель академии, то не пристало мне являться как узник под взоры студентов и коллег.

Невольно заржав в голос, испугав тем самым и Кита, и нервно всхрапнувшую лошадь, я поспешила извиниться перед обоими.

— Почему у меня такое чувство, что вы задумали какую-то гадость? — едва слышно буркнул Кит.

— Не знаю, — легко пожала я плечами в ответ. — Тебе стоит мыслить позитивно, — посоветовала я.

— Как? — переспросил парнишка, явно не уловив значения слова.

— Гм… ну, чтоб мир казался более светлым, а жизнь радостной…

— Я что, похож на идиота? — серьезно поинтересовался Кит. — У нас в деревне был парень, поговаривали, его матушка в детстве вниз головой уронила, вот он всегда чему-то радовался. Так что ж в том хорошего? А учитывая, что вы всегда щедры на гадости, отчего я должен думать, что это не так?

— Между прочим, это я, гадкий старикашка, тебя два раза с того света вытащил, — проворчала я.

— А кто мне отравленное яблоко сперва подсунул? Поди, решили на мне испытать, прежде чем кому еще предложить? Хотя за то, что спасли, я вам и впрямь благодарен, — уже тише добавил мальчик.

— И то хлеб, — фыркнула я.

После воцарившейся паузы Кит неожиданно сказал:

— Просто скажите мне, зачем долбанули мне по ноге и чего от меня хотите, — я лучше сам сделаю, чем как всегда…

Я лишь довольно улыбнулась, словно сытая кошка.

— Начинаешь соображать, — довольно кивнула я. — Моя папка с документами у тебя?

— Да… — как-то обреченно выдохнул парень.

Дело было в том, что еще вчера Ферт передал мне на руки папку с документами, в которой лежал приказ о моем зачислении в качестве преподавателя в академию, мое расписание, а также мой статус и свидетельство о принадлежности, или, правильнее сказать, о собственности на мое имя Дома Ариен. Тот факт, что я первородный целитель, становился известным ректору академии и декану факультета целителей. И это пугало меня. Скажем так, когда ты просто целитель — это одно, но когда ты целитель, который дает сто процентов гарантии выздоровления, — это совсем другое. Пусть Ферт и заверил меня, что, кроме ректора и декана, никто не узнает о том, кто я такая, тому гарантией стали клятвы на крови. Но это вовсе не отменяет того факта, что и эти двое — живые существа со своими пороками и слабостями. А вот теперь представьте, что вам сказали, что завтра на рассвете к вам во двор пожалует божество… Ну, тут уж грешно будет не прибраться и не приготовить обед хотя бы, а может, и встречать пойдете всей семьей. Я такую хрень с юношества ненавижу. Что может быть хуже, когда все на тебя таращатся и прочее в этом же роде. Пусть и объявили студентам, что у них теперь будет преподавать знаменитый лекарь из Иртама, страны, что находится по другую сторону Элио и к империи формально не принадлежит, но все же принимать участие в торжественной встрече я не собиралась. Ассистент мне для чего, в конце концов? Я сюда работать пришла, а не заводить знакомства и вяло краснеть под лживыми комплиментами. А что так будет, я уже точно знала, не первый день на свете живу.

— Короче, просто маши головой, — напутствовала я, — говори «спасибо» и «как тебе приятно». Если будут приглашать выпить, то можешь сходить, но много не пей. Будут просить кого-то исцелить или посмотреть, то все в порядке очереди и по предварительной записи. Будь милым и молчаливым…

— А вы? — как-то потерянно поинтересовался Кит.

— А я пойду студентов шугану, может, завтра уже кто документы заберет, — хмыкнула я. — Как говорится, меньше народу — больше кислороду.

— Так если вас студенты ждут, может, и встречи никакой не планируется? — попытался отбрыкаться от поставленной задачи ассистент.

— Когда это, интересно, наличие студентов мешало преподавателям заниматься своими делами? У нас сегодня вводная лекция, а проще говоря — знакомство. Короче, — повернулась я к парню лицом, делясь жизненным опытом, — за свою жизнь я не раз приходила преподавать в те или иные заведения — и вот что я тебе скажу: редкий случай, когда мне удавалось в первый день уйти невредимой от чужого внимания и желания познакомиться. Так что пора выполнить тебе условия сделки. И не вздумай ничего обещать, понял? Сразу говорю, кого пообещаешь вылечить, того сам и будешь лечить как хочешь!

Что ж, после моего последнего визита в столицу она не просто выросла — она расцвела. И то, что раньше выглядело как простая школа, теперь могло гордо именовать себя студенческим городком. Вход на территорию Академии наук Аланис венчали витые ворота из черного металла, которые сейчас были распахнуты для всех желающих, а стоило их миновать — тут же наталкивался на стенд с подробной картой местности. Ну что сказать, учили тут всему и всех, разве что не магии. Для развития особенных способностей были особые университеты. Да и то, мастерство такого толка обычно передавали внутри семьи, и каждый уважающий себя аланит получал достойное образование на дому. Это можно было объяснить не только тем, что каждый Дом не спешил делиться тайнами родовой магии, но и тем, что у каждой семьи были особые предрасположенности дара. Разные Дома — различные направленности Дара. Исключение в методике обучения составляли люди и те аланиты, что были не из знатных родов или же обладали особенно сильным даром, который требовал особого контроля.

Тут же были корпуса естественных наук, юриспруденции и права, исторический факультет, гуманитарный, экономический, международных отношений, и в самой глубине стоял корпус, отведенный целителям и одаренным. Что означала приписка про «одаренных», я не знала. Магия есть магия, и целители никогда, даже имея дар к магии, не могли применить умения управлять энергетическими потоками к целительству. Все, на что был способен простой маг, — это поддерживать жизнь умирающего до тех пор, пока не прибудет целитель. Ну да ладно, разберемся по месту, сейчас же меня больше удручал тот факт, что топать придется еще столько же, сколько уже прошли. Мы синхронно тяжело вздохнули вместе с Фертой и, неохотно перебирая ногами, пошли в указанном направлении.

Как я и предсказывала, на подходе к корпусу целителей нас уже ожидала небольшая группа преподавателей во главе с невероятно счастливым ректором и деканом факультета. Вся группа в призме моего восприятия жизни походила на кучку пациентов дома скорби в этих незатейливых белоснежных тогах, подпоясанных обычной веревкой. Только представьте, в Алании бытовала такая идея, что истинный целитель должен быть воплощением кротости и скромности. Что-то типа «последнее с себя снять — лишь бы пациенту помочь». Конечно, я сомневаюсь, что декан факультета вечером расстилает свою тогу в качестве простыни на полу, а утром идет в ней на работу, но традиции мужик соблюдал. И теперь эта группа в белоснежных простынях, радостно улыбаясь, встречала Кита как родного. Разве что ректор выглядел как-то не к месту среди целителей в своей тунике голубого цвета и тоге тоном темнее, в которую он замотался, будто бабочка, готовая вылупиться из кокона, а полы ее радостно мели дорожки там, где ступала нога Верховного этой земли.

— Мы счастливы приветствовать вас! — радостно провозгласил он зычным басом, стоило нам приблизиться к центральному входу в здание.

Ректор был высоким мужчиной-аланитом, хотя, судя по лучикам морщинок в уголках глаз, ему уже давно перевалило за несколько сотен лет. На самом деле долгожительство, как и способность не стареть, напрямую зависело от силы крыльев этой расы. По моему, сугубо личному мнению, если бы сильные мира сего то и дело не пытались загнать друг друга в могилу, представители этой расы могли спокойно просуществовать не просто сотни лет, а тысячелетия. Но чем сильнее был аланит, тем выше его положение в обществе, а стало быть, и больше желающих от него избавиться. В империи с завидным постоянством вскрывались заговоры, приводившие к кровожадным игрищам на арене, происходили нелепые случайности со смертельным исходом, отравления и прочее, прочее. Одним словом, долгожительство было явление редкое и, увы, не модное не потому, что не могли, а потому, что сами друг другу и не давали. Тем самым вывод получался такой: этот импозантный блондин с немного волнистыми волосами, волевым подбородком и хитрым прищуром серых глаз был умным и хитрым говню… то есть мужчиной, который занимаемое положение знал не просто как получить, но и удержать.

Корпус, где обучались медики, выглядел весьма впечатляюще и вполне мог заслужить звания отдельного учебного учреждения. Высокое, монументальное строение из светлого камня, массивные колоны у самого входа, длинная лестница, ведущая прямо к высоким деревянным дверям. Когда ты замирал у самого ее начала, то невольно благоговел перед храмом науки, что открывал тебе свои врата.

Ну, собственно, на то и расчет.

Тем временем мы оказались рядом с встречающими, ректор махнул куда-то в сторону рукой, тут же к нам подбежали два человека в темно-коричневых туниках и резко вырвали у меня из рук поводья, за которые я вела Ферту. Видя, что я не спешу отходить, тот же самый ректор смерил меня уничижительным взглядом и брезгливым взмахом руки дал понять, чтоб я отошла и не мешала встречать дорого гостя.

Ну и замечательно!

Пока толпа радостных мужиков в белом облепила несчастную Ферту, а Кит пытался слезть с клячи, чтобы не дать кому-нибудь по морде сандалией, я спокойно поднялась по лестнице, отворила дверь и вошла в здание. Одно меня порадовало тут же: благодаря толстым каменным стенам внутри было довольно прохладно. Высокие потолки, мраморный пол и широкие коридоры, а также — гробовая тишина. Похоже, сейчас шли занятия, и все порядочные студенты занимались самообразованием, пока их преподаватели пытались задобрить моего ассистента. От всей комичности ситуации мое настроение улучшилось, и, сверившись с картой аудиторий, которая расположилась прямо на входе, я бодренько посеменила в нужном мне направлении.

— Да с чего вы взяли, что он из Иртама?! — голос, принадлежавший совсем еще юной девушке, наполненный негодованием, эхом отразился от стен аудитории.

— Мой дядя, — терпеливо начал разъяснять юноша, вокруг которого сейчас собралась целая толпа студентов, — работает…

— В секретариате, — раздраженно кивнула девушка, скрестив руки на груди. — Все это мы уже слышали, — отмахнулась она, нахмурив светлые брови. — И что с того?! Вы хоть знаете, кто такие иртамцы?! Они дикари! Самые настоящие животные, которым неведомы приличия! И вы хотите меня уверить, что наш ректор, господин Аурэлл, допустил бы подобное существо к своим лучшим студентам?!

— Ну конечно, кому, как не тебе, знать, Лил, что сделал бы ректор, а что нет? — ехидно фыркнул юноша, чьи волосы были насыщенного каштанового цвета и завивались тугими спиралями, придавая своему хозяину несколько залихватский вид.

— На что ты намекаешь, придурок?! — вспыхнула девушка, и аудиторию поглотил возмущенный гвалт тридцати взбудораженных студентов.

Они орали так, что стены дрожали и высокий куполообразный потолок того и гляди готов был обрушиться вниз. Я даже не пыталась вникнуть в суть дальнейшего спора, ну кроме очевидного — моей персоны, хотя, судя по гневным вскрикам, разговор медленно, но верно переходил на личности. Тем временем я осторожно приоткрыла дверь, тихо вошла в аудиторию, обошла кафедру, поскольку в ногах правды нет и я лучше пока присяду, и уселась за стол в глубокое кресло с подлокотниками. Попрыгала на мягкой подушке, по достоинству оценив выделенное мне начальством рабочее место. Попробовала откинуться на спинку, но вовремя поняла, что фокус не удастся и для меня данный предмет интерьера слишком глубокий, и я просто буду смотреться нелепо, если это сделаю. Потому усевшись поудобнее, я взяла свой посох и со всего маха жахнула им по столу. Хороший стол, выдержал, даже царапины не осталось. В аудитории тут же воцарилась тишина, и я почувствовала себя под прицелом тридцати пар глаз, которые явно пытались понять, кто я и что тут делаю, если по идее меня можно было и не ждать.

— Вы кто? — как это ни странно, но первой ко мне обратилась именно светловолосая девушка, которую тот кудрявый обозвал «Лил». Высокая, светловолосая и сероглазая, она безотчетно принюхивалась и периодически позволяла себе оскаливаться в мою сторону. Скорее всего, не сошло еще возбуждение, охватившее ее в ссоре.

— С каких пор интуиты обучаются традиционному целительству в учебных учреждениях империи, тем более там, где наставник не является альфой? — лукаво поинтересовалась я так, как могла спросить, будучи только дедулей.

— Вам, кажется, задали вопрос? — я бы сказала, с долей враждебности вклинился в разговор тот, чьи волосы больше всего походили на тугие пружинки.

— Да неужели? — изумилась я. — Мне-то казалось, что раз кого-то допустили к обучению в высшем медицинском учреждении империи, то сделать определенные выводы для него не проблема, — пожала я плечами. — Так что довожу до вашего сведения, юноша, — смерила я его взглядом, — что на глупые вопросы я не отвечаю; если вы не в состоянии сложить один плюс один, то будьте любезны не тратить мое время на ваше обучение. Я слишком стар, и у меня его не так много.

— Вы не можете быть нашим новым преподавателем, — вместо кудрявого в разговор вступил рыжий растрепа. Похоже, вот он, мегамозг группы, он же нудный ботан и спасительная веревка двоечников.

— Да? — искренне удивилась я.

— Да, — важно кивнул он, — мы видели, как высший преподавательский состав увел его… ммм… — явно подбирая корректное определение, замялся мальчик, покраснев как маков цвет.

— Выжрать? — по-простому предположила я.

— Э… — было мне ответом.

— Еще есть предположения, почему я не могу быть вашим преподавателем, или в аргументах только то, что я должен быть уже в стельку пьян?

— Учителя так себя не ведут, — теперь в атаку пошла маленькая худенькая черноволосая девочка-человек.

Я прям-таки умилилась.

— А как надо? — поинтересовалась я.

Девочка покраснела, сжав маленькие кулачки, и выпалила:

— На вас нет формы, вы не начали урок так, как положено — с переклички, и вы ведете себя невежливо, — совсем раскрасневшись, пропыхтела она.

— Ну, во-первых, у меня все простыни дома цветные, так что и обернуться-то толком не во что, — доверительно сообщила я. — Перекличкой я и вовсе заниматься не намерен, поскольку пока мне совсем нет дела до ваших имен, и если хотите, чтобы я хоть кого-то из вас запомнил, то стоит постараться. А оттого, что я буду кликать вас каждый урок, интереснее вы не станете. Я вам гарантирую, что к концу курса в вашей группе останется меньше половины от настоящего количества. И мне совсем нет дела, чей папа скинулся на парты для нового класса, а чей нет. Учить тех, кто не хочет учиться, я не стану, что уж говорить, что бездари будут чистить горшки, пока не решат податься в другую профессию. К больным допуска не будет, даже не мечтайте. И нормальной жизни не дам тоже, поверьте на слово. И… — задумалась я, — что в вашем понимании «вести себя вежливо», юная госпожа? — прищурившись, поинтересовалась.

— Вы… вы… — стушевалась она.

— Я, я, — покивала я. — Достаточно вежливо?

В глазах у девочки заблестели слезы смущения.

— Рыдать за дверь, — кивнула я, — надумаешь работать — заходи.

Девчушка унеслась из аудитории под тяжелое молчание сокурсников.

— Слезы, пререкания, недовольство, неподчинение — оставляйте за дверью. Не согласны — никого не задерживаю, останетесь — не скулите, бесит, — фыркнула я, обведя притихших студентов тяжелым взглядом. — Раз больше никому не надо на выход, то прошу занимать места.

Уже двадцать девять пар глаз смотрели на меня так, словно знай они, что ничего им не будет за расправу над стариком, давно бы уж препарировали меня.

— Как мы можем обращаться к вам? — сквозь зубы спросила Лил, явно злясь и больше думая о том, как удержаться от смены ипостаси, чем о моем имени.

— Соль, — обведя группу пристальным взглядом, представилась я. — Меня зовут Соль.

И надо же было в этот момент двери в аудиторию распахнуться, чтобы впустить внутрь радостно гогочущего ректора, а с ним и группу в белых простынях.

— А вот и ваши сту… — оборвав себя на середине фразы, ректор замер с поднятой рукой, вперив взгляд в меня, что вальяжно восседала в преподавательском кресле. Кит, кажется, совсем разнервничался и вспотел, так что мокрые волоски облепили его виски, а повязка на лице то и дело вздымалась от частого дыхания.

— Вы кто? — ошарашенно спросил ректор, несколько спав с лица и хищно прищурившись.

— Тот, кого Рэйнхард Эль Ариен направил сюда работать, а что? — спокойно осведомилась я.

— А это? — так и не оглянувшись, указал он пальцем на Кита.

— Мой ассистент, — лениво ответила я.

— А почему он… почему мы с ним… — пытаясь подобрать слова, замялся мужчина. Так бывает, когда не можешь высказаться так, как тебе хочется, и необходимо удержать маску и выбранную роль.

— Не знаю, — серьезно ответила я. — Вы забрали его и ушли.

— Но почему он не сказал…

— Он придурковатый, — пожала я плечами. — Все время радуется чему-то, любит внимание и совсем туго соображает… и говорит тоже плохо. Ну, вы, наверное, заметили?

— Д-да…

— Я думал, господин Ариен вам о нем рассказал и вы, как истинные целители, прониклись горем юноши и решили проявить участие. Я был так тронут, — искренне кивнула я. — Всем составом решили поддержать ребенка в его беде.

Конечно, это была неплохая возможность, чтобы выкрутиться и прекратить уже так явно позориться перед студентами, — должно быть, именно поэтому весь преподавательский состав так рьяно за нее ухватился. Кит продолжал потеть и краснеть, повязка на его лице то и дело вздымалась и тут же опускалась, и, похоже, у мальчика начиналась гипервентиляция легких, а как следствие и обморок не за горами. Только этого не хватало.

— И все же, — вновь заговорил ректор, — мне бы хотелось пообщаться с вами лично, но поскольку вам стоит сначала познакомиться со студентами, я буду ожидать вас у себя, скажем, через час…

— Через три, — тут же подкорректировала я. — В моей группе тридцать студентов, а лекция только началась. Так что как только мы познакомимся как следует, — хищно прищурившись, как умел делать лишь мой преподаватель по анатомии существ, я обвела взглядом аудиторию, — я буду у вас.

— Что же, хорошо, — разумно не стал настаивать мужчина.

Стоило всем посторонним удалиться с занятия, как я сноровисто препроводила Кита в свой личный кабинет, куда вела дверь за моей спиной, и уложила его на небольшую кушетку у окна.

— Я вам этого никогда не прощу, — все еще задыхаясь, пробормотал он, стянув повязку с лица.

— Нормально все прошло, — успокоила я его. — Меньше надо нервничать и чаще просто получать удовольствие от происходящего.

— У меня сердце сейчас разорвется, — вяло пробормотал он, когда я положила ладонь ему на лоб.

— Именно поэтому кому-то надо поспать, — успокаивающе прошептала я, а Кит лишь попытался что-то протестующе возразить, но тут же расслабился, его глаза прикрылись, а дыхание выровнялось.

— Вот поспишь, а уже вечером будем вместе хохотать, вспоминая этот день, — улыбнулась я и отправилась вновь к студентам, с ходу начиная опрос. — К вам обратилось трое пациентов с загрудинной болью, один из них уже вечером умрет. Кто? Ты, — указала пальцем на кучерявого оборотня.

— Не знаю…

— Ответ неверный, сосед.

— Э…

— Бэ, — передразнила я. — У тебя умрут все от твоего занудства! Барышня блондинка.

— Мне непонятен вопрос…

— Уточни, что непонятно, если что-то непонятно, разве это непонятно? — пробормотала я.

От такого ответа девушка сильно покраснела, но все же спросила.

— Сколько лет пациентам?

— Уже лучше…

— Я думал, ты мой друг! — с жаром воскликнул Тириэн Аурэлл, что само по себе было странно для вечно улыбающегося мужчины, который слыл среди своих студентов и преподавателей образцом вежливости, доброжелательности и просто аланитом, который умел держать лицо в любой ситуации. Разумеется, Тириэн не был воплощением добродетелей этого мира, но своего предпочитал добиваться, используя белые тона. Юнцам он казался добрым дядюшкой, который может защитить и позаботиться, дамам — воплощением галантности и учтивости. Рэйнхард видел пытливый ум и нежелание мараться независимо от ситуации — за грязную работу всегда можно заплатить, и пусть ее сделает тот, кого не жаль. Эль Ариен предпочитал поддерживать с этим мужчиной добрые отношения, а стало быть, параллельные, когда их интересы не пересекались бы.

— Друг? — удивленно изогнув бровь, переспросил Рэйнхард таким тоном, что у Тириэна, что был гораздо старше своего собеседника, невольно поползли мурашки по спине.

— Хорошо, — примиряюще поднял он руки, — хотя бы не враг!

— Не враг, — эхом повторил Рэйн, точно зная, как немного остудить пыл ректора, чтобы тот почувствовал дистанцию между ними. Но, похоже, Тириэн был слишком возбужден в этот вечер, чтобы чувствовать полутона их беседы.

— Вот, — гневно ткнул он пальцем в папку, которую бросил на стол перед аланитом.

— Это что?

Рабочий день на сегодня был закончен, и Рэйн уже давно бы вошел под крышу собственного дома, если бы в ведомство, которым он управлял, не влетел бы запыхавшийся ректор, как раз тогда, когда мужчина собирался уходить.

— Это? Заявления на перевод на другие факультеты…

Рэйнхард тяжело вздохнул, понимая, к чему клонит этот аланит, но искренне недоумевая, при чем тут он?! Хотя как — «при чем»?! Он же теперь глава Дома, к которому причислен Соль…

— И?

— И?! Пятнадцать студентов из тридцати подали заявление на перевод за первый рабочий день этого старикашки! Остальные не успели, знаешь почему?

На молчаливый взгляд Ариен ректор вдруг встрепенулся и с жаром ответил сам себе.

— Потому что я дверь закрыл! Я сбежал, что б их, из собственного кабинета от собственных студентов! Этот старик провел с ними наедине три часа! Казалось бы, что может такого сделать один тщедушный старик за жалкие три часа на первом занятии? Но этот сделал…

— Что сделал? — прищурившись и с каким-то детским любопытством поинтересовался Рэйн.

— Не знаю… — тихо прошептав, доверительно поделился ректор.

— То есть — «не знаю»? Ты что, даже со студентами не попытался поговорить?

— Показания разнятся, — буркнул ректор. — Я, кстати, разговаривал и со стариком… конечно, он чудаковатый, но вполне себе милый…

— Какой?! — резко наклонившись к ректору, чем немало его напугав, переспросил Рэйн, на миг решив, что ему послышалось.

— Это же пер-во-род-ный, — по слогам проговорил Тириэн. — Ему же столько лет! Конечно, он может быть странным, но он вполне себе милый, вежливый такой.

— Какой?

— Ты оглох, что ли? — возмутился ректор. — Два раза сказал, что очень вежливый старик. Пришел ко мне ровно через три часа, мы поговорили, он четко обрисовал, чего хочет от тех, кто будет у него учиться, рассказал о методике преподавания, честно предупредил, что не потерпит расхлябанности, на что я дал ему полное добро. Ведь даже если он обучит как следует хотя бы одного студента — это уже будет значительный вклад! Потом мы вполне дружелюбно попрощались, и я уже было засобирался домой, как началось… Один за одним, ты понимаешь?! А я, честно сказать, нет! Первые пятеро смылись, не дождавшись, пока я завизирую их заявления, потом пришла студентка, с которой… то есть которая является старостой группы. Она оборотень-интуит, можно сказать, экспериментальный студент в нашем заведении, умница, отличница — и тоже с заявлением о переводе.

— Ты узнал причину?

— Она сказала, что трезво оценивает свои силы и обучения в таком темпе и стиле не выдержит. Что не сможет совладать с собственной натурой и просто прикончит старика. Конечно, я уговорил ее подумать, но… Следующие трое, чьи родители, между прочим, не последние люди в империи, сказали, что их в жизни так не унижали! Кто?! Старик — божий одуванчик, я с ним говорил, а уж в людях-то я понимаю!

«Ну-ну», — подумал Рэйн, устало подперев голову рукой.

— Но совершенно не понимаю, откуда такая реакция у половины группы. Я надеюсь, может быть, ты поможешь разобраться…

— Ты серьезно просишь меня заняться твоими студентами? — предупреждающе блеснув взглядом, тихо спросил Рэйн, отчего Тириэн вовремя сумел поправить себя.

— Не студентами, а преподавателем, ведь он твой…

— Мой, и что? Послушай, дядя Тириэн, — вовремя поняв, в качестве кого пришел к нему сегодня лучший друг его отца, Рэйн решил не нагнетать. — Я сделал империи дорогой подарок, привел в лучшее учебное заведение профессионала, которого тебе нигде больше не найти, и даже если он избавится от всех студентов, что ты ему определил в ученики, а останется всего один, то полагаю, что и это уже будет щедро…

— Значит, не поможешь? — прищурился Аурэлл.

— При первой возможности я с ним поговорю, хорошо?

— Кроме того, что ты сделал подарок империи, ты связал руки и мне, прекрасно понимая, что я не имею права наказывать и влиять на чужую собственность…

— Тебе же нравится быть хорошим, — уголком рта усмехнулся Рэйнхард.

— Лишь до поры до времени…