КНИГА ТРЕТЬЯ. Египет

Снова завеса забвения без каких-либо щелей или прорех опускается на мое прошлое. Она падает, так уж получилось, за последней сценой в том ужасном помещении с обрывом над бездной, чтобы подняться еще раз вдали от Византии.

Я слепой, я ничего не вижу. Сила, что дает мне возможность выкапывать похороненное под тяжестью стольких прошедших веков, не может поведать больше того, что я однажды чувствовал сам. Чего я не слышал тогда, не слышу и теперь, чего не видел, не вижу и теперь. И поэтому все касающееся самого Лесбоса: очертания его гор, цвет омывающего остров моря, – я не могу припомнить иначе, как только по рассказам других, и не больше того, что узнал, так как мой взгляд не задерживался на них никогда ни в какой из жизней, которые я только в состоянии припомнить.

Был вечер. Жара с заходом солнца спала, и легкий бриз ласково продувал широкую прохладную комнату, в которой сидели мы с Мартиной. Мартину мои солдаты в присущей им грубоватой манере называли «смуглой собачкой Олафа». Смуглой – из-за ее загара, второй же части прозвища она удостоилась оттого, что переводила меня с одного места на другое, подобно тому, как это делают специально выдрессированные собаки-поводыри. Но о ней самой даже заядлый грубиян не мог сказать ни одного дурного слова, не из страха, а просто потому, что ничего подобного о ней сказано быть не могло.

Мартина говорила – она всегда любила поговорить если не об одном, так о другом.

– Мой крестный сын, – сказала она однажды. – Хоть вы и великий ворчун, я вам скажу, что вы, по-моему, были рождены под счастливой звездой или святой, называйте, как хотите. Например, когда вы вышагивали по этому Коридору Преисподней во дворце Константинополя, что часто видится мне в кошмарных снах, когда я поужинаю слишком поздно…

– И ваша душа, или ваш двойник, как еще это можно назвать, – благополучно провела меня возле самого края смертельной ловушки… – перебил я ее.

– …и моя душа, или двойник, пригодилась на этот раз, сделав то, о чем вы только что сказали… Кто бы мог подумать, что вскоре вы станете любимым губернатором богатого и процветающего острова Лесбос, уважаемым всеми командирами войска, состоящего, в большинстве своем, из ваших земляков. И хотя вы и слепой, вы генерал империи, нанесший магометанам самое тяжелое поражение за последнее время.

– Это сделали Джодд и остальные, – ответил я. – Я же только сидел здесь и разрабатывал планы.

– Джодд! – воскликнула она с презрением. – Голова Джодда приспособлена для таких планов не более, чем дверной косяк! Хотя, – добавила она, смягчив голос, – он и впрямь хороший человек, на которого всегда можно положиться в беде, и очень страшный в бою. Он один из тех, кто может оставаться хладнокровным и сохранять рассудок, данный ему Богом, спокойным в тяжелые минуты, в чем Ирина убедилась достаточно хорошо. Все же это вы, Олаф, не я, а вы вспомнили, что норманны – прирожденные моряки. И вы превратили торговые суда в галеры с несколькими из ваших людей во главе каждой из них и спрятали их в небольших бухтах. Это вы позволили пропустить в бухту Митилены мусульманский флот, считающий, что единственная защита острова заключается в войсках на берегу. И затем, после того как мусульмане бросили якоря и стали высаживать свои войска, это вы на рассвете напали на их флот, топили и убивали их, пока не осталось никого, кроме сухопутных войск, которые вы взяли в плен и теперь держите для выкупа. Да, и вы лично командовали нашими судами! А кто ночью может командовать лучше слепого? О! Все у вас обстоит хорошо, очень хорошо! Вы богаты, получили земли Ирины и сидите здесь в комфорте, окруженный уважением, с прекрасным здоровьем, если не считать вашей слепоты. И я повторяю, что вы родились под счастливой звездой.

– Это не совсем так, Мартина! – проговорил я со вздохом.

– А! – возразила она. – Человек никогда не бывает довольным. Как всегда, вы думаете о своей египтянке. Что ж, это понятно, что вы думаете о ней; верно и то, что мы о ней давненько уже не слышали, хотя это и не означает, что не услышим впредь. Возможно, Джодду удалось узнать что-то от этих пленных. Да вот и он!

Пока она говорила, я услышал приветствия охраны снаружи и твердую поступь Джодда у дверей помещения.

– Приветствую вас, генерал! – сказал он, входя. – Я принес добрые вести. Послы к халифу Харуну вернулись с выкупом. Кроме того, этот халиф прислал письмо, подписанное им самим и его министрами, в котором он клянется Богом и его Пророком, что, принимая во внимание нашу готовность возвратить пленных, среди которых, как оказалось, есть важные лица, ни он, ни его сподвижники не будут предпринимать никаких атак против Лесбоса в течение тридцати лет. Переводчик прочтет вам это письмо завтра, и вы сможете послать свой ответ с пленными.

– Учитывая, что этих язычников так много, а у нас совсем мало людей, мы вряд ли могли бы рассчитывать на лучшие условия. И я надеюсь, что так же думают в Константинополе. А пленных надо отправить, как только все будет готово. Вы расспрашивали их о епископе Бернабасе, египетском принце Могасе и его дочери?

– Да, генерал, только сегодня. Я узнал, что среди пленных были три человека, служивших в Египте и оставивших эту страну не более трех месяцев назад. Один из этих троих, раненный в бою, сообщил кое-какие новости.

– Какие же, Джодд?

– Не очень хорошие, генерал. Епископ, по его словам, был убит мусульманами некоторое время назад.

– Упокой, Господь, его душу! Но об остальных, что он сообщил об остальных?

– А вот что. Кажется, этот Копт, как они его называли, то есть Могас, вернулся из длительного путешествия, о котором мы знаем, и поднял восстание где-то в Южном Египте, в самых верховьях Нила. Против него была послана экспедиция под командованием Мустафы, эмира Египта. И там были тяжелые бои, в которых принимал участие и наш пленник. Все закончилось тем, что копты, боровшиеся вместе с Могасом, были разгромлены, сам же Могас – убит, так как отказался спастись бегством. Его дочь Хелиодора захвачена в плен вместе с другими коптскими женщинами.

– А дальше? – с трудом выговорил я.

– Дальше, генерал, ее привели к эмиру Мустафе, который заметил ее красоту и решил сделать ее своей наложницей. Однако в ответ на ее мольбы, будучи, по словам пленного, милосердным человеком, он дал ей неделю на оплакивание павшего отца, прежде чем она войдет в его гарем. Но самого худшего, – добавил он поспешно, – не произошло. Так что Не прошло и недели, в течение которой пленники двигались вниз, вдоль Нила, как она заколола евнуха, сторожившего ее, и сбежала.

– Благодарение Богу! – сказал я. – Но почему, Джодд, этот человек уверен, что это была именно Хелиодора?

– А вот почему! Все знали ее как дочь Могаса, одного из тех, кого почитали египтяне. Кроме того, среди мусульманских солдат ее называли «госпожой с раковинами» из-за некоего ожерелья, которое она носила и которое вы должны помнить.

– Дальше что? – спросил я.

– Только то, что Мустафа был страшно рассержен тем, что потерял ее, и по этой причине целую роту солдат били палками по пяткам. Кроме того, он остановил свою армию и предложил за поимку беглянки награду. В течение двух дней они охотились за нею, но не нашли никого, кроме мертвецов в обысканных могилах. Затем эмир вернулся в низовья Нила. На этом рассказ закончился.

– Пошлите сейчас же ко мне этого пленного, Джодд, вместе с переводчиком. Я хочу сам поговорить с ним.

– Боюсь, что он не в состоянии прийти, генерал.

– В таком случае я сам пойду к нему. Ведите меня, Мартина.

– Тогда вам придется идти далеко, генерал, так как час назад он умер. Его товарищи сейчас готовят его к похоронам.

– Джодд, – сердито проговорил я. – Эти люди находятся в наших руках уже несколько недель. Как могло случиться, что вы всего этого не узнали раньше? Вы же получили мои приказания по этому поводу!

– Потому, генерал, что пока они не узнали, что их освободят, ни один из пленных не говорил нам ни слова. Как ни строго допрашивали их, они все твердили, что не станут нарушать свою присягу, что они предпочитают смерть. Один раз я уже спрашивал этого самого человека о Египте, и он отвечал мне, что никогда там не бывал.

– Успокойтесь, Олаф, – вмешалась Мартина, – так как вряд ли он мог вам сообщить что-нибудь новое.

– Вероятно, вы правы, – ответил я. – Но все же я мог бы выиграть несколько дней. Зная обо всем этом, я бы уже отправился в Египет на поиски Хелиодоры.

– Успокойтесь, говорю вам, – продолжала Мартина. – Все равно вы не смогли бы сделать этого до тех пор, пока не был подписан мир. Вы не смогли бы поступить вопреки вашей присяге и вашим обязанностям.

– Это так, – согласился я со вздохом.

– Олаф! – обратилась ко мне Мартина вечером того же дня, после того как Джодд оставил нас. – Вы сказали, что отправляетесь в Египет. Как вы это сделаете? Будучи слепым генералом империи, недавно разгромившим войска могучего халифа Востока, как вы можете рассчитывать на теплый прием в Египте? Кроме того, хорошо ли вас примет эмир Мустафа, правящий там, когда узнает, что вы прибыли на поиски женщины, сбежавшей недавно из его гарема? Да он просто в тот же день предложит вам выбор между смертью и Кораном! Олаф, ваше намерение – безумство!

– Может быть, Мартина. Но я все равно отправлюсь на поиски Хелиодоры.

– Если Хелиодора еще жива, своей смертью вы ей не поможете, а если мертва, то время для нее уже ничего не значит, и она может еще немного подождать вас.

– Я все равно отправлюсь, Мартина.

– Вы, слепой, отправитесь в Египет искать ту, которую все тамошние власти напрасно ищут месяцами? Пусть будет так. Но каким образом вы туда попадете? Откровенно, открыто, в качестве врага этого сделать нельзя, так как в подобном случае вы бы нуждались во флоте и – десятках тысяч мечей в качестве поддержки, которых у вас нет. Если вы возьмете с собой нескольких храбрых людей, но они не будут мусульманами, – а тех вы для такой цели не найдете, – то их не ждет ничего, кроме мучительней смерти. Как же вы сможете отправиться туда, Олаф?

– Еще не знаю, Мартина. Ваш ум более гибок, чем мой. Думайте, думайте и подскажите мне.

Я услышал, как Мартина поднялась и заходила по комнате из одного конца в другой. Наконец она вернулась и снова села рядом со мной.

– Олаф, – сказала она, – вы же всегда имели склонность к музицированию. И рассказывали мне, что, будучи мальчиком, часто играли на музыкальных инструментах и пели песни собственного сочинения. Да и сейчас, когда вы стали слепым, вы опять возвратились к этому искусству, в котором уже стали настоящим мастером. Кроме того, у вас хороший голос. Пожалуй, и у меня он хорош, это мой единственный дар. Именно мой голос однажды привлек внимание Ирины ко мне, дочери бедного греческого дворянина, бывшего когда-то другом ее отца и получившего поэтому незначительный пост при дворе. Позднее мы вместе с вами пели много песен, разве это не так? И некоторые из них были на языке Севера, не правда ли? Ведь вы меня ему учили!

– Да, Мартина. Ну и что же?

– Вы тугодум, Олаф. Я слышала, что восточные люди любят музыку, особенно если исполняют что-то им неизвестное. Почему бы тогда слепому мужчине и его дочери… нет, племяннице-сироте не зарабатывать себе на пропитание честным трудом, путешествуя по Египту в качестве бродячих музыкантов? У этих последователей Пророка, как мне рассказывали, считается тяжким грехом обидеть калеку… Бедного торговца янтарем, например, который был ограблен ворами-христианами. Будучи слепым, он не мог свидетельствовать против них перед судом, и вот теперь они с дочерью сестры зарабатывают себе на пропитание, как только смогут. Подобно вам, Олаф, я искусна в языках, и даже достаточно хорошо владею арабским, чтобы быть в состоянии просить милостыню. Моя мать – сирийка, она обучала меня своему родному языку, когда я была еще ребенком. А с тех пор как я попала сюда, я все время занималась этим языком. Что вы на это скажете?

– Я скажу, что подобным образом мы можем путешествовать в большей безопасности, нежели в каком-либо другом случае. Но вес же, Мартина, разве могу я просить вас взвалить подобную ношу себе на плечи?

– О, меня и нужды нет просить, Олаф. С тех пор как Судьба взвалила ее на меня, сделав меня вашей… крестной матерью. И куда бы вы ни направлялись, я обязана за вами следовать до тех пор, пока вы не женитесь, – добавила она со смехом. – Тогда уж вы наверняка не будете во мне нуждаться. Что ж, план разработан, чего бы он мне ни стоил. А теперь отправимся спать, быть может, во сне мы придумаем что-нибудь получше. Помолитесь святому Михаилу на ночь, Олаф.

Но так уж случилось, что святой Михаил меня не просветил, и в конце концов я принял решение сыграть роль слепого арфиста. В те дни велась активная торговля между Лесбосом и Египтом, торговали кедровыми деревьями, шерстью, вином для коптов, так как мусульмане вина не пили, и другими товарами. Между островом и владениями халифа был провозглашен мир, так что вскоре небольшое суденышко, нагруженное за мой счет подобными товарами, вышло в море. Грек с Лесбоса, которого звали Менас, командовал этим судном, официально считаясь его владельцем. В команду я набрал людей, верных мне до гроба.

Этим людям, которые все до единого были христианами, я рассказал о своем намерении, заставив их поклясться самой священной из клятв в том, что они все будут держать в секрете. Но, увы! Как мне предстояло убедиться в дальнейшем, этим морякам можно было доверять, когда они были хозяевами сами над собой, но над одним из них частенько властвовало вино. В наших северных краях обычно говорят: «Эль – это совсем другой человек!» И теперь мне уже не в первый раз предстояло убедиться в этой простой истине.

Когда все было готово, я посвятил в свои планы одного только Джодда, которому вручил письмо, где говорилось, что надлежит сделать, если я не вернусь. Другим же офицерам и солдатам я лишь сообщил, что намереваюсь совершить путешествие на этом судне, переодевшись торговцем, с тем чтобы поправить свое здоровье, а также выяснить обстановку в соседних странах и особенно положение христиан в Египте.

Когда Джодд услышал о моих намерениях, он, даже будучи оптимистом, расстроился из-за предстоящего мне путешествия. По его мнению, оно должно было стать для меня последним.

– Иного я и не ожидаю, – сказал он, – хотя все же надеюсь, генерал, что ваш святой поможет вам выбрать безопасные тропинки. Несомненно, что госпожа Хелиодора мертва, исчезла или же вышла замуж. По крайней мере, вы не найдете ее никогда!

– Но я все же должен искать ее, Джодд.

– Вы – слепой человек. Как вы можете ее найти? Послушайте, генерал, я и все мы поклялись защищать госпожу Хелиодору и быть ей отцами и братьями. Вы останетесь здесь, а я отправлюсь на ее поиски на судне, полном вооруженных людей, или же один, переодетый…

Я рассмеялся и спросил:

– Как можно переодеть вас, чтобы не узнали гиганта Джодда, чью славу мусульманские шпионы разнесли по всему Востоку? Да даже темной ночью ваш голос выдаст вас за сотню шагов! И какая будет польза от погруженных на судно вооруженных людей, которым будет противостоять войско эмира Египта? Нет, Джодд, нет, как бы ни велика была опасность, я должен идти один. Если меня убьют или же я не вернусь в течение восьми месяцев, вы останетесь губернатором Лесбоса, так как вы назначены моим заместителем. И ваше назначение на новый пост будет, по всей вероятности, утверждено.

– Я не хочу быть губернатором Лесбоса, – заявил Джодд. – Кроме того, Олаф, – проговорил он медленно, – слепой нищий должен иметь собаку-поводыря, вы же не можете отправиться один, Олаф. Вашей «смуглой собачке» придется разделить с вами все те опасности, о которых вы говорили. Как бы вам не пришлось искать другого проводника.

– Меня это не очень волнует. Конечно, я думаю поискать себе иного поводыря, так как считаю, что того, который у меня есть, надежнее будет оставить на ваше попечение. И вы должны помочь мне убедить ее в этом, Джодд. Одному мне это не сделать, да к тому же она – моя крестная мать.

– Крестная! Почему не бабушка? Клянусь Тором, Олаф, конечно же, вы ослеплены! Но я попробую сделать это. Тс-с! Вон она идет сюда сообщить нам, что ужин готов.

За трапезой присутствовали посторонние люди, кроме тех, кто нам прислуживал, и разговор шел на общие темы. После ужина я прилег на кушетку и, чувствуя себя утомленным, вскоре уснул. Но через некоторое время я был разбужен голосами, доносившимися из сада. Разговаривали Джодд и Мартина.

Мартина говорила:

– Прекратим этот спор! Только я и никто другой отправлюсь в Египет вместе с Олафом. Если мы умрем, что я вполне допускаю, то что ж? Ему, по крайней мере, тогда не придется умирать одному.

– А если поиски закончатся неудачей, Мартина? Я имею в виду, если он не найдет госпожу Хелиодору, и случится так, что вы с ним благополучно вернетесь, что тогда?

– Ну, тогда… Ничего! Исключая то, что все будет так, как и должно быть. И я буду продолжать играть свою роль – выполнять свои обязанности, свои желания. Вы что, забыли, что я Олафу крестная мать?

– Нет, это-то я помню. Но все же я слышал, что христианская церковь никогда не завязывает узлы, которые не могли бы быть развязанными… за соответствующую плату, конечно. И я, со своей стороны, не пойму, почему мужчина не может жениться на женщине другой крови только потому, что она названа его крестной матерью где-то возле каменного сосуда человеком в мантии. Вы говорите, что я не разбираюсь в подобных вещах. Возможно, это так, да и Бог с ними. Но, Мартина, давайте представим, что эти необычные поиски увенчаются успехом и Олафу повезет там, где других постигла бы неудача. Ведь смог же он, например, вырваться из рук Ирины, стать губернатором Лесбоса и, будучи ослепленным, одержать такую великую победу над поклонниками Пророка? И предположим, что с помощью богов или людей… или женщин… он отыщет свою прекрасную Хелиодору незамужней и все еще привязанной к нему и они поженятся. Что тогда, Мартина?

– Тогда, капитан Джодд, – проговорила она медленно, – если вы будете думать так же, как и сейчас, мы сможем вернуться к нашему разговору. Только помните, что я не требую от вас никаких обещаний или обязательств.

– Значит, вы отправляетесь с Олафом в Египет?

– Да, конечно, если не умру раньше, а возможно, что даже и в этом случае. Вы не понимаете? О! Конечно же, вы не понимаете, но я больше не могу задерживаться, чтобы объяснить вам это, капитан Джодд. Да, я отправлюсь в Египет с одним слепым нищим, чье имя я забыла в данный момент и который приходится мне дядей. Там я, несомненно, увижу очень много необыкновенных вещей. Если я когда-нибудь вернусь назад, то расскажу вам о них. А пока – спокойной вам ночи…