Глава 19

В какую-то гениальную голову в стане моих врагов все-таки забралась мысль штурмовать Лиго. Более того, они бросили на мой замок все силы. Когда я узнал, что штурм начался, то чуть не запрыгал от радости. Меня остановило только соображение о том, удастся ли Антуану с немногочисленным гарнизоном надежно укрыться в донжоне и протянуть до вечера.

Мы с Никером никогда еще не ждали с таким нетерпением вестей. Никто из нас не спал. Наступила густая ночь, потом забрезжило прозрачное утро, и только после рассвета к нам прибыл гонец.

Я принял гонца по всем правилам – в главном зале, восседая на баронском троне. Около меня стояли Никер, три десятника, а Эмилия и Виолетта скромно сидели у стены.

Гонца звали Ален и выглядел он неважно. Дело было вовсе не в пыли и грязи на черных сапогах и плаще, а в бледном лице. На лице гонца застыли ужас и тревога. Я сразу понял, что дела пошли не очень хорошо, или дядюшка Вилли в чем-то серьезно напортачил.

– Какие вести ты нам принес, Ален? – я спросил ровным голосом, пытаясь скрыть беспокойство. – Что с замком? Что с нашими людьми?

Ален справился с одышкой и выпалил:

– Замок выстоял, господин барон! Как вы приказывали, сразу после начала мы отошли в донжон и носа оттуда не высовывали. Враг потратил полдня на борьбу с автономными! Мы же только постреливали сверху.

Никер хлопнул в ладоши от счастья и засиял. Я тоже улыбнулся. Что ж, самонадеянные бароны попались в западню, осталось лишь выяснить, что с ними произошло.

– И что же наш враг? Он отступил? – поинтересовался я. – Понес большие потери?

И тут лицо Алена стало еще белее. Мой вопрос явно пробудил какие-то ужасные воспоминания.

– Мало кто ушел, господин барон, – выдавил из себя гонец. – Почти все погибли…

Ален нервно зашарил руками по плащу, а потом вдруг выпалил, будучи не в силах сдерживаться:

– Мы такого никогда не видели, господин барон! Никто не видел! Когда мы вышли во двор, то увидели тела… части тел! Почти все были разорваны. Некоторые напополам, а многие на мелкие части! Кое-кто вообще сожжен почти дотла! Весь двор и стены залиты кровью! Кровь везде, просто везде! Она засохла на стенах и впиталась в землю! Колодец совсем красный, господин барон! И целых доспехов почти нет. Они все или смяты или порваны, будто бумага! Неужели это сделали наши големы, господин барон? Даже нашему десятнику стало плохо, а ведь все знают храбрость Антуана!

Я подавил вздох, ведь на меня обратил взор каждый из присутствующих. Все-таки Вилли напортачил, переборщил… Серьезный урон врагу входил в мои цели, но не такой же ценой. Я думал, что Вилли обойдется обычными големами и не станет выпускать свою «элиту». Какие слухи теперь пойдут…

– Это наши големы, Ален, успокойся. Они просто по ночам впадают в раж, если их освободить. Такие уж получились. У Туссеана это случайно вышло.

Нельзя сказать, что мне все поверили, но больше вопросов не задавали до самого обеда. Я же решил ковать железо пока горячо и приказал готовиться к наступлению на Буретто. Если враг понес большие потери, то соседний замок надо брать немедленно, пока противник не пришел в себя.

Я отослал письма союзникам насчет своих планов и попросил как можно быстрее прислать еще войск для гарнизонов. В начале моей баронской деятельности мне не хотелось связываться со всякими союзниками, но, увы, выходило, что без этого не обойтись. После этого я решил, что впредь буду умнее и не стану ставить перед собой невыполнимые задачи.

В обед моя команда была готова. Мы открыли ворота и стали медленно выползать, таща за собой повозки с требушетами. Тут-то нас и встретил жрец Огдин.

Белая карета лихо остановилась прямо перед моей лошадью. Огдин, невзирая на почтенный сан, резво высунулся из окна.

– Господин барон! Нам нужно поговорить! Немедленно! Залезайте в карету!

Что ж, когда прикормленный мной жрец говорит таким тоном, то дело, понятно, важное. Я спешился и подошел к Огдину. Любопытный Никер, который считал своим долгом удерживать меня от опрометчивых поступков, оказался тут как тут и полез в карету с другой стороны.

– Господин барон, вы должны объясниться! – Огдин задернул лиловые шторки. – Что произошло этой ночью? К нам, в главный храм в Фоссано, прибежали два человека. Они утверждают, что это все, что осталось от армии, которая проникла в ваш Лиго…

Я понял, что жрецы узнали о кровавом побоище и насторожились. Вопрос лишь в том, что именно им сообщили очевидцы.

– Их разбили, да. Мои люди и автономные големы. Им нужно было лучше готовиться к осаде, – я попытался свернуть разговор в нормальное русло.

– Нет, тут не все так просто, господин барон! – Огдин лишь отмахнулся от моих слов. – Вы не находите странным, что те бедолаги первым делом прибежали в храм? Не к своим баронам, не к Прасту, а именно в храм!

– Так Праст выжил? – разочарованно спросил я.

– Все, кто остался за стеной, выжили, – подтвердил Огдин, поправляя синюю шапочку. – Но лишь двое из тех, кто проник внутрь вашего замка, остались в живых. И тут возникает вопрос, что убило остальных? Вы говорите, что ваши люди и големы, но выжившие утверждают, что это были демоны из преисподней!

Я сразу загрустил. Все-таки дядюшка Вилли решился выпустить своих «элитных» големов, но не сумел избавиться от всех свидетелей. Эх, как скверно…

– Ваше благочестие, вы не будете возражать, если мы продолжим разговор в пути? Я сумею все объяснить.

– Хотелось бы услышать объяснения, господин барон! – Огдин гневно сверкнул глазами. – Вы знаете, что я к вам хорошо отношусь, в отличие от остальных. И если объяснение окажется неудовлетворительным, мне будет очень трудно вас защитить.

Я отодвинул шторку и выкрикнул приказ Рупрехту:

– Продолжаем движение!

Никер тоже поглядывал на меня с интересом. Доклад гонца касательно ночного боя произвел на него большое впечатление.

– Ваше благочестие, все вышло совершенно случайно, – я откинулся на мягкие лиловые подушки и принялся сочинять напропалую. – Туссеан… Вы ведь знаете величайшего мага Туссеана? Так вот, недавно он заболел. А так как Туссеан не только выдающийся маг, но и замечательный целитель, то он сам себе назначил микстуру, куда среди прочего входил экстракт из грибов. Мухоморов. И, похоже, Туссеан положил туда грибов больше, чем требуется, гораздо больше. Маг выпил эту настойку и вскоре принялся ловить всяких гигантских жуков, которые, по его словам, заполонили весь замок. Причем никто, кроме него, этих жуков не видел, хотя Туссеан даже показывал мне банку, в которую он посадил жучиного короля. Банка выглядела пустой, ваше благочестие. Но затем Туссеан удалился в свою лабораторию в подвале и провел там много часов. Результатом были вот эти големы устрашающего вида и поведения. Туссеан извел на них почти весь наш запас хилы. Кстати, потом наш маг уже не мог повторить сделанное и создать точно таких же. Големы оказались настолько зловредны и агрессивны, что мы их спрятали с глаз долой и собирались уничтожить. Но война с Прастом разрушила наши планы. А во время вчерашнего штурма кто-то запаниковал и выпустил этих големов. Вот и все объяснение.

Никер крепко зажмурился, видимо, для того, чтобы не выпучивать глаза от удивления. Огдин озабоченно крякнул и в замешательстве потер лоб.

– Однако что за историю вы мне рассказали, господин барон! Я таких историй прежде даже не слышал, – жрец даже снял шапочку, чтобы было удобнее тереть лоб. – Вам с магом, конечно, придется объясниться перед коллегией… Погодите-ка! Эти двое выживших утверждали, что когда они столкнулись лицом к лицу с этими вашими големами, вся жизнь пролетела у них перед глазами…

– Так бывает, – Никер воспользовался секундной паузой и встрял в разговор. – Я помню, как однажды падал с башни и думал, что разобьюсь. Во время полета вся жизнь успела промелькнуть перед моими глазами!

– Я не совсем это имел в виду. Мне трудно объяснять с чужих слов, – гнев Огдина заметно уменьшился. – Просто двое выживших рассказывали, что эти ваши големы требовали от них покаяния.

– В каком смысле покаяния? – переспросил Никер.

Я же отвернулся к окну и лишь усилием воли заставил себя повернуться обратно.

– Я и сам не вполне понимаю, – признался Огдин, – но вот, например, Филипп, один из выживших, говорил, что голем с красной пылающей кожей схватил его за шиворот, поднес к своей морде и посмотрел прямо в глаза. В этот момент вся жизнь Филиппа пронеслась в его мыслях, но он почему-то вспоминал лишь самое плохое, что случилось с ним, особенно свои плохие поступки.

– И много было этих плохих поступков в жизни вашего Филиппа? – печально поинтересовался я, уже зная ответ.

– Не очень. К удивлению, совсем мало! Так, по мелочам. Он рассказал мне все, – Огдин снова надел шапочку. – Филипп недавно записался в дружину Праста, ни разу никого не убил, не обокрал, в связи с замужними женщинами не вступал, вел тихую размеренную жизнь, работал подмастерьем у плотника… И второй выживший точно так же ничего плохого не делал! Ваш голем заглянул им в глаза и отпустил их. Вот что странно. Как вы это объясните?

Никер тоже горел желанием получить объяснения, судя по приоткрытому в изумлении рту. Я ненавидел эту его привычку – чуть что сразу округлять рот и выпучивать глаза. Ему нужно лучше контролировать свою мимику в неожиданных ситуациях.

– Им просто померещилось, – сказал я. – Кругом хаос, смерть, боевые товарищи падают замертво… и тут вдруг их хватает какой-то чудовищный голем с красной кожей. Конечно, все что угодно придет в голову, вся жизнь пронесется перед глазами, как справедливо заметил Никер.

– Но голем ведь их отпустил! – возразил Огдин.

– Ну и что? – я пожал плечами. – Автономные големы известны своей непредсказуемостью. Сколько уже было случаев, когда голем мог убить, но не убивал. Что-то у него в голове не срабатывало. Он же не говорил с ними? Ничего не требовал от них?

– Не говорил, – согласился Огдин. – Лишь смотрел.

– Ну вот. Случайность. Им просто повезло, в отличие от остальных.

Мы еще побеседовали с Огдином, и мне удалось окончательно развеять его сомнения, в чем бы они ни выражались. Я пообещал щедро пожертвовать на дело церкви и предстать перед коллегией в ближайшее время. После этого мы с Никером вылезли наружу и молча смотрели, как белая карета удаляется прочь в клубах желтой пыли. Затем мой друг повернулся ко мне.

– Арт, – сказал он спокойным голосом. – Что за ахинею ты наплел? Какие мухоморы? Откуда вообще взялись эти големы с красной кожей? Я даже не знал, что они у нас есть! И что за история с покаянием? Я, в отличие от Огдина, хорошо знаю солдат. Каждый из них либо крал, либо убивал, либо совращал чужих жен, либо делал все эти вещи, иногда даже одновременно. То, что в отряд Праста затесались два приличных парня, это чудо. И еще большее чудо в том, что только они и выжили! Я не верю в такие совпадения. Ты что-то скрываешь.

Я философски смотрел на клубы пыли, исчезающие за кромкой леса. Ко мне подвели коня, который дружески ткнул мордой в мое плечо, будто поторапливая. Я подозревал, что этот конь любит бывать в новых местах, как каждый любознательный зверь.

Изредка маги использовали вместо лошадей големов. Как правило, ничего хорошего из этого не выходило. Автономные големы не могли сравниться умом с лошадьми и часто подвергали своего седока опасностям. А если маг контролировал каждый шаг голема, то не мог уделять полноценное внимание ничему другому. Если бы кто-то придумал по-настоящему умного ездового голема, то это произвело бы революцию в перевозках.

– Арт! Ты слышишь меня? – Никер вывел меня из раздумий.

– Слышу, конечно, слышу, – я вскочил в седло. – Мы поговорим вечером. Мне придется кое-что тебе рассказать.

Буретто представлял собой невысокий, но массивный замок с четырехметровыми наружными стенами и двумя башенками. Имелась и внутренняя шестиметровая стена, но она защищала исключительно двухэтажный донжон, покрытый красной черепичной крышей.

Когда я подъехал к Буретто, то не стал мудрствовать, а приказал собрать два требушета, которые мы взяли с собой.

Виолетта все время крутилась поблизости и, судя по ее виду, просто рвалась в бой. Конечно, она не собиралась сражаться лично, для этого у нее был новый управляемый голем. Он напоминал смесь гигантского ленивца с пещерным медведем. Все-таки у нашей магички медведи получались лучше всего. Конечно, голем не отличался ловкостью настоящего мишки, но зато я никому не советовал бы попасть под удар его лапы.

Я тоже располагал ящерообразным големом, которого собирался запустить во внутренний двор замка, когда мы овладеем наружной стеной. Пожалуй, зверь, специализирующийся на разрушении стен, мог бы оказаться более подходящим, но я таких големов не уважал. Они слишком медлительны и потому легко горят, если их поджечь, предварительно облив смолой или маслом.

Не успели мы толком наладить требушеты, как ворота замка робко раскрылись, и к нам выехал барон Кунц собственной персоной. На его копье, устремленном вверх, горько реял белый платок.

У меня не было палатки для приемов парламентеров, и я принял Кунца по-простому – сидя на лошади. Барон казался старичком, на вид ему было лет пятьдесят с гаком. Седая бородка делала длинное худое лицо еще длиннее, а глаза смотрели на меня с таким выражением, будто упрекали в том, что я нарушил покой занятого достопочтенного человека. Меня это не обманывало, я знал, в чем заключается занятость Кунца – в молоденьких танцовщицах.

– Господин барон, – Кунц обратился ко мне весьма почтительно, что неудивительно, учитывая два готовых к бою требушета, – я знаю, что мы не ладили раньше, но даже большой вражде рано или поздно приходит конец. Нашу вражду нельзя назвать большой. Я предлагаю забыть старое и завершить дело миром.

Еще бы он не хотел завершить дело миром! Кунц отдал половину своих людей и двух магов Прасту, который бездарно их угробил. Я с трудом себе представлял, с какими силами барон собирается оборонять собственный замок. Отсутствие сил для обороны часто вызывает непреодолимую тягу к мирному решению проблем.

– Господин барон, – в тон Кунцу сказал я, – я всегда выступаю за мир и дружбу между народами. Нельзя найти в наших краях более мирного человека, чем я. Поэтому предлагаю вам просто собрать вещи и покинуть замок. Обещаю, что тут же забуду все наши разногласия.

Кунц нахмурился, насупился, казалось, что он сейчас разразится гневной тирадой, но вместо этого барон принялся рьяно торговаться, точь-в-точь как Праст. Я услышал про спокойную старость, которую Кунц собирался встретить в родовом замке, про каких-то лодырей-иждивенцев, про церковь, которая нуждается в его поддержке… Барон говорил обо всем, кроме малолетних танцовщиц. О них он почему-то не произнес ни слова.

– Если вы согласны с моим предложением, то даю вам полчаса на сборы, – произнес я после того, как внимательно выслушал собеседника. – Выходите дисциплинированно, оружие можете оставить при себе. В Фоссано перебираться не советую, а, впрочем, как хотите. Только дайте мне слово, что не пойдете в Фужеро.

– Почему мне нельзя в Фужеро? – Кунц приподнял тонкие белые брови.

– Это неважно, – терпеливо сказал я. – Ну, что надумали?

– Я не могу пойти в Фужеро, потому что вы пойдете в Фужеро! – догадался Кунц, но тут же снова задумчиво насупился. – А… понимаю… Лиго, Буретто и Фужеро – это кольцо вокруг города. А на юге Вигнолийский лес. Вы что, собираетесь взять и Фоссано?!

Очевидно, у старикана изредка возникали проблески здравого смысла.

– Я не собираюсь брать Фоссано, – по-прежнему терпеливо ответил я. – Еще чего не хватало! У моих солдат там родственники и друзья, а у некоторых даже семьи. Войну с городом в таких условиях начнет только исключительно плохой полководец.

Конечно, я не собирался брать Фоссано силой, у меня был другой план по его захвату.

Кунц снова начал торговаться, но я прямо сказал, что времени у меня нет, что сейчас сожгу замок ко всем чертям и никого оттуда не выпущу.

Будь на месте Кунца кто-нибудь более боевитый, то мне пришлось бы сдержать слово, но Кунц был не боевитый, а хозяйственный. Сама мысль о разрушениях претила ему. Когда я уловил эту его черту, то она мне так понравилась, что я пообещал, что приму его в вассалы и дам какой-нибудь замок, как только предоставится возможность. Но взамен он не должен вступать в союзы против меня.

Кунц согласился. Когда он со своими людьми покидал Буретто, то я насчитал всего девять солдат! Барон отдал Прасту не половину своего гарнизона, а две трети или даже три четверти.

Буретто я принял в полном порядке вместе с челядью, которая пожелала остаться. Рупрехт еще не вполне оправился от ран, и я решил, что он подойдет на должность временного управляющего. Но перед этим я отправил его в Фоссано, чтобы Рупрехт договорился с наемниками о переходе на службу ко мне.

Эх, как же мне не хотелось связываться с отрядами наемников! Там все трусы, обманщики и скупердяи, на них нельзя положиться, им нельзя ни в чем доверять. Они хорошо служат только в мирное время, а случись что, не будут рисковать своей жизнью за те деньги, которые им платят. Они запросто убегают в разгар боя, но зато потом, в случае победы, требуют полноценную оплату. А если где-то найти храбрых наемников и сформировать из них всю армию, то будет еще хуже. Такой наемник не побежит от противника, а разгромит его! А потом вернется к тебе с победой, чтобы лишить тебя власти, богатства и даже жизни. От наемника-победителя не так-то просто избавиться.

Впрочем, у меня не было другого выхода из-за большой нужды в солдатах. Мои новые замки требовали гарнизонов, а ведь мне нужны воины, чтобы расширяться, захватывать новые территории. Я теперь прочувствовал ответ на вопрос, что делал бы Александр Македонский, если бы у него изначально было всего пятьдесят солдат. Он бы отправил Рупрехта в Фоссано, чтобы нанять там наемников! Конечно, его Рупрехта звали бы вовсе не Рупрехт, и его Фоссано имело бы другое имя, но суть от этого не меняется.

– Бери всех, кого найдешь, – напутствовал я десятника. – Думаю, что Праст уже разобрал самых приличных, но ты найми тех, кто остался. Объясни им, что они нужны для гарнизонов, что работа непыльная и сражаться им, если повезет, не придется.

Кроме того, я послал гонца за Шруссоном, чтобы бывший управляющий прибыл в Буретто и показал место, где хранятся дневники загадочного деда Праста. Я пытался следовать инструкциям, которые дал мне плутоватый бывший управляющий Таглиата, но ничего не обнаружил, кроме булыжной стены. Для здоровья Шруссона было бы очень полезно, чтобы он нашел хоть что-то, хоть какое-то подобие дневников.

За всеми этими хлопотами быстро наступил любящий огни вечер. Я сидел в одиночестве в главном зале Буретто за бутылкой некрепкого вина и мягким печеньем и ждал возвращения Рупрехта и Никера. Десятник должен был вот-вот вернуться, а мой друг инспектировал лошадей и задерживался в конюшне. Вдруг дверь распахнулась и в помещение вошла Виолетта.

Она явно успела переодеться и, вероятно, даже принять ванну. Вместо дорожных мужских брюк на ней были короткая черная юбка и черные чулки. Я слышал, что в столице знатные дамы носили такие наряды, но для нашей провинции это выглядело экстремально.

Виолетта неторопливо подошла ко мне и бесцеремонно уселась прямо на стол, видимо, чтобы я мог без помех любоваться ее точеными ногами. Такое поведение было несвойственно дамам из высшего общества, но не казалось удивительным у выходца из вольного университета.

– Господин барон, наконец-то мы одни, – Виолетта констатировала этот факт с игривым видом. – Никто нам не мешает, ни ваши люди, ни ваш вездесущий друг, ни ваша Эмилия, вот уж неприятная особа. А я давно собиралась побеседовать с вами наедине.

– Беседуй, – кратко сказал я, отодвигая бутылку подальше от ног магички.

– Можно подумать, вы мне не рады, – проворковала Виолетта, накрывая своей рукой мою руку. – Ну же, не будьте букой. Или вы думаете, что я бегаю за каждым мужчиной, который мне нравится? Нет, господин барон, вы первый и единственный.

– И что же ты хочешь? – поинтересовался я, с трудом отрывая взгляд от соблазнительных бедер.

– О, хорошо, что вы спросили. Я хочу всё! – Виолетта легко провела рукой по моей груди. – И это всё хочу только вместе с вами. С тех пор, как я вас впервые встретила, вы не выходили у меня из головы. Сначала я думала, что просто сержусь на вас, даже ненавижу вас, у меня возникали мысли вас убить, представляете?

– Представляю, – подтвердил я.

– Но потом я ужаснулась этим мыслям. Если убивать каждого, кто дорог, то что же останется от этого мира? Ах, господин барон, я поняла, что не могу сделать вам плохо. Наоборот, мне хочется сделать вам хорошо!

Виолетта наклонилась, приблизила лицо к моему лицу и робко поцеловала меня в губы.

На поцелуй я не ответил, но и не отстранился, ибо отстраняться, когда тебя целует красивая женщина, неприлично для неженатого мужчины. Виолетта же истолковала все самым лестным для себя образом. Она сжала мои руки и принялась покрывать мое лицо и шею быстрыми поцелуями. Признаться, в ней был стиль, даже некий шик. Я толком и не заметил, как моя рука оказалась на ее упругих бедрах.

Виолетта элегантным движением соскользнула со стола и очутилась у меня на коленях. Ее рука потянулась вниз и… тут за дверью загрохотал голос Никера:

– Арт, Рупрехт вернулся!

Дверь распахнулась, Никер ворвался в зал:

– И с ним пятнадцать шалопаев… ого! Что тут у вас происходит? Не надо, не отвечайте! Я и сам вижу.

Виолетта неохотно встала с моих колен и бросила гневный взгляд на Никера.

– Арт, миледи, прошу прощения от всего сердца! – тот в раскаянии прижал руку к груди. – Если бы я знал, то никогда не позволил бы себе…

– Что за шалопаи с Рупрехтом? – перебил его я.

– Наемники. Ну и сброд, скажу тебе! Хочешь сейчас посмотреть или… потом?

– Идем, – я поднялся из-за стола.

Когда мы шли во двор замка, Никер не упустил случая дать мудрый совет:

– Арт, я понимаю, что она красотка с шармом или, как ты выражаешься, «секси», но она ведь опасна. Зачем ты с ней решил связаться? Посмотри, как много хороших девушек вокруг!

– Как много девушек хороших, а тянет что-то на плохих, – ответил я пословицей.