Воюю вслепую. Долгожданные гости
Я сидел на земле, привалившись к ещё теплой броне сожжённого «панцера», прямо на спине мёртвого немецкого танкиста. Отдыхал, ждал эвакуации. Что-то сил на пеший марш у меня не осталось. Вот и долгожданный рёв двигателя, лязг гуслей.
– Кто майор Кузьмин? – раздался зычный голос.
Опа! А что это за явление Христа народу? Кто это такой бодрый после такого боя? Стал вставать, но был прижат к земле мощной дланью Громозеки.
– Я майор Кузьмин, – донёсся голос с другой стороны сгоревшего танка. – Вы кто такие? Что делаете в расположении полка?
Опа-па! А это что за самозванец? И голос похож. Я стал трепыхаться, чтобы встать.
– Только не дури! – прошептал громовым шёпотом Громозека.
– Угу! Да пусти ты, пенёк ушастый!
Наконец мне удалось встать, и я увидел американский колесно-гусеничный бронетранспортёр с грубо закрашенной белой звездой. И десяток человек в форме НКВД около него, похожих на оловянных солдатиков – таких ладненьких, чистеньких против нас, обшмыганных боем.
А вот и самозванец – забинтованный по самое не балуйся, человек моей комплекции, но в комсоставской форме с майорскими знаками различия и в моей кожанке, шёл, ковыляя, к НКВД. А меня, после поджога, как одели в безликую форму без знаков различия, так и отвоевал сегодня. Авось проблем не возникло. Все и так слушались.
– А вот и гости, – прошептал Громозека, – долгожданные!
Ух ты, надо же! И где же наш Чекист? Прозевает так главное задание. Я достал из кармана гранату Ф-1, сжал в кулаке.
Самозванец подошёл к старшему «чекисту», вскинул руку к танкошлему, назвался ещё раз. Гость тоже представился:
– Лейтенант госбезопасности Савельев. Вам придётся проследовать с нами!
– Чё это вдруг? – удивился самозванец. Ого, он даже словечки мои использует! Полная аутентичность!
– Приказ! – ответил Савельев, протягивая бумагу.
А вот и Чекист нарисовался – прогуливался мимо. Типа прогуливался.
Самозванец взял бумагу, долго смотрел в неё забинтованным стрептоцидно-грязным лицом.
– Слышь, боец, сюда ходи! В темпе вальса, я сказал! Ты чё как на пляже? Ты в армии или как? Почему такой вид?
Это самозванец нашего Чекиста распекает. И словесные обороты настолько знакомые, что Громозека хмыкнул.
– Ну-ка, читай! – самозванец сунул под нос Чекисту бумагу.
Гости занервничали. А вокруг стали собираться бойцы полка, якобы привлечённые шумом.
– Слышь, Пенёк, а ведь главный не Савельев, – пихнул я Громозеку, прошептал.
– Да?
– Смотри на того лысого бычару. Видишь? Он главный.
Словно услышав нас, лысая башка здоровяка повернулась на нас.
– Фас!!! – заорал я.
Громозека стартанул, как болид F1, на этого лысого, а тот стал поднимать на нас ППД. А я уже в ярости! Метаю в него гранату, да так удачно! Точно в лоб угодил. А потом и Громозека подоспел, сбил его с ног, добавил в нос своим медным лбом.
Что там было дальше, не видел. Тем же приёмом, каким Громозека сбил лысого, меня снесла с ног наша докторша.
– Тихо, товарищ майор, а то зацепят! – выдохнула она мне в лицо.
– Девочка моя, а ты не с ними? – спросил я её.
– Нет, Виктор Иванович, я с вами. Ваша жизнь – моя работа.
– И кто же твой начальник?
– Вы. И Меркулов. И Сталин.
– Ну-ну, – ответил я ей.
– Эй, голубки! – донёсся до нас голос Чекиста. – Вставайте, ехать пора! Ну, ни стыда у людей, ни совести!
Голос был довольный и весёлый, значит, всё прошло гладко.
– Ща я кому-то зубы-то посчитаю! – выкрикнул я. – Гэбня кровавая! Пятьсот мильонов!
Встал, подал руку доктору, поднял, обнял, крепко прижав к себе.
– Собой закрывала? – спросил я её.
– Руки, товарищ майор! Вы ещё за прилюдное оскорбление не извинились.
– Ща! Ага! Шнурки поглажу, тогда сразу! Обиделась? Да на здоровье! На обиженных воду возят! Тьфу!
Я отпустил её, сплюнул, пошёл. Подошёл к бэтээру, погладил броню капота.
– Это я забираю. Будет моей лебединой колесницей.
– Тогда уж лодкой Харона, – кивнул Чекист.
Блин, уел меня. Я не знаю, что это значит. Увидев моё затруднение, докторша пояснила:
– На ней души умерших перевозят в царство мертвых.
– А, нехай так и будет! – махнул я рукой.
Повернулся к Чекисту:
– А давай их по-быстренькому допросим? Что-то давно я не едал человеческого мяса!
Чекист заржал в голос, махнул рукой:
– Да нам и самим там маловато будет. Голодными останемся.
Хороший он мужик, этот Чекист. На лету всё схватывает. Мне опять повезло на него? Или эти везения мне устраивает чья-то заботливая рука?
Ладно, всё это лирика, а она терпит. Позже. А война не терпит. Пора и ехать. Вот и остатки моего комендантского взвода погрузили пленных в пробитый в двух местах «Кирасир» и отчалили. И нам пора оставить эту истерзанную высотку, покинуть измочаленные сады и руины посёлка.
– Громозека, ко мне!
– А что не «к ноге!»? – спросил Громозека, открывая дверь ленд-лизовского бэтээра.
– Ну? Разберёшься?
– Да как два пальца обо… об асфальт! – И обратно нырнул в недра бэтээра.
– Мадам! – я протянул руку, чтобы помочь залезть доктору. Но она, фыркнув, сама влезла в бронекоробку.
– Он сказал: «Поехали!» и махнул рукой, – возвестил я, усаживаясь на обтянутое кожзаменителем сиденье.
– Это откуда? – спросил Громозека, запуская двигатель.
– От верблюда, товарищ Пеньков, от верблюда. Разбуди меня, как приедем, лады?
– Угум! Но-о, пошла, родимая!
