Испытание людей. Презентация БМП врагу
Растолкал меня Громозека, поставил передо мной ведро с ледяной колодезной водой. На западе слышались далёкая перестрелка и взрывы гранат.
– Казачки немца привечают, – буркнул Громозека.
На позициях отряда прокатилось шевеление – бойцы разбегались по огневым.
– Без меня не фулюганить, – передал я по рации, потом то же продублировал голосом.
Казачки неслись по дороге, низко склонившись к холкам своих коней, поднимали хвост пыли. Им вслед стреляли. Согласно задуманному дозор промчался по дороге почти через всё село, лишь там, на восточной окраине, скрылся во дворах.
На дорогу выехали два мотоцикла с колясками, обстреливая посёлок из пулемётов. Никто не отвечал. Мотоциклистов догнал танк. Я приник к окулярам бинокля. Pz-III старой модификации, с короткой пушкой. Командирский люк открылся, вылез танкист в наушниках прямо поверх фуражки, стал разглядывать посёлок в бинокль. Сзади его нагнали Pz-II и несколько гробообразных БТР. Судя по поднимавшейся пыли, техника продолжала подходить. На танк забрался ещё один немец, только этот в каске и с МП в руках. Не выпуская автомата из рук, он стал что-то рассказывать танкисту, тыкая руками в сторону посёлка.
– Сыграна пионерская зорька, – передал я в рацию и добавил: – Без меня безобразия не нарушать!
Танкист скрылся в танке, из-за того выехали несколько грузовиков, тяжело перевалились через придорожные канавы. Эти трехосые грузовики тащили орудия. Развезли их. Расчёты споро развернули. Идиоты? На открытых позициях выставили орудия.
– Кадет, видишь? Эти оглобли – тебе.
– Понял, Медведь. А там, сзади, самовары ставят.
Миномёты – это плохо. Вся моя техника уязвима сверху. И взять их нечем. Придётся «Единорогам» бить не по танкам, а через гребень перекидывать фугаски по миномётам. А чем нас штаб порадует?
Запросил огневой поддержки у Воронежа. Они ничем помочь не могли, но сообщили, что вторая партия полка прибыла и батарея «Единорогов» уже недалеко от меня. Связался по дальнобойной рации. Колонной верховодил комбат-два, позывной Веник. У него четыре «Единорога». С ними все двенадцать Т-70М («обрубков») и тылы. Поглядел на карте их координаты и приказал «Единорогам» и тылам закрепиться в этой точке и приготовить огневые для стрельбы с закрытых позиций. Продиктовал даже, куда им надо навестись. А Т-70 пригласил в гости.
В это время немцы пришли в движение. Два танка пошли по дороге на посёлок, за ними – «ганомаги». Никто не стрелял. Первыми должны были начать Ф-22, но Веник уже доложил, что готов, поэтому он и начал. Стрелял он почти на пределе дальности, поэтому его залпов не было слышно на фоне привычной канонады.
– Кадет, свети Венику, – приказал я.
Первый куст разрыва поднялся за гребнем. Танки прибавили хода, полетели на посёлок. «Ганомаги» стали ёлочкой разъезжаться, перестраиваясь в боевой порядок. Открыли огонь миномёты и орудия противника.
– Поехали! – крикнул я в рацию. С восточной окраины посёлка взлетела красная ракета. Дальше приказывать было не надо – последовательность действий оговорили заранее.
Орудия у дороги ударили в Pz-III, «Единороги» добавили в борта. Танк взорвался, разорванный сразу несколькими попаданиями. Та же участь постигла и пятящийся Pz-II. Потом занялись отстрелом «ганомагов». Кадет в это время гасил противотанковую батарею, так легкомысленно выставленную на виду. Для его авиационных пушек щиты орудий не преграда. Расчёты разлетались, как кегли. А наша пехота в это время отстреливала пехоту немцев, что успела высадиться из бэтээров.
– «Единорогам» – заткнуться. Менять лёжку через зад! «Кирасирам» – гнать их в шею!
ПТО подавлены, миномёты вроде тоже заткнулись. «Кирасиры» вылетели на поле, поливая бегущих немцев из пулемётов. За ними увязался и БРЭМ. Эти решили «ганомаги» обследовать. Дал команду Венику прекратить огонь и сменить огневую.
В это время «Кирасиры» споро покатились назад, сопровождаемые взрывами.
– Медведь, сундуки!
– Откат, «Кирасирам»! БРЭМ! Уходи! В сталкерские плюхи не вляпайтесь!
Техники всё же подцепили один БТР немцев и теперь волокли его назад. «Ганомаг» внешних повреждений не имел. Почему бросили? Как я позже узнал, мехвод бэтээра наступал с открытым люком и словил обычную винтовочную пулю зубами. А пулемётчик на нервах не смог заново завести машину. Но люк тоже не захлопнул. Схлопотал пулю от того же стрелка. Я этого якута (а может, эвенка или таджика, я в этих ребятах не сильно разбираюсь) потом к «Отваге» представил и свою СВТ подарил. Ну, куда я с ней? У меня теперь ствол в десять раз вырос в диаметре.
На гребне выросли разом десять силуэтов. Немецкая пехота откатилась под их защиту. Вот это уже серьёзно. Они стали лупить по посёлку больше вслепую, так как все их цели уже скрылись за заборами, палисадниками и стенами хат. Они били по редким вспышкам выстрелов нашей чересчур расхрабрившейся пехоты.
– Ваня, – тронул я за плечо наводчика, – этих сначала осадить надо, потом бить. Поэтому сначала гранатой в гусянку бей.
– Помню, товарищ майор, тыщу раз обговаривали.
– А ты ещё раз слушай. Два-три раза стреляешь – отползай назад. Понял?
– Понял, – кивнул наводчик.
– Я к пэтэошникам сбегаю.
Громозека схватил ящик заплечной рации, побежал следом. Расчёты дивизионных орудий прятались по узким окопам. Орудия они уже успели столкнуть вперёд, в углубление. Нашёл я командира взвода, молоденького лейтенанта. Это его первый бой. Пришёл прямо из училища в батарею накануне. Всё, что он успел увидеть, это налёт при передислокации его огневого взвода, когда разом погибли и командир батареи и половина личного состава. Но держался парень молодцом, только бледность и растерянная улыбочка выдавали, что ему сейчас непросто.
– Лейтенант, ты у нас будешь принимающим. Вытянешь танки на себя. Мои самоходы побьют их в борта. Запомни, бей в основание башни или в гусеницу фугасным. Фугасным, слышишь? Этим разрушишь не только траки, но и ленивцы. Танк при этом резко разворачивает, и можно бить его в борт или корму. Понял? Команды на открытие огня не жди. Стреляй, когда посчитаешь нужным. Я в таких случаях стреляю по танкам, как начну клёпки видеть без бинокля. Понял?
Лейтенант кивнул с той же растерянной улыбкой, прижимая каску рукой.
Рядом рвануло, мы обернулись. Дом справа от нас складывался сам в себя. Брёвна сруба разлетелись по двору. Обстрел усиливался. Причём долбили не только танки, но и что-то существенное через их голову. Танковый снаряд так хату не раскатает.
Падая после каждого близкого разрыва, мы с Громозекой, пригнувшись, пробежались вдоль линии обороны. Да, опасно. Да, выглядит глупо. Но надо видеть глаза бойцов, когда вокруг ад разверзся, а тут появляется командир и спрашивает: «Ты как? Штаны сухие? Держись, сейчас полезут!» Поднимаю таким вот способом мораль и дух бойцов.
– Кадет! – схватил меня за рукав Громозека и сунул трубку.
– Тараканы полезли. Сотни четыре. Дюжина больших «жуков», пять мелких и десяток «коробков». Могу Венику подсветить «оркестр».
Как он смог увидеть огневые позиции гаубиц? Я не понимал. Но оказалось, что Кадет оставил в тылу немцев отделение своих разведчиков с рацией. Они вышли на батарею, давали результаты стрельбы Кадету, а он по более мощной рации – на вторую батарею.
– Действуй! – приказал я и тут же стал вызывать «Фениксы». Когда Феникс-7 откликнулся, я велел ему: – Синева! Слышишь, синева!
Две наши зенитные самоходки покинули свои капониры, вылетели на дорогу и рванули на восток. Немцы по ним стреляли, но для танков далековато, для гаубиц слишком быстро. Утыканные ветками, укрытые маскировочными сетями зенитки больше походили на самодвижущиеся кусты. А самое главное, походили на танки, утыканные ветками, чего я и хотел. На что был похож их отход? На бегство двух танков. Я надеялся, что немцы посчитают, что танковое подразделение было ими разбито, два оставшихся танка бежали, бросив пехоту. Надо, чтобы противник ударил разом и всей техникой. Такой удар нам выдержать будет очень сложно, но возможно. А вот если они оставят половину танков прикрывать штурмовую группу, у нас вообще не будет шансов – перещёлкают, как куропаток.
Есть! Клюнули! Две дюжины бронемашин покатились на наши позиции, прокладывая параллельные борозды в полях. Серые угловатые танки иногда останавливались на мгновенье, их пушки плевались огнём, и танки шли дальше. Шли прямо, как на параде.
Восемьсот метров. Шестьсот. Вот один панцер подорвался на мине. Не загорелся, хотя катки поотрывало.
– Братья! – обратился я в рацию. – Удачной охоты!
Семь трёхдюймовых стволов Грабина – это вам не кот наклал! Три танка были подбиты сразу же. Благодаря высокой скорострельности и скрытности позиций наших орудий, мы сразу завоевали огневое превосходство. Немцы заметались по полю, лупя по посёлку наугад.
Воспользовавшись образовавшейся у противника сумятицей, мы выбили половину их машин. Только потом их командование смогло совладать с ситуацией. Танки полезли на посёлок, ведя частый огонь с коротких остановок. Усилился миномётно-пушечный обстрел. Подтянулась к танкам немецкая пехота.
– «Единорогам» – отход вбок через зад! – приказал я.
Самоходки разошлись, как ворота, на фланги, открывая дорогу танкам противника. Немцы сразу почувствовали, что наш огонь ослаб, рванули прямо по дороге, потеряв на мине ещё один танк. Через минуту танки прошли по позиции ПТО и ходом пошли дальше. Пехота ворвалась на окраину села. Закипели перестрелки с кинжальным огнём в упор с нашей пехотой, яростно отбивавшейся гранатами и штыками.
Первый танк проскочил деревню и выскочил на дорогу.
– Давай! – пнул я наводчика. Орудие моего «Единорога» выстрелило, звякнула гильза.
– Готово! – прокричал заряжающий.
– Выстрел! – проорал наводчик, орудие опять громыхнуло, раскачивая всю машину. Потом ещё раз. И ещё.
Первый танк горел, развернувшись поперёк дороги. Рядом взорвался следующий, высоко подкинув башню. «Единороги» отстреливали мелькавшие меж деревьев и горящих домов машины врага.
– Коля, лево-назад! – приказал я мехводу, а наводчику кинул: – Танк за забором.
– Вижу! Взял! Выстрел! – проорал наводчик.
Орудие громыхнуло, уши опять забило ватой, и я едва услышал:
– Атас!
Я подумал: «Какого?..», – но тело сработало на автомате, я рухнул на пол, тут же по броне самоходки ударили несколько молотов. Надо было покидать машину при этом сигнале, а я, как истинный пехотинец, припал к полу. Поняв это, дёрнул спуск дымомётов и выкатился из «Пуха». Тут же мощная длань Громозеки схватила меня за воротник и отшвырнула в сторону. Я скатился в яму, бывшую когда-то лужей. Тут, на растрескавшейся корке грязи уже сжался наш заряжающий. Я быстро выглянул. Громозека, укрывшись дымом, тащил из чрева машины наводчика, а в семидесяти – восьмидесяти метрах на нас шёл Pz-II. Угрозы от нас он уже не видел – башня отвёрнута вбок, но приближается. Видимо, решил использовать корпус нашей самоходки для прикрытия.
Я вскочил, подлетел к Громозеке, вместе выдернули раненого наводчика. Ему практически оторвало ступню. А самоход не горел. От дымовых зарядов щипало глаза и дыхательные пути.
– Неси и вернись, – велел я Громозеке, сам полез обратно в машину.
Двигатель продолжал работать, орудие цело и даже заряжено, а вот мехвод был убит. Их с наводчиком зацепило одним и тем же снарядом.
А немец уже в паре десятков метров. Рядом тяжело приземлился Громозека.
– Поверни машину на этого немца, а я его убью! – прокричал я ему в ухо. Громозека сразу потянулся в отделение управления, прямо через разорванное тело мехвода.
Хорошо, что перегородки межотсековые не успели поставить. Хотя, может, наводчик был бы тогда цел?
В прицел ничего не было видно из-за дыма, я высунул голову поверх брони – авось с такого расстояния не промажу и так. «Единорог» довернул, ствол практически упёрся в Pz-II. Танкисты начали понимать, что что-то не так, но я не дал им шанса – выстрел в упор практически развалил лёгкий танк противника.
– Атас! – проорал я, вываливаясь из «Единорога», рядом упал Громозека. Мы вместе скатились в яму, слишком маленькую для троих. Троих? А где зарядный? Бежит, сука!
– Жгут наложи, – ткнул я Громозеку, указав на наводчика, так и лежавшего без сознания, а сам побежал за трусом. Догнал его быстро, подсечкой сбил с ног, рухнул сверху, перевернул и несколько раз со злости вмазал в лицо, разбивая ему в лепёшку губы, нос, брови. Потом плюнул, встал, пнул ещё раз и приказал:
– За мной! – и, не оборачиваясь, побежал, пригнувшись, к «Пуху».
Дым развеялся, и я смог оценить поле боя. Фактически бой был проигран. Я не видел никого из наших. Только серость врага. Дым и огонь. Выстрелы и взрывы. Неужели всё? Мы разбиты?
– А вот и хрен вам! Мы ещё живы! – заорал я. Кому? Самому себе.
– И «Пух» исправен, – прогудел рядом Громозека.
Мы встретились с ним глазами. Он подхватил наводчика, мы побежали к машине. Громозека дёрнул сиденье мехвода, разом отогнув все трубки, из которых оно и было сварено, вытащил тело. Мехвода и наводчика положили в командное отделение, Громозека сел в окровавленное отделение управления, я за орудие, сзади щёлкнул затвор, заряжающий ткнул меня в плечо:
– Готово!
– Назад! – приказал я Громозеке.
Он опять завел двигатель, дал задний ход. Я вставил разъём шлемофона в гнездо. Сразу же услышал, что меня вызывает множество голосов.
– Тут Медведь. Я в теме. Назовись.
Отозвались три «Единорога», Кадет и Феникс-7. «Феникс» доложил, что куцые Т-70 вышли на него и рвутся в бой. Да куда им против немцев? Их даже Pz-II расхреначит, не говоря уже о более тяжёлых машинах. Хотя… Тут сейчас такая свалка!
– Феникс, даю добро «куцым». Пусть на всех парах летят и бьют в упор и только в борт или под хвост. Как понял меня?
– Принял, Медведь!
А «Единорогам» приказал отходить на фланги, ведя огонь, оттягивать бронетехнику на себя, чтобы подставляла борта или нам, или «куцым».
Громозека пятился, заряжающий был его «глазами на затылке», я ловил в прицел мельтешение серых силуэтов, ведя быстрый, но не слишком эффективный, неприцельный огонь. Брошенная мною на чашу весов гиря дюжины Т-70 окончательно перетянула весы победы на нашу сторону. Противник в спешке отступил, бросив повреждённую технику и раненых. Т-70, а за ними и «Кирасиры» увязались в преследование и гнали их огнём и колёсами по полю, пока не был подбит ещё один Т-70. Он загорелся. Выскочить успел только мехвод. Я приказал прекратить погоню и вернуться в посёлок. Объявил по рации сбор комсостава, а сам побежал на огневую ПТО.
Обе пушки были раздавлены. На одной из них застыл Pz-III, перед огневой горел ещё один. Тела батарейцев лежали там же, где им предписывало боевое расписание. Никто не побежал, никто не спасся. Я подбежал к орудию, перевернул тело лейтенанта, которому танк переехал ноги. Он был жив ещё. Искусанные в кровь губы расплылись в растерянной улыбке:
– Командир, я танк подбил! – прохрипел он и испустил дух. Это его первый бой. И последний.
Я не смог сдержать себя в руках. И плохо запомнил, что было следующие несколько минут. А ребята, когда я их спрашивал, отводили глаза. Очнулся я связанным в «Единороге». А садист Громозека лил мне на голову ледяную воду из брезентового ведра.
– Оклемался?
Я его искренне послал.
– А, – многозначно протянул он, – лаешься. Там командиры собрались. Что им говорить?
– Развяжи, сам скажу!
Когда он меня развязал, то оказалось, что мои кулаки разбиты и сильно болят. Я вылез из «Единорога», исподлобья оглядел собравшихся, прервал доклад о состоянии подразделений, посмотрев на часы. Эх, не вовремя я выпал из реальности!
– Времени мало, мужики. Чую я, что летят уже сюда стервятники по наши души. Поэтому в темпе собираемся и валим. В первую очередь раненых. А трофеи – в последнюю. Поджигайте всё. Дым нас укроет. И быстро! Каждая секунда против нас. Бегом! Кадет, погоди! Где этот наш спец по радиоглушилке? Живой?
– Живой. И бандура его цела.
– Как увидите самолёты, пусть сразу врубает. Хоть чуть им помешаем, всё нам шанс. Понял?
– Так точно!
Сапёры бросили минирование, занялись поджогом битой техники врага. Чтобы уж наверняка не восстановили. Только в переплавку.
По одной, по две, в связке, машины уходили на восток. К исправным боевым машинам цепляли битые или трофейные. Последними уходили «Единороги», «Егеря» и казаки. Уходили под завывание пикировщиков и под бомбами. «Фениксы» усердно старались отогнать самолёты от нас, но не слишком успешно. Потеряли ещё один «Единорог», третий. Один, правда, БРЭМ утащил. Может, и восстановим. А вот два разбиты полностью. Последний сначала прошили из авиапушки, а потом и бомбой накрыли. Из расчёта спаслись наводчик, пулемётчик и мехвод. Я их подобрал на ходу прямо перед попаданием бомбы. Громозека вел машину виртуозно, постоянно меняя направление, змейкой. Он нас и спас.
Влетели в «зелёнку». «Лапотники» повыли ещё над нами да отстали. Полетели добивать посёлок. Из него по ним хотя бы никто не стрелял. Героически разбомбив посёлок, они убрались восвояси. А мы стали окапываться. И приводить себя в порядок.
