Дистанция боя (1942 г.)
– Товарищ лейтенант, есть батарея, – шёпотом доложил разведчик.
Я и сам уже вижу. Утром, ещё затемно, мы преодолели шоссе и услышали залпы орудий. Так на звук и пришли. Шесть пушек, похожих на наши 122-мм орудия, посылали снаряды на головы нашим соратникам.
– Стапятимиллиметровые лёгкие гаубицы. А там и там – зенитки, – доложил Кот, тоже ползавший в разведку. – Шесть гаубиц, две батареи 20-мм зениток.
Я достал карту, прикинул расстояние. Может, и не придётся штурмовать? По карте всё срасталось. Но гладко было на бумаге, а кругом – овраги.
– Связь с полком!
Когда радистка передала мне трубку, доложил:
– Медведь.
– Берлога Тамерлана, – ответила искажённо трубка, но вполне различимо.
– Нашёл я духовой оркестр. Шесть труб. Сопровождают два квартета шотландцев с волынками. Делянка 14–57, ракушка 6–8. Сможешь гороха отсыпать?
– Понял тебя, Медведь, 14–57, 6–8. Жди.
Ждать пришлось недолго. Вызвал меня уже не Степанов, а майор Кузнецов, позывной – Сверчок, начарта дивизии. А дивизионные Ф-22 сюда должны достать.
– Лови свечку, Медведь!
Я покрутил рукой над головой. Бойцы рассыпались и заняли круговую оборону. Увидев куст разрыва снаряда, закричал в трубку:
– Ты в путейской науке шаришь, Сверчок?
– Попробую.
– Тогда лови: столб – запад, три пикета – север.
Это значит, что нужно на километр вперёд и на три сотни метров правее. Почти получилось. Так я стал корректировать огонь. Добились накрытия сначала одной зенитной огневой, потом расколотили гаубицу, так и сдвигал я разрывы снарядов слева направо.
Немцы быстро просекли, что кто-то направляет огонь наших батарей, полсотни солдат стали прочёсывать окружающие возвышенности. Надо было уходить с этого бугра, но снег вокруг так сильно вытоптан, что смысла не было. По следам нас и найдут. Приказал одному взводному завязать бой и увести солдат противника в сторону засады второго взвода.
Остались на бугре с редкими деревьями только я, Кот и радистка.
– Медведь, Тамерлан вызывает, – доложила радистка.
– Слышит тебя Медведь, Тамерлан, – сказал я в трубку.
– Медведь, бери шотландцев, а за оркестром придут. Нашлись на него любители джаза.
– Понял тебя, Тамерлан, беру волынщиков.
«Любителями джаза» оказались звено толстолобых, короткотелых самолётов с двумя этажами крыльев и звено таких же лобастых и поджарых, но с нормальными крыльями.
– «Чайки» и «ишачки», – просиял Кот.
– Это что?
– И-15 и И-16.
Интересно! Я их только по телеку видел. Говорили, что это были очень надёжные и манёвренные, но безнадёжно устаревшие к началу войны истребители. Истребители. А что собрались делать эти истребители? С крыльев самолётов с воем и дымными трассерами сорвались и полетели к огневой ракеты. Ракеты? Блин, какой гибрид удава с носорогом – биплан и НУРС. А, ё-моё, это реактивные снаряды «Катюш», было такое, вспомнил!
Отстреляв НУРСы, самолёты стали штурмовать, расстреливая позиции противника из пушек и пулемётов. Молодцы наши отцы-командиры. Как истребитель не гож, будет ИЛ-2 для бедных! Был плохой истребитель, стал штурмовик. Из разряда «ну, хоть так».
– Тамерлан, «любители джаза» забирают оркестр, прошу разрешения на слив, меня тут зажали.
– Тикай, Медведь. Куда, к дому?
– Как пойдёт. Конец связи!
Я передал трубку радистке:
– Сворачивайся, Света, Кот и батюшка тебе помогут и рацию понесут. Место отката помните? Там и встретимся.
Я выпустил в небо красную ракету. Не знаю, как на неё среагируют лётчики, а моим бойцам это сигнал общего отхода. Моим бойцам не составило труда оторваться от противника, деморализованного обстрелом и налётом, да ещё и угодившего в огневой мешок засады, тем более что это была не пехота, а обслуживающий персонал с этих же батарей. Итог перестрелки таков: у нас один погиб, один тяжело ранен, Прохор его унёс, четверо ранены, но мобильны, а вот немцы недосчитаются как минимум десятка убитых и полтора десятка повезут в госпиталя.
К месту сбора (отката) подошли все. Даже убитого принесли. Молодцы. Наскоро жевнули, набили магазины патронами, отдышались, коротко посовещались и двинулись на север чащей вдоль шоссе. Так же, рейдовым порядком.
Настроение у всех было такое, что казалось, взлетят сейчас без крыльев. И пофиг на усиливающийся ветер, переходящий в метель! Ещё бы! Шли на верную смерть, но отец Анатолий провёл нас без неприятных встреч, штурмовать огневые гаубично-зенитного дивизиона не пришлось. Потери минимальны, а задача выполнена. Метель поможет оторваться от преследования. Всегда бы так!
В связи с отличным настроением пристал к священнику. Теперь, отмытый и переодетый, он не походил на бомжа. Борода и волосы были подстрижены, расчесаны. Но из-под фуфайки так же торчала тельняшка.
– С какого флота, отец?
Отец Анатолий посмеялся в бороду:
– Что, значит, раз нательная рубаха в полоску, то моряк?
– Ну да.
– Нательные рубашки потому и «тельняшка». В полосу особой вязки, благо к телу липнет, тепло хранит и, где нужно, тянется свободно, движения не сковывает, первыми их стали изготовлять и носить монахи русские. Потому «душой» эту рубаху и называют. И выражение тоже «за душой – ничего» от монастырских служек пошло.
– А цвет какой был?
– Чёрно-белый. Моряки так и взяли. Оказалось, что полосатость хорошо издали видна, глаз цепляется. Корабли как раз уже настолько большими стали, что на них стали служить сотни и тысячи человек. Капитану, да и друг другу надо видеть своих людей.
– А ВДВ сделают тельник в голубую полоску.
– Ага. Этот так и сказал. И ещё говорил, что особые части пехоты тельники наденут в красную полосу.
Я вздрогнул, непроизвольно руки потащили карабин на грудь. Одного взгляда на Кота было достаточно. Мой персональный конвоир стал похожим на рысь, изготовившуюся к прыжку.
Отец Анатолий усмехнулся, как взрослый при виде рассерженного ребёнка:
– Видение мне было. Что придёт ко мне необычный гость и ему будет нужна моя помощь. Он и пришёл. Тоже про тельник спрашивал. Сказал, что сам в каком-то «вэдэвэ» служил. Немцы у него на хвосте сидели, он оружие подобрал и устроил свою личную войну. Две недели он всю округу на ушах держал, машины на дорогах взрывал, немца из засад отстреливал. Я его раненого нашёл, видел, когда его перевязывал, наколку на плече – парашют, крылья и надпись: «ВДВ – 1976». Спрятать хотел, как и всех. В видении моём он у меня остался, а за ним пришли медведь с большим котом. Но он решил сам прорываться. Через день немцы его привезли убитого и всё одно повесили.
У меня зажгло в горле, запершило в глазах, я хрипло спросил:
– Когда это было?
– Осенью.
– Пошёл человек поперёк судьбы. Я – Медведь, это Кот. Это наши радиопозывные. Мы с ним спецгруппа розыска таких, как этот десантник. Кот – капитан осназа НКВД, я у них как гибрид катализатора и компаса, вывожу их на цель. Не дождался нас.
– Долго вы шли. Весна уже.
– Осенью, выводя ещё одного, я был тяжело ранен, Кот вообще ни о чём не знал.
– Вывел?
– Что?
– Того, кого вёл, вывел?
– Нет. Попали мы с ним под обстрел. Его насмерть, меня почти. А документы и вещи необычные вынес.
– Так есть вещи! Я всё сберёг. Там некоторые такие интересные! Он мне на плоском маленьком кинопроекторе парад Победы сорок пятого…
– Тихо! Совсем ни к чему подобные знания оглашать. Кот! – я повернулся к моему спутнику и увидел на его глазах слёзы. – Ты чего?
– Мы! Мы всё-таки победим! – оглушительно зашептал он.
Только тут я понял, что для меня сорок пятый и Победа – синонимы, а Кот владел знаниями только Голума. А там – тоска! Победы нет, Россия разгромлена, расчленена, порабощена.
– Кот! Сопли отставить! Приказ: доставить отца Анатолия до схрона с артефактами, предметы изъять по описи и передать Кельшу. И чтобы волос…
– Товарищ лейтенант! Танки! – громко зашептал подбежавший боец из дозора.
У меня внутри всё похолодело. Опять! Что за напасть! Как не вовремя!
– Кот, ты понял?
– Так точно!
– Исполнять! Ты, боец! Передай приказ взводным: занять круговую оборону. Где танки видел?
– Там. Там дозор наш. Мы шли, слышим рёв. Залегли, а там танки! Сержант меня и послал к вам.
– Ты получил задание – исполняй!
Сам я побежал к радистке:
– Светлана, связь срочно с Берлогой!
Боец, несший радиостанцию и флиртовавший с радисткой, тут же согнал улыбку с лица, метнулся к ближайшему дереву, поставил рацию и шустро полез с антенной и мотком провода на дерево. Я побежал к дороге.
По дороге шла колонна бронетехники, ревя, гремя и дымя сизым выхлопом. Трое бойцов вжались в сугроб, шустро вязали телефонным проводом гранаты. Сержант Шапиро сжимал противотанковую болванку, злыми глазами провожал технику врага. Когда я подполз, он повернулся, показал гранату и кивнул на дорогу. Я отрицательно покачал головой – от кромки деревьев до дороги широкая заснеженная полоса – незаметно не подберёшься, срежут сразу.
– Сколько?
– Танков одних восемь штук насчитали. А там и бронетранспортёры, и машины, и тягачи с пушками.
– Сидеть, наблюдать и считать. Не высовываться! Приказ понятен?
У Шапиро заходили жвалки, но он кивнул, опустив глаза:
– Ясен.
Я побежал обратно к рации.
– Есть Берлога, товарищ лейтенант, – доложила радистка, протягивая трубку.
Я сел на собственные ноги, развернул планшет, сказал в трубку:
– Медведь ищет Берлогу.
– Он нашёл Берлогу. Это Домовой.
Домовой – это сегодня начштаба.
– Я на делянке, – я назвал номер квадрата, – по верёвке идёт вереница жуков с прочими насекомыми. Уже прошло восемь хитиновых. Как принял меня, Домовой?
– Принял тебя. Про нашествие насекомых уже знаем. Возвращайся срочно, тебя ждут от Крестника.
Опа! НКВД пожаловало. Вовремя. Только они там, а мы – здесь.
– Крестникам привет! У меня для них леденцы в кармане. Где Сверчок, давай гороха подсыплем жукам?
– Сверчка и его подсыпателей оглушило эхом оркестра. Они бегут куда потише.
– Блин!
– Медведь, выходи на делянку, – он назвал номер, – там тебя ждать будут.
– Не с руки мне в тот огород. Верёвку перешагнуть пока не могу. Отбой!
Я отдал трубку:
– Сворачивайся, Света.
Подошли взводные и Кот.
– Что? – спросили они чуть не хором.
– Огня дать не могут, пушкам нашим прилетело эхо на сдачу. Немец – мастер контрбатарейной борьбы. На колёсах они, позицию меняют. А про танки они знают.
– Нам-то что делать?
– Вперёд нам смысла идти нет, там сейчас будет очень людно. На юг идём, обратно. Надо шоссе переходить. Выдвигаемся в том же порядке, только хвостом вперёд. Попрыгали!
Взводные стали прыгать. Я махнул рукой:
– Сейчас это значит просто потопали, пошли то есть. Брасень, дай мне данные по наличию противотанковых средств.
Оказалось, что у нас две противотанковых гранаты, две бутылки и стеклянная фляга с зажигательной смесью, десяток связок гранат. Я порадовался запасливости своих бойцов – ПТГ тяжёлая, чаще всего их просто «теряют», но моим бойцам понравилась она как универсальный ключ от всех дверей, за мощность и взрыватель мгновенного действия. А бутылки – выкуриватель дотов. Так что если нарвёмся, пободаемся даже с танками. Голыми руками нас не возьмёшь!
Шли медленно, осторожно. Метель скрывала нас, но и мы могли в ней нарваться неожиданно на неприятности, всё-таки близкий тыл врага. И хотя сплошной, да и просто плотной обороны у них не было, встретить меняющих дислокацию или заблудившихся тыловиков в нашем положении – верный кирдык. Механизированная колонна уже прошла, но по шоссе в любой момент могла пойти ещё какая-нибудь техника, автомобили или просто пехота. И что я, дурень, раньше не догадался шоссе пересечь? Ругал себя.
Вестовой доложил, что впереди на шоссе обнаружено ДТП – пара танков чинится и машина. Пробежался и поползал. Так и есть. Грохочут кувалдами и матами (наверное, у нас без них не бывает, а они чем лучше?). Один танк, что к нам ближе, вроде бы как Pz-III. Стоял почти посреди дороги, все люки открыты, двигатель работает. Поломок не видно. Механик сидит на броне, командир, судя по фуражке (как уши не отморозил?) на башне, свесив ноги в танк. За ним возились пяток человек в тёмных комбинезонах. А! Они трос цепляют!
За Pz-III стоял Pz-II, если не ошибаюсь. Гусеницы с него уже сняли, укладывали на танк. За ними обоими стоял большой и довольно уродливый трёхосный грузовик с жёстким тентом, типа наших вахтовых КамаЗов. Это же полевая реммастерская! Любой комбриг-танкист за неё правую руку отдаст не задумываясь! Надо брать!
Послал гонца за моим «военным советом». Порешили, как будем брать танки и мастерскую.
– Работаем, мужики! И, живее, пока немец занят! – завершил я совещание.
Палец на спусковом крючке подрагивает, пот заливает глаза, хотя жары нет – дыхание с паром срывается с губ и уносит ветром. Снег напильником дерёт лицо. Отряд готов, ждёт только моего выстрела.
А как по шоссе пойдёт колонна с войсками? А если немцы успеют в танках закрыться? Страшно, аж спина мокрая и капли вдоль позвоночника бегут в штаны. Не за себя страшно, за людей своих. Сам уже давно смерти не боюсь, боюсь людей напрасно сгубить.
Надо брать себя в руки!
Я уже совсем собрал волю в кулак и начал придавливать курок, когда рядом зашипел Брасень. Я замер в недоумении и ярости на него, затылок опять заломило. Но это хорошо, что я замер и не стал стрелять – я прослушал звук удара дерево об дерево – сигнал блок-группы о приближении противника. Замер не только я.
К ремонтируемым танкам подъехала колонна из трёх мотоциклов с пулемётами и двух тентованных грузовиков с солдатами. Второй мотоцикл от головы колонны остановился рядом с танком, стал перекрикиваться с танкистом на башне. В оптику я разглядел на шеях мотоциклистов металлические бляхи поверх прорезиненных плащей с поднятыми воротниками.
– Нас ловят. Фельджандармы, – прошептал я. Странно, думал, что их место в тылу, а тут фронт в досягаемости полковых пушек.
Меж тем танкисты и жандармы перебазарили, заулыбались друг другу, раскозырились, и жандарм, привстав, махнул рукой. Колонна тронулась. Танкисты же озадаченно совещались, собравшись в кучку. Удачнее не будет!
Я придавил курок, хлестнул мой карабин, и голова мехвода Pz-III взорвалась, как перезрелая тыква от удара сапога. Пристрелочные пули – вещь! Опушка грянула дружным залпом, штурмовые группы побежали справа и слева, охватывая фланги. Я тоже вскочил и побежал.
Внезапность нападения – жуткая вещь! Немцев было почти столько же, сколько и нас, но в нашу сторону не прозвучало ни одного выстрела, при их подавляющем превосходстве в вооружении. Итог: у нас потерь нет, немцы перебиты, двое сдались (и что с ними теперь делать?), захвачены два танка и автомобиль.
– Брасень! Организуй изъятие комбезов немцев и сбор трофеев! Всё делаем быстро! Трупы – в негодный танк. Кто умеет водить танк? Машину? Понятно. Кот, переодевайся в немца, поведёшь пепелац. Что глаза вытаращил? Исполнять! Ещё двое переодетых – в кабину. Я поведу танк. Сколько туда влезет? Кто хоть раз из пушки стрелял? Хорошо, наводчиком будешь. Отец Анатолий и рация с обслугой – в кунг.
– Куда?
– В рифму ответить, или сам домыслишь? В фургон!
– В танке не безопасней? – спросил Кот, выпрямляясь. Он стаскивал с немца комбинезон.
– Нет, Кот. Ты поведёшь гостинцы на базу, а я ещё повоюю. Света! Связь!
Когда радистка достучалась до штаба, сборы были почти закончены. Я доложил начштаба:
– Взял взаймы самокат и двух жуков. Один жук дохлый, один нормальный. Сколько у тебя жуков и чем они заняты? Хочу пристроиться к насекомым в хвост.
– Есть два свободных жука. Тридцать четвёртых. Не думаю, что тебе удастся.
– Таких жуков у «серых» тоже много. Шли! Погуляем! Не выйдет, так хоть верёвку перегрызут.
– Ты знаешь, как жуки тут нужны? Как воздух!
– Решай сам. Есть вариант суке под хвост трёх жуков запустить!
– Надо подумать.
– Не могу я думать! Давай точку выхода, чтобы самокат прошёл. Я на огороде…
Начштаба назвал, я посмотрел по карте. Двигаться надо на север.
– По машинам!
А сам не смог с первого раза влезть в люк мехвода. Пуза у меня не было, но слой одежды и «доспех» сделали таким объёмным, что пришлось в люк вворачиваться болтом. Влез. Сел на кресле, постарался экстренно вспомнить, как Мельник меня учил осенью водить как раз подобный танк.
– Это второй такой танк, захваченный мной, – сообщил я в головной телефон, – проверка связи.
Трое бойцов ответили, что слышат, двое сидели в позе макаронных изделий «рожок» и ответили голосом, вернее криком.
– «Панцер-три» называется. Я даже на нём метров пятнадцать проехал. А в следующем бою из такого же, из пушки, танк подбил. Кусок брони того «панцера» до сих пор в бедре ношу. А, вот! Поехали!
Поехали. Почти.
– Что-то мы тяжело идём!
– Командир, мы второй танк с собой тащим!
– Твою дивизию! Вылезайте, отцепляйте, огнесмесью подожгите! Что, я обо всём должен помнить?
Двое через верхние люки вылезли, но я продолжал ворчать:
– Отведи, приведи, всё придумай, пожрать найди, патрон найди, танк веди, огонь откорректируй! Я вам, блин, что, уникум? Надоели все!
В это время вернулись те двое, доложили:
– Отцепили и подожгли. Одну бутылку об двигатель разбили, одну – внутри.
– Надоели! Уйду я от вас! – продолжал я, но дал полный ход вперёд. Танк взревел двигателем и пошёл. Мягко, легко. Пусть и не быстро. Но это для меня не быстро, а взводный-раз, сидящий на месте командира танка и имеющий прекрасный обзор в круговые обзорные перископы, заорал от восторга. М-да.
– Командир, по курсу машина с антеннами.
– Ага, вижу. Это же нас ищут! Это радиопеленгация!
Я снизил скорость, понизил передачу.
– Наводчик, что заряжено?
– И пушка, и пулемёты.
– Балда! Какой снаряд? Бронебойный, граната?
– Я… Я не знаю.
– Пофиг! Наводи на двигатель, по попадании разберёмся. Заряжающий, замечай маркировку снаряда, она может не совпадать с нашей. Я дам короткую остановку – стреляем со всех точек. Ясно?
– Так точно!
Я тормознул, закричал:
– Огонь!
Жахнула пушка, застрекотали пулемёты. А снаряд оказался бронебойным, болванкой – прошил машину навылет. Я отпустил сцепление, двинул танк на грузовик, ударил корпусом, переворачивая машину.
– Запеленговывайте! Младлей, хлебалом не щёлкай! Сколько нам до развилки?
Взводный полез в планшет.
