Великий раскол католичества набирал силу, добравшись до законного избрания уже трех Пап, не признающих друг друга, взаимно отлучив от церкви. В Авиньоне сел француз Климент VII, стоящий за интересы Парижа. В Риме вольготно разместился германец Григорий XII, отстаивающий интересы Священной Римской Империи и ее союзников. В Венеции же занял временную резиденцию итальянец Бонифаций IX, оказавшийся наиболее удобной фигурой для Италии, Англии, Скандинавии и Испании. Католичество переживало самые тяжелые дни со времен своего выделения в отдельное течение христианства.

– Его Императорское Величество желает объявить Крестовый поход против этого еретика и схизматика, – торжественно произнес посол Сигизмунда, глядя прямо в глаза Григорию XII.

– Который освободил Гроб Господень от магометан и возродил Иерусалимское королевство? – повел бровью Папа, очень недовольный желанием своего фактического сюзерена. ТАК подставляться он не хотел.

– И осквернил его своей ересью!

– Разумеется, – улыбнувшись уголком рта, согласился Григорий XII. – Но прежде – освободил и позволил всем христианским паломникам посещать его. Кроме того, вернул католическому ордену госпитальеров Крак де Шевалье самую неприступную крепость Святой земли. Или, ты полагаешь, этот орден тоже осквернен?

– Но… – недовольно поджал губы посол.

– Что, но? Его Императорское Величество желает, чтобы от него отвернулся католический мир? Пожалуйста. Но я в этом участвовать не стану.

– И что же мне ответить Императору? – ехидно спросил посол.

– Мои слова и передай. Пусть поищет более разумный предлог для войны. Крестовый поход – худшее, что могло прийти ему в голову. После столь стремительного освобождения Гроба Господня, явившего явное божественное благословление, бессмысленно говорить об ином. Так и скажи – Григорий всячески отговаривал и предостерегал от такого поступка, грозя большими осложнениями и бунтами.

– Хорошо, – чуть подумав, кивнул посол. – Может быть, что-то еще передать моему Императору?

– Мое пожелание примириться, если есть такая возможность, с Дмитрием.

– Боюсь, что это невозможно, – развел руками посол со скорбным выражением на лице.

– Да, да, я понимаю, – кивнул Григорий. – Но попытаться-то он должен? Если не перед Богом, то перед людьми. Выступать войной на человека, освободившего Гроб Господень, без должного повода – дурная затея. Нашел на кого идти, – произнес Григорий и покачал головой, вспоминая о тех временах, когда правил Вацлав с Ириной, и о грядущем кошмаре не было даже намеков. Пообщавшись с госпитальерами, он знал твердо – эта война ничего хорошего его пастве не принесет. Только вот его никто не слушал…