Роуз
Чуть позже Роуз вернулась в гостиную. Сильви по-прежнему танцевала твист – ноги крутились винтом, верхней частью туловища она двигала в одну сторону, нижней в другую. Затем ее голова вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов, затылком вперед, и в черепе возникла трещина, из которой сформировался еще один рот. Жуткий рот, обведенный красной помадой.
– Потанцуй со мной, – произнесли эти губы, вокруг которых извивались волосы. Жемчужное колье висело на шее, как отвратительная бледная лакрица.
Сильви подошла к Роуз, растягивая красные губы на затылке в усмешке. Выглядело непристойно, будто женские гениталии.
Роуз закричала, не в силах двинуться с места, а Сильви подходила все ближе, и ее волосы змеями извивались вокруг лица Роуз, не давая дышать…
Она проснулась с криком и поняла, что уже утро и в комнате больше никого нет. Часы показывали восемь. Роуз сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.
Сон. Это был всего лишь сон.
Снизу доносились голоса: папа, мама и Сильви приступали к завтраку.
Кровать Сильви была аккуратно заправлена.
Роуз отдернула одеяло и разгладила простыню, аккуратно заправив верхний край. Взбивая подушку, она с удивлением заметила на ярко-желтой наволочке два коротких плотных волоска черного меха. Странно, ведь с тех пор как умер старина Рейнджер, у них не было ни кошек, ни собак. Роуз стряхнула волоски, подняла подушку и вдруг увидела… Под подушкой, точно тайный подарок, лежали изумрудные серьги Омы.
Роуз тут же забыла о черных волосках.
Значит, Сильви поняла, как несправедливо, что ей досталось и ожерелье, и серьги. Наверное, это мама посоветовала так поступить. «Отдай что-нибудь одно своей бедной сестричке. Так будет честно». А может, Сильви сама так решила, желая показать, что она выше мелочности.
Роуз представила, как зайдет на кухню в сережках, и родители будут еще больше гордиться Сильви – какая же она у них добрая, внимательная и щедрая. Едва ли они заметят, как на фоне изумрудов блестят зеленые крапинки в карих глазах Роуз, как красиво она выглядит. А она в них будет очень красивой. Роуз подошла к комоду с зеркалом и вставила серьги в уши, убрав назад спутанные волосы. Как изысканно они переливаются на свету… Такой прекрасной вещицы у Роуз никогда не было.
Она расчесала волосы и заплела их в аккуратную косу. Надела красно-коричневое платье с кружевными рукавами, одно из самых нарядных. Это платье помогла выбрать Сильви – сказала, что оно прекрасно оттеняет молочно-белую кожу и темные волосы.
Увидев ее, родители забудут о той Роуз, которая испортила торт и крикнула, что ненавидит сестру («Более жестоких слов представить нельзя, тем более в день рождения», – сказала вчера вечером мама). Может, они даже не вспомнят, что в наказание на целый месяц переложили на Роуз все обязанности Сильви по дому. Они поймут, что новая Роуз – совсем другая девочка: милая, симпатичная, послушная. Словно прежняя Роуз была околдована, а теперь сбросила чары. И в этом ей помогли волшебные сережки.
Роуз заправила кровать, еще раз посмотрелась в зеркало (кто у нас теперь кинозвезда?) и пошла к лестнице, на запах бекона и кофе, на знакомый стук и звон посуды, на голоса родных.
Она появилась на кухне со всей элегантностью – спина прямая, голова высоко поднята, походка летящая. Взглянув на сестру, Сильви выронила вилку.
– Мои сережки! Я никак не могла найти их после вечеринки, а они, оказывается, были у тебя.
Роуз отшатнулась. Не может быть. Это какая-то ошибка.
– Ты… ты сама мне их положила.
Все вдруг стало ясно. Да, Сильви положила ей сережки – но не в качестве подарка, а чтобы подставить Роуз, словно это она их украла. И дурочка попалась в ее ловушку.
Сильви подошла к сестре, качая головой.
– Могла бы просто попросить.
– Но я… я нашла их у себя под подушкой. – Роуз сделала шаг назад и едва не споткнулась о ножку стула.
– Роуз, – суровым голосом сказала мама. – Снимай сережки. Сейчас же.
Дрожащими пальцами Роуз сняла серьги. Как нелепо смотрелись блестящие зеленые камушки в ее руках с въевшейся в кожу и под ногти грязью. Все это неправильно. Она отдала сережки сестре, представляя, что та сейчас повернет голову и заговорит с ней из отвратительной дыры на затылке. Но Сильви ответила лишь улыбкой, полной жалости.
У Роуз закружилась голова. Желудок сжало.
– Не трогай вещи сестры, – серьезным тоном сказал папа, не выпуская из рук газету и даже не отрывая взгляда от главной статьи номера. Русские снова испытывают ядерные бомбы, но и президент Кеннеди не отстает. Еще немного, и весь мир полетит к черту. В такие моменты Роуз думала: «И пусть. Пусть с неба падают бомбы».
Папа встал из-за стола и сложил газету.
– Поможешь мне с расчетами, Сильви?
– Конечно, папа. Сейчас приду. – Сестра убрала в раковину свою и папину тарелки и добавила: – Серьезно, Роуз, если захочешь что-то взять у меня, просто попроси.
Мама улыбнулась старшей дочери – какая добрая, совсем не злопамятная. Никто не понимал, что все это одно притворство. Роуз бросила на сестру свой самый злобный взгляд, в котором отчетливо читалось: «Меня ты не проведешь».
Сильви вышла за отцом, а мама стала собирать тарелки со стола. Она забрала и тарелку Роуз, хотя та еще не доела.
– Мама, я честно тебе говорю, Сильви сама дала мне сережки. Они лежали под подушкой.
Это она чудовище. Она, а не я.
Мама молча посмотрела на Роуз, и от этого взгляда по телу прошел холодок. Мама будто говорила: «Я совсем тебя не знаю, ты мне чужая».
– Хватит уже врать, Роуз, – наконец сказала мама. – И если ты еще хоть раз украдешь что-нибудь у сестры, последствия будут очень серьезными.