Глава 4
Место силы
Марлен сильно притомился за день, но кое-что прояснилось-таки. Он вздохнул – ситуация усложнялась. И – упрощалась.
Неумолимо приближалось время для окончательного выбора, вот только Исаев загодя знал, что выбрать. Это и вгоняло в тоску.
В агентстве его уже ждал Тимофеев – Вика сидел за столом, нагло уложив ноги на подлокотник соседнего кресла, и листал какой-то глянец.
– Чё-то ты долго, Исаев! – воскликнул он.
– Дела, – бросил Марлен извечную отцовскую отговорку. – Докладывай.
– Значит, так. Были у него Миха с этим, с Игорем. Тот умелец сделал для них книжки красноармейца и комсомольские книжки…
– Билеты.
– Чё? А, ну да. Говорит, проблем не было, сейчас чего угодно отпечатать можно. Только Мишка все усложнил, ему занадобились настоящие фотографии, как раньше – с проявителем, закрепителем.
– Правильно, чтоб адекватней вышло.
– Ага! Глупо вышло. Оказывается, в сорок первом только в комсомольских билетах фото клеили, а в красноармейских книжках не было фоток. Прикинь? Это только в октябре сорок первого их наклеивать стали. Это мне умелец рассказал.
– Понятненько…
– А у тебя что?
– А у меня… Михаил заказал у реконов военную форму для двух рядовых Красной Армии – сапоги, гимнастерки, ремни, пилотки, – все, как полагается. По слухам, Миха с Игорем загнали свои компы, чтобы расплатиться.
– Подготовились, значит…
– От и до.
– А чё так долго?
– В архивах рылся, потом полдня с одной школой в Минске связывался. Там тоже поисковики свои есть. Они еще лет пятнадцать назад передали в школьный музей несколько солдатских писем и одну записку из медальона. На ней было написано: «Михаил Алексеевич Краюхин, рядовой».
– Может, однофамилец?
Марлен покачал головой:
– В том-то и дело. Там еще красноармейская книжка была, именно что с фотографией. Выдана в ноябре 41-го. Я долго вылавливал смотрителя музея – это оказался какой-то ботан, повернутый на истории. Представился потомком Краюхина и слезно просил выслать скан его посмертной записки и красноармейской книжки. Ботан сжалился и выслал. Вот только историк он никудышный. Знаешь, чему он радовался? Что записка Михаила шариковой ручкой начеркана, оттого и разборчива!
– И чё? – не понял Тимофеев.
– А то. Не было тогда никаких шариковых ручек!
– А-а…
– А фото – вот.
Исаев протянул Виктору листок со сканированным изображением военного документа.
– Он! – сразу провел опознание Тимофеев.
– Вот так вот, – хлопнул ладонями Исаев. – Погиб Мишка в сорок четвертом, в Белоруссии, и похоронили его в братской могиле.
– Вот так… – растерянно сказал Вика. – И что теперь? Расскажем «Дедусу»?
– Ни в коем случае! Ты что? Хочешь, чтобы он от инфаркта загнулся? Не-ет… Надо его спасти.
– Кого? «Дедуса»?
– Мишку этого!
– К-как?
Исаев с сожалением посмотрел на приятеля.
– Надо воспользоваться порталом, – медленно проговорил он, – перейти в сорок первый, найти и спасти рядового Краюхина. Красноармейца, вернее.
– Ух, ты…
– Я уже почти решился, – вздохнул Марлен, – когда у «Дедуса»… Тьфу! У Павла Иваныча в гостях был. Понимаешь… Мне раньше и в голову не приходило, что война кончилась совсем недавно. Ведь те, кто тогда воевал, еще живы. Их мало, но они есть. Просто… – Он поискал, но так и не нашел синонимов для слова «долг», таких, чтобы без пафоса. – Просто я подумал, что… так надо. Пойдешь со мной?
Виктор задохнулся и выпалил:
– Да! Это ж такое… такое… Это ж такое приключение! Настоящее!
– Какое, на фиг, приключение? Там война идет! А тебе все игрушки!
Тимофеев взъерошился сперва, но тут же расплылся в ехидной усмешке.
– А ты вокруг погляди, серьезный дядя! Это твое агентство – что, не игрушки?
– Это работа!
– Да какая, на фиг, работа! Работа, это когда деваться больше некуда, надо как-то на булку с маслом зарабатывать. А для тебя это даже не приработок, а так – развлекалово. Денег-то до фига и больше! Ты, как граф Толстой, что ходил босиком и выпендривался, как будто у него усадьбы не было! Вот если бы тебя батя без наследства оставил и устроился бы ты по специальности, инженером-электронщиком, – это была бы работа. А так…
Исаев хотел обидеться, но передумал – состояние у него было не то.
– Ладно, салабон, мы с тобой еще разберемся… Короче. Вернешься к этому своему умельцу, займешься документами для нас. Что там нужно? Да те же книжки красноармейца и комсомольские билеты. А я возьмусь за форму и сапоги.
– Оружие бы еще…
– Ага, пару «калашниковых».
– А чё? Можно достать!
– Не было их в сорок первом!
– Жалко… Ну, нам же все равно оружие нужно! Ну, как мы – в форме, при документах и безоружные?
– Ладно, придумаем чего-нибудь. Помню, один тип бате «ППШ» предлагал, говорит, в ХТС.
– В хорошем техсостоянии.
– А если ТС не совсем Х? Или совсем уж Х? Слу-ушай… А давай бук с собой возьмем?
– Какой еще бук?
– Ну, ноут! Ноутбук! Закачаем туда карты всякие, секретные документы – сейчас-то они обычные, а в сорок первом – совсекретно! Чертежи всякие – танков, самолетов… И подарим Сталину!
Марлен вздохнул и покачал головой.
– Про «попаданцев» читал небось?
– Я? Да я уже лет пять книги в руки не брал! Это реконы между собой болтали, а я слушал.
– Вика, – терпеливо начал Исаев, – даже если нас и допустят к Сталину, в чем я лично очень сомневаюсь, даже если он поверит, что мы не провокаторы, а эти… гости из будущего, то что случится потом, ты подумал?
– А что случится? Мы скорее немцев разобьем! Разве плохо?
– Хорошо. Вот только мир изменится. Напрочь! Одно изменение потянет за собой другое, и того, что есть сейчас, не будет.
– А что будет?
– Не знаю! Мы можем не стать детками богатеньких пап, да мы вообще можем не родиться! Все же другое будет. Вот где твой отец встретил твою маму?
– Ну-у… Где-то в Питере, кажется.
– А если у него жизнь совсем по-другому сложится? И он никогда не побывает в Петербурге? Если Питер так и останется Ленинградом? Ну, как? Хочешь рискнуть? С ноутом к Сталину, чтобы потом вдруг – бах! – и исчезнуть? Как не рожденный!
– Хм, я об этом как-то не подумал…
– А я даже и не об этом. Мне, знаешь, попросту страшно было бы что-то менять в прошлом. Нет, это здорово, если мы войну кончим не в сорок пятом, а, скажем, в сорок четвертом. Но потом-то что? Лучше будет? Вполне возможно. А если нет? А если эта наша перемена к лучшему в сороковых вообще к атомной войне приведет? И твои папа с мамой встретятся – в противоатомном бункере. И будешь ты расти хилый и бледный, пока не зачахнешь окончательно, потому как солнца не увидишь – ядерная ночь, понял? И ядерная зима.
– «Эффект мотылька», – пробормотал Виктор.
– Во-во… И вот что – никому ни слова, ни полслова!
– Само собой, это элементарно, Холмс!
– А нашим скажем, что мы отправились в секретную экспедицию. Нет, лучше письма отправим. Кстати… Насчет бука. Кое-что прихватить все-таки надо.
– Так, а я о чем!
– Ты не о том. Нам небольшой планшетик пригодился бы. Закачали бы туда карты той местности, куда премся. Желательно с перемещениями и наших, и ваших, в смысле немцев. Чтобы случаем не напороться. И главное!
– Что? – выпучил глаза Тимофеев.
– Легенда! Нам нужно вызубрить, где и когда мы родились, где жили, номер военчасти, как звать взводного, комроты и комдива и еще кучу сведений: какие тогда прически делали, сколько стоил хлеб в магазине, как звали председателя ЦК ВЛКСМ… Короче, дуй к реконам, или кто там у тебя, и выясняй.
– Будем внедряться!
– Вот именно… Ну, что сидим? Подъем!
* * *
Несколько дней пришлось побегать по Москве – готовить документы, заказывать форму и сапоги, потом – несколько примерок, заучивание легенд, знакомство с миром 1941 года, чтобы не было никаких проколов. Время-то чужое, незнакомое.
Скользковатый тип, отрекомендовавшийся Федей, достал-таки «ППШ», и ТС было вполне себе Х. «ППШ» предлагался в обычном киношно-плакатном виде – с барабанным магазином-диском на семьдесят один патрон.
Правда, в августе 41-го «ППШ» еще не добрался до войск, но автоматов тогда была целая куча, так что никто удивляться не станет.
Тот же Федя достал и «наган». Предложил гранатомет, но Исаев вежливо отказался.
Теперь, когда в его студии лежали револьвер и автомат, Марлен внутренне успокоился, ощущая комфортное чувство собственной правоты, но до конца не верил в саму возможность ухода на семьдесят пять лет назад.
Ощущения были всякие, муторных тоже хватало. Больше всего не хотелось огорчать своих. Им и так из-за него достается.
Как говорится, хочешь покоя в старости, не заводи детей в молодости. Доставать не будут.
Исаев написал родителям письмо, в котором ничего толком не объяснил, просто напустил туману. Так, мол, и так, нужно нам с Викой в одно место. Не ищите, дескать, все с нами в порядке, потом сами расскажем, когда вернемся. И подпись.
А что еще скажешь? Намекнуть? На что? «Батёк» у него – реальный до звона, он на дух не переносит разных там экстрасенсов, которых зовет «экстраскунсами», его воротит от всякой эзотерики и прочей чуши, что вызывает любопытство у лохов.
Так для того вся эта эзотерика и задумана, чтобы ловить доверчивых на любопытство – и подсекать их кошельки.
А портал – из той же оперы. Расскажи такое «батьку» – он снова посмотрит на сына с сожалением. Дескать, зря я посчитал Марлена повзрослевшим. Такой же дитёнок, как и был…
Нет уж, лучше пусть туман…
Перед отъездом Исаев с Тимофеевым отправили письма домой и сели в автобус до Рославля. Выглядели они как туристы – простая одежка, кроссовки, рюкзаки.
В Рославле пересели на рейсовый, доехали до Стодолища, а там уже купили пару велосипедов. Так и добрались до лагеря поисковиков.
Те встретили их, как старых знакомых, и даже не спрашивали о цели приезда. Посидели, выпили-закусили.
А с утра Марлен приступил к исследованиям. Надо было понять, когда именно открывается портал, на сколько, да и вообще, работает ли он.
Портал работал. Только включался на разное время – то пятнадцать секунд держал «межвременной туннель», то десять. Во вторник портал открылся всего один раз, в среду – трижды, в четверг – дважды. Ночью друзья не дежурили – включали видеорегистратор, а потом проматывали.
Марлен чувствовал себя странно. Как атеист, которому явился ангел небесный. Что делать прикажете?
По-прежнему в Бога не верить? Счесть ангела глюком или «аномальным атмосферным явлением»? А то, что это явление вещает и чудеса являет, какой гипотезой прикроешь?
Вот так и тут, с этим порталом. Он был. По-настоящему.
И от самого наличия чуда Марлена морозило и колотило.
В среду, когда с утра портал открылся, Исаев выложил на ту сторону японский хронометр, завернутый для конспирации в тряпку. Другой такой же приборчик отсчитывал время в палатке. Вернуть хронометр удалось лишь вечером.
– А вот это уже интересно… – затянул Марлен. – Ага… Вика! Глянь…
– Чего там?
– На той стороне время течет в четыре… да нет, в пять раз быстрее!
– Это как? – озадачился Тимофеев.
– А так… Проживешь там пять лет, а здесь только год пройдет.
– Здорово… – сказал Виктор неуверенно.
Дальнейшие опыты показали, что время за порталом то замедлялось до соотношения «год за три», то снова ускорялось до показателя «год за пять».
– Слу-ушай… – затянул Тимофеев. – А как же мы тогда с ним пересечемся? Мишка, считай, пропал больше недели назад. Так?
– Ну.
– Считаем. «Дедус»… э-э… Пал Иваныч видел самого себя за три дня до Мишкиного ухода, значит, девятого мая. Так? А там было двадцать седьмое июля. Через три дня Мишка перешел туда, где прошло пятнадцать дней! Ну, или девять. Так с того времени прошло еще сколько, и мы выйдем то ли в конце сентября, то ли в октябре!
– Ты уверен?
– Да фиг его знает…
– Ладно, Вика, уйдем как можно скорее. Завтра.
Сказал, как в воду сиганул. Даже холодно стало.
Так, а сколько еще тянуть можно? И зачем?
Ты же сам не так давно убеждал Вику, что все решил для себя? Хотя… Вот, в том-то и дело.
Это как Колумбу решиться плыть в Индию.
Все, решение принято, король дал «добро», а как отплывать, так сразу дрожь в коленках. Понимает вдруг Христофор, что его желание, еще недавно бывшее мечтой, исполняется, остается только взойти на палубу каравеллы и отдать швартовы.
А что будет потом?
Бесконечный океан, морские чудовища? Конец света?
Ведь там, куда ты собрался, никто еще не бывал!
И Христофор мужественным голосом приказывает себе: вперед!
«Вперед!» – приказал себе Марлен…
* * *
…Ждали до самого вечера, проголодались. Продуктов с собой они взяли денька на два-три. Пришлось доставать запасы из рюкзаков-«сидоров» – сделали по большому бутерброду с ветчиной…
И тут, как назло, портал открылся.
– Бегом! – подхватился Исаев.
Налегке, уже в форме (темно, никто не видит), с бутербродом в руке, он нырнул в светлый проем – в сорок первом был день. Оглянулся. Тимофеев, зажав бутерброд в зубах, встал на четвереньки и быстро перебежал в прошлое.
С этой стороны портал выглядел так же, как и из будущего, только крыша из бревен, нависавшая сверху, была новенькая, и дверь висела, низенькая, сколоченная из толстых досок.
Неожиданно тьма, зиявшая по ту сторону портала, исчезла, и вместо межвременного канала Исаев увидел грубые дощатые полки – непонятную раму тут использовали, как стенной шкаф.
Дожевывая мясо с булкой, Марлен осторожно высунулся из землянки наружу. Было тихо – и смердело трупами.
Вон мертвец в растерзанной красноармейской форме, и вон еще… У самого холма чернел остов сгоревшего грузовика «Опель».
Исаев криво усмехнулся: «Добро пожаловать в сорок первый!»
