Поле до сих пор волнистое из-за пахоты. У нас давно уже не ковыряют почву плугом – съедобную органику проще выращивать на гидропонике. Волны просели за минувшие годы. Чернозём слежался и отвердел. На меже стоят рядком наголо выбритые люди, мужчины и женщины разных возрастов, и на противоположной стороне поля тоже – переминаются с ноги на ногу. По сигналу – клёкоту зуммера – начинается забег.

Друг навстречу другу. Стенка на стенку. С виду люди ожесточены, и взгляд поневоле ищет в их руках оружие, которого нет. Они прыгают с гребня на гребень, спотыкаются и катятся кувырком, встают. Кое-кто берёт секундную паузу, сгибается пополам, уперев руки в колени, чтобы извергнуть поток белой рвоты. Наверное, укачали земляные волны. Люди неумолимо сближаются. Зачем они бегут? Кто знает. Нарики, подумает случайный свидетель. Сектанты. Безумцы. И в каждом предположении отчасти будет прав. Но нельзя забывать – только отчасти.

Наконец, лидеры гонки сталкиваются в прыжке головами, замирают в неестественных позах, на полушаге, в полудвижении, срастаясь в единое целое: два тела, склонившихся к шару, в который слились головы. Самые быстрые – качок и анорексичная девица. Мужчина давит с пригорка всей массой, и тоненькая девушка ухитряется поддерживать его. Тела становятся жёсткими, как при столбняке. Жизнь их покинула.

Цефалопагами – сросшимися головами однояйцевыми близнецами – они оставались не долго. В их шар ввинчивается третий человек. Ещё один подныривает и утыкается башкой в самую сердцевину и без того немаленькой головной массы. Подтягиваются отставшие и идут на стыковку – с замаха, для надёжности. Мельтешение на поле прекращается. Все участники забега столкнулись головами и срослись. Среди старых, изгладившихся борозд стоят ещё пять или шесть таких конструкций – сюрреалистические скульптуры, издали похожие на составленные из человеческих тел перевёрнутые икебаны.

Как дошли мы до такой жизни, спросите вы?

То, что вы узрели, – инициация. Таких роликов много в сети.

Несколько лет тому назад человечество получило в подарок технологию Слипания. Кем был даритель? Наверняка нельзя сказать до сих пор, зато множатся версии. Зелёненькие гуманоиды, нацепившие человеческую личину. Пришельцы из восьмимерного измерения. Самозародившийся в глубинах сети разумный программный код. Мы сами, из будущего. Боги, древние или, напротив, новорождённые. Друзья человечества. Враги.

Сторонники теорий заговора сошлись во мнении, что всё это – эксперименты правительства. Патриоты как обычно клянут заграницу. Хакеры сновидений толкуют головоляпство как своеобразный вирус, внедряющийся в коллективное бессознательное человечества. Неостароверы точно знают: головоляпов ввёл в прелесть кибернетический Диавол, и круглые сутки жгут за них светодиодные лампадки в каждой своей коммуне-«корабле». Старообрядцы пироманического согласия в знак протеста спалили несколько дата-центров, в самом сердце пожарища устроив радение в противоогневых скафандрах из асбеста. Одни староверы-бегуны проскочили мимо, ничего по привычке не замечая, и побежали себе дальше в извечных кошках-мышках с судебными приставами, которые годами пытаются вручить под расписку набор необходимых гражданских документов.

В назначенный день не назвавшиеся господа в дорогих костюмах презентовали препарат, инъекция которого позволяла подключаться к особой виртуальности посредством собственных тел и объединять таким образом мощности разумов. В качестве разъёма – вся поверхность головы, модем – содержимое черепной коробки. Благодетели человечества в прямом эфире продемонстрировали возможности своего дара: грянулись лбами и застыли абсурдистской статуей.

При масштабной травме головы человек должен в считаные минуты умереть от кровотечения из лопнувшего синуса. Но этого не происходило, настолько масштабными были изменения, производимые инъекцией. Модифицировались самые основания физиологии человеческого организма. Внедрённый в кровь контагий с лёгкостью проникал через гемато-энцефалический барьер и начинал перестраивать центральную нервную систему. Кровообращение замыкалось на туловище и конечностях, голова отныне являлась обособленным органом. Пластинки костей растворялись. Мозг превращался в желеобразную однородную массу, имеющую память формы. Некоторые нейробиологи утверждают, что в подобном физическом носителе не может пребывать разум. Будто бы сознания головоляпов хранятся на неком «сервере» и оттуда управляют телами. Однако это не более чем умопостроения, если не сказать жёстче – домыслы.

Известно, что Слипание есть поле, всепроникающее и вездесущее, не поддающееся фиксации современными приборами. Вселенская виртуальность, порождаемая то ли флуктуациями в вакууме, извечным «кипением» межпланетной пустоты, то ли вибрацией струн, слагающих пространство-время. Точнее сформулировать нельзя. С чем сравнить физическую природу Слипания, чтобы дать о нём более ясное впечатление? Наверное, с резонансом Шумана или реликтовым излучением. Для входа в Слипание нужны как минимум двое: чужая голова – вроде ключа, открывающего доступ. Погружаться рекомендовалось на голодный желудок и предварительно опустошив мочевой пузырь, иначе стоило ожидать неприглядных физиологических отправлений.

Я сам чуть было не польстился на дармовщину. Удержало известие, что все вживлённые в голову имплантаты в ходе первого же слипания элиминируются – выплёскиваются наружу потоком белёсой субстанции. К тому времени у меня были усилители зрения обоих глаз, по гайморовым пазухам ползал крохотный медбрат и в затылочной кости имелись три скважины для подключения к вирту. Жалко было терять такое оборудование.

Кроме журналистов, приглашения на пресс-конференцию получили чиновники и политики, но большинство, кроме политических карликов и маргиналов, проигнорировали. Недовольные же увидели в Слипании способ ускользнуть из-под опеки государственной системы, не желавшей отмирать назло всем прогнозам о приближении будущего.

Как всегда бывает, правительство запретило препарат «до проведения экспертизы». Но из запрета ничего не вышло. Попробуй останови распространение популярности Слипания, когда вещество можно сцедить из уха любого липкоголового!

Заказчик приказал разнюхать, что происходит у липкоголовых. Вроде что-то интересное намечается. Меня ждут премиальные, если удастся поставить прямо в голову какого-нибудь слипшегося «жучок», покрытый веществом, не провоцирующим мгновенное отторжение.

Да у меня же есть знакомый липкоголовый! С него и надо начать. Это во всех отношениях годный для разработки кадр. Мы его, дурачка, терпим уже лет десять. Чрезвычайно непоседливый персонаж. Аферист из него был никудышный, того хуже – наивный. Ему бы стоять на углу со свечкой – пожертвования собирать, а не пускаться в заведомо непосильные авантюры. Последним делом Козьмы была какая-то жалкая финансовая пирамида. Он замучил всех знакомых россказнями про «быстрый заработок». Потом вышел на магната районного масштаба, заключил с ним убыточную сделку и несколько месяцев прятался от спрашивавших о нём крепких мужиков, носивших киберпротезы со встроенными инструментами для металлообработки.

Удивительное совпадение – на днях Козьма позвонил мне и назначил встречу. При его подлой натуре следует ожидать, что он снова начнёт завлекать меня в свои нелепые махинации.

Условленный день. Я иду по городу в заведеньице, облюбованное липкоголовыми. В прилегающих к нему улочках ощущаешь себя так, будто заблудился на складе магазина одежды: кругом десятки манекенов и ни одного живого человека. Склонившиеся друг к другу манекены стоят на тротуарах, на аппарелях, ведущих на верхние уровни города, на террасах и балконах. Столбнячные тела заполняют парковки и скверики. Искусственный ветер колышет занавески, и за ними видны опять манекены, манекены, манекены с уродливыми головами.

Гигантская крыса – наверное, специально выращенная и выпущенная на волю в город сектантами-злыдарями, – нацелилась на высунутый из сандалии большой палец липкоголового. Наглая, привыкшая к присутствию людей, она даже не вздрогнула, когда я замахнулся.

Из-за спины раздаётся гнусавое:

– Паскуда, зачем обижаешь моих друзей-липкоголовых?!

Это подонок из числа тех, что отираются вокруг застывших головоляпов. Будто бы «смотрящие», на деле они обчищают карманы своих подопечных. По всей видимости, он караулил какого-нибудь доброхота, который решит позаботиться о беспомощном ляпуне.

Я оборачиваюсь и вновь выстреливаю из пальцев наноспицы – свёрнутые в трубку углеродные кристаллической решётки. Это запрещённое оружие, но ещё не было прецедента, чтобы кого-нибудь поймали с поличным. Стержень из атомов углерода невидим. Тем не менее я не хочу никого убивать. Я не херувим, у меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс, говаривал трикстер прошлого века. Глядишь, и пробуду на воле до того дня, когда смастерят способные оторвать человека от земли биомеханические крылья.

Я пронзаю мерзавца выскользнувшими из рук нанотрубками. На них тотчас формируются прозрачные аэрогелевые листочки-распорки, чтобы противник не добрался до меня, насаживая своё тело на острия. Советую:

– Не шевелись. Не нужно. Пока ты проколот насквозь, вреда никакого. Но если двинешься вбок, рассечёшь себя. Глянь на крысу.

Грызун бьётся об асфальт и пытается ползти, коготки передних лапок скребут гудроновое покрытие… А где же задние лапки? В метре позади. Крыса разваливается на пласты. Тонко нарезанные дольки сыплются как из-под ножа шеф-повара, превратившего свои навыки шинковки в аттракцион.

Принимаюсь выговаривать пленнику:

– А ты хуже этой крысы. Гаже. Вредоносней. Ты хоть догадываешься, идиот, что амортизация моего оборудования за эти секунды будет оценена в сумму, большую, чем ты настрелял у прохожих за всю свою жизнь? Ты понимаешь, болван, тебе никогда не расплатиться за то, что я тебя спицей протыкаю? Никогда!..

Он не понимает. Воет бабьим голосом, когда я пускаю лёгонький разряд гулять по его нервам.

Я взламываю его банковскую карту, чтобы перечислить себе завалявшиеся там копейки. Которые – известно же – рубль берегут. Затем сканирую идентификационный номер головоляпа и выставляю ему официальный счёт за спасённый большой палец. И ухожу.

Мы сидим в клубе – я и Козьма, друг против друга внутри уютного купе. Мне всё ещё непривычно видеть его бритым под ноль.

Козьма вопрошает:

– Как ты относишься к Системе? Себя в ней видишь?

– Вижу.

– Ну и дурак, – безапелляционно заявляет головоляп. – Будущее за горизонтальными связями. Только сеть, только горизонталь!

– Ха! Будто у ляпунов нет иерархии!

– Хочешь верь, хочешь нет. Всякий, хоть раз посетивший Слипание, равен в правах и возможностях старожилу.

– Ты что-то имел мне сказать? – обрываю его я. – Что-то важное?

– Мы собираемся уходить!.. – таинственным шёпотом докладывает Козьма.

– Куда? – спрашиваю в тон ему. – К чёрту?

Кажется, он не замечает моей мрачной шутки. Или я попал в цель? Забавно, если в итоге окажутся правы кибернетические староверы.

– В сингулярность. Трансгрессию. Астрал. Логос. Плерому. В Слипание!.. Главное, прочь из обрыдлой экзистенции! Прочь из Системы! Навсегда!

– Зачем? – хочу уточнить я.

– Мы сделаем рывок, какого человечество не совершало последние два миллиона лет, – с воодушевлением говорит Козьма. – Освоим биологическую виртуальность! Настало время эволюционировать. Взамен вашему кибернетическому Homo Ludens придёт Homo Extra Ratio – Человек Внесистемный.

– Вы бы ещё это… Не головами срастались, а…

– Ты на что намекаешь?

Козьма так смешно выглядит, когда пытается сыграть агрессивность.

– Говорят, в копчике находится нервный узел – «задний ум» из поговорки, – объясняю я. – О нём и речь, – я позволяю себе усмешку. – По крайней мере, будучи в Слипании, могли бы крыс давить. Так с какой целью вызвал?..

Головоляп всплёскивает руками:

– Я часто тебя вспоминаю и удивляюсь: такой прогрессивный человек, а до сих пор не присоединился к Слипанию!

Я решаю не возражать.

– Твой вшитый в роговицу интерфейс… – Козьма презрительно морщится. – Пусть он самой новейшей модели, но в сущности… Уж извини. Прошлый век. Эти штуки морально устарели. Кибернетические протезы бесперспективны. Не получится без конца увеличивать в теле концентрацию крутых устройств. Закон Мура можно распространить и на киберпротезирование. В одно прекрасное время в твоём теле просто не останется плоти, чтобы склеивать груду железок. А принцип Ландауэра? Рано или поздно микросхемы вскипятят твой мозг! Далее, с годами, ты заменишь конечности, и вдруг – сюрпри-из! – оставшееся «мясо» пойдёт вразнос. Вот увидишь!.. Сердце в соответствии со своей животной программой будет прилагать усилия много большие, чем нужно для прокачивания крови по сократившемуся впятеро метражу сосудов. Насос сам изнашивается, и трубопроводы рвёт избыточным давлением. Кровь разжижится, потому как остатка костного мозга уже недостаточно, чтобы своевременно её обновлять.

Я нахмуриваюсь. Профаны частенько выдают устаревшие правила за непреложные аксиомы. К тому же я не собираюсь ампутированные руки и ноги кремировать и прах развеивать над морем, как делают киберрадикалы. Пусть хранятся в морозильной камере районной поликлиники. На всякий пожарный.

Вероятно, Козьма решает, будто я уже достаточно озабочен старостью, потому что протягивает мне пластмассовую ампулку с чем-то белым внутри и говорит отрывисто:

– Будь с нами.

Я беру ампулу, как бы в раздумье кручу в пальцах.

Мимо нашего столика идёт девушка. Я таращусь ей вослед.

– Мне примерещилось или… У неё голая задница?

– Это обтягивающие леггинсы в цвет кожи, – отвечает головоляп.

– Новая мода? – интересуюсь я.

– Старая. Отстал ты от жизни! Десять лет назад ты где был? В спячке? – смеётся Козьма. – В берлогу забился?

– По-видимому, – я невозмутим. – Как раз тогда появилась новая модель робоняни.

Это чистая правда. Мы долго не вылезали из постели. Потом у неё вышел из строя важный патрубок, пришлось вызывать ремонтников.

– Хочешь, познакомлю? – подмигивает головоляп. – Неонила!

Я зашикал на Козьму, но девушка уже откликнулась, подсела к моему собеседнику.

Козьма посмотрел на девушку, потом на меня:

– Загляну в Слипание. Что там творится? Всего минуточку! Жди!..

Неонила сдёргивает парик.

Они легонько стукнулись темечками и уподобились сиамским близнецам.

Я разглядываю их в упор. Из приоткрывшегося рта девушки капает белёсая жидкость – та загадочная субстанция, основа существования головоляпов. На столешнице успевает образоваться лужица, прежде чем губы мигрируют в верхнюю часть щеки. Теперь между ними видны коренные зубы – моляры. А вот и маленькое ушко Неонилы решило попутешествовать по размягчившемуся черепу. К моменту отключения от Слипания облик липкоголовой, конечно же, восстановится. Органы на лице Козьмы тоже колобродят, но его преображение меня нисколько не трогает. Чего хорошего, в самом деле, от него можно ожидать? Но вот девушка…

Наконец, ляпуны с влажным чмоканьем разъединяются.

– Я уже вернулся! – бормочет Козьма. Будто разбуженный человек, который очень старается казаться бодрым.

Я предлагаю:

– Давай пройдёмся!

Мне противно смотреть на Неонилу. Так же гадко, наверное, монаху было смотреть на красивую девушку, оказавшуюся ведьмой.

Козьма любезно прощается с липкоголовой. Поцелуи в губы и объятия… Я примечаю, что парочка старается не соприкоснуться черепушками. Неконтролируемое слипание? И такое бывает?

Поднимаясь из-за стола, я убираю в карман салфетку.

Мы выходим на улицу. Какие всё же откормленные крысы снуют поблизости головоляпских притонов…

– Если ты боишься инициации, – возвращается к нашей теме Козьма, – то можно поступить иначе. Мы с тобой люди серьёзные. Поле, бег, таран друг друга лбами – показуха. Это не для нас с тобой. Я сам проведу твоё первое слипание. В узком кругу.

Я отказываюсь от этой сомнительной чести.

– Ну что ты ломаешься!..

Я непреклонен.

– Так и будешь со своими железками сидеть.

Я говорю, что обожаю свои железки.

– Да ты испугался!

Я усмехаюсь.

– Я же тебе добра хочу!

Я замыкаюсь в себе.

Козьма избирает новый подход:

– Да ты знаешь, каково там?.. Зажмуриваешься, ляпаешь головой, а через миг открываешь глаза уже в Слипании – перед тобой мириады огоньков. Кр-расота!.. Звёзды – невероятные, проливающие потоки зеттабайтов. Каждая есть прошедший Слипание разум. Сразу и не поймёшь, визуализация виртуальности кругом или ты на самом деле попрощался с бренной оболочкой и ныне обретаешься в далёком галактическом скоплении.

Я настораживаюсь. Козьма никогда не был романтиком. С чего бы сейчас его так разобрало? Можно предположить, что говорит он не своими словами, а слоганами из методички. Я не слыхал о такой методичке, и нигде не было упоминаний. Если таковая существовала, головоляпы не допускали её распространения за пределы Слипания. Что же она из себя представляет? Руководство по привлечению новых адептов? Точнее, по заманиванию. Почитать бы…

Как узнать наверняка, собственные это слова Козьмы или цитата?

Устроить, что ли, проверку?

Я привычно расфокусирую зрение. В пространстве между мной и Козьмой повисает видимый мне одному интерфейс мировой сети. Нахожу базу данных русской поэзии и запускаю поиск. Формируется выборка – список цитат. Мне остаётся лишь время от времени туда подглядывать.

– А какие они, эти звёзды? – спрашиваю Козьму. – Электрические розаны, газа голубые пионы? Или ржавые, в странных прожилках? Эти звёзды как рыбки блестят?

– Это вопрос второстепенный…

– Нет, ты погоди! Надо разобраться! Хочу разобраться.

Он притворяется удивлённым:

– Откуда мне знать!

– Как – откуда? Ты мне плёл, вот только!..

Козьма глупо улыбается:

– Да какая разница-то?

– Нет, ты скажи! Ты ответь! Я понять хочу! Горние звёзды как росы?.. Или звёзды – невод, рыбы – мы, боги – призраки у тьмы?

– Слипнешься и сам увидишь…

– Да погоди ты со своим Слипанием! Годить надо. Ты сперва объясни, какие там звёзды!

– Обычные. Ну, такие…

Ясно. Как и в прежние времена, Козьма непроходимо туп в плане романтики.

– Когда человек в последний раз наблюдал их? – продолжаю я. – В реальности, имею в виду. Световое загрязнение, смог, углекислые испарения миллионов людей… В городах даже луну трудно различить! Потому и спрашиваю. Как они выглядят-то?

– Это к делу не относится, – упорствует в своей приземлённости Козьма.

Очевидно, методичка. Самостоятельно он рифмы не способен связать. Но остановиться уже не могу – вошёл во вкус.

– Пёрышко огнистое, рассветная звезда? Ядовитый изумруд звезды? А, что скажешь?.. Магнитящие и слезотворные звёзды? Звёзд иглистые алмазы? Однообразные звёзды?

– Чего пристал? – жалобно тянет Козьма.

– Плевочки, которые кто-то называет жемчужинами? Какая звезда в «слипшейся» виртуальности главная? Отвечай! Большая чёрная звезда? Предречённая звезда, что в карих сумерках всегда кукушкой окликала нас? Звезда-Полынь – ветвь иссохшая, прах выжженных пустынь?

– Да не знаю я! – сердится он.

Точнее, делает вид, будто сердится. На самом деле Козьма напуган до смерти.

– Каково там, в Слипании? – говорю я с жаром. – Говоришь, кругом пустая бесконечность? Только жёлтая заря, только звёзды ледяные, только миллионы лет?..

– С ума подвинулся? – слабеющим голосом вопрошает Козьма.

– Я тебе добра хочу! Слышишь?! Добра! – надрываюсь я. – Про звёзды расскажи! Человек облагораживается, когда вспоминает о высоких материях. Ты от меня теперь не отвертишься! Договаривай, раз начал! Звёзды – это архиважно!

Козьма ускоряет шаг, пытаясь отвязаться от меня. Я дёргаю его за рукав, разворачиваю к себе, кричу в лицо:

– Звезда зелёная, что ангел поднял в пустоту? Звезда омега?.. Весь в искрах, Сириус цветной? Немая Вега, оледенела над Землёй?

Козьма берётся за левую сторону груди, его походка становится неровной – это имитация сердечного приступа, стандартный фокус, чтобы не побили. Он как тот зверёк, притворяющийся мёртвым в случае опасности. Неужели до сих пор работает? Выглядит жеманно, а не измученно.

Я хлопаю Козьму по плечу, оправляя на нём одежду. Его колотит крупная дрожь. Возможно, я переборщил. Козьма глядит на меня во все глаза. Ждёт, что его будут бить. Значит, за ним вина, и куда большая, чем я полагал вначале.

– Ну, всё, – примирительно говорю я. – Пошутил. Эй, слышишь, шутка это была! Ты меня уговорил. Попробуем. Я полчаса уже как сделал инъекцию. Пока ты слипался с этой бабенцией… Ох, и болючий же укол! Давай прямо здесь! Чего тянуть.

Вероятно, моё представление серьёзно пошатнуло душевное равновесие Козьмы. Он должен был почуять неладное, но в панике «ляпнул» меня лбом в лоб. Вхолостую!

Совсем не больно, будто мокрым полотенцем хлестнули. Козьма забрызгал меня своими мозгами, то есть тем, что заменяет их у головоляпов. Я достаю из кармана салфетку и отираюсь. Головное желе с шипением кипит на асфальте и медленно стекается к обрубку шеи, где уже сформировалась завязь восстанавливающейся головы. Я втыкаю туда выданное заказчиком устройство – булавку из материала, к которому фирменная субстанция липкоголовых якобы толерантна. Плюю под ноги, перешагиваю тело и удаляюсь, насвистывая.

О том, что нас с Козьмой «вели», я догадываюсь, лишь когда меня настигает троица липкоголовых боевиков.

Я запрашиваю сеть, как справиться с таким количеством врагов. Программа запрашивает характеристики моего тела и сообщает: «Вы труп!», после чего перебрасывает на сайт ритуальных услуг. Мне на почту приходит приглашение на мои же собственные поминки.

Я ныряю в толпу погружённых в Слипание головоляпов, оскальзываясь в луже разлившихся под ними нечистот. Амбалы посчитали, что я решил затеряться среди неподвижных тел, и никуда не торопятся. На самом деле мне нужно, чтобы они не могли накинуться все разом. Я петляю среди статуй из плоти, крови и белой субстанции.

Тут уж не до Уголовного кодекса.

Взмахом руки я срезаю бугор с чьих-то склеившихся голов. Амбал по ту сторону застывшей троицы если и заметил мой жест, то принял его за проявление паники. Он уже тянет ко мне руки, когда я смахиваю отрезанную часть прямо ему на лысину. Сочащийся белой жидкостью кусок прилипает и уносит боевика в Слипание. Хотя бы на минуту я устранил одного из противников.

Жаль, у ляпунов нет волос – было бы удобно держать за них отрезанную часть.

Я отделяю новый пласт. С внутренним содроганием хватаю его обеими руками и бросаю в приближающегося амбала. Тот пробует уклониться, почти получается. К счастью, мой метательный снаряд разваливается в полёте и ошмётки забрызгивают лысину противника. Его тотчас выкидывает из реального мира в Слипание.

Спокойно выхожу из гайд-парка головоляпов на свободное пространство. Уж с одним противником я как-нибудь справлюсь. Кажется, амбал немного смущён.

А вот и Козьма, притащился-таки следом. Вид у него потрёпанный – не прошло даром разбрасывание мозгов по мостовой. Заметив меня, растерянно мигает. Определённо, не хочет со мной разговаривать и поэтому подскакивает к оставшемуся амбалу и, не спрашивая разрешения, утыкается лобной костью тому в затылок. Боевик содрогается всем своим огромным телом, и мне чудится, будто по замершим вокруг фигурам тоже пробегает рябь.

От греха подальше я ретируюсь так быстро, как только могу.

Ляпуны отстояли восемь дней на страже Слипания, а на девятый, невзирая на протесты родственников, правительство призвало армию содействовать санитарным службам в очистке улиц. Бойцы стройбата грузят бездыханных липкоголовых в армейские ЗИЛы и отправляют на переработку – в топки мусоросжигательных заводов. Огромное количество разлагающихся тел не представляется возможным захоронить в соответствии с традициями. Как разделять слипшихся по трое-четверо? А если перед прозектором раскорячился кластер из дюжины головоляпов?

Так в наш мир вернулась старая добрая гиперинформационная постиндустриальная реальность. Антиобщественные элементы, только и мечтающие разрушить устоявшийся порядок, самоликвидировались.

Мой любимый заказчик – ему не жалко денег, и задания он выдаёт равнодушно, будто читает с циркуляра, составленного вышестоящим сотрудником, – я начинаю догадываться, кто он. Конечно, доказательств у меня маловато – одна лишь рябь, мгновенное сотрясение тел липкоголовых. Может, это и вовсе совпадение. Может, гибель головоляпов никак не связана со шпилькой, которую я воткнул в голову Козьмы. С чего я решил, что то была флешка с вирусом? Вдруг ляпуны в самом деле удалились в своё райское Слипание? Да ведь я не собираюсь никому и ничего доказывать. Громогласно раскрывать заговоры – удел конспирологов. А мне больше по вкусу получать денежки за выполненную работу.