Назад: История вторая Кофе для истинной леди

История третья
Кофе для невлюбленных

Из расчета на чашку приготовьте смесь: одна чайная ложка с горкой кофе и пять молотых стручков кардамона. Залейте стаканом холодной воды и варите на маленьком огне, не доводя до кипения: как только начинает подниматься пена, снимите турку на полминуты с огня. После того как кофе почти закипит в третий раз, добавьте натертого имбиря по вкусу. В это же время на дно чашки выложите немного меда – подсластить напиток, вместо сахара. Когда кофе «почти закипит» в шестой раз, снимите пену столовой ложкой, перелейте кофе в чашку. Затем размешайте так, чтобы мед полностью растворился, и выкладывайте сверху кофейную пену как украшение.

Правда, готовить такой кофе людям одиноким не рекомендуется… Не зря этот рецепт называют «приворотное зелье».

У Эллиса есть множество улыбок на все случаи жизни.

Широкая, открытая и дружелюбная – для того, чтобы завоевать доверие новых знакомых. Она напоминает мне выражение лица одаренного актера, который появляется на сцене в прологе вечернего спектакля и сразу овладевает вниманием публики, даже если роль у него маленькая и неприметная. Он вроде бы и не смотрит ни на кого прямо, но улыбается каждому, прямо в сердце.

Есть улыбка заговорщическая – и ее Эллис показывает кому-то только наедине с этим кем-то, без лишних свидетелей. Как тогда, когда мы сидели с ним вдвоем на берегу ручья неподалеку от Дэлингриджа. Я рассказывала об исходе запутанного дела герцогини Дагвортской, и он улыбался именно так. Словно говорил: «У нас теперь есть тайна, Виржиния, одна на двоих. Берегите ее».

Я берегла. И тайну, и улыбку.

Для начальства – устало-вежливая. Для преступников – торжествующая, самодовольная и слегка безумная. Для других «гусей» – дружеская, но при этом неуловимо снисходительная. Насмешливая, сочувствующая, притворно-рассеянная, теплая, злая и даже обольстительная – Эллис менял улыбки, как иные меняют платья, подбирая точно по случаю.

Но когда на губах его появлялась вот такая многозначительная, довольная, лисья ухмылка – я понимала, что грядут неприятности. Причем, скорее всего, не для него, а для окружающих.

…Стоял июньский вечер, поздний, но удушающее жаркий. Медленно темнело тусклое, словно за день иссушенное солнцем небо; где-то вдалеке лениво перелаивались псы; на углу мальчишка-газетчик, охрипший и уставший, пытался сбыть поздним прохожим последние экземпляры «Бромлинских сплетен», которые уже завтра утром утратят ценность. На улице пахло едкой пылью, загнивающим Эйвоном и гарью со Смоки Халлоу. В моем же «Старом гнезде» было относительно прохладно и царил аромат пряностей и цветов. Эллис размешивал серебряной ложечкой сахар в кофе с лимоном и льдом, подперев щеку рукой, и смотрел на меня с той самой лисьей улыбкой, сулящей беды и хлопоты.

– Скажите, Виржиния, – произнес он после долгого молчания, и глаза у него стали сладкими-сладкими, как мед. – Вы ведь до сих пор не нашли водителя на замену тому пьянице и дебоширу?

– К сожалению, нет, – вздохнула я и сделала глоток из своей чашки. Мой кофе был с мятой с кунжутом, тоже холодный – по особому летнему рецепту. – Мне нужен человек с хорошими рекомендациями, хотя бы устными, не слишком старый, умеющий следить за собою, приятной наружности… Видели бы вы того ужасного рыжего бородача, которого порекомендовал сэр Шаффи! Может, ему и не страшно было ездить с таким головорезом, но я… Увольте. – Меня передернуло, стоило вспомнить последнего претендента. – И, разумеется, немаловажный пункт – водитель должен уметь держать язык за зубами.

– Теперь я понимаю, почему в вашем доме на Спэрроу-плейс так мало прислуги, – сочувственно закивал Эллис. – С этакими-то запросами. Однако спешу вас обрадовать: у меня есть на примете человек, который удовлетворяет всем требованиям. У него разве что письменных рекомендаций нет, но можете положиться в этом случае на мои слова – надежный, разумный человек, мастерски обращающийся с автомобилем, – перечислял он тоном искусителя. – Кладезь талантов! А при необходимости он сможет и защитить вас от нападения грабителя или очередного сумасшедшего убийцы.

– Звучит заманчиво, – вынужденно согласилась я. Предложение Эллиса было весьма кстати – ходить по такой жаре пешком или пользоваться омнибусом было совершенно невозможно. Да и загородное поместье Эверсанов этим летом требовало особенного внимания – там шла полным ходом реставрация бального зала и ремонт в спальнях, и мне приходилось время от времени ездить туда и самой присматривать за ходом работ. – Водитель мне совершенно необходим, вы правы. А что это за человек, ваш протеже?

– Один мой друг, весьма надежный, который нуждается в деньгах и хорошем месте, – уклончиво ответил Эллис, отводя взгляд. Улыбка стала еще коварней и многозначительней. – Он вам очень понравится, ручаюсь, Виржиния.

– Имя, послужной список, краткая биография? – Я была, возможно, слишком настойчива, но уж больно подозрительным выглядело предложение Эллиса.

– Не стану портить сюрприз.

– Эллис…

– Завтра, в этой кофейне, после полуночи, когда разойдутся последние гости.

– Да Эллис же! Я не собираюсь покупать кота в мешке!

– О, Виржиния, это такой кот, что вы на него никаких денег не пожалеете, – странным голосом произнес он и подался вперед, опираясь локтями на стол. – Так мы договорились?

– Прикажу Мэдди пропустить вас с черного хода, – сдалась я.

В конце концов, Эллис всегда добивается своего, мне его нипочем не переспорить. А если претендент не понравится, я всегда могу выставить его вон. Детектив, конечно, наверняка обидится за своего протеже, но ничего, потерпит. У меня тут не Дом призрения страждущих имени Святого Кира Эйвонского, благотворительность и работу следует разграничивать.

– Чудесно, – расслабленно откинулся в кресле Эллис, довольный, как лис, обокравший курятник. – Завтра, после полуночи. Не забудьте, Виржиния.

Разумеется, я забыла.

К слову, это была вовсе не моя вина. Просто с самого утра все в кофейне пошло не так. Присланные из лавки Аустера лилии источали столь тяжелый запах, что он перебивал даже густой кофейный аромат. У Мэдди закружилась голова, а у меня к полудню разыгралась нешуточная мигрень. Лилии унесли, но запах остался и почти в буквальном смысле он отравлял нам жизнь до конца дня.

Потом у нас сломалась холодильная камера.

К счастью, наш «Норд» стоял в подвале, чтобы шум от работы установки не мешал посетителям. Люк был хорошо изолирован. К холодильной камере мы спускались всего несколько раз за день, обычно довольствуясь только старым ледником для того, чтобы остудить пирожные, желе, кремы или шоколад. Поэтому когда лопнул один из шлангов с охлаждающей жидкостью, никто не пострадал. Протечку обнаружила Мадлен. Она открыла люк, почувствовала резкий химический запах и позвала Георга. Тот мгновенно догадался, в чем дело. Вещество в холодильной установке было весьма ядовитым, поэтому мы с Мэдди постарались побыстрее освободить кафе от посетителей, а Георг позвал констебля. Тот покачал головой, задумчиво поцокал языком – и пообещал решить проблему скорейшим образом.

В итоге через час в нашем подвале орудовали трое рабочих в закрывающих рот и нос платках, инженер и почему-то доктор из Управления спокойствия. А заправлял всем тот самый предприимчивый констебль Джонс, то и дело нервно подкручивающий усики.

Когда наш верный «Норд» вернули к жизни, мне уже не хотелось ничего, а головная боль стала воистину невыносимой. Доктор из Управления предположил, что я надышалась отравляющими парами, прописал угольный порошок и две микстуры. Миссис Хат и Георг на два голоса уговаривали меня поспать немного… Наверное, уговорили. По крайней мере, когда Мэдди поднялась в верхние комнаты, чтобы сообщить о визите Эллиса, я спала – и, конечно, думать уже забыла о новом водителе.

– Неважно выглядите, Виржиния, – жизнерадостно сообщил детектив, едва завидев меня на лестнице. – Тяжелый день?

– Весьма, – сухо ответила я и поддернула шаль на плечах – после сна мне всегда было зябко.

– О, леди Виржиния сегодня сердита, – засмеялся Эллис и обернулся назад. – Давай проходи, не тяни: даже сердитая, она тебя не съест, – и с этими словами детектив бесцеремонно вытолкнул под яркий свет лампы своего спутника.

А я так и замерла на верхней ступени, одновременно пытаясь поправить прическу и одернуть платье, потому что для любой женщины, независимо от состояния ее здоровья, от времени суток или от положения звезд на небе, стремление выглядеть хорошо перед красивым мужчиной – это непреодолимый инстинкт.

Спутник Эллиса был просто ошеломляюще прекрасен.

Таких, как он, не могут испортить ни мешковатые вытертые брюки, ни штопаная-перештопаная моряцкая блуза, ни глупая яркая повязка на голове, удерживающая волосы – смоляно-черные, жесткие, прямые. Когда человек похож на звенящую, до предела натянутую струну, когда взгляд у него такой дерзкий и гордый – социальные условности совершенно теряют значение. Если бы я была художницей, то непременно попыталась бы заполучить его в натурщики, если бы умела сочинять музыку – посвятила бы ему симфонию…

Но, к счастью, я ничего этого не умела, поэтому быстро взяла себя в руки, улыбнулась и предложила:

– Может, для начала выпьем по чашечке кофе?

– Вот видишь? – Эллис хлопнул его по плечу. – Все обязательно получится. А ты переживал!

У меня закрались справедливые сомнения в том, что этот потрясающий человек может быть хоть в чем-то неуверен. Однако я не стала ничего говорить – жестом пригласила гостей в общий зал, за столик. Мэдди – вот умница – без лишних напоминаний юркнула на кухню, за кофе. Возникшую паузу я использовала для того, чтобы рассмотреть будущего водителя… возможно, будущего водителя повнимательней.

Валтеровская фамильная циничность уже успела задушить романтический флер, в первый момент вскруживший мне голову. У прекрасного существа, снизошедшего до моей кофейни, обнаружились недостатки. Во-первых, молодой человек был бос. Это свидетельствовало или о пренебрежении общественными нормами, или о крайней бедности. И то, и другое – скверно: прислуга не должна быть эксцентричной, да и к нищим доверия никакого, потому что люди в отчаянии способны на весьма неприятные поступки. Во-вторых, с момента своего появления он не произнес ни слова. Или немой, или робкий, или невоспитанный – снова ничего хорошего.

С другой стороны, за него поручился Эллис…

– Прошу, леди.

Так. Немоту, робость или невоспитанность можно было вычеркнуть из списка недостатков. Молодой человек опередил детектива – выдвинул для меня стул по всем правилам этикета, дождался, пока я сяду, и только потом занял место напротив. Эллис, устроившийся за столиком раньше всех, поглядывал на нас снисходительно и добродушно, как деятельная тетушка-опекунша – на подросших племянников, впервые посетивших высшее общество.

– Итак, знакомьтесь, – объявил детектив, когда мы заняли места. – Эта прекрасная леди – Виржиния-Энн, графиня Эверсан и Валтер, скорее всего, твоя будущая нанимательница, – обратился он к молодому человеку. Сейчас, когда мы сидели близко, я разглядела, что глаза у него были зеленые, как малахит. Редкий цвет, колдовской. – Виржиния, рад представить вам моего воспитанника. Лайзо Маноле, очень смышленый юноша. Надеюсь, ваш будущий водитель… и телохранитель.

Память услужливо раскинула передо мной колоду разрозненных воспоминаний, как гадалка-джипси. Воспитанник Эллиса, зеленоглазый, смышленый, бедный…

«Лайзо – младшенький мой, – как наяву, зазвучал в моей голове голос Зельды. – Весь в отца пошел – красавец, не человек – огонь. Как до сих пор не оженился – не знаю».

Лайзо. Младший сын джипси и аксонца. Бывший вор, бывший воспитанник Эллиса – и чрезвычайно талантливый авантюрист и мошенник.

– Значит, Лайзо Маноле? – Я еще размышляла, но с губ сами собой слетали слова, а голос заледенел. – Нет, благодарю покорно, такого водителя мне не нужно. Я, кажется, упоминала хорошие рекомендации, Эллис. Мне нужен надежный человек. А этого… «смышленого юношу» вам следует увести. Впрочем, не торопитесь. Кофе я вас угощу, как и обещала.

– Ну-ну, Виржиния, не стоит рубить сплеча, – подкупающе улыбнулся Эллис, подаваясь вперед. – Неужели вам мало моего слова? Неужели даже теперь, когда нас с вами связывает столько секретов, вы все еще считаете, что мне нельзя доверять? Когда мы с вами столько пережили вместе!

Лайзо слушал внимательно – пожалуй, даже слишком. Мне стало не по себе. Сам Эллис называл его мошенником высшего класса… Не выйдет ли мне боком потом глупая манера детектива иронизировать по любому поводу и обращаться несколько фамильярно? Мы ведь не зря договаривались, что при посторонних – никаких «Виржиний». Мало ли что, мало ли кто…

– Прошу вас выражаться яснее, мистер Норманн, – холодно ответила я. – Я бесконечно благодарна вам за спасение моей жизни и жизни моей подруги, однако это не дает вам права переходить определенные границы.

Глаза у Эллиса неуловимо потемнели – словно небо затянулось облаками.

– Хорошо. Для вас я буду говорить исключительно простыми и ясными словами. Так что насчет доверия, леди Виржиния?

– Вы очень помогли мне – таким образом, вам выдан некий кредит доверия, мистер Норманн. Но где и когда вы слышали о пожизненных кредитах?

– Ах, так? Интересно… – протянул он и сощурился. Я почувствовала себя неуютно. Но сейчас пойти на попятный означало бы показать, что Эллис имеет надо мной определенную власть, причем не только этому Лайзо… но и самому Эллису. – И когда же истек срок моего, гм, займа?

– Он пока не истек, раз уж вы здесь, мистер Норманн, но авансы вашим друзьям я раздавать не намерена, – мягко, но непреклонно ответила я. – Доверие – слишком ценная валюта.

– А я и не прошу выдавать Лайзо аванс, леди Виржиния. Выдайте ему кредит под залог моего доброго слова.

Эллис уже не просто просил – он давил на меня. Взглядом, тоном, даже угрожающей позой – локти широко расставлены, корпус наклонен вперед.

– Вот как? Значит, скорее, вашему протеже необходима должность, а не мне – водитель? А как же вся эта прочувствованная речь о том, как нужен мне такой человек, как ваш бывший воспитанник? Неужели ложь?

– Сколько яда! Вы – не женщина, вы – шимарская древесная змея! Между прочим, я бросил все дела, когда кинулся на помощь вашей драгоценной подруге. А теперь выясняется, что на вас нельзя рассчитывать даже в такой маленькой просьбе.

– Девятое апреля – два хайрейна и черный женский платок.

– О, только не начинайте считаться, – страдальчески закатил глаза он. – Это нужно было для расследования.

– Четырнадцатое апреля – шесть хайрейнов и восемьдесят рейнов, а также билет в Королевский театр. Даже мне с моим положением нелегко было достать его за два часа до представления.

– Между прочим, это спасло жизнь семье из пятерых человек, включая троих детей!

– …и еще три займа на общую сумму в одиннадцать хайрейнов в мае; рекомендации от меня для вашей якобы сестры Сесиль, которая хотела устроиться горничной в приличный дом; семьдесят пять рейнов в начале июня; «срочно необходимое для расследования» платье Мадлен – вы его, кстати, так и не вернули…

– Какая мелочность! – Эллис вскочил со стула, красный, как застигнутый за подглядыванием в купальне мальчишка. – Вот уж не ожидал, что вы всему ведете счет, Виржиния! А платье, чтоб вы знали, я могу вернуть вам хоть завтра. Да только оно все в крови и на спине распорото. Медик из Управления меня заштопал, а вот платье, к сожалению, нет. Но если оно так дорого вашей Мадлен, то я…

– При чем тут ваша спина и это платье? Вы же не… – Я осеклась и почувствовала, что теперь уже сама заливаюсь румянцем. Эллис и платье, платье и Эллис… Нет, не хочу знать, что было за расследование такое. И думать об этом тоже не хочу. – Впрочем, оставим эту тему. Садитесь обратно, Эллис. Прошу прощения, я высказалась, пожалуй, слишком резко. Но вы должны понимать, что я не только леди, но и делец – мне свойственно вести счет, даже если я не собираюсь потом взыскивать по нему долги. Повторюсь, я благодарна вам и рада оказывать помощь… в разумных пределах. Поэтому давайте попробуем начать разговор заново, без взаимных упреков и давления. Не стоит больше эпатировать вашего протеже.

– Меня сложно эпатировать чем-то, – внезапно поднял голову Лайзо. Пока мы с Эллисом пикировались, он сидел, чинно сложив руки на столе, и молчал. – А еще я умею не слушать, молчать и забывать. Прошу прощения за свой неподобающий вид. – В голосе у него появились чарующе мягкие интонации; взгляд, темный и внимательный, завораживал. Невольно вспомнила я последнюю статью Луи ла Рона, в которой он раскрывал некоторые секреты гипнотизеров, и приняла вид небрежный и равнодушный, стала смотреть не в глаза Лайзо, а в сторону кухни, словно ожидая, когда Мэдди принесет обещанный кофе. – Я понимаю, что сейчас вы видите перед собою всего лишь оборванца с подозрительным прошлым. Не буду лгать – некоторое время назад я жил аферами и мошенничеством. Однако обстоятельства теперь таковы, что мне нужна честная работа… и новый дом. С моим прошлым к счетам и деньгам меня не допустят даже в самую бедную лавку, – с горечью произнес он. – Я бы и сам себя не допустил. Ремесло? Что ж, я могу пойти рабочим, но этих денег не хватит даже на приличную одежду, не говоря уже о комнате. Эллис не лукавил, когда говорил, что я хороший водитель, но без рекомендаций меня не возьмут ни в один дом. Леди Виржиния…

Зачарованная плавным ритмом его речи, я не сразу осознала, что Лайзо уже не сидит за столом напротив меня, а стоит на коленях у моих ног и держит меня за руку. Смуглые пальцы обжигали даже сквозь перчатку.

– Что это значит?

Я обмирала от сладкого ужаса, сердце колотилось где-то в горле, но голос у меня звучал достаточно устало и равнодушно, а рука не дрожала.

Пока.

– Это значит, что я прошу вам дать мне шанс, – спокойно ответил Лайзо, удерживая мой взгляд. – Назначьте испытательный срок, даже без жалованья. Позвольте мне проявить себя.

Не знаю, что бы я ответила… Скорее всего, согласилась бы на любые условия этого обаятельного авантюриста. Но в какой-то момент я подняла глаза и столкнулась взглядом с Мадлен. Губы у нее побелели от злости, а лицо выражало такую смесь ревности и раздражения, что это отрезвило меня, как поток холодной воды.

– Мистер Маноле, боюсь, вы не совсем понимаете, о чем просите. – Я мягко высвободила руку. – Если бы Эллис обратился ко мне с подобной просьбой осенью, я бы, разумеется, положилась на его слово и приняла вас на работу, тем более что водитель мне действительно нужен. Но этим летом – по личным причинам – я вынуждена буду вести себя очень осторожно. Как графиня я всегда на виду. Даже будь у вас кристально чистая репутация, все равно пойдут сплетни. Вам достался дар редкой красоты, – позволила я себе снисходительную улыбку. – Представьте, что будут говорить люди, если я стану появляться в свете с молодым и красивым водителем. Наверняка кто-то захочет разузнать о вас побольше… В результате у меня может пострадать репутация, а вы подвергнетесь еще большей опасности.

– Какая такая опасность? – смешно заломил брови Эллис. – Виржиния, только не говорите, что у вас есть ревнивый родственник со средневековыми понятиями о чести, который неусыпно заботится о вашей репутации.

Такой родственник у меня был, но сейчас я говорила не о нем.

– Вы почти угадали, Эллис. Не родственник. Жених. Я обручена с маркизом Рокпортом.

Вот так, я даже не солгала. Просто сместила некоторые акценты…

В глазах у Лайзо появилось престранное выражение.

– Леди Виржиния, я мог бы изменить свою внешность, хоть бы и притвориться стариком, только…

– Довольно. Мистер Маноле, не унижайтесь. Сядьте, пожалуйста, обратно на стул. Эллис, не утруждайте себя поиском аргументов – если я сказала «нет», это значит именно «нет», а не «попробуйте меня убедить». Мадлен, сердце мое, не стой там, я обещала нашим гостям кофе.

Мэдди расцвела торжествующе-радостной улыбкой. К столику она подходила, едва ли не приплясывая, а когда составляла чашки на стол, то одарила меня восторженным взглядом.

– Значит, жених. Маркиз Рокпорт.

– Да. И весной я уже имела с ним продолжительную беседу, когда на приеме у графа Хорнского кто-то имел неосторожность заметить, что некий детектив Норманн слишком часто посещает «Старое гнездо».

– И почему же я до сих пор жив и здоров? – саркастически поинтересовался Эллис.

– Потому что я сказала Ричарду, что вы довольно скучный мужчина тридцати с лишним лет, ростом ниже меня, наполовину седой, а еще – что вам я обязана жизнью, да и в кофейне вы стали уже своего рода достопримечательностью. – По мере того как я говорила, лицо у Эллиса вытягивалось все больше и больше. – Разумеется, это не совсем так, но главное, что Ричард понял – вы ему в соперники не годитесь.

– Ричард?

– Ричард Рэйвен Рокпорт.

– Маркиз.

– Совершенно верно.

– Замечательный кофе.

– Благодарю.

– Значит, работать на вас для Лайзо – не лучший выход?

– Определенно.

– Гм.

– Увы.

– Что ж, не буду больше отнимать у вас время. – Эллис поднялся и хлопнул своего бывшего воспитанника по плечу. – Идем, Лайзо.

Тот беспрекословно подчинился, но бросил на меня такой жгучий взгляд, что по спине пробежали мурашки. Я невольно сжала в кулак левую руку – ту, к которой прикасались пальцы Лайзо, горячие, как уголья из печи.

– До встречи, леди Виржиния, – улыбнулся он уголками губ.

– Не думаю, что мы еще встретимся, – ответила я ровно.

– Как знать.

– Лайзо, не неси чушь, – возмутился Эллис и обернулся ко мне, хмурясь. – Всего доброго.

Когда глухо стукнула щеколда на двери черного хода, я наконец позволила себе расслабиться и слегка распустить ворот платья. Воздуха отчаянно не хватало.

– Мэдди, будь умницей, принеси мне холодной воды. Нет, постой. Пусть Георг выдавит в воду лимонного сока.

Мадлен птичкой упорхнула на кухню. Я откинулась на спинку стула, рассеянно обмахиваясь салфеткой. Почему-то этот Лайзо Маноле не выходил у меня из головы. Сейчас, обдумывая его поведение, я поняла, что местом водителя он заинтересовался не сразу. Скорее всего, в «Старое гнездо» Лайзо пришел, делая Эллису одолжение, и поэтому нарядился так, чтобы мне и в голову не пришло взять на работу «оборванца-джипси». Но потом что-то заставило его передумать. Святые небеса, так меня еще никто не просил о работе! И я могла бы согласиться. На самом деле маркиз Рокпорт вмешивался в мои дела довольно редко – я сразу дала ему понять, что если он попытается мне приказывать, то помолвка будет разорвана в тот же день. Маркиз был другом моего отца, а брак – своего рода соглашением между Рокпортами и Эверсанами. Но за последние десять лет многое изменилось. Женщины получили большую свободу и самостоятельность, были приняты новые законы о наследовании… Пожалуй, теперь никто не удивился бы расторжению «выгодной помолвки» – маркизу в этом году исполнилось тридцать шесть, мне едва миновало двадцать, и разница в возрасте была бы существенным аргументом.

Сплетни тоже всего лишь отговорка. О визитах Эллиса в «Старое гнездо» говорили месяц или около того, а потом тема эта наскучила высшему свету.

Нет уж. Надо признаться хотя бы себе: я так резко говорила с Эллисом и отказалась брать Лайзо потому, что понимала – этот восхитительный мошенник имеет все шансы вертеть мною, как ему заблагорассудится.

Мэдди неуверенно положила мне руку на плечо.

– Что? – очнулась я от размышлений. Глаза у Мадлен были встревоженные. – Не беспокойся. Все в порядке. Эллис привел странного человека, но разве это впервые случается? А я… наверное, время просто уже позднее, вот мысли и путаются.

Я пригубила воды. Освежающая кислинка лимона смыла ощущение духоты, но тревога осталась. Мадлен растерянно смотрела то на меня, то на пустые чашки на столе. За окном было совершенно темно.

И впрямь слишком поздно, чтобы мыслить разумно.

Против ожиданий, проснулась я рано, еще восьми не было – и вполне выспалась к этому времени. Видимо, сказалось то, что накануне днем я вдоволь подремала. Утро прошло в рутинных заботах – деловые письма, финансовые документы, присланные управляющим на проверку, несколько приглашений на званые ужины – на некоторые из них следовало ответить отказом, на другие – согласиться… Когда я уже готовилась к выходу, а Эвани делала мне прическу, вдруг вошла Магда, взволнованная и бледная:

– Леди Виржиния, там такое странное творится, ну, в «Старом гнезде». – Она неловко переступила с ноги на ногу. – По телефонному аппарату, э-э-э, звонили. Мистер Белкрафт, самолично. Говорит, срочно приезжайте – вроде как у дверей утром нашли кого-то, из постоянных. То ли пьяного вусмерть, то ли больного… Ну, дальше я не поняла ничегошеньки. Там тренькнуло что-то – и тишина.

«Неужто Лайзо вернулся?» – пронеслась у меня дикая, невозможная мысль, но я сразу ее отбросила. Вчера вечером я дала четкое указание – больше не пускать воспитанника Эллиса с черного хода. Магда сказала – «кто-то из постоянных». Наверное, имелось в виду «из постоянных посетителей кофейни». Но почему Георг решил не вызвать врача, а сделать звонок мне?

Ох, не приеду – не узнаю.

– Магда, кэб уже ждет? Нет? Скверно… – Прав, прав был Эллис – мне действительно нужен личный автомобиль с водителем. И чем скорее, тем лучше. Надо заняться поисками всерьез. – Эвани, вы тоже готовьтесь к выходу. Будете меня сопровождать.

Как я ни спешила, но в «Старом гнезде» оказалась только через полчаса. Выяснить какие-либо подробности о происшествии тоже не удалось. Я попыталась сделать звонок Георгу, но телефонистка никак не могла соединить с нужным номером. А потом уже подъехал кэб, и я не стала терять время на бесплодные попытки установить связь.

Георг встретил меня на заднем крыльце.

– Доброе утро, леди Виржиния. Боюсь, день сегодня получится такой же хлопотный, как и вчера… В зале сидит мистер Калле. Он был не совсем трезв, я привел его в чувство как мог. Однако он по-прежнему настаивает на разговоре с вами, уверяет, что это очень важно… Я не стал пока звать констеблей.

– Вы правильно поступили, Георг, – улыбнулась я. Значит, Эрвин Калле. Не слишком-то похоже на его обычное поведение. Он, конечно, эксцентричен, но эксцентричность обычно проявляет в несколько иной сфере. – Мистер Калле не говорил ничего?

– Нет, – нахмурил брови Георг – происходящее явно ему не нравилось. – Он крайне взволнован и настаивает на беседе лично с вами.

– В таком случае не будем заставлять его ждать.

Не теряя больше времени, я прошла в зал. Эвани осталась на кухне с Мэдди и миссис Хат – как ни странно, эти трое вполне нашли общий язык. Эрвин Калле ждал меня, нервно расхаживая по залу. Признаков опьянения не было, но запах чувствовался даже издали. Я помедлила, но потом все же вошла в зал. Георг остался у дверей в служебное помещение, буквально в шаге от меня; случись что, он сумеет скрутить хлипкого художника.

– Доброе утро, мистер Калле, – поздоровалась я, привлекая внимание Эрвина. Тот замер так резко, что мне стало не по себе. В последнее время он красил волосы в огненно-рыжий цвет и от этого сейчас походил на безумца.

– Недоброе, леди Виржиния, для меня – недоброе… – Голос у него сорвался. – Четыре дня тому назад погиб мой близкий друг. Вероятно, вы слышали о нем. Патрик Морель.

– Конечно же, слышала… – Я почувствовала себя так, словно меня чем-то тяжелым ударили по голове. Быть того не может… Патрик Морель, звезда, блистающая на подмостках Королевского театра… Блиставшая. – Так вы были знакомы? Мои… мои соболезнования. Как это случилось?

– В Управлении спокойствия говорят, что это было самоубийство. Он повесился, – мертвым голосом ответил художник.

Самоубийство друга. Неудивительно, что Эрвин Калле в таком состоянии. Странно только, что он пришел за утешением в «Старое гнездо», а не к своей нынешней «вдохновительнице».

– К сожалению, даже самые лучшие уходят, – произнесла я, стараясь вложить в эти слова искреннее сочувствие. – Но Патрик Морель… Кто бы мог подумать, что он покончит с собою. Ведь у него было все – и красота, и талант, и главные роли в спектаклях. Поверить не могу, что его больше нет.

Эрвин Калле дернулся, словно от удара, и рассмеялся – хрипло, глухо.

– Да, у него было все… Леди Виржиния… – Внезапно он оборвал смех и шагнул вперед, судорожно сжимая кулаки. – Патрик Морель не был самоубийцей. Я точно знаю, что его убили.

– О…

– Вы не верите мне? – Эрвин бессильно поник и покачнулся, как увядший тропический цветок на холодном аксонском ветру. – Я…

– Святые небеса, только не впадайте в отчаяние! – Наплевав на правила этикета, я подошла к художнику и взяла его за руку. – Прошу вас, присядем там, за столиком. Георг, будьте любезны, сделайте нам напиток из мелиссы, меда и лимона… А вам, мистер Калле, нужно просто успокоиться и рассказать мне в подробностях, что же все-таки произошло.

Георг понятливо кивнул и скрылся в служебных помещениях. Я же отвела Эрвина к столику в самом дальнем углу, за ширмой. До открытия кофейни оставалось еще около часа, но лучше было заранее устроиться там, где никто не помешал бы разговору – и не увидел бы художника в таком плачевном состоянии. Эрвин шел послушно, цепляясь за мою руку, как ребенок – за материн подол. Мы так и сели за стол – рядом, не разнимая рук. Волосы у Эрвина были давно не мыты и свисали неопрятными перепутанными прядями. Лицо осунулось, глаза покраснели, словно он в последние дни забывал о сне и пище.

А на руках у него почти сошли постоянные пятнышки разноцветной краски – и это был самый тревожный признак. Ведь он означал, что Эрвин уже долгое время не заходит в свою мастерскую.

– Кажется, вы упоминали, что Патрик Морель был вашим другом, – начала я осторожно. Некоторые нарывы лучше вскрывать сразу. – Расскажите мне о нем. Вы давно знакомы?

Эрвин судорожно вдохнул и почти до боли сжал мои пальцы.

– Уже семь лет. Со времен учебы в Университете Иль-Ситэ, в Лютье.

– Получается, вы сблизились в студенческие годы?

– Да. К слову, дипломов мы так и не получили. – Эрвин улыбнулся – болезненно и натянуто, однако это была настоящая улыбка. – Я забросил науки ради мольберта, а Пэтси – ради сцены. Денег вечно не хватало, приходилось подрабатывать в самых разных местах. А потом Пэтси предложил безумную идею – оставить родной край и сбежать в Аксонскую Империю…

Эту историю я хорошо знала. Эрвин частенько пересказывал в кофейне всем желающим байку о том, как он пешком пересек половину материка, потратив на это почти полгода, а затем тайком пробрался на паром – и так попал в Бромли. Оказавшись в столице без единого рейна в кармане, юный мистер Калле не растерялся. Используя свой незаурядный талант к очарованию немолодых женщин, он набился в «подмастерья» к известной в то время художнице Николь Бонне. Она тоже была родом из Марсовийской Республики, тоже когда-то жила в городе Лютье и, конечно, не могла отказать в помощи своему соотечественнику – бедному, но талантливому юноше… Но я даже не подозревала, что свой путь Эрвин начинал не один, а с Патриком Морелем.

– …в Бромли наши пути разошлись. Пэтси повезло – в театре Сен-Ирэн шел спектакль, в котором на роль требовался мальчик с сильным марсовийским акцентом. Потом антрепренер заметил Пэтси и взял его в труппу. Платить не стал, зато предложил еду, место для ночлега – и возможность учиться.

И, судя по всему, юноша времени зря не терял. Это для таких людей, как я – бесконечно далеких от театра и сценического искусства, триумф Патрика Мореля был сродни появлению новой звезды на небосклоне. Явление непостижимое, находящееся во власти лишь высших сил… На самом же деле за славой Мореля стояли годы упорной работы.

Эрвин рассказывал о своем друге сначала медленно и печально, а потом все оживленней. Под конец он вспомнил одну пикантную и невероятно забавную историю с участием двух глупых актрисок и не слишком разборчивого режиссера и даже засмеялся, но вскоре опять помрачнел.

– Поверить не могу, что его больше нет, леди Виржиния, – тяжело вздохнул Эрвин. Кувшин с напитком из мелиссы и меда уже почти опустел, но дело свое он сделал. Руки у художника больше не дрожали, и речь стала спокойней и сдержанней. А может, причина была не в лекарствах, а в том, что Эрвин наконец-то выговорился? – Это произошло так неожиданно… В последнее время Пэтси во всем сопутствовала удача. Спектакли имели оглушительный успех, на скачках он поставил крупную сумму – и выиграл, даже с женщинами дела обстояли прекрасно. Пэтси говорил, что нашеел «свою единственную» и готов сделать ей предложение. – Художник низко опустил голову. Голос от этого звучал теперь приглушенно и сдавленно. – В то утро, когда Патрика нашли, он должен был прийти в мою мастерскую. Понимаете, я вдруг понял, что у меня нет ни одного его портрета. Да что там портрета – даже наброска! Пэтси сначала смеялся, однако потом согласился позировать. Мы договорились на одиннадцать утра – свет в это время хороший. Но Пэтси так и не пришел. Я прождал его весь день, а потом отправился к нему домой, чтобы хорошенько пристыдить… и узнал, что он мертв.

– Я… – Нужно было сказать «сочувствую», но подобающие случаю и ничего не значащие слова не шли с языка. – Я считаю, что вам нужно все-таки написать его портрет! – вырвалось у меня вместо этого, и я сама испугалась того, что сказала.

– Что? – От изумления художник часто-часто захлопал ресницами. – Леди Виржиния…

– Вы напишете его портрет, Эрвин, – твердо повторила я. – Нарисуете Патрика Мореля именно таким, каким знали его вы. Не публика, не коллеги по сцене, не женщины. Именно вы – тот, с кем он начинал свой путь.

Лицо Эрвина Калле словно озарилось внутренним светом. Смягчились черты лица, разгладилась постепенно горькая складка между бровями, чуть-чуть поднялись вверх уголки губ, намечая улыбку…

– Возможно, вы правы, леди Виржиния, – произнес он негромко и поднял на меня глаза. – Но сначала я должен отыскать того, кто убил Пэтси. Нет, даже не так. Того, кто выставил его слабовольным самоубийцей. И для этого я пришел к вам.

Я покачала головой и виновато улыбнулась.

– Боюсь, вы ошиблись, Эрвин. Я не караю преступников. Я всего лишь продаю кофе и сладости.

Взгляд его стал острым и безжалостным.

– Зато к вам приходит человек, который может раскрыть любую тайну и найти виновного. Алиссон Алан Норманн. Детектив Эллис. Вы ведь друзья?

Перед моим внутренним взором в одно мгновение промелькнули события вчерашней ночи. Сердито щурящийся Эллис, Лайзо Маноле – стоящий на коленях у моих ног, горячие пальцы, сжимающие мою ладонь, и освежающая разум лимонная кислинка на языке…

– Друзья? Надеюсь, что по-прежнему да. – Я тяжело вздохнула. Похоже, день сегодня будет таким же жарким, как всю последнюю неделю. Может, придумать какую-то систему охлаждения в кофейне? Навесы над окнами уже помогают мало. А если установить что-то вроде «жаровни наоборот» – с медленно тающим льдом? Или сделать в центре зала какой-нибудь фонтанчик-каскад в миниатюре? Нет, слишком глобальная задумка… да и в целом не время для подобных размышлений. Сейчас главное – Эрвин Калле и его горе. – Что вы хотите от меня, Эрвин? Устроить вам встречу с мистером Норманном?

– Я уже встречался с ним, – тоскливо ответил художник, дергая себя за рыжую прядь. – Он сказал сразу, что тут расследовать нечего, и даже слушать меня не стал.

Я немного помедлила перед тем, как ответить.

– Может, он прав и это действительно было самоубийство?

Эрвин покачал головой.

– Нет. Я знаю точно. Патрик бы никогда и ни за что… Нет. Он не мог просто вот так повеситься. Если бы вы поговорили с мистером Норманном и убедили его выслушать меня внимательно…

Как бы только от моего вмешательства хуже не стало. Особенно после того, что произошло вчера.

Но Эрвин смотрел на меня с таким отчаянием – как будто я была его последней надеждой.

И я решилась.

– Хорошо. Попробую переубедить мистера Норманна, хотя и не могу ничего обещать. Он очень… упрямый человек. С другой стороны, мистер Норманн крайне любопытен. Если получится заинтересовать его вашим делом, то он сам добьется в Управлении спокойствия инициации расследования.

– Уповаю на это, – мрачно ответил художник. – Благодарю вас, леди Виржиния… и прошу прощения за то, что ворвался в «Старое гнездо» в таком виде.

– Не извиняйтесь, мистер Калле. У вас была серьезная причина – и да уберегут небеса нас всех от подобных причин.

Вскоре начали подходить первые посетители. Как назло гостей сегодня было много – с самого открытия. Мадлен пришлось увести художника в верхние комнаты и уложить там на кушетку: после целого кувшина медово-лимонного настоя мелиссы его сморил сон, а просто вызвать кэб и отправить Эрвина домой мне совесть не позволила. Ближе к вечеру художник проснулся сам, передал через Георга уверения в своей сердечной благодарности и незаметно покинул «Старое гнездо» через черный ход.

Рассказ Эрвина Калле не выходил у меня из головы целый день. Я с видимой беззаботностью обсуждала с леди Чиртон и миссис Джонстоун фасоны летних платьев и внезапно захватившую умы бромлинских кокеток моду на бумажные зонтики в чжанском стиле, рассуждала о мифологических мотивах в последнем сборнике стихов Эмили Скаровски, поддерживала беседу о скачках и жаловалась на жару – но мысли мои постоянно возвращались то к истории Патрика Мореля, то к ссоре с Эллисом накануне.

Ближе к восьми часам в кофейню заглянул Луи ла Рон, как всегда, со свежей газетой. Я не упустила случай и расспросила его о смерти Патрика Мореля. Ей была посвящена небольшая заметка, как оказалось, во вчерашнем выпуске – всего на десять строк. Ла Рон быстро отыскал заметку на последней странице, среди некрологов. Я перечитала ее дважды и загрустила.

Такие сухие слова!

Родился, жил, умер – скорбим. Внезапно выяснилось, что не только широкая публика, но даже и близкие знакомые мало знали о нем. Вот, например, о его возлюбленной – той, с которой Патрик, по словам художника, намеревался связать себя узами брака, – даже не упоминалось.

Заметку я аккуратно вырезала и отложила. Пригодится для беседы с Эллисом. Детектив обычно приходил ближе к полуночи. Я нарочно закрыла «Старое гнездо» пораньше, сама сварила кофе и подготовила его любимые пирожные.

Однако Эллис не пришел. Ни этим вечером, ни следующим, ни через три дня.

Зато Эрвин появлялся каждый вечер. Смотрел на меня вопросительно, дожидался виноватого «Пока еще нет, мистер Калле», допивал кофе – и уходил. На четвертый день я не выдержала. Написала записку и отправила с курьером по давно наизусть зазубренному адресу.

И – приготовилась ждать.

Он постучал в двери черного хода в четверть первого. Я вздохнула с облегчением, поправила прическу, сняла льняную салфетку с блюда с пирожными. А буквально через мгновение хмурый Георг проводил Эллиса в зал и сам отправился на кухню – готовить кофе.

– Доброй ночи, леди Виржиния, – подчеркнуто вежливо поздоровался детектив. Серые глаза его были холодными, как лед. – Чем обязан такому, гм, настойчивому приглашению?

– Были причины, – улыбнулась я. – Прошу, присаживайтесь, Эллис.

Он так и остался стоять посреди зала, комкая в руках кепи.

– А если бы я не пришел? Вы правда так и сидели бы за этим столиком всю ночь, не смыкая глаз, как грозились?

– Эллис, вы знаете меня достаточно хорошо и можете сами ответить на этот вопрос, – вздохнула я и вновь указала ему на стул. – Не стойте, пожалуйста. Мадлен сейчас принесет кофе. А эти пирожные и сырное печенье я сама готовила, мне только немного помогала миссис Хат.

С видимой неохотой детектив опустился на стул и небрежно бросил кепи на стол.

– Кажется, вы упоминали, что у вас есть ко мне дело, леди Виржиния?

Я молча подвинула к нему газетную вырезку. Эллис быстро пробежал ее глазами и фыркнул.

– И что это? Новости я читаю и так. Для этого мне не обязательно заходить в «Старое гнездо», леди Виржиния.

«Никто не говорил, что это будет легко, – медленно выдохнула я и улыбнулась самой обаятельной своей улыбкой. – Соберись, Гинни».

– Мне показалось, что вам эта новость будет интересна. К тому же в этот некролог вкралась ошибка. Патрик Морель не совершал самоубийства, его убили.

– Да ну? – заломил брови домиком Эллис в комично гипертрофированном удивлении. – И откуда бы вам это знать?

– Из самого достоверного источника, – с достоинством ответила я, и детектив заинтересованно подался вперед:

– О, так это вы вздернули беднягу Мореля на веревке? Могу я считать ваши слова чистосердечным признанием?

Щеки у меня как ожгло оплеухой.

– Не говорите глупостей, Эллис. Я понимаю, что вы сердитесь на меня, но смерть человека – не повод для ерничанья. Просто выслушайте для начала. Недавно ко мне пришел мистер Калле – он весьма известный художник…

Я неторопливо пересказывала историю Эрвина, а Эллис в это время флегматично хрустел печеньем. Бесшумно подошла Мадлен и составила на стол две чашки – с кофе для детектива и с теплым ванильным молоком для меня. Эллис с видом избалованного аристократа понюхал свой напиток, поморщился – и потом милостиво изволил отпить.

Георг, наблюдавший за этим представлением от двери в служебное помещение, потемнел лицом. Ох, зря детектив так отнесся к кофе – ведь не я его готовила… А Георг – человек весьма злопамятный.

– Чего вы хотите от меня, Виржиния? – устало перебил меня Эллис на середине рассказа о бедняге Мореле. – Скажите уже прямо.

Я не стала больше затягивать.

– Возьмитесь за это дело. Найдите убийцу или убедите Эрвина Калле в том, что Патрик Морель покончил с собой.

– Делать мне больше нечего, – скривился Эллис и поднялся на ноги, решительно отодвинув стул. – Я, пожалуй, пойду, Виржиния. Спасибо за угощение и рассказ, но мне пора. Кстати, печенье вы пересолили.

– Эллис, постойте!

Я тоже резко поднялась… и тут нервное напряжение последних дней и четыре чашки кофе, выпитые с утра – между прочим, в четыре раза больше моей нормы, дали о себе знать. Голову резко повело, и я даже не опустилась – в полубессознательном состоянии осела на стул, а потом под щекой незнамо как оказался шершавый пол.

– Виржиния, вы же не думаете, что на меня можно воздействовать такими примитивными… – глухо, как из подвала, донесся до меня голос Эллиса. – Ох, проклятье! Мадлен, или кто шпионит там, за дверью, – принесите холодной воды и полотенце, быстро!

– Не надо… – Губы мои были ужасно непослушными. – Я в порядке…

– Вижу я, как вы «в порядке», – проворчал детектив, помогая мне усесться на стуле. – Куда ж вы все под стол сползаете, Виржиния… И сколько в вас весу? Я удержать точно не могу.

– Достаточно для леди.

– Лаконичный ответ.

Тут подоспела Мадлен с полным кувшином и, видимо, не разобравшись сначала, почему Эллис надо мной склонился и обхватил руками, выплеснула половину на него. Впрочем, остатков мне вполне хватило. Глотнув холодной воды и обтерев влажным полотенцем лицо, я почувствовала себя значительно лучше и даже смогла улыбнуться Эллису:

– Простите. Наверное, это из-за жары. Неважно чувствую себя в последнее время. Вы, кажется, хотели идти?

– Уже передумал. – Эллис с тяжким вздохом вернулся за стол и подпер кулаком щеку. – Виржиния, я догадываюсь, что ваш друг-художник не на пустом месте поднял шум, но заниматься всеми этими театральными делами мне совершенно не хочется. Там та еще змеиная нора, поверьте.

– А если я вас попрошу?

– А вы откликнулись на мою просьбу устроить Лайзо водителем? – сдержанно ответил Эллис. – Он, конечно, не подарок, но я просто так своим словом не разбрасываюсь. Если говорю, что вам полезен будет такой человек среди прислуги, значит, так оно и есть.

– Предположим, – опустила я ресницы. Вот и начался торг. Следовало ожидать этого, конечно. – Я готова обдумать ваше предложение снова, Эллис, если вы раскроете карты. Не люблю, когда мне морочат голову.

Он минуту поколебался, задумчиво обгрыз по краю еще одно печенье – и махнул рукой, капитулируя:

– Спрашивайте, Виржиния, чего уж там… Я отвечу.

Я собралась мгновенно. Азарт словно вымыл последние следы дурноты.

– Вы упоминали, что Лайзо Маноле – авантюрист, мошенник высокого класса. И на чем он, гм, специализировался?

– На финансовых махинациях, – улыбнулся Эллис. – Убеждать обеспеченного, но прижимистого человека расстаться с некой внушительной суммой – любимое занятие Лайзо. И, как правило, он добивается успеха. Выдать себя за другого человека, втереться в доверие, а затем обвести вокруг пальца и скрыться – вот обычная схема действий. Правда, в последнее время Лайзо стал выбирать такую рыбку, которая, образно говоря, может утащить его на глубину.

– Неужели замахнулся на аристократов? – предположила я. Эллис досадливо поморщился и нахлобучил кепи себе на голову.

– Да, вы угадали, Виржиния. Поначалу он пощипывал не слишком чистоплотных провинциальных лордов и леди – как говорится, жулик у жулика украл, но последняя его выходка… Ему наскучило мошенничество. На романтику потянуло… Помните историю с замужеством младшей дочери виконта Йорка?

– Конечно.

Кто же ее не помнил! Три недели назад самая юная леди Йорк – Эмма, кажется, – должна была обвенчаться в соборе Святого Магнуса Йоркского. Жених – капитан действующей армии, человек состоятельный, но уже немолодой, совсем не нравился семнадцатилетней Эмме. Оспаривать решение родителей у нее духу не хватило. Казалось бы, девушка смирилась со своей судьбой… Однако после окончания церемонии выяснилось, что девица, прячущая свое лицо под густой вуалью, – это не Эмма, а старшая сестра Лорин – скромная и добродетельная особа, но, увы, кривая на один глаз и потому не рассчитывавшая на такое удачное замужество. Эмма же, пока сестра ее подменяла, успела обвенчаться с молодым капралом – к слову, находящимся в подчинении у неудавшегося жениха.

Что и говорить, скандал вышел грандиозный.

– Так вот, сценарий этого действа и его воплощение – целиком заслуга Лайзо. – Очередной вздох Эллиса, мрачно поглядывающего на меня из-под козырька кепи, был прямо-таки мученическим. – Таким образом, Лайзо получил сразу двух серьезных врагов – капитана Тиббса и виконта Йорка.

– Скверно.

– Да уж ничего хорошего. Виржиния, я уже отчаялся вытащить Лайзо из трясины преступного мира, – произнес Эллис проникновенно. Глаза у него лихорадочно блестели. – Я сумел убедить его пересидеть несколько месяцев в безопасном месте – лучше всего в Бромли, среди прислуги, где никому не придет в голову его искать. Он все никак не соглашался, но после встречи с вами резко передумал. Я догадываюсь о причинах и понимаю, что они вам наверняка не понравятся… но тем не менее прошу: Виржиния, возьмите Лайзо на работу. Ему это нужно куда больше, чем вам или мне, но обещаю – вы не будете разочарованы.

– Чтобы разочароваться, нужно или верить, или надеяться. – Я отвела взгляд. – И я не собираюсь платить вашему Лайзо больше, чем любому другому претенденту. Наверняка он привык жить на широкую ногу, и вряд ли жалованья в девяносто хайрейнов в год ему будет хватать на все прихоти.

– Для водителя это хорошее жалованье, – невесело усмехнулся Эллис. – Пусть оно и намного меньше моего, но жить на него можно. Я так понимаю, жильем и едой вы прислугу обеспечиваете?

– Разумеется.

– В таком случае Лайзо этого хватит. Значит, сделка? – Эллис протянул мне руку. – Вы берете на работу Лайзо, а я разбираюсь с проблемами вашего драгоценного художника.

– Сделка. – Я скрепила уговор рукопожатием. Губы Эллиса начали расползаться в довольной улыбке. – Только не говорите мне, что вы планировали это заранее, а потому и отказали сначала Эрвину Калле.

– Не скажу, – подмигнул мне Эллис. – Пусть это останется просто догадкой.

Уже позднее, глубокой ночью спать я ложилась с чувством, что меня обвели вокруг пальца.

И кто тут мошенник высшего класса? Сдается мне, что Лайзо и в подметки не годится Эллису…

К моему удивлению, Лайзо оказался по-военному пунктуален. Он появился на пороге особняка Валтеров на Спэрроу-плэйс ровно в девять, как из-под земли вырос. У дверей его встретил Стефан в полной, самой строгой униформе дворецкого, надеваемой лишь по торжественным случаям в присутствии гостей, и проводил в малую гостиную. Там ожидал мистер Спенсер, мой управляющий. Обычно собеседования с соискателями на место в штате прислуги проходили в его кабинете или даже в офисе, на другом конце Спэрроу-плейс. Сегодняшний случай оказался исключением – ведь фактически я уже согласилась взять Лайзо на работу. Можно было бы обойтись и вовсе без формальностей, конечно. Но очень уж мне хотелось посмотреть на то, как будет держаться воспитанник Эллиса, беседуя с управляющим.

А балконы на втором ярусе гостиной позволяли сделать это незаметно.

Сперва я даже не узнала Лайзо. Он словно… потускнел, другого слова и не подобрать. Немного сгорбился, опустил плечи, нахмурился – и ушло куда-то сияние, ушла кипучая энергия, от которой раньше воздух вокруг этого человека едва ли не искрился. Пыльно-серые брюки и такой же жилет, белая рубашка, кепи, измятое так, словно его отняли у неряхи Эллиса, – все не благородных «джентльменских» оттенков, а дешевых, потертых, будто бы выцветших от частых стирок. Такой Лайзо смотрелся блекло даже рядом с мистером Спенсером – сухоньким благообразным старичком с породистым носом и бесцветными, вечно поджатыми брезгливо губами.

– Доброе утро. Вы мистер Маноле?

– Доброе утро. – Даже голос у него стал глуше. – Да, я Лайзо Маноле.

– Прекрасно, – кивнул управляющий с таким выражением лица, словно на мусор смотрел. Впрочем, такие взгляды доставались всем, за исключением только меня и – в прежние времена – леди Милдред. – Меня зовут мистер Спенсер. Я задам вам несколько вопросов, чтобы проверить ваше профессиональное соответствие тому месту, на которое вы претендуете. Итак, приступим. Рекомендаций с прежнего места вы, увы, не предоставили, поэтому спрошу для начала: каков ваш стаж работы шофером?

– Два дня.

Мистера Спенсера скрутил жестокий приступ кашля.

– И вы утверждаете, что справитесь с таким сложным устройством, как автомобиль, не имея должного опыта?

– Опыт у меня есть.

– И какого же рода? – Яду в скрипучем голосе мистера Спенсера с лихвой хватило бы лет на сто вперед, причем досталось бы вдоволь и неверным женам-отравительницам, и алчным наследникам, и даже несчастливым влюбленным перепало бы по капле.

– Я участвовал в гонках. Пять лет, – скромно потупившись, ответил Лайзо. – Автомобили – мое страстное увлечение. Не хвалясь, скажу, что в них я разбираюсь даже лучше, чем замечательно.

Вот так сюрприз! Я подавила изумленное восклицание. О таких подробностях биографии своего воспитанника Эллис умолчал.

Значит, гонщик… Любопытно.

– Вот как? – Мистер Спенсер также выглядел слегка удивленным и даже нервно поправил узел галстука. – Что ж, это хорошая новость. Насколько я понимаю, механик вы тоже неплохой?

– Более чем.

– А как обстоит дело с ориентированием в Бромли? Хорошо ли вы знаете дороги?

– Как свои пять пальцев. Я родился в этом городе.

– Мы все в нем родились, мистер Маноле, однако не многие могут по кратчайшему маршруту и без задержек добраться из Ист-хилл до Вест-хилл, – с сожалением заметил мистер Спенсер и поджал губы.

– Смею заверить, на дорогах я чувствую себя как рыба в воде. – Мне из-за ширмы было видно не все, но, судя по голосу, Лайзо улыбался.

– Надеюсь, – сухо ответил управляющий. – А что с вашим семейным положением? Вы добропорядочный семьянин, или убежденный холостяк, или, быть может, у вас есть на примете особа, с которой вы намерены связать себя узами брака?

– Еще недавно я бы сказал, что не собираюсь обременять себя браком… – В голосе Лайзо появились странные интонации. – Но не так давно я встретил ту, которой готов сделать предложение прямо сейчас. К сожалению, в моем нынешнем положении она вряд ли снизойдет до меня. Однако надеюсь через несколько лет добиться ее внимания.

В груди у меня неприятно кольнуло. Получается, и это Эллис утаил? Причина того, что джипси-мошенник решил бросить свое неправедное дело, – влюбленность? Что ж, это многое меняет. В раскаявшихся преступников я не верю, а вот в людей, готовых измениться ради семьи и будущего своих детей, – вполне.

Я поднялась и ушла – очень тихо. Не думаю, что Лайзо меня заметил, пусть он и бросал время от времени взгляды наверх, к балкону. Через некоторое время явился мистер Спенсер с докладом. Я не стала затягивать и спросила сразу:

– Что вы думаете об этом человеке? Я была бы весьма рада услышать ваше мнение, хотя на решение о приеме на работу оно, к сожалению, уже не повлияет.

– По моему твердому убеждению, мистер Маноле принесет нам множество проблем, – осуждающе покачал головою управляющий. – На первый взгляд это юноша учтивый, почтительный и разумный. Однако поверьте опытному старику, леди Виржиния: человек, у которого в глазах столько страстей, будет плохим слугой. В лучшем случае такой человек станет притязать на равенство с вами, леди. А если вы ему в этом праве откажете, он попытается взять его силой, не стесняясь в средствах. Если же и это у него не выйдет… Что ж, тогда он станет злейшим вашим врагом, – тяжело вздохнул старик. – На таких людей лучше смотреть издалека, потому что они никогда не наскучивают нам, но, будучи рядом, становятся сущим наказанием.

– Полностью согласна с вами, мистер Спенсер, – кивнула я. – Наверняка все мы не раз пожалеем, что не отказали ему от места. Но выбора у меня нет. За мистера Маноле просил мой друг, которому я многим обязана.

– С такими друзьями, леди Виржиния, и врагов не надо, уж простите за прямоту, – досадливо потер седые брови Спенсер. Этот жест у желчного старика был знаком крайнего утомления – не физического, но душевного. – Подложил вам этот друг поросеночка – да такого, из которого потом не свинья даже вырасти может, а бешеный вепрь. Впрочем, не мое дело – советовать, а если вы уж пообещали, то слова не нарушите. Как старая леди Милдред.

– А раз так, отчего не подписать с мистером Маноле договор прямо сейчас? К половине двенадцатого мне нужно быть у леди Вайтберри. Она устраивает благотворительный завтрак. Все собранные деньги, кажется, пойдут на детский дом.

– Богоугодное дело, – одобрил свысока намерения баронессы мистер Спенсер. Он благотворительность почитал за блажь и не раз корил меня за мягкость, с которой я подходила к взиманию арендной платы, например. – В таком случае я не буду медлить, леди Виржиния. Хотя будь моя воля, я бы подержал в неведении такого соискателя подольше.

– Нет необходимости, – качнула я головой. – И, будьте любезны, поставьте мистера Маноле в известность о том, что через час автомобиль должен ждать меня у ворот особняка. И что любое опоздание будет караться… чем-нибудь. Угрозу подберите на свой вкус, пожалуй.

– Нечего выбирать, раз уж розги запретили, – с явным сожалением пробормотал себе под нос мистер Спенсер. – Остается только урезанием жалованья грозиться, а такие вот гордые карман берегут куда как меньше, чем собственную спину, – и с этими словами он удалился.

Как и всегда, я была полностью согласна с мистером Спенсером. Одного только он не знал – у меня и в мыслях не было просто так принять Лайзо Маноле, с распростертыми объятиями и с приветственными фанфарами. Нет. Сегодняшний день станет для него испытанием. Если Лайзо пройдет его, то займет достойное место среди прислуги. Если же нет… Что ж, я найду другого водителя, а воспитанник Эллиса останется просто механиком в гараже. Жалованье будет ему исправно поступать, но я хотя бы огражу себя от общения с неприятным человеком.

Впрочем, искренне надеюсь, что до этого дело не дойдет.

Автомобилей в гараже особняка Валтеров было два – старый, тряский и неудобный, на газолине, и новый, с электрическим двигателем, приобретенный буквально месяц-другой назад. Приобретенный – но не купленный; это был подарок от Томаса Уолтера, гениального конструктора и владельца небольшого завода. Мистер Уолтер передал мне автомобиль, аккуратный лаково-черный «Бейкер», за символическую цену – одну чашку черного же кофе в «Старом гнезде».

Сделка была выгодной для обеих сторон. Я получала новую «игрушку», как изволил выразиться недовольный приобретением Георг, а мистер Уолтер – хорошую рекламу. Знать не спешила переходить на автомобили, несмотря на более чем полувековую их историю. Многие, особенно в загородных усадьбах, до сих пор отдавали предпочтение старинным каретам – как герцогиня Дагвортская, к примеру.

Причин было несколько.

Во-первых, знаменитый аксонский консерватизм, в высшей мере свойственный аристократии – мы тяжело принимали перемены. Даже мода у нас была сдержанней, чем на материке. Там уже царили яркие цвета, длина юбок стремительно уменьшалась, крой платья становился сложнее и сложнее, в то время как чопорные аксонские леди придерживались классики.

Во-вторых, дороги. Лошадь проходила там, где автомобиль увязал. Даже в Бромли не все проулки вымостили булыжником, кое-где после дождей появлялись настоящие болота, что уж говорить о загородных маршрутах! В этом году в парламенте решили было всерьез заняться аксонскими дорогами, однако военная клика в очередной раз получила большинство. Расходы на армию увеличили, а вот о дорогах позабыли, ограничившись ремонтом некоторых мостовых в Бромли.

В-третьих, дороговизна… нет, не самих автомобилей – ремонта. Поломки, увы, оставались пока явлением частым. Найти водителя еще получалось с горем пополам, а вот хорошего механика – уже трудно. Многие весьма талантливые люди, изобретатели или просто любители автомобилей отказывались работать «в прислуге», ведь гордости им было не занимать.

По правде говоря, я и сама недоверчиво относилась к автомобилям, но лишь до тех пор, пока не увидела «Бейкер» Уолтера – а увидев, поняла, что значит «мечта». А сейчас Лайзо с такой непередаваемой нежностью проводил рукою по сверкающему капоту моей мечты, и в груди у меня закипала… нет, не ревность, но что-то очень похожее.

– Доброе утро, леди Виржиния! – склонился Лайзо в приветственном поклоне, едва я достаточно приблизилась, и расторопно распахнул дверцу. – Прошу.

– Доброе утро, мистер Маноле, – сухо кивнула я. – Мистер Спенсер отдал вам мое расписание на сегодня?

– Да, леди, – и снова безупречный наклон головы, в котором пополам смирения и почтения.

– В таком случае не будем задерживаться. На Пайн-лейн, дом семнадцать, пожалуйста.

Салон автомобиля не был полностью закрытым, подобно кэбу или карете. Солнце свободно проникало сквозь окошки, забранные прозрачным стеклом, и от этого темно-коричневые сиденья изрядно нагрелись. Как и положено настоящей леди, я, конечно, сумела сохранить спокойно-доброжелательное выражение лица, да и юбки были достаточно пышными… Но так или иначе, улыбка Лайзо, отразившаяся в стекле, мне совершенно не понравилась.

– Надеюсь, что вы не солгали, когда говорили о своем опыте работы, мистер Маноле. Не хотелось бы мне опоздать на благотворительный завтрак.

– Мы не опоздаем, леди Виржиния. – Вот теперь он совершенно точно улыбался. – Надеюсь, вы не боитесь скорости?

– Разумеется, нет, – ответила я невозмутимо.

И только тогда, когда автомобиль разогнался настолько, что тряска стала просто невыносимой, мне стало ясно: Лайзо не хвастался, когда говорил, что пять лет занимался гонками. Дребезжали стекла, что-то оглушительно громыхало, ревело и дребезжало… К счастью, скоро мы выехали с пустынной улицы на довольно оживленную и мне не пришлось просить, чтобы Лайзо сбросил скорость – он сделал это сам, пусть и вынужденно. Я незаметно перевела дух и расправила плечи, стараясь не думать о том, какая у меня сейчас улыбка.

В лучшем случае – вымученная. Но, скорее всего, просто сумасшедшая.

Тем не менее на благотворительный завтрак мы не опоздали и к дому леди Вайтберри подъехали даже раньше, чем нужно. Я велела Лайзо сделать еще один круг, до площади и обратно – на это как раз ушли «лишние» четверть часа. Напряжение от безумного начала поездки окончательно сошло на нет. Однако оставлять выходку Лайзо без подобающего наказания я не собиралась.

– Завтрак не займет много времени, полагаю. – Голос у меня был сладким, как вишневый сироп. – Не больше часа. Я бы рекомендовала подождать моего возвращения прямо в автомобиле.

– Как скажете, леди, – покорно согласился Лайзо, пряча под козырьком кепи выражение глаз.

Вернулась я только через три с половиной часа. Гости к тому времени большей частью уже разошлись, но ведь подругам всегда найдется о чем поговорить – вот мы с леди Вайтберри и задержались немного. Обсудили и преждевременную – «Ах, какая потеря для искусства!» – смерть Патрика Мореля, и размеры сделанных гостями пожертвований, и, конечно, небывалую, удушающую жару последних дней.

Но если нам довелось только легкомысленно поболтать о погоде, то Лайзо в полной мере вкусил ее прелестей. Когда он с поклоном распахнул передо мной дверцу, то я заметила, что рукава рубашки у него липнут к коже, да и на жилете появилось едва заметное темное пятно. Шея и лицо раскраснелись, дыхание стало тяжелым – но ни словом, ни взглядом Лайзо не упрекнул меня за долгое ожидание.

Мне стало немного стыдно, но я быстро избавилась от этого чувства, чему немало поспособствовал резкий, пусть и не особенно неприятный запах, воцарившийся в салоне.

– Куда теперь, леди? – глухо поинтересовался Лайзо. Он больше не улыбался.

– На Хайвинг-стрит, двести одиннадцать, – невозмутимо напомнила я строчку из плана. – И можете не торопиться, мистер Маноле. Кажется, вам нехорошо.

– Все в совершеннейшем порядке, леди Виржиния. – Слова отдавали неуловимой издевкой. – Вы хотите проехаться вдоль реки или по жилым кварталам?

Интересно. Скажу, что хочу ехать вдоль Эйвона – и сполна наслажусь тонкими оттенками смрада от стухшей воды. А прикажу отправиться через город – и меня могут завезти в какое-нибудь жуткое местечко, вроде Смоки Халлоу.

Ну уж нет.

– На ваш выбор, мистер Маноле, – улыбнулась я и опустила ресницы. – Покажите мне, пожалуйста, лучший путь.

Лайзо как-то подозрительно закашлялся, но переспрашивать ничего не стал. А доехали мы без приключений – и Эйвон, и Смоки Халлоу я видела только издали.

Хайвинг-стрит иначе называли улицей Искусств. Именно там предпочитали снимать квартиры писатели, журналисты, музыканты, актеры, молодые поэты и, конечно, художники. Улица эта, словно река из озера, вытекала из площади Розовых каштанов, где располагался самый известный из аксонских театров – Королевский. Из постоянных гостей «Старого гнезда» трое жили на Хайвинг-стрит: Луи ла Рон, «Золотое перо» Бромли, великолепная Эмили Скаровски… и Эрвин Калле.

Вот именно к нему я и направлялась.

Конечно, вероятность днем застать художника не в студии или у друзей, а дома была крайне мала. Но мне и не требовалось видеться с ним лично. Я собиралась оставить ему записку с приглашением зайти в «Старое гнездо» сегодня после полуночи. Эллис настаивал на том, чтобы встретиться с художником в первый раз на нейтральной территории – не в Управлении и не в студии, но в то же время так, чтобы никто посторонний не мог подслушать разговор. Моя кофейня подходила для этого просто идеально.

– Прибыли, леди Виржиния.

– Прекрасно, – кивнула я благосклонно. – Наверное, вам нелегко было столько времени сидеть в автомобиле?

– Вы правы, леди.

– В таком случае можете немного размяться, доставив этот конверт на четвертый этаж вон того дома. На нужной вам двери будет табличка – «Э. Калле». Если хозяина нет дома, просто подсуньте письмо под дверь, – с неизменной улыбкой раздавала я указания. Что ж, если Лайзо не дурак, он воспользуется случаем немного освежиться и привести себя в порядок – молодые художницы со второго этажа, вечно сплетничающие в холле, наверняка не откажутся вынести такому красавцу кувшин воды. – И поторопитесь, пожалуйста. Я опаздываю в кофейню.

– Будет сделано, леди Виржиния, – без особенной радости ответил Лайзо.

Я отдала ему конверт и настроилась на долгое ожидание. Но Лайзо вернулся почти сразу же – самое большее через десять минут. Водительское кепи он держал в руке, а волосы были мокрыми и блестели.

«Попросил воды сам или его за что-то облили? – подумала я с улыбкой. – Судя по тому, что рубашка в порядке, все-таки попросил».

– Письмо я отдал невысокому рыжеволосому человеку в странной одежде, – отчитался Лайзо, вернувшись на место водителя. – Он прочитал его, поблагодарил и сказал, что непременно будет.

– Замечательно, – похвалила я Лайзо. – Что ж, теперь – в «Старое гнездо». Я там останусь, а вы, мистер Маноле… – Велик был соблазн опять оставить Лайзо дожидаться меня в автомобиле, но милосердие победило. Думаю, что бывший мошенник и так уже понял: место водителя, даже полученное по рекомендации Эллиса, – это не пирог с малиной. – А вы, пожалуй, отправляйтесь пока на Спэрроу-плейс и отдохните. До вечера я в услугах водителя не нуждаюсь. Подъедете к кофейне около половины двенадцатого. Сначала отвезете домой миссис Хат, потом вернетесь за мною. Все ли вам ясно?

– Все, леди. Благодарю за оказанное доверие.

Больше мы не обменялись ни единым словом. Хоть Лайзо и выглядел сейчас несколько лучше, но явно был нездоров. Меня же подспудно гнело неприятное чувство, что я поступила нехорошо, заставив его ждать три с половиной часа на солнцепеке.

К тому же весь день Лайзо вел себя просто безупречно…

Нет, не стоит забывать о том, что он мошенник со стажем и авантюрист по духу. Одна эта его выходка с быстрой ездой на автомобиле чего стоила! Один день в спокойствии ни о чем не говорит, да и до вечера пока далеко. Вот через неделю или две можно будет делать выводы, подарок мне достался от Эллиса или все-таки обуза.

Поживем – увидим.

День в кофейне прошел спокойно и не был омрачен никакими неприятностями. Разве что уже под вечер выяснилось, что я где-то потеряла платок – шелковый, с моим личным вензелем. Миссис Хат, узнав об этом, непритворно огорчилась.

– Терять платок, леди Виржиния, – это к слезам, – расстроенно покачала она головой. – Ох, не к добру… Пожалуй, схожу в церковь, поднесу за вас цветов святой Генриетте.

– Глупости, – нахмурился Георг, не отвлекаясь от растирания специй в ступке. В кухне сегодня пахло особенно свежо – гости предпочитали заказывать или холодный кофе с лимонной цедрой, или с кардамоном, или вовсе мятные настои. – Любому понятно, откуда появилась эта примета. Для бедняков все потери – к слезам, потому что купить новое бывает не на что. А вы, леди Виржиния, можете потерять хоть дюжину платков разом, но убытка не почувствуете. Вот если вы оборонили этот платок где-нибудь в неподобающем месте, то будут вам слезы, а нет – так и не беспокойтесь попусту.

– Я была сегодня только у леди Вайтберри, а больше нигде из автомобиля не выходила, – пожала я плечами. – Так что повода для волнения действительно нет. Просто я не помню, вынимала ли его вообще… Впрочем, не важно. Георг, чуть не позабыла сказать – сегодня мы ждем Эллиса после закрытия. Также должен подойти мистер Калле, но я не знаю, через парадный вход или нет. В любом случае впускайте и провожайте в зал.

– Опять помогаете этому бездельнику, мистеру Норманну? – В голосе Георга зазвенело осуждение. – Если иметь дело с такими людьми, обязательно попадете в историю, леди Виржиния. И это не примета, это закон.

Осаживать Георга не хотелось, еще меньше у меня было желания отстаивать в споре доброе имя Эллиса. Хотелось просто покоя – что-то подсказывало мне, что ближайшие дни или даже недели будут очень насыщенными.

Эрвин Калле, как и ожидалось, пришел заранее и устроился за дальним столиком. Кофейня к тому времени уже почти опустела. Посетителей, в общем-то, и так было немного – жара все не спадала, многие чувствовали себя неважно и предпочитали оставаться дома, потому закрыть «Гнездо» я могла бы уже в одиннадцать, если бы возникло такое желание. Мадлен отнесла художнику за счет заведения чашечку легкого «дамского» кофе со сливками и корицей. Эрвин поблагодарил, жестикулируя немного нервно – чашка едва не полетела на пол, – и, смущенный, сгорбился над столом.

Прощаясь с последними посетителями, я наблюдала за художником краем глаза. Эрвин выглядел куда лучше, чем в нашу прошлую встречу. Во-первых, он опять перекрасил волосы – теперь они были почти естественного цвета, темно-медного. Во-вторых, исчезли мешки под глазами и жутковатая бледность. Одежда стала опрятнее. Уголки губ были по-прежнему опущены, никуда не делись рваные жесты и напряжение – Эрвин как и прежде скорбел по другу, но теперь горе побуждало его не прятаться, а действовать.

И мне нравились эти перемены.

Эллис вошел в кофейню одновременно с тем, как ее покинул последний посетитель – как будто нарочно подгадал. С собой детектив принес пухлую папку с документами: газетными вырезками, какими-то желтоватыми листами, которые пестрели медицинскими терминами, записками на клочках и многим-многим другим.

– Ну-с, начнем, – плюхнул Эллис эту кипу на стол. – О, кофе! Леди Виржиния, а я могу надеяться на порцию? И мне бы перекусить что-нибудь посущественней.

– Рыбный пирог подойдет? – спросила я, пряча улыбку.

Такой Эллис – голодный, взъерошенный, полный энергии, с блестящими от азарта глазами – неизменно вызывал у меня восхищение. В эти минуты я могла простить ему все, от откровенного хамства до попыток манипулирования.

– Вполне, – зажмурился от предвкушения Эллис. – Я голоден, как… как… Словом, очень голоден. И сыру захватите, я видел его на кухне! – крикнул он мне уже вдогонку.

Посмеиваясь, я отправилась к Георгу за угощением. Надо бы принести вдобавок свежих фруктов и шоколада – говорят, сладкое способствует ясному мышлению.

Рыбный пирог, к сожалению, Мадлен успела убрать в холодильную камеру в подвале. Пришлось спускаться за ним и разогревать в печи, благо та пока не остыла. Но это заняло порядочно времени, и когда мы с Мэдди вернулись в зал, обсуждение уже шло полным ходом.

– …следов избиения или иных признаков, свидетельствующих о насильственном характере смерти, доктор Брэдфорд не обнаружил. Однако… О, Виржиния, то есть я хотел сказать – леди Виржиния, вы моя спасительница! – Эллис сунул озадаченному художнику мятые бумаги и протянул руки к блюду с пирогом, улыбаясь до ушей. – Ох, горячо!

– А вы не торопитесь, мистер Норманн, – серьезно посоветовала я. Мэдди беззвучно рассмеялась и принялась расставлять на освободившемся пространстве стола чашки, кофейник, фрукты и сладости. – И возьмите лучше вилку и нож.

– Да кому они нужны, эти вилки, – невнятно откликнулся Эллис, уже успевший впиться зубами в солидный кусок пирога. – Восхитительно, просто восхитительно! Кому мне следует адресовать комплименты?

– Пекарне на Рэббит-стрит, девятнадцать, разумеется. Именно оттуда нам каждое утро привозят тридцать пять замечательных пирогов, – невозмутимо ответила я и обратилась к Эрвину: – А вы не хотите отведать ничего посущественнее сладостей?

Художник отложил в сторону записи, в которые всматривался до этого, стремительно бледнея, и слабым голосом ответил:

– Нет, благодарю. Детали медицинского отчета были слишком… детальными.

– Тогда, может, воды?

– Браво, леди Виржиния! – рассмеялся Эллис. Он уже расправился с одним куском и потянулся за вторым. – Вы тоже прочитайте записи моего дорогого друга, доктора Брэдфорда, там немало любопытного.

– С удовольствием, мистер Норманн. Это?

– Да, это. Тут четыре страницы. Обратите внимание на те места, которые я обвел зелеными чернилами.

– Благодарю. Гм…

– Не надо! – встрепенулся художник и попытался забрать у меня листы, но я уже углубилась в чтение. – Это не для глаз леди!

– Позвольте, но тут всего лишь буквы, – резонно возразила я, силясь разобрать витиеватый докторский почерк. – Мэдди, спасибо, дорогая, можешь идти пока.

Отчет оказался не таким уж страшным. Ума не приложу, отчего тут могло замутить Эрвина – все было пристойно и по-медицински сухо. Попробовал бы он разобраться в счетах или деловых письмах, особенно часу этак в четвертом ночи… Вот где страх! От цифр в таком количестве, пожалуй, вполне может и затошнить.

Впрочем, многое из отчета я так и не поняла, так как в медицине не разбиралась совершенно, и поэтому решила уточнить у Эллиса:

– Скажите, а почему здесь что-то написано о переломе шеи? Ведь Патрик Морель вроде бы повесился?

– О, ну так бывает, если человеку везет! – воодушевленно взмахнул Эллис куском пирога. – Ну, или при большом весе жертвы. Или, например, если опора была слишком резко выбита из-под ног, особенно при жесткой или полужесткой петле, как в случае Мореля. Ярких признаков асфиксии, к слову, нет… Но не в том суть. Посмотрите третий абзац на втором листе – да, да, где находится анализ содержимого желудка. Прямо перед описанием внутренних повреждений… И третий лист, самый конец – результат исследования крови.

Я пробежала глазами те места, которые указал Эллис.

Потом еще раз.

И еще.

– Прошу, поясните, – сдалась я через несколько минут. – Вероятно, содержание кофеина указывает на то, что Патрик Морель пил много кофе?

– О, да, он любил этот напиток. – Взгляд художника подернулся печальной пеленой. Эллис усмехнулся.

– Не обязательно. Кофеин содержится не только в кофе, леди Виржиния. Те непонятные слова, которые и я-то не рискнул бы выговорить в первый раз с ходу, в основном обозначают вещества, относимые к группе алкалоидов или сапонинов. Яды, в большинстве своем. Кофеин, к слову, также алкалоид и яд – в определенных дозах.

– Получается, что Мореля отравили? – вскинулся Эрвин Калле, но Эллис его успокоил:

– Вряд ли. Дозы незначительные, для отравления их не хватает. Нет, Патрик Морель повесился, и сделал он это именно сам – все признаки указывают именно на это. Но ведь не обязательно накидывать человеку петлю на шею, чтобы убить его… иногда достаточно подтолкнуть. – Эллис легонько щелкнул ногтем по серебряной ложечке, и она с глухим звоном упала на пол. – Однако вернемся к веществам в крови Патрика Мореля. По отдельности они не значат ничего. Но если сложить все вместе… Чаще подобные вещества получают из растений. Картина, которая вырисовывается из отчетов, могла бы возникнуть, если бы погибший постоянно принимал средства, основанные на вытяжках и экстрактах из таких растений, как женьшень, дамиана, дереза и еще некоторых растений семейства пасленовых.

Эллис умолк многозначительно, а я все еще не понимала, к чему он клонит.

– Я слышала, что из женьшеня делают лекарства, но остальные названия мне не знакомы. Для чего используют эти растения?

Эллис почему-то замешкался с объяснением, и ответ пришел с неожиданной стороны.

– Женьшень, дамиан и волчья ягода, говорите? Да любовное зелье из них варят.

– Лайзо?!

– Мистер Маноле?!

Мы с Эллисом обернулись одновременно, но он – с радостью, а я – с досадой.

Мой новый водитель стоял в дверях и нахально улыбался. В руке у него было яблоко, ярко-красное и только раз надкушенное.

– Простите, леди Виржиния. – Лайзо спрятал яблоко за спину и с церемонной почтительностью поклонился мне. – Я уже отвез миссис Хат и дожидался вас на кухне, да случайно разговор услышал. Если пожелаете, могу и подробнее ответить, да только, – взгляд у него стал хитрющим, – не для ушей леди такие разговоры.

– Леди Виржиния – из тех леди, которые могут с помощью одной только трости отбиться от убийцы, вооруженного острейшим ножом, не побоятся наставить на преследователя револьвер или в одиночку пойти в комнату, где, возможно, обитают призраки, – без тени улыбки ответил Эллис прежде, чем я нашла подходящие слова. – А только что она читала отчет о вскрытии, продолжая пить кофе, и чашка даже ни разу не звякнула о блюдце сильнее, чем обычно. Так что вряд ли леди Виржинию смутит рассказ о том, что Патрика Мореля, возможно, регулярно опаивали афродизиаками.

– Чем? – переспросила я механически, чувствуя, что краснею.

– Любовным зельем, – охотно подсказал Лайзо, перекидывая яблоко из одной руки в другую. – И почему ж сразу «опаивали»? Может, он сам принимал.

– Патрик бы не стал, у него никогда не было затруднений в постели. Он мог бы сразу двоих… – задумчиво пробормотал Эрвин Калле и, взглянув на меня, осекся. Щеки у меня уже просто-напросто пылали. – Извините нас, леди Виржиния, за неподобающие разговоры.

Я кивнула и с трудом сделала очередной глоток кофе, чудом не расколотив чашку, когда ставила ее на блюдце.

Эллис расхохотался.

– Ох, мистер Калле, слышали бы вы, какие разговоры ведут нежные леди за чашкой чая с близкими подругами! «Неподобающими» эти темы становятся только в присутствии мужчин, – и он повернулся к Лайзо: – Что ж, ты или садись, или выходи, посередине зала стоять не надо.

Теперь я звякнула чашкой уже намеренно. Этого – и строго взгляда – хватило, чтобы Лайзо, воодушевившийся было, скромно опустил взгляд и с приличествующим случаю почтением произнес:

– С вашего позволения я бы лучше подождал на кухне. Прошу прощения, леди Виржиния, – снова поклонился он и вышел.

Воцарилось неловкое молчание. Прервал его, разумеется, Эллис.

– Э… ну, с другой стороны, в кухне все наши разговоры прекрасно слышно, – светло улыбнулся он. – В общем-то, медицинские факты мы обсудили. Можно переходить к версиям. Итак, первая и главная версия – доведение до самоубийства с целью получения выгоды, – уверенно объявил Эллис. – Достоверно известно, что Патрик Морель не так давно выиграл крупную сумму на скачках. Так вот, в протоколах осмотра места происшествия и в справке из банка, где мистер Морель имел счет, ничего об этих деньгах не известно. Мистер Калле, сколько там было?

– Две тысячи хайрейнов, – с готовностью откликнулся художник. – Выплатили в Ярби, две недели назад.

– Две тысячи, Святые небеса! Да ради таких денег иной наизнанку вывернется, а уж человека убить – раз плюнуть. – детектив выразительно провел большим пальцем по своей шее. – Берем эту версию за основную. Под подозрение попадают сотрудники букмекерской конторы в Ярби, случайные свидетели выигрыша, друзья, которым он хвастался, и, конечно, мифическая невеста Мореля. Вторая версия – несчастная любовь. И тут опять в подозреваемых эта самая невеста, которую никто не видел, а также обиженные соперницы и ревнивые поклонники невесты. Третья версия… ну, предположим, профессиональная зависть. Надо опросить тех, кто работал с Морелем в театре. Четвертая версия – самоубийство по личным причинам. Сюда входит и шантаж, и разочарование в жизни, и внезапное известие о мучительной и смертельной болезни, и многое другое.

– Невозможно!

– Ну-ну, спокойнее, мистер Калле, возможно и такое. Иногда люди совершают самые неожиданные поступки… Итак, остановимся пока на четырех самых вероятных версиях. Осмотром места происшествия, сбором улик и опросом свидетелей я займусь сам, но кое-какая помощь мне не помешает. – Взгляд Эллиса стал задумчивым.

– Сделаю все, что в моих силах, – с энтузиазмом пообещал художник. Эллис повеселел:

– Вот и замечательно. Вот вам задание – разузнайте о невесте Мореля. Советую вам взять легенду – «у меня есть запечатанное письмо от Патрика Мореля, которое я должен передать его невесте лично в руки». Учтите, что если виновата именно та женщина, она может попытаться убить вас. Постарайтесь не ходить в одиночку, не открывать дверь незнакомым людям и так далее.

– Я готов рискнуть, – с мрачной уверенностью, не вязавшейся с его обычным легкомыслием, заявил Эрвин. – К тому же у меня есть один мальчишка в подмастерьях. Раньше он жил при студии, теперь я могу как бы за заслуги пригласить его переехать ко мне. Думаю, что уж при свидетелях-то убивать меня не станут.

– Как знать, – качнул головой Эллис и добавил задумчиво: – Да, кстати. Есть и пить в незнакомых местах тоже не надо. Раз Патрика Мореля, возможно, опаивали умеренно ядовитыми смесями, то и на вашу долю убийца вряд ли поскупится.

– Понимаю.

– Теперь вы, леди Виржиния, – обернулся детектив ко мне. – Эта кофейня – прекрасное место для сбора слухов. Вот и поспрашивайте, случались ли неожиданные смерти в среде людей искусства в последнее время. И о самом Патрике Мореле поспрашивайте. Только постарайтесь сделать это незаметно.

«Как?» – хотела я спросить и тут мне в голову пришла идея. Немного сумасшедшая, но определенно удачная… и к тому же выгодная для меня и «Старого гнезда».

– Хорошо, – улыбнулась я. – С превеликим удовольствием.

На том и порешили.

Мы еще полчаса посидели, допили кофе, посетовали на погоду, а потом разошлись. Я, тщательно давя зевоту, села в машину, услужливо подогнанную Лайзо к самому входу. Эллис и Эрвин распрощались со мною и, негромко переговариваясь, отправились куда-то вниз по авеню Роул. Им нужно было многое обсудить, а мне – обдумать хорошенько план своего воистину грандиозного мероприятия.

– Вы в порядке, леди Виржиния?

– Я? Ох, да, конечно, просто слегка утомилась. – Вопрос Лайзо вырвал меня из глубокой дремы. – Смотрите лучше за дорогой, а не за мной.

– Одно другому не мешает. – Кажется, он улыбался, хотя лица его я не видела и не могла сказать точно. – А как ваше здоровье в целом, леди? Мать моя говорила, что у вас пошаливает сердце и обмороки случаются.

– Теперь уже реже, спасибо ее замечательному рецепту. – Поддерживать беседу мне не хотелось совершенно, но Лайзо напомнил мне, что Зельде я была обязана избавлением от недуга. – При встрече обязательно передайте ей мою сердечную благодарность.

– Передам, передам, то-то она рада будет, – развеселился Лайзо. Похоже, я сказала что-то очень польстившее его самолюбию. – Вы не стесняйтесь, леди Виржиния. Если почувствуете себя плохо – ну их, докторов этих. Моя мать любого профессора за пояс заткнет!

– Охотно верю, – улыбнулась я и отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Спать хотелось неимоверно, а мне нужно было хотя бы приблизительно, вчерне набросать статьи расходов по грядущему мероприятию… мероприятию, да…

Задремала я незаметно, а очнулась резко, будто от пощечины.

На руках у мужчины.

Чужого.

Дремучие инстинкты сработали раньше, чем во мне проснулась леди, и я без лишних размышлений и предупреждений со всей своей яростью ударила кулаком в подбородок незнакомцу. Много силы не требовалось – верная серебряная роза бабушкиного кольца была оружием сама по себе. Мужчина охнул, глотая ругательства, но только сжал меня крепче.

– Спокойно, леди Виржиния, – произнес он знакомым голосом, и только тут, придя в себя окончательно, я узнала беднягу Лайзо. – Я вас сейчас поставлю на пол, хорошо? Мы не одни. Здесь ваша горничная, а мистер Питтс запирает дверь.

– Магда и Стефан тут? – Я почувствовала облегчение. – Да, будьте любезны, отпустите меня и объяснитесь.

– Это все я виновата, леди Виржиния, моя глупая голова придумала, с меня и спрос! – подскочила Магда, испуганно заламывая руки. Голос у нее был тоньше и пронзительней обычного. – Вы так притомились, видать, что уснули, так будить было жалко! Вот я мистера Маноле-то и попросила вас наверх снести. Ну, раньше-то мистер Питтс или мистер Белкрафт так делали, мы и думать не думали, что вы так напугаетесь!

– Хватит, Магда, я не сержусь. – Я слегка наклонилась, якобы расправляя юбки, а на самом деле – скрывая смущение. И впрямь, несколько раз мне случалось утомиться настолько, что Георг вынужден был относить меня в спальню в полудреме, и там уже Магда или приводила меня в чувство, или, если добудиться было никак нельзя, разувала и укрывала одеялом. – Мистер Маноле, впредь прошу воздержаться от подобных… инициатив. Завтра извольте быть готовым к поездке уже в десять часов. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – откликнулся он до странного низким и будто бы охрипшим голосом.

Уже на самом верху лестницы я не удержалась и оглянулась через плечо. Лайзо стоял посреди холла и прижимал пальцы к ссадине на подбородке, задумчиво прикрыв глаза. Машинально я отерла бабушкино кольцо о юбку. Крови на нем быть никак не могло, но все-таки…

«Завтра же велю почистить и то, и другое», – пообещала я себе.

Сны в эту ночь были тревожными и полными необъяснимого чувства вины.

День мой начался даже раньше обычного – около семи. Составить план вчера так и не получилось, пришлось отложить его «на завтра». Вышло солидное прибавление к обычной порции утренней документации. Но к тому времени, как в кабинет вошел мистер Спенсер, я уже четко знала, что мне нужно.

Мы обменялись дежурными приветствиями, а после сразу перешли к делу.

– Мистер Спенсер, через четыре дня в «Старом гнезде» состоится тематический вечер. Меню я согласую с мистером Белкрафтом и миссис Хат, а от вас мне требуется вот что. Нужно закупить предметы по списку, – я передала ему лист бумаги. – Обратите внимание на цветы. Заказать их нужно уже сейчас, а доставить – именно утром перед открытием кофейни. Цветы должны быть исключительно траурные, белые и темно-красные, никаких ярких или тропических. Далее, свечи. Главный критерий – без запаха. Подсвечники берем в аренду, так дешевле, контору присмотрите на свой вкус. Остальное я расписала довольно подробно.

– Будет исполнено наилучшим образом, леди Виржиния. Только позвольте уточнить, – нахмурил седые брови управляющий. – Вам нужно… тут написано – девять театральных афиш для представлений, где главные роли исполнял Патрик Морель?

– Совершенно верно, – невозмутимо подтвердила я. – Не найдете девять – отыщите хотя бы четыре. И вот еще. Сегодня же переговорите с редактором «Бромлинских сплетен». В вечерней газете, на крайний случай – в утренней, должна появиться заметка. Примерный текст – на обратной стороне списка.

– «В „Старом гнезде“ состоится вечер памяти Патрика Мореля», – задумчиво, нараспев прочитал мистер Спенсер. – Что ж, это многое объясняет. Хорошая идея, леди Виржиния, и очень своевременная. Давно о «Старом гнезде» не говорили в свете.

– Пора напомнить о нас лордам и леди в таком случае.

– Согласен, леди Виржиния.

Вечером того же дня я рассказала Эллису о своем замысле. И, более того, пригласила поучаствовать.

– Мне? – переспросил недоверчиво детектив. – Полно, Виржиния. Если я затешусь среди гостей, то это будет сродни вывеске «Держите язык за зубами, не говорите ничего интересного – идет расследование!». Нет, я, конечно, могу загримироваться и прикинуться каким-нибудь провинциальным аристократом, случайно попавшим в кофейню, но…

– Нет нужды, – улыбнулась я. – Как правило, для тематических вечеров мы нанимаем двух-трех официантов, потому что гостей приходит больше обычного, а некоторые напитки и легкие закуски подаются бесплатно – получается некий гибрид салона и обычной кофейни. На этот раз, возможно, я вообще откажусь от мысли брать оплату, но не об этом речь. Видите ли, так как вечер посвящен Патрику Морелю, покойному, увы, официанты наденут театральные «маски печали». Лица видно не будет.

Глаза Эллиса загорелись от восторга.

– Вы предлагаете мне поработать разносчиком, Виржиния? Потолкаться незаметно среди знати и богемы? А голова-то у вас хорошо соображает!

– Благодарю, – польщено опустила я глаза. – И, к слову, не стоит бояться, что ваше инкогнито будет раскрыто другими официантами. В целях экономии я обычно привлекаю к этой работе прислугу из особняка Валтеров. На сей раз помочь Мадлен и мне, за отдельную плату, разумеется, согласилась мисс Тайлер, один из младших садовников и ассистент мистера Спенсера.

– Ассистента поменяйте на Лайзо, и все будет замечательно, – посоветовал Эллис, бросив на меня быстрый взгляд. – Ему не впервой прикидываться слугой. Глаз у него острый, а слух – чуткий.

– Он сейчас и есть слуга, – машинально возразила я, но, подумав, согласилась с Эллисом. – Хорошо, только ассистент уже согласился, потому я просто найму Лайзо сверх штата.

– Вот и прекрасно, – солнечно улыбнулся Эллис. – Вы умница, Виржиния!

Лично договариваться с Лайзо я так и не стала – передала предложение и получила согласие через Стефана. Мы вообще разговаривали в последние дни унизительно мало – неловкость после того происшествия не оставляла меня. Подчеркнуто вежливые приветствия утром и такие же вежливые прощания ночью, у дверей особняка Валтеров, и ни слова сверх того. Магда, кажется, осуждала меня, и не только она – Лайзо быстро завоевал любовь женской половины прислуги в доме и работников «Старого гнезда», исключая разве что Мадлен, и уважение мужской половины. Мне уже случалось видеть его и за картами со старым садовником, и за невинным разговором с Эвани Тайлер… Пожалуй, я даже слегка ревновала своих людей – проверенных и честных, дорогих мне, – к этому обаятельному мошеннику.

Три дня пролетели незаметно. А утром четвертого, примеряя перед зеркалом платье для вечера памяти Патрика Мореля, я вспомнила, что так и не велела почистить бабушкино кольцо.

И – ощутила приступ суеверного страха.

– Леди Виржиния, автомобиль к воротам подали! – радостно сообщила Магда, вернувшись в комнату и замерла, заметив мой хмурый взгляд. – Ой, да не случилось ли чего? Может, платье тесновато оказалось? Или рассердил вас кто? Вы уж простите, ежели не в свое дело лезу…

– Что? – растерялась на мгновение я. Пожалуй, даже Магде не стоило говорить, что расстроила меня собственная реакция. Оглядываясь на прошедшие дни, я внезапно осознала, что избегала общества Лайзо вовсе не из-за недоверчивости, обиды или классовой неприязни. Нет. Я попросту боялась Лайзо – его обаяния, легкости, с которой он завязывал дружбу с другими людьми и вызывал их доверие, собственной мимолетной симпатии к нему в первую нашу встречу. – О, нет, Магда, все в порядке. Просто вечер предстоит не из веселых – будем вспоминать Патрика Мореля, да упокоится его душа на небесах. Такой человек ушел из жизни и так внезапно!

– Ну, я хоть про него и не слыхала ничегошеньки, а все ж жалко – молодой был, – бесхитростно созналась Магда. – А ежели талантливый, так вдвойне.

«А если он не сам „ушел“, а его убили, то втройне», – мрачно подумала я, а вслух сказала:

– Очень талантливый, поверьте, Магда, – и напоследок вновь глянула в зеркало. – Да, отвыкла я от траурных платьев… Кажется, оно меня старит.

– Ну, так и не след к такому привыкать, – вздохнула Магда. – Да и в траур горе горькое одевается, как в народе-то говорят, а горе никому к лицу не бывает.

– Пожалуй, что так.

Лайзо, успевший задремать в кабине «Бейкера», дожидался меня не у самых ворот, а чуть поодаль, под большим цветущим каштаном. Я было состроила недовольное лицо, но быстро вспомнила, что сама же велела ставить автомобиль в тень, чтобы сиденья не нагревались. Вспомнила – и разозлилась, уже на себя. «Быть мелочной и мстительной – недостойно леди», – говорила моя бабушка. Правда, она же и добавляла потом: «Настоящая леди один раз выражает свое неудовольствие, а потом просто покупает для обидчика мышьяк».

Разумный подход, но мне пока лучше ограничиться первой частью совета. Тем более что Лайзо, словно интуитивно почувствовавший мое приближение, уже очнулся от дремы. Упрекнуть его было не за что, а ворчать попусту – себя не уважать.

– Добрый день, леди Виржиния. – Он распахнул передо мной дверцу и почтительно склонил голову.

– Добрый день, мистер Маноле, – кивнула я и заставила себя улыбнуться. – Не волнуетесь?

– Ну, у меня в жизни было много поводов для волнения, но работа в кофейне – это отдых. Даже если придется одновременно помогать Эллису, – пожал плечам Лайзо и бросил на меня хитрый взгляд через плечо. – А вы, леди Виржиния? Волнуетесь?

– Нет. Подсчитываю убытки. – Я отвернулась к окну. – Поезжайте, мистер Маноле. И не торопитесь – времени у нас в запасе много.

Вчера всю вторую половину дня шел дождь, но облегчения он не принес. Невероятная жара вернулась с новым утром, только теперь пыль в канавах размокла и превратилась в дурно пахнущую кашу, да и то не вся. Не сравнить с прошлым летом или даже с нынешней весной, ведь лошадей от года к году становилось меньше, и навоза на улицах поубавилось, а благодаря введенным в мае штрафам «за грязь» хозяева магазинов, ресторанов и жилых домов стали прибирать тротуары напротив своих владений.

Но чистого, свежего воздуха отчаянно не хватало.

«Правильно делают те, кто на лето покидает Бромли и отправляется за город, – подумала я, обмахиваясь веером. Вездесущая пыль, казалось, проникала повсюду, забивалась в глаза, в нос, в рот, налипала на влажную от жары кожу. Ежевечерних прохладных ванн становилось недостаточно. – Как только закончится это дело, а загородное поместье приведут в порядок, непременно закрою кофейню и уеду на месяц».

«Бейкер» подъехал к черному входу «Старого гнезда» и остановился. В кофейне я отправилась сразу в зал, где Георг руководил слугами, завершающими последние приготовления к вечеру памяти, а Лайзо – наверх, переодеваться в костюм официанта.

– Леди Виржиния, вот и вы! День добрый, – с порога поприветствовал меня Георг.

– Добрый день, – поздоровалась я, входя в помещение, и нахмурилась, не сразу сообразив, что за светловолосый мужчина стоит рядом с Георгом, но потом пригляделась и рассмеялась от неожиданности: – Мистер Норманн, а вы изменились!

– А, вы про это? – Эллис ухмыльнулся и потянул за прядь. – Парик. Мистер Калле одолжил. Мои волосы были уж слишком приметными.

– Соглашусь. К слову, мистер Норманн, всегда хотела спросить… – Момент был подходящим, и я решилась. – Почему у вас такой странный цвет волос?

Эллис застыл на мгновение, а потом хитро улыбнулся.

– Это секрет, леди Виржиния. Итак, когда вы открываете кофейню?

– Первые гости должны подойти к семи. – Я бросила взгляд на большие настенные часы. – То есть у нас три с половиной часа. Георг, скажите, как обстоят дела с едой и напитками?

– Закуски, сладости и фрукты имеются в количестве, достаточном для ста десяти человек, – с готовностью ответил Георг, оттесняя Эллиса. Детектив хмыкнул и отступил в сторону, с преувеличенным вниманием разглядывая букеты на столах, венки на стенах и афиши. – После статьи в газете запрашивали приглашения триста человек, мы выслали семьдесят билетов, поэтому еды должно хватить. Травяные настои и чаи мы также по возможности заготовили заранее. А вот что касается кофе, то, как известно, при хранении он теряет вкус, поэтому только холодные виды кофейных коктейлей…

Мне казалось, что три с половиной часа – это много, но они пролетели за одно мгновение. Забот было – не перечесть. Сначала оказалось, что не хватает цветов, и пришлось срочно посылать за ними в лавку; потом упала и смялась самая красивая афиша, с которой улыбался Патрик Морель, светловолосый, голубоглазый и предвкушающий первый свой триумф; затем спустилась с верхнего этажа мисс Тайлер и уведомила меня, что у ее маски оторвались завязки… Но без пяти семь последняя белая гвоздика заняла свое место в вазе, маска была починена, афиша заклеена, а к парадному входу подъехал первый автомобиль.

Разумеется, всех опередила леди Вайтберри, на сей раз прибывшая вместе с супругом, бароном, мужчиной неопределенных лет и неопределенной же наружности – невнятного оттенка волосы, слегка одутловатое лицо, глаза, совершенно скрытые за толстыми стеклами очков и растерянно-философская улыбка. Никакого налета аристократичности не было и в помине. Пожалуй, если бы мне случилось встретить лорда Вайтберри посреди улицы, я бы не отличила его от журналиста или, скажем, не слишком преуспевающего адвоката.

Мы обменялись приветствиями, и я пригласила гостей в кофейню.

– О, леди Виржиния, простите, что мы прибыли так рано, – прощебетала птичкой Эмбер. Барон, по обыкновению, отмалчивался, отдавая супруге инициативу в беседе. – Но мне так хотелось спокойно рассмотреть убранство «Старого гнезда» до того, как соберутся приглашенные. Ведь вы наверняка придумали что-то необыкновенное!

– Что вы, ничего особенного. – Я польщенно опустила глаза.

– Нет, я уверена в обратном… Какая свежесть! – расцвела восхищенной улыбкой Эмбер, переступив порог. – Леди Виржиния, здесь просто царство прохлады, как вы добились этого? У меня дома сущее пекло!

– В вазах для цветов – очень холодная вода. А там, где раньше были ниши, мы установили емкости со льдом и задрапировали шелком…

Вскоре после четы Вайтберри стали подъезжать и другие приглашенные. Вторым на пороге кофейни появился Луи ла Рон, у которого было исключительное право на освещение этого вечера в прессе. А потом коллеги и друзья Мореля, аристократы и постоянные гости кофейни начали прибывать так быстро, что я не успевала встречать всех у входа. К счастью, посетителям было чем себя занять. Мистер Йеннсен, режиссер театра Сен-Ирэн, открывший Морелю дорогу в большое искусство, любезно согласился принять мое приглашение и рассказывал теперь всем желающим о юности великого актера. Вдоль северной стены был установлен длинный стол с легкими закусками и кувшинами с охлажденным яблочным соком. Гостей обслуживал помощник управляющего – разливал напитки, выдавал десертные вилки и тарелки, собирал грязную посуду, которую Мэдди потом уносила на кухню.

Постепенно разговоры становились громче и непринужденнее. В воспоминаниях друзей Морель представал очень светлым и добрым человеком, обладающим в то же время тонкой нервной организацией. На сцене он не играл – жил, словно сливаясь с каждой своей ролью. Но как только занавес опускался, а аплодисменты стихали, Морель вновь становился самим собой.

Но, конечно, были у него и враги.

– Леди Виржиния, в этом театре творились ужасные, ужасные вещи, – грудным голосом говорила мне Филис Макнайт, статная черноглазая и темноволосая женщина с дерзким изгибом губ, актриса, обреченная на амплуа роковой красавицы. – У нас была этакая пустышка, Джин Чисхолм ее звали, вечно играла служанок или неудачливых младших дочерей. Так вот, она вбила себе в голову, что Патрик – любовь всей ее жизни. Ну, смешно на самом деле. Кому нужны дуры, да к тому же с кривыми ногами… Так вот, она все грозилась отравить его синильной кислотой, если он не обратит на нее внимание.

– И чем дело закончилось? – с замиранием сердца спрашивала я. Неужели подозреваемая?

– Уволили дурочку, разумеется, – цинично пожимала плечами Филис. – А потом бедняжка то ли отравилась сама, то ли уехала к тетке в Гемсбург. По крайней мере, больше мы о ней не слышали.

И так заканчивалась большая часть историй.

Ближе к половине девятого я едва не столкнулась с Эрвином Калле. Он был бледен, как сама смерть, но весьма оживлен. Похоже, ему тяжело приходилось в этом зале, среди афиш, с которых смотрел Патрик Морель, среди разговоров о тех днях, когда актер был жив… Но Эрвин держался.

– Леди Виржиния, я узнал одну неприятную вещь, – сообщил он мне громким шепотом, подозрительно оглядываясь по сторонам. Гости, разумеется, были увлечены своими беседами, на нас никто внимания не обращал – что такого, если хозяйка вечера остановилась перекинуться словечком с очередным скорбящим? – Похоже, пропала невеста Пэтси. И, боюсь, она мертва. Мне в руки попал адрес, где она проживала, и я наведался туда. Хозяйка жилья, похоже, пребывает в полнейшем неведении. Она жаловалась мне, что та девушка задерживает плату, а когда я внес задолженность, любезно вручила ключ. Так вот, в квартире стоит ужасный…

Что стояло в квартире невесты Мореля, я так и не узнала, потому что внезапно раздался звон бьющегося стекла, женский визг и разговоры как обрезало. Театрально-выразительная тишина длилась мгновение, а потом какой-то мужчина крикнул зло:

– Да что ты понимаешь в этом! Именно такой смерти он и заслуживал!

– Никто не заслуживает смерти, тем более такой.

А этот волнующий низкий голос я уже узнала. Филис Макнайт.

– Одну минуту, мистер Калле, – натянуто улыбнулась я остолбеневшему художнику и, одернув юбки, поспешила к месту разгорающегося скандала.

Отыскать его было нетрудно – гости будто бы нарочно выстроились ровным кружком, жадно наблюдая за сварой. Луи ла Рон быстро-быстро строчил что-то в записной книжке, карандаш порхал над страницей, словно живой. Я представила, как завтра в газете появится заметка – «Бывшие коллеги Мореля не сошлись во взглядах на его смерть» – и мне стало мерзко.

Впрочем, будущую статью ла Рон обещал обсудить со мной.

– Добрый вечер, господа! – громко произнесла я, проталкиваясь к спорщикам. – Святые небеса, мисс Макнайт, вы так бледны – может, вам стоит присесть там, в уголке, и освежиться фруктовым соком? Официант принесет вам бокал. – Я сделала знак одному из «слуг» – кажется, Лайзо. Тот подскочил и замер в полупоклоне рядом с актрисой. Филис Макнайт мгновенно поняла намек и, благодарно склонив голову, последовала за Лайзо. Многие мужчины невольно провожали ее взглядами. Широкие шелестящие юбки, неправдоподобно тонкая талия, гордо выпрямленная спина и тяжелые, блестящие, словно навощенные, локоны, ниспадающие на плечи, – оскорбленное божество, а не земная женщина. – Пока глубокоуважаемая мисс Макнайт отдыхает, не могли бы вы прояснить, что здесь произошло, мистер…? К сожалению, не помню, есть ли ваше имя в пригласительных списках…

Скандалист промолчал и лишь упрямо поджал губы. Довольно высокий и, определенно, слишком смазливый для мужчины, он выглядел типичным представителем богемы – таким, какими представляют актеров, музыкантов и художников люди, далекие от искусства. Одежда излишне смелого фасона, собранные в короткую косицу светлые волосы, томный взгляд… впрочем, последнее легко можно было приписать влиянию алкоголя. Либо Георг слишком щедро добавил ликера в кофе по рецепту «Головокружение», либо неизвестный успел помянуть Мореля вином до визита в кофейню.

– Это Эсмонд Палмер, – шаром выкатился из толпы ведущий режиссер Королевского театра мистер Клермон, на ходу отирая лысину. – Приношу свои извинения, леди Виржиния. Я взял на себя смелость пригласить несколько актеров, близко знакомых с мистером Морелем, упокой Господи его душу… Но мистер Палмер слишком чувствителен, гм, к согревающим напиткам. Я думаю, что он не имел в виду ничего плохого.

– Я сказал именно то, что хотел! – яростно выкрикнул Палмер, подаваясь вперед. Лицо у него наливалось краской, словно в преддверии апоплексического удара. – Он жил, как трус, и умер, как трус, другой смерти и не заслуживал! – Голос Палмера постепенно набирал силу, и к концу тирады он гремел над кофейней, подобно грому небесному. – И хоронить его следует за оградой церкви не потому, что он самоубийца, а потому, что трус!

– Мистер Палмер! – Я не была актрисой, но тоже голосом своим владеть умела неплохо. – Извольте придержать ваш язвительный язык! Мы собрались здесь для того, чтобы вспомнить о том, каким прекрасным человеком, каким великим актером был Патрик Морель, а не для того, чтобы слушать грязные наветы!

– А вот и не слушайте! – Палмер подхватил еще одну чашку и – дзонг! – шваркнул ею о пол. Я зажмурилась инстинктивно и почувствовала, как мелкие осколки стучат по туфлям. – Все вы закончите так же, все! Помяните мое слово!

– Убирайтесь вон. Немедленно.

– И уйду. Тризна лжи, вот что это такое! – Палмер развернулся на каблуках, только взметнулся лиловый шарф, и, пошатываясь, пошел к дверям. Следом за ним выскользнул кто-то в костюме официанта – наверняка Лайзо Маноле.

Вот теперь он сможет расспросить Палмера без свидетелей. И делу польза, и урона для репутации моей кофейни не будет. Прекрасно.

Впрочем, гости не спешили расходиться по залу и выбрасывать из головы случившееся. Видимо, все-таки потребуется мое вмешательство. Что ж, попробую…

– Грустно видеть, как низменные страсти лишают человека разума, – негромко произнесла я, не отводя печального взгляда от уже захлопнувшейся двери, за которой скрылся Палмер. – Если к скорби примешивается яд зависти, то человек начинает отравлять злыми словами всех вокруг… и, что страшнее всего, самого себя. Я не знаю, что побудило Эсмонда Палмера устроить эту отвратительную сцену, однако надеюсь, что он совладает со своими страстями и найдет утешение… Друзья! – Я обернулась к гостям. – В этот вечер мы вспоминаем Патрика Мореля, того, чей талант сиял подобно звезде; его свет привлекал и добрые взгляды, и злые… Но давайте хотя бы сегодня постараемся стать хозяевами своим страстям. Скорбеть, но не склоняться к унынию. Восхищаться, но не опускаться до зависти. Жалеть об уходе этого прекрасного человека, но не осуждать. И да будут небеса милосердны к Патрику Морелю… и к нам всем.

Я умолкла. Молчали и гости, пряча взгляды, а некоторые украдкой осеняли себя священным кругом. Ни шепотка, ни даже вздоха…

– Да будут милосердны! – разбил хрустально-хрупкую тишину чистый голос леди Вайтберри, и это словно послужило условным сигналом. Постепенно вновь стали завязываться беседы, а тут еще и Эллис-официант подоспел с очередной порцией деликатесных закусок от миссис Хат и Георга. Ну как тут сохранять мрачность?

Конечно, прежняя непринужденность вернулась не сразу. Я смогла лишь немного отвлечь внимание гостей, но многие из них нет-нет да и поглядывали в сторону двери. Ох, и натворил этот Палмер дел… Надеюсь, что он принесет хоть какую-то пользу.

К слову о пользе. Надо еще переговорить с ла Роном и отсоветовать ему писать об актерских склоках. Кофейне моей ни к чему скандальная слава; репутация – штука хрупкая, иногда бывает достаточно одного неверного слова, чтобы ее погубить.

Журналиста я обнаружила беседующим с Филис Макнайт. Актриса весьма охотно отвечала на вопросы – наверное, рассчитывала на то, что упоминание ее имени в статье привлечет новых поклонников. Заметив меня, ла Рон торопливо извинился и оставил огорченную Макнайт в одиночестве.

– Леди Виржиния, я уже по вашим глазам вижу, о чем вы хотите попросить, – начал он с места в карьер. – Это касается неожиданной вспышки гнева мистера Палмера?

– Верно, – кивнула я с облегчением. – Рада, что вы понимаете. «Старое гнездо» всегда было островком спокойствия и эталоном хорошего вкуса.

– Оно им и останется! – горячо откликнулся журналист. – Но, леди Виржиния, это же великолепная концовка для статьи!

– Что именно… склока? – Я несколько растерялась.

– Нет же! Ваша речь, леди Виржиния! – вдохновенно сверкнул очками ла Рон. – Вы только представьте, как это прозвучит! «…И да будут небеса милосердны к Патрику Морелю… и к нам всем, – произнесла графиня Эверсанская, и лица собравшихся исполнились благочестия. И даже я, закоренелый циник, ощутил необыкновенно светлое чувство…» Как вам?

– Слащаво.

– Вы жестоки.

– А вы бессовестны, – вздохнула я. – Впрочем, мне остается лишь довериться вашему таланту. Тема, как понимаете, деликатная. Смерть Патрика Мореля – ужасная трагедия, подобных которым не было давно…

– Ну, в прошлом году, кажется, отравился известный писатель, Дикон Шарль. Писал о сиротках, благодатная тема, знаете ли.

– Да, пожалуй, – вежливо согласилась я, хотя о сиротах знала только из разговоров с мистером Райтером, меценатом и учредителем какого-то детского приюта. Вот уж странное хобби – чем бы я никогда не стала заниматься, так это сиротскими делами. – Кажется, я слышала о таком писателе, но даже не догадывалась, что он… Постойте-ка, что он сделал?

– Отравился.

«Прекрасно!» – чуть было не воскликнула я, но сдержалась. Наверняка меня поймут неправильно. Но как знать, для Эллиса новость о смерти мистера Шарля может быть весьма полезна. Вдруг это зацепка, а не просто совпадение?

– Любопытная история, – осторожно заметила я, поощряя ла Рона пуститься в подробный рассказ. – И вы освещали это печальное событие?

– Я, – скромно потупился журналист, но я видела, что он польщен. – Была у меня одна статейка… Если желаете, могу принести подборку – у меня материалы разложены по темам.

– Таинственные смерти в мире искусства? – задумчиво протянула я. – Ох, не сочтите это проявлением дурного вкуса, но… мне было бы очень интересно! Особенно в вашем исполнении.

Ла Рон просиял.

– Буду счастлив прислать вам копии моих работ, леди Виржиния. Завтра же займусь этим.

– Договорились, – улыбнулась я.

Похоже, Эллису придется расщедриться на похвалу для одной начинающей сыщицы-графини.

«Вечер памяти» закончился глубоко за полночь. Я намеревалась закрыть двери кофейни за последним гостем уже в десять часов, но карты мне спутала погода. Сначала невыносимую духоту последних дней, пуховой периной накрывшую город, вспороли яростные порывы ветра; с востока подтянулись иссиня-черные тучи и за какие-то полчаса так обложили небо, что словно до срока наступила ночь. Не успели мы опомниться, как полил дождь – сплошной стеной.

Не выставлять же гостей на улицу в такое ненастье?

Я вздохнула про себя, мысленно подсчитала убытки, а вслух предложила всем еще по одному кофе – «напоследок» – и радушно улыбнулась. Мне предстояло по меньшей мере два часа вынужденных развлечений, однако ноги уже сейчас не держали, а от запаха кофе, корицы и шоколада мутило.

– С вами все в порядке, леди Виржиния? – обеспокоенно поинтересовался Георг, когда гости наконец разошлись и зал опустел.

– Да. Вполне. – Я воистину титаническим усилием воли заставила себя подняться с такого удобного стула. Патрик Морель сочувственно улыбался мне с афиши. – Какое счастье, что завтра кофейня будет закрыта. Вот уж не думала, что так устану…

– Шутка ли – не спать почти два дня, – вздохнул Георг, подавая мне руку. – Поезжайте домой, леди Виржиния.

– Не могу. Я обещала мистеру Норманну, что после приема мы обсудим, что удалось узнать… Ох!

Я запнулась о порожек между кухней и залом, и если бы не Георг, поддержавший меня под локоть, наверняка бы упала.

– Обойдется ваш мистер Норманн, – проворчал Георг, но не успела я возразить, как в разговор вмешался сам Эллис:

– Не обойдусь, разумеется, но подожду. При всех моих недостатках я не имею привычки пытать леди. Да и завтра от вас будет больше проку, Виржиния, – цинично добавил он. – Впрочем, если хотите оказать мне помощь – разрешите остаться переночевать здесь, на втором этаже, а не возвращаться через половину города. Боюсь, гроза прекратилась ненадолго – видите, как посверкивает в небе?

От нахальства просьбы я даже немного взбодрилась.

– Здесь? Боюсь, что это невозможно, Эллис. Видите ли, верхние комнаты принадлежат Мадлен. Я не стану оставлять ее наедине даже с джентльменом. – Я оглянулась, чтобы убедиться, что Мэдди далеко и не слышит нас. – И, кроме всего прочего, она побаивается мужчин. Иногда.

О том, что Мэдди не переносит присутствие только строгих, облагороженных сединами и высоких джентльменов, я предпочла умолчать.

– Понимаю. – Глаза у Эллиса стали совершенно несчастными. – В таком случае могу я хотя бы попросить вас, чтобы меня потом отвез Лайзо? Когда он вернется, разумеется.

– А он пока не вернулся? – переспросила я. Святые небеса, надеюсь, с ним все в порядке и он задержался лишь потому, что пережидал где-то ливень… и, надеюсь, он очень скоро возвратится, потому что идти пешком в особняк мне совсем не хочется.

Впрочем, лично я, если придется, смогу переночевать и здесь, а уже утром отправиться домой.

– Вроде бы нет. – Эллис вытянул из кармана часы на цепочке. – Но прошло не так уж много времени, не беспокойтесь. К тому же Лайзо всегда выполняет обещания, поэтому если он подрядился доставить вас в особняк сегодня, то так и будет. Виржи… – Детектив скосил глаза на очень недовольного Георга и поправился: – Леди Виржиния, могу я хотя бы умыться где-нибудь? Признаться, носить парик в такую жару весьма утомительно. И как мистер Калле может надевать их постоянно – ума не приложу!

– Спросите у него, – вздохнула я. Надо было бы поинтересоваться, при чем это здесь Эрвин и парики и почему он якобы их все время носит, но сил не осталось даже на любопытство. Завтра поинтересуюсь, если вспомню. – А умыться можно наверху, можно даже освежиться целиком – у Мадлен самые современные апартаменты, есть не только ванна, но и душ.

Эллис расцвел солнечной улыбкой.

– Это было бы просто великолепно! – Он стащил парик, брезгливо принюхался к нему и провел рукой по своим волосам, влажным и оттого немного вьющимся. – Думаю, просить у мисс Мадлен проводить меня было бы немного нетактично. Мистер Белкрафт, могу ли я рассчитывать на вашу помощь?

– Разумеется, – сухо ответил Георг. – Если уж леди Виржиния разрешила, то возразить мне нечего.

– Ох, не будьте таким ворчуном, мистер Белкрафт! – Парик Эллиса полетел на стол, за ним последовал и длинный сюртук, и бабочка, и узкий пояс… Я испугалась было, что детектив и вовсе разденется прямо на кухне, но, к счастью, на этом он остановился. – К слову, о занудах и ворчунах, леди Виржиния. Мистер Калле спит где-то в зале, посмотрите, пожалуйста.

– А разве он не ушел? – поразилась я.

– Конечно, нет, – обернулся Эллис уже в дверях, сонно щурясь. – Мы же договаривались обсудить новую информацию. Кто же знал, что вечеринка так затянется?

– Вечер памяти, Эллис, вечер памяти, а не вечеринка. – Я с трудом подавила неподобающий леди зевок. – Идите уже. Мистер Белкрафт тоже устал, и он вовсе не обязан быть вашим проводником.

– Слушаюсь, леди, – иронично отсалютовал мне детектив и поплелся за Георгом, позевывая. На мгновение я ему позавидовала – а потом отправилась заниматься делами насущными. Но перед этим украдкой ополоснула лицо над раковиной на кухне. Не душ, конечно, но хоть немного бодрит.

«Старое гнездо» опустело. Разошлись гости, слуг я давным-давно распустила со строгим наказом прийти завтра с утра и привести кофейню в порядок, даже миссис Хат – и та отправилась спать в комнаты наверху. По залу бродила сомнамбулой Мэдди, рассеянно гася свечи.

– Шла бы ты спать, милая. – Я осторожно коснулась ее плеча, и Мадлен подняла на меня сонные глаза цвета горячего шоколада. – Я закончу тут со светильниками, так или иначе мне нужно еще поговорить с мистером Калле… К слову, где он?

Мадлен вяло, без обычной своей экспрессии, указала рукою в дальний угол. Я присмотрелась и не смогла сдержать удивленного вздоха. Художник сладко спал, уронив голову на стол и накрывшись одной из скатертей. Мэдди улыбнулась, выразительно постучала двумя пальцами себе по лбу и развела руками.

– Что поделаешь, все люди искусства немного с чудинкой, – согласилась я. – Иди спать, Мадлен… Ох, чуть не забыла – не пугайся, если услышишь шум в ванной комнате. Я разрешила мистеру Норманну воспользоваться твоим душем, раз уж день выдался такой утомительный.

Мэдди недовольно тряхнула рыжими кудряшками и скрестила руки на груди.

– Да, да, в следующий раз я обязательно посоветуюсь с тобой. Не сердись, дорогая.

Устало улыбнувшись – мол, не сержусь, – она обняла меня напоследок и отправилась к служебным помещениям, через которые был выход наверх, в жилые апартаменты. Я же, подавив малодушное желание вернуться на кухню и там дождаться Георга, который мог решить бы любые проблемы, подошла к художнику.

– Мистер Калле! – Я осторожно тронула его за плечо, но он даже не шелохнулся, только сопеть стал громче. – Ну же, просыпайтесь. Вы так и не рассказали, что такого ужасного увидели в апартаментах невесты Мореля.

По правде говоря, мне было уже абсолютно безразлично, что там такое нашел художник. Да он и не спешил рассеивать туман неизвестности – дернул плечом, сбрасывая мою руку, и продолжил сладко спать.

– Мистер Калле! – слегка повысила голос я. – Тут вам не гостиница. Просыпайтесь же! – И снова никакого результата, если не считать за таковой то, что художник немного повернул голову, и теперь я со своего места видела только его лохматый затылок. Сразу вспомнились слова Эллиса о «париках мистера Калле»…

…и я в порыве озорного настроения потянула за темно-рыжую прядку. А что? Если художник проснется, я извинюсь и сделаю вид, что просто его будила. А нет – так удовлетворю наконец любопытство.

Конечно, с первого раза ничего не получилось. Я справедливо рассудила, что это не тот случай, когда стоит использовать силу вместо логики и, пользуясь тем, что Эрвин продолжал крепко спать, склонилась над ним, внимательно осматривая в тусклом свечном свете его лицо. Отвела густые пряди со лба, потом – холодея от собственной смелости – провела пальцами надо лбом, вдоль линии роста волос.

И почти сразу нащупала маленький «порожек».

Остальное было делом техники. Всего через минуту я освободила Эрвина от парика и только тогда, взвешивая в руке тяжелую копну искусственных волос и глядя на по-военному коротко стриженный, абсолютно седой затылок, задумалась, зачем мне это было нужно. Через некоторое время мне стало абсолютно ясно, что надеть злосчастный парик обратно на Эрвина я не смогу, а будить художника все-таки придется. Вот неприятность!

Однако придется как-то разрешать эту некрасивую ситуацию.

Аккуратно положив компрометирующую улику на стол, я приняла самый что ни есть невозмутимый вид и принялась уже всерьез расталкивать художника.

– Вам помочь? – раздался у меня за спиной хриплый голос, и от неожиданности я едва не подпрыгнула. К счастью, это оказался всего лишь Лайзо – мокрый и взъерошенный, как искупавшийся в ручье кот. – Немного холодной воды – и он взбодрится. Впрочем, есть и другие способы, более милосердные. Позволите мне? – предложил он с издевательски почтительным полупоклоном.

– Прошу, – улыбнулась я, гадая, видел ли Лайзо мое неподобающее поведение или подошел позже. Раз ничего не сказал – значит, наверное, не видел, но эта многозначительная улыбка, эти нахальные нотки… – Только не пугайте его. Говорят, у людей искусства тонкая душевная организация.

– Я осторожно, – пообещал Лайзо со зловещей ухмылкой.

Мне оставалось только смириться с судьбой и понадеяться на лучшее.

Лайзо же, особенно не смущаясь моим присутствием, наклонился над художником, запрокинул ему голову, быстро хлопнул его по щекам, по лбу и ткнул пальцем куда-то над плечом. Эрвин тоненько ойкнул и подскочил как ошпаренный.

– Что? Что? – испуганно выдохнул он, осоловело хлопая глазами. – А где гости?

– Разошлись.

– А я?…

– Вы уснули, мистер Калле, и добудиться вас мог только мистер Маноле, спасибо ему за помощь, – любезно пояснила я. – Боюсь, что сейчас вам придется покинуть кофейню. Обсуждение насущных вопросов мистер Норманн решил отложить на завтрашнее утро. Или день, – подумав, добавила я. – Словом, приходите в кофейню к вечеру, примерно к шести.

– Хорошо, – растерянно согласился художник, и тут взгляд его упал на ворох темно-рыжих кудрей на скатерти. Безотчетным движением Эрвин коснулся затылка и залился румянцем. – Простите мой неподобающий вид… – Художник по-детски непосредственно спрятал парик за спину. – Э-э… Я пойду, пожалуй? – и он начал осторожно пятиться к двери.

– Нет, погодите! – спохватилась я. – Скажите сначала, что такого ужасного вы увидели в той комнате?

– Беспорядок, – промямлил Эрвин, нащупывая ручку двери. – Леди Виржиния, я пойду. Доброй ночи… и, небесами заклинаю, не говорите никому об этом! – Он быстро коснулся рукою короткого ежика седых волос и был таков.

Разумеется, рассчитывать дальше на сколько-нибудь разумный диалог было бы глупо. Быстро распрощавшись с Георгом и договорившись о том, что Лайзо потом подвезет и его, и Эллиса, я направилась к автомобилю. Даже несмотря на пролившуюся на Бромли грозу, дышать было тяжело; остро пахло намокшей пылью и вымытой до скрипа листвой. Где-то вдалеке погромыхивало, клубящиеся иссиня-черные тучи озарялись голубоватыми отсверками. Ветер влажным дыханием ласкал кожу – свежо после духоты кофейни, почти до дрожи свежо…

– Леди Виржиния?

Горячие пальцы осторожно коснулись моей руки, и я медленно, как будто очарованная, обернулась.

– Вы в порядке?

Лицо Лайзо – бледное пятно среди теней. Даже на человека не похоже – скорее, на призрак.

– Да, – отвела я взгляд. – Не могли бы вы идти впереди и показывать дорогу? Я не слишком хорошо вижу в темноте.

Кажется, Лайзо улыбнулся.

– Тогда лучше сделаем так. Позвольте вашу ладонь, леди Виржиния?

И, не дожидаясь разрешения, он крепко сжал мои пальцы – и потянул меня вниз по улице, за угол. Запоздало я сообразила, что лучше было бы выходить не через главный вход, а через черный, но было уже поздно. Хлюпала под ногами вода, ветер налетал порывами – еще чуть-чуть, и опять сорвется с неба сплошным потоком яростный летний ливень. Туфли оскальзывались на мостовой, но отчего-то не страшно было упасть – словно я превратилась в куклу на веревочках в руках умелого мастера.

Тяжелая, крупная капля ударила по плечу. И другая – по широким полям шляпки, потом – по спине, снова по шляпке и по плечам… Но прежде чем отдельные капли превратились в ливень, мы успели спрятаться в автомобиле. И только тогда накрыло – как сплошной стеной. Наверное, с четверть часа ни я, ни Лайзо не шевелились и сохраняли молчание. А потом он предложил тихо:

– Возвращаемся домой?

– Да.

Уж не знаю, что мог разглядеть Лайзо за пеленой дождя, но мы добрались без происшествий и достаточно быстро. Я ненадолго осталась в машине, пока он ходил за зонтом. Потом – вежливое прощание, и Лайзо отправился развозить по домам Георга и Эллиса.

Вот и все.

Несмотря на страшную усталость, я настояла на горячей ванне и кружке теплого молока с ванилью на ночь. Ведь завтра можно будет встать попозже – так почему бы и не потянуть время? Одним словом, в спальню я попала уже около двух часов пополуночи. После ванны воздух в комнате мне показался прохладным и свежим. Окна были распахнуты настежь; дождь уже закончился, и тучи начали расходиться. На всякий случай я прикрыла ставни, потом, не торопясь, подошла к кровати, откинула одеяло и только собралась лечь, как заметила на простынях что-то странное. Серо-коричневый… порошок? Или… измельченные листья?

Я наклонилась и размяла щепоть между пальцами. Запах был слабым, но очень знакомым. Вишневый табак. Бабушкин.

Странно.

Впрочем, так или иначе, но на грязной постели я спать не собиралась. Магда еще не легла и поэтому на звон колокольчика откликнулась быстро.

– Что случилось-то, леди Виржиния? Принести что-нибудь? – Бодрая скороговорка Магды только усугубляла раздражение.

– Нет, скорее, унести, – уточнила я и обличительно ткнула пальцем в простыни. – Тут грязь. Магда, будьте любезны, перестелите мне постель. И перину перетряхните, если не сложно.

– Ох, простите меня, слепую курицу! – так искренне огорчилась горничная, что мне даже стало немного стыдно. – Мусор-то, видать, насыпался, а я и не заметила…

– Ничего страшного, – улыбнулась я через силу. – Просто уберите это, и довольно будет.

Но на этом «грязные» сюрпризы не закончились. Когда Магда сняла с кровати перину, чтобы встряхнуть, то на пол выпала какая-то странная ветка. Я бы и не обратила внимания, если бы не изумленное восклицание служанки:

– Святая Роберта, а что ж тут ведьмин узел делает?

– Какой-какой узел? – насторожилась я.

– Да ведьмин, – смутилась Магда. – Вы, леди Виржиния, ничего такого в голову не берите, у меня язык болтливый. Вот слышали вы про ведьмино помело? Ну, это коли ветки на дереве от ствола растут в одном месте, да густо-густо так, или на одной веточке сразу много прутиков. Ну, а ведьмин узел – это ежели лоза виноградная или, к примеру, прут ивовый навроде вот такого сам собой в узел завяжется. Ну, садовник наш вроде как говорит, что это болезнь такая, вот.

– Отвратительно, – скривилась я. – Магда, будьте добры, бросьте потом эту больную ветку в печь на кухне… Нет, сожгите в печи прямо сейчас! Чтобы духу этой пакости в моем доме не было. И думать не хочу, как она туда попала.

Лицо у Магды сделалось задумчивым.

– Коли попала, так ее положил кто-то. А чтоб положить, надобно было в вашу спальню пройти, – глубокомысленно изрекла она наконец. – Вы, леди Виржиния, токмо не волнуйтесь. Я прикажу Тому, ну, помощнику садовникову, чтоб он за домом-то приглядывал. Видно, кто-то из своих пошутить захотел, да только такие шутки не к добру, – покачала она головой.

– Отчего же?

– Да поговаривают, порчу такой штукой навести можно.

– Глупости, – фыркнула я, однако настроение испортилось окончательно. Возник даже большой соблазн перебраться на ночь в другую комнату, но усталость взяла свое.

Я и не заметила, как уснула.

Небо напоминает перевернутую чашу из прозрачного черно-синего стекла. Луна – серебряная монета на донце чаши; свет заливает комнату как молоко, ложится неровными белесыми пятнами на ковры, на одеяла, на вышитый край наволочки и щекочет мне щеки.

Леди Милдред в бархатном платье с юбками до самого пола стоит у подоконника и покачивает в пальцах массивную трубку, и профиль на фоне лунного диска четкий, как на старинной камее.

– Боже правый, каков наглец… – бормочет бабушка. – Прямо у меня под носом покушается на единственную внучку… Я ему устрою, будет знать, как связываться с Валтерами!

Последняя часть фразы звучит уже в полный голос, и я испуганно подскакиваю на кровати, сжимая в руках край одеяла.

Бабушка оборачивается ко мне, и лицо ее превращается в темное пятно – как будто рябь по воде проходит.

– Спи, Гинни. Спи и ничего не бойся, – мягко говорит леди Милдред и отворачивается. Бледные пальцы подносят курительную трубку к лунному лучу, и в ней словно искорка вспыхивает. Почти сразу же из трубки начинает подниматься тоненький серебристый дымок. Постепенно он становится гуще и гуще, как заварной крем. Леди Милдред выжидает с минуту, а затем подносит мундштук к губам и с удовольствием вдыхает ароматный дым. – Спи спокойно, Гинни. А с ним я разберусь сама.

Верить бабушке – это привычка, не исчезнувшая даже после ее смерти. И поэтому я не спорю попусту, а закрываю глаза.

И сплю.

Утро прошло в рутинных делах и хлопотах – счета, деловые письма, несколько жалоб от арендаторов, докладные записки с фабрики и прочее, прочее, уже давно набившее оскомину. О ночном происшествии я старалась не вспоминать, хотя меня так и тянуло спросить у Магды, сожгла ли она злополучную ветку. Ближе к полудню пришли от мистера Спенсера расходные ведомости по вчерашнему вечеру, и о мистике на время пришлось позабыть. Траты выходили порядочные… Но огорчаться я не спешила. Во-первых, на званые обеды и ужины, а также балы и тому подобные мероприятия в сезон аристократы обычно спускали гораздо больше. Во-вторых, основной доход я получала все-таки не от кофейни, а от земель и от фабрики. В-третьих…

Впрочем, хватает и двух причин.

Едва я покончила с бумагами, как вошла Магда и сообщила, что курьер принес объемистый конверт. Обратного адреса не было.

– А никакой карточки не прилагалось?

– Нет, леди, – жизнерадостно отозвалась Магда.

Я вздохнула, поколебалась – и вскрыла конверт.

Внутри оказались газетные вырезки – много, очень много.

Похоже, Луи ла Рон выполнил обещание.

– Хорошие новости, леди? – поинтересовалась Магда.

– Очень. – Я улыбнулась. – Да, кстати, скажите мистеру Маноле, чтобы через полчаса автомобиль был готов. Нужно присмотреть за тем, как приводят в порядок кофейню.

– Будет сделано, леди Виржиния, – откликнулась она и вдруг нахмурилась. – Только, это, мистер Маноле-то приболел, верно. Я его утречком видала, так он к гаражам шел, и, доложу вам, бледный был и замученный, словно всю ночь не спамши.

– Неудивительно, – пожала плечами я. – Вчера ему пришлось развозить людей после того, как он уже доставил меня домой. Но если мистер Маноле действительно болен, пусть возьмет выходной. Сегодня у меня много свободного времени и ни одной деловой встречи, а до кофейни я могу прогуляться и пешком. Так и передайте ему, Магда.

Как бы то ни было, но пренебрегать обязанностями водителя Лайзо не стал. Ровно через полчаса «Бейкер» уже ждал меня. Устраиваясь на мягком сиденье, я невольно удивилась, как раньше справлялась без автомобиля. Графиня путешествует в омнибусе или на своих двоих, кому расскажешь – и не поверят! И я бы сейчас тоже приняла подобное за досужий вымысел.

Быстро же мы привыкаем к благам…

После грозы Бромли посвежел. Дождь отмыл пропыленную листву, и к нам словно вернулась ненадолго цветущая весна. Горожане тоже вздохнули свободнее: на улицах стало вдвое больше экипажей и автомобилей, почтенные леди и джентльмены неспешно совершали моцион, прогуливаясь по аллеям парка Найтбридж или вдоль живописной Гарден-стрит. Пожалуй, если бы пришлось открыть сегодня кофейню, то без посетителей бы мы не осталось, даже наоборот, пришлось бы кое-кому отказать.

Впрочем, для того чтобы окупить расходы на вечер памяти Патрика Мореля, нужно по меньшей мере десять удачных дней. Остается надеяться, что для расследования это мероприятие оказалось более полезным, чем для моего банковского счета.

Тем временем автомобиль подъехал к «Старому гнезду». Лайзо с некоторой задержкой вышел и открыл для меня дверцу. Только тогда обратила внимание на то, что его смуглое лицо стало землисто-серым, как у больного, и вспомнила о словах Магды. Он подал мне руку, помогая выбраться из салона, и я вздрогнула – пальцы были холоднее льда. По нынешней-то летней жаре!

– Спасибо, – улыбнулась я Лайзо, хотя благодарить за нечто само собой разумеющееся было странно. – Мистер Маноле, Стефан говорил, что вчера вы вернулись довольно поздно.

– Около четырех утра, леди, – почтительно ответил он, отведя взгляд, и слишком быстро отпустил мою руку. Странно. Раньше, кажется, Лайзо старался продлить любое случайное прикосновение – ненавязчивые знаки внимания, которые приятно получать от красивого человека, пусть бы даже и не равного по положению в обществе. – А заснул и того позже.

Вот как? Похоже, Лайзо просто не выспался. Надо бы действительно отправить его отдохнуть, но без намеков на слабость и бледный вид. Мужчины в некоторых вопросах бывают щепетильнее иных леди.

– В четыре часа пополуночи? Боюсь, я теперь чувствую себя немного неловко, мистер Маноле. – В моем голосе было неподдельное смущение. – Я скажу мистеру Спенсеру, чтобы он выписал вам премию за рвение в работе. И завтра можете взять выходной с утра и приехать за мной только к закрытию кофейни.

– Благодарю за заботу, леди, – вновь подчеркнуто вежливо поклонился Лайзо. – Но позвольте мне сопровождать вас завтра. Сказать по секрету, Эллис рекомендовал присмотреть за вами до конца этого расследования – для вашей же безопасности, леди Виржиния. Не сочтите за пустое бахвальство, но я могу оказаться полезен.

– Разумеется, – улыбнулась я Лайзо. – Однако настаиваю на том, чтобы вы хорошенько отдохнули. Водитель не должен засыпать в дороге, верно?

– Этого не случится, леди.

– Мне остается только довериться вам, мистер Маноле.

– Как вам будет угодно, леди.

«Сильно же Лайзо устал, если держится так отстраненно. – Почему-то я почувствовала досаду. – Совсем не похоже на его обычное поведение».

В кофейне же мысли о возможной болезни Лайзо вылетели у меня из головы. Слуги под руководством Георга сняли афиши с Морелем и расставили мебель как следовало. Однако никому и в голову не пришло заменить «траурные» цветы на более жизнерадостные. Некоторые, конечно, можно было бы оставить, но многие букеты изрядно повяли – листья уныло обвисли, а лепестки стали отлетать. Да и взятые в аренду подсвечники никто не догадался вернуть… Словом, за делами время прошло незаметно, и когда в четверть седьмого Эллис постучался с черного хода, это стало для меня неожиданностью.

– Вечер добрый, Виржиния, – ослепительно улыбнулся он. От него буквально исходила энергия, как свет от солнца. И не скажешь, что этот человек лег спать уже под утро. – Все работаете? Неужели вам никогда не хочется провести денек в праздности, как и положено аристократам?

– Дурного же вы мнения об аристократах, – в притворном возмущении взмахнула я рукой. – Добрый вечер.

– Дурного? Они того стоят, – безапелляционно заявил Эллис и, не дожидаясь приглашения, занял место за своим любимым столом. – Мистер Калле еще не приходил?

– Нет. Однако у меня есть то, что скрасит вам ожидание, – едва сдержала я торжествующую улыбку, не подобающую леди. – Полагаю, вас заинтересует содержимое конверта, который лежит прямо перед вами.

– Этого, что ли? – спросил Эллис и, не дожидаясь ответа, с потрясающей непосредственностью сунул нос в конверт. – Подборка газет по теме? О, Виржиния, просто бальзам на мою душу! Вот заодно и проверим некоторые гипотезы… К слову о необычных гипотезах. Я тут выяснил одну прелюбопытную вещь. Вы знали, что Патрик Морель должен был в следующем спектакле играть повесившегося от неразделенной любви юношу?

Назад: История вторая Кофе для истинной леди

На главную: Предисловие

История третья Кофе для невлюбленных

История третья
Кофе для невлюбленных