1

На этот раз я осознаю это — осознаю с уверенностью, которая заставляет мое горло сжиматься от паники и которая хватается за мое сердце и сдавливает его до тех пор, пока оно не выбивается из своего нормального ритма. На этот раз я явно не успеваю.

На этот раз слишком жарко. На этот раз слишком ярко и слишком много дыма.

Домашняя пожарная сигнализация надрывается, причем звучит она не как обычный зуммерный сигнал, а как пронзительный крик тебе крышка, если ты не предпримешь что-нибудь прямо сейчас! Я не знаю, как давно она сработала, но для меня уже слишком поздно. Со всех четырех сторон моей спальни ко мне подступает обжигающий — как из плавильной печи — жар. Везде вонючий черный дым, который подпаливает волоски в моих ноздрях и заполняет легкие. Оранжевые языки пламени мечутся по потолку надо мной и пляшут вокруг моей кровати, щелкая и потрескивая, едва ли не в едином ритме — этакое насмешливое стаккато. Со стороны это выглядит не как сплошной огонь, а как множество отдельных языков пламени, действующих согласованно, и они, появляясь и исчезая, плюясь искрами и хихикая, как бы говорят мне: «На этот раз слишком поздно, Эмми, слишком поздно…»

Окно. У меня все еще есть возможность спрыгнуть с кровати с левой стороны и побежать к окну — единственной части спальни, к которой еще могу добраться. Смертоносный огонь подступает ко мне со всех сторон, кроме окна, тем самым как бы подталкивая меня: «Ну, давай, Эмми, беги к окну, Эмми…»

Это мой последний шанс, и я знаю это, но не хочу даже думать о том, что произойдет, если у меня ничего не получится. Я не хочу даже думать о том, что мне нужно морально готовиться к тому, что я почувствую боль. Мне будет больно в течение всего лишь нескольких минут (хотя от этой боли я буду скрежетать зубами и извиваться в конвульсиях), а затем жар уничтожит мои нервные окончания, и я больше ничего не буду чувствовать. А может — и так, наверное, будет для меня лучше, — я умру от того, что надышусь ядовитого угарного газа.

Терять мне нечего. Но и вообще ничего не предпринимать я не хочу.

Языки пламени начинают лизать мое стеганое ватное одеяло. Я сбрасываю ноги на пол, соскакиваю с матраса и бегу — шаг, другой, третий, четвертый — к окну. Из моего горла вырывается панический и какой-то детский визг — как тогда, когда мы с папой играли на заднем дворике в догонялки и он уже почти настигал меня. Я опускаю плечо и ударяю им в оконное стекло, зная, что окно специально сконструировано так, чтобы стекло невозможно было выбить, — и, заорав так, что мой ужасный неистовый вопль заглушает звуки сигнализации и потрескивание пламени, я отскакиваю от окна и сразу падаю обратно в беснующийся жар. Я говорю себе: «Дыши, Эмми, вдыхай ядовитый газ, не позволяй пламени сожрать тебя живой, дыши…»

Вдох. Я делаю вдох…

— Черт побери! — произношу я, не обращаясь ни к кому, в своей темной и отнюдь не охваченной огнем комнате.

Мои глаза щиплет пот, и я вытираю их футболкой. Я знаю, что мне лучше не двигаться сразу же, и я лежу неподвижно, пока мой пульс не становится нормальным, а дыхание — ровным. Я бросаю взгляд на радиочасы, и их светящиеся прямоугольные цифры сообщают мне, что сейчас половина третьего ночи.

Сны — штука коварная. Вы думаете, что вы что-то преодолели, вы работаете над этим снова и снова и говорите себе, что вам уже лучше, вы стремитесь к тому, чтобы вам было лучше, вы поздравляете себя с тем, что вам становится лучше. А затем ночью вы закрываете глаза, перемещаетесь в другой мир, и вдруг ваш собственный мозг шлепает вас по плечу и говорит вам: «Знаешь что? Тебе вовсе не лучше!»

Я делаю один долгий выдох и тянусь к выключателю. Когда я включаю свет, везде вокруг меня — огонь. Он запечатлен на различных фотографиях, висящих на стенах моей спальни, и фигурирует в лежащих стопками у стен кратких справках о происшествиях и отчетах о них инспекторов. Эти происшествия — пожары, приведшие к чьей-то смерти в различных уголках Соединенных Штатов: Хоторн, штат Флорида; Скоки, штат Иллинойс; Сидар-Рапидс, штат Айова; Плейно, штат Техас; Пидмонт, штат Калифорния…

И, конечно же, Пеория, штат Аризона.

Их в общей сложности пятьдесят три.

Я иду вдоль стены и быстренько разглядываю фотографии, запечатлевшие все эти пожары. Затем направляюсь к своему компьютеру и начинаю открывать сообщения, присланные по электронной почте.

Пятьдесят три — это те, о которых я знаю. В действительности же их, несомненно, больше.

Этот тип останавливаться не собирается.