XII.

Пока другой Ричард говорил по телефону, мой муж выскользнул ко мне на балкон.

Он поцеловал меня. Мы обнялись. Как здорово, что мы вместе, что мы — это мы!

— Почему бы в этот раз тебе не попробовать самому поднять Ворчуна в воздух? — спросила я. — До того, как мы вернемся домой, ты должен почувствовать, что это у тебя получается.

Он потянул за ручку газа, но ничего не случилось. Почему же для него это так сложно, подумала я. Слишком много проблем занимают его мысли одновременно.

— Ну, Ричард, — воскликнула я, — это очень просто. Сосредоточься! Я решила показать ему, как это надо делать, и взялась за ручку сама. Все тут же пришло в движение. Это напоминало смену декорации после конца съемок сцена с грохотом разворачивается и то, что было горами и лесом, превращается в сморщенное полотно, а скалы — в дрожащие куски пенопласта.

— Постой, дай мне еще раз попробовать, — попросил он.

— Конечно, любимый, — сказала я. — Давай еще разок. Запомни, главное надо хорошенько сосредоточиться…

Я и не думала, что мы вот-вот должны были взлететь. Но в тот момент, когда я бросила газ, Ворчун уже успел оторваться от поверхности воды. Двигатель пару раз чихнул, словно его не успели прогреть. Ворчун присел на хвост, а потом рухнул носом вниз. Ричард схватился за штурвал, но было уже поздно.

Все происходило, как в замедленном кино. Мы медленно врезались в воду; раздался скрежет, словно я на полной громкости провела иголкой проигрывателя поперек пластинки; медленно кабина заполнилась водой. Медленно опустился занавес, и свет померк.

Когда я снова обрела способность видеть, мир вокруг смутно зеленел, и стало тихо-тихо. Ричард, вцепившись в наш утонувший самолет, раздирал его на части, яростно пытаясь что-то из него достать.

— Брось, Ричард, — сказала я. — Нам надо обсудить, что же делать дальше. Там в самолете нам уже ничего не нужно…

Но на него иногда находит, и, сейчас, похоже, он первым делом решил вытащить из кабины свою старую летную куртку или что-то в этом роде. Он был очень расстроен.

— Ладно, дорогой, — сказала я. — Не торопись. Я подожду.

Он еще покопался, а потом нашел то, что искал. Как странно! Из кабины он извлек вовсе не куртку, а меня, волосы мои колыхались, как пучок водорослей.

Я видела, как он вынырнул и приподнял мою голову над водой.

— Дорогая, все в порядке, — задыхаясь, пробормотал он. — Сейчас все будет хорошо…

На него чуть не налетел катер, с которого спрыгнул спасатель, обвязанный веревкой. На лице Ричарда была такая паника, что я просто не могла на это смотреть.

Я отвернулась и увидела восхитительный свет, любовь, разливающуюся прямо передо мной. Нет, не тоннель, о котором так много говорил Ричард, но чувство было именно такое потому, что по сравнению с этим светом все казалось погруженным во тьму и идти можно было только в одну сторону — навстречу этой чудесной любви.

Свет сказал мне: не беспокойся, я ощутила абсолютную безмятежность и поверила ему всем своим существом.

Навстречу мне шли двое. Подросток показался мне очень знакомым… Он остановился и стал наблюдать за мной издалека.

Второй подошел ближе. Невысокий старик, я узнала его походку.

— Привет, Лесли, — наконец вымолвил он с хрипотцой, выдававшей в нем заядлого курильщика.

— Хай? Хай Фельман, ты ли это? — я подбежала к нему, мы обнялись и закружились на месте, плача от радости.

Не было у меня друга ближе в те далекие дни, когда почти все от меня отвернулись. Я звонила ему каждое утро.

Наконец мы разжали объятия и принялись разглядывать друг друга. Наши физиономии чуть не трескались от радостных улыбок.

— Дорогой Хай! О, Боже, это просто чудо! Не верю своим глазам! Я так рада тебя видеть!

Когда он умер три года тому назад… во мне еще жива боль той утраты. А как я злилась…

Я отступила на шаг и нахмурилась: «Хай, я на тебя страшно зла!» Он улыбнулся, и в его глазах, как всегда, сверкнули лукавые искорки. Он был для меня мудрым старшим братом, а я для него — упрямой сестренкой.

— Все еще?

— Конечно! Как ты мог так поступить! Я тебя так любила! Верила! Ты же обещал, что не будешь курить. И своими сигаретами погубил два сердца. О моем сердце ты подумал? Умереть из-за такой глупости?

Он невинно глянул на меня сквозь свои мохнатые брови.

— Хочешь, я извинюсь? Больше не буду, — он усмехнулся,честное слово…

— Так я и поверила, — заявила я, но не смогла удержаться от смеха.

— Давно ли все это было? — спросил он.

— Словно вчера.

Он сжал мою руку, и мы повернулись к свету.

— Пойдем, там тебя ждет человек, с которым ты рассталась еще раньше, чем со мной.

Я остановилась, внезапно почувствовав, что не могу думать ни о чем, кроме Ричарда.

— Хай, — запротестовала я, — я не могу, я должна вернуться. Мы с Ричардом совершали такое необыкновенное путешествие, мы многое увидели и узнали… Я хочу тебе столько рассказать! Но тут случилось что-то ужасное. Когда я его покинула, он был так расстроен, просто в отчаянии. — Теперь я тоже начала впадать в отчаяние. — Я должна вернуться!

— Лесли, — сказал он, крепко сжав мою руку, — постой. Я должен тебе кое-что сообщить.

— Нет. Пожалуйста, не надо. Ты собираешься сказать, что я умерла, правильно?

С грустной улыбкой он кивнул.

— Но, Хай, я не могу его бросить, так вот исчезнуть и все! Мы не можем жить друг без друга.

Его улыбка пропала, и он смотрел на меня с пониманием и нежностью.

— Мы говорили о смерти, на что она похожа, начала я ему рассказывать, — и мы никогда ее не боялись, нас страшило расставание. Мы хотели умереть вместе. Так бы все и было, если бы не эта нелепая… Ты можешь себе представить? Я даже не знаю, почему мы попали в аварию!

— Это не нелепость, — сказал он. — Для аварии была причина.

— Я не знаю этой причины, а если бы и знала, все равно, я не могу оставить его одного.

— А тебе не приходило в голову, что, может быть, ему надо кое-чему научиться. И если ты будешь рядом, у него ничего не выйдет. Это для него очень важно.

Я покачала головой.

— Нет таких важных дел. А если бы были, мы бы с ним расстались еще раньше.

— Вот вы сейчас и расстались, — сказал он.

— Нет! Я не согласна!

В этот момент я заметила, что к нам направился молодой парень, стоявший в отдалении. Он шел, опустив голову и засунув руки в карманы. Долговязый, худой и настолько застенчивый, что это было видно по его походке. Я не могла отвести от него глаз, но при этом у меня до боли сжималось сердце.

Он поднял голову, и его плутоватые черные глаза улыбнулись мне впервые за эти годы.

Ронни!

В детстве с моим братом мы были неразлучны, и теперь мы неистово обнялись, исполненные радостью нашей новой встречи.

Мне было двадцать , а ему семнадцать, когда он погиб в аварии, но я ни на минуту не переставала о нем скорбеть. И вот мы снова вместе, и наше счастье столь же бесконечно, сколь и прежняя боль утраты.

— Я говорил, что тебя поджидает чудесная встреча, — сказал Хай. Он положил мне руку на одно плечо, Ронни — на другое, я обняла их обоих, и мы зашагали навстречу свету любви.

Перед нами вдруг раскинулась великолепная долина. Поля и леса золотились осенним нарядом, серебристо мерцала речка. А у горизонта высились горы с заснеженными вершинами. Безмолвно струились водопады. У меня от восхищения перехватило дыхание. Словно я впервые увидела…

— Йосемитский заповедник? — удивилась я.

— Мы знали, что тебе понравится, — кивнул Хай, — думали, тебе захочется здесь немного посидеть и поболтать.

Мы вышли на залитую солнцем лужайку и уселись на мягкий ковер из листьев.

Нам было о чем поговорить. Я наконец смогла спросить Ронни о том, что мучило меня все эти годы. Почему же он ушел из жизни так рано, ведь я уже успела узнать, что в нашей жизни нет случайностей. Он начал с улыбкой, но вскоре стал очень серьезен. Действительно, его смерть не была просто несчастным случаем. Он был к ней готов, и в глубине души ждал ее, чтобы начать все заново. Ему с детства казалось, что так было бы лучше для всех, и только потом, покинув наш мир, он понял, что заблуждался. Вслушиваясь в его слова, я чувствовала, что моя боль уходит. А тут он еще признался, что никогда не терял меня из виду, и очень радовался моей встрече с Ричардом.

Ричард!

Меня снова охватила паника. Как же я могла так увлечься разговором? Что со мной творится? Ричард говорил мне, что после смерти люди ненадолго приходят в смятение, но и я хороша!

— Он беспокоится обо мне, думает, что мы расстались навек. Я вас очень люблю, но не могу остаться, понимаете? Я должна вернуться…

— Лесли, — сказал Хай. — Ричард тебя не увидит.

— Но почему? — Может, Хай знает нечто ужасное, о чем я не догадывалась? Может я стала тенью привидения? Может я… — Так ты… ты хочешь сказать, что я действительно умерла? Что это не клиническая смерть, и я уже не смогу вернуться? У меня нет выбора?

Он кивнул.

— Но Ронни говорил, что он всегда был подле меня. Я должна вернуться к Ричарду хотя бы во сне. Ведь мы много об этом говорили, а сейчас он думает, что я погибла в аварии, и на этом моя жизнь закончилась. Он перестанет верить в то, во что он верил!

Мой старый друг все еще меня не понимал. Что же здесь неясного?

— Хай, мы были вместе для того, чтобы своей жизнью выразить любовь. А получилось так, словно мы писали книгу и бросили ее на полуслове, едва перевалив за половину. Мы же не можем ее бросить и сказать, все, конец. — Я не желала с этим примириться.

— Представь, что читатель захочет узнать, как мы сумели использовать в жизни то, чему мы научились, как мы преодолели все испытания, и вдруг, в самый разгар событий книга оборвется на словах редактора: «Их гидросамолет попал в аварию, она погибла, поэтому путешествие так и не завершилось».

Он улыбнулся.

— А ты хотела, чтобы все закончилось так: после аварии Лесли вернулась из загробного мира, и они жили долго и счастливо?

— Пожалуй, это украсило бы любую книку. — Мы рассмеялись.

И тут мне пришло в голову, что все это может оказаться вовсе не шуткой. Может, наша авария — это одно из испытаний в путешествии по картине мира?

— Послушай, Хай, — начала я. — У Ричарда было много интересных идей. Поначалу они казались просто сумасшедшими, но потом выяснилось, что он прав. Ты знаешь о Космическом законе — представь себе то, что ты хочешь, и оно войдет в твою жизнь. Неужели из-за нашей аварии Космический закон изменился? И, если я представлю себе что-то очень и очень важное, оно все же не сбудется?

Наконец он сдался и сказал с улыбкой: «Космические законы не меняются».

Я сжала его руку.

— А мне было показалось, что ты хочешь меня остановить.

— Никто на земле не в силах остановить Лесли Парриш. С чего ты взяла, что на это кто-нибудь здесь отважится?

Пришла пора прощаться. Я обняла их и расцеловала.

— Я люблю вас, — сказала я, кусая губы, чтобы не разреветься. — И всегда буду любить. Мы ведь еще встретимся, правда?

— Ты и сама знаешь, — сказал Ронни. — Еще увидимся и поболтаем.

Я раньше не верила, что все это может случиться. Я по натуре скептик. Конечно, я надеялась, что Ричард прав, и мы живем не один только раз. Теперь я знала это наверняка. Я знала и то, что придет день, и мы с Ричардом вместе войдем в этот свет любви. Но не сейчас.

В возвращении к жизни не было ничего невозможного, это было довольно просто. Как только я пробилась сквозь стену нашего предубеждения, что нельзя сделать невозможное, я увидела картину мира вблизи, словно тот ковер, о котором говорила Пай. Перебирая его по ниточке, продвигаясь шаг за шагом, я, как фотограф, подбирала нужный мне фокус.

И я нашла Ричарда в одном из альтернативных миров, который он по ошибке принял за настоящий. Он лежал на моей могиле, окруженный непробиваемой стеной горя, и не чувствовал, что я рядом.

Я билась в эту стену: «Ричард…»

Не слышит.

— Ричард, Я здесь!

Он рыдал на моей могиле. Но ведь мы договорились — никаких надгробий!

— Любимый, я ведь день и ночь рядом с тобой. Нас разделяет только твоя вера в нашу разлуку.

Цветы на могиле говорили ему, что смерть призрачна, а жизнь непобедима, но он их тоже не слышал.

Наконец он поднялся и побрел в дом. Стена горя заслонила от него закат, кричавший ему, что ночь — это время, когда мир готовится к грядушему рассвету. Он вынес свой спальный мешок не веранду.

Сколько раз надо крикнуть, чтобы человек услышал правду? Разве это был мой муж, мой дорогой Ричард, веривший в то, что в мире все не случайно и падение листа и рождение галактики? Да он ли это лежал под осенними звездами и стонал от горя?

— Ричард! — воскликнула я. — Ты абсолютно прав! Наша авария не случайна! Перспектива! Ты уже знаешь все, что надо для нашей встречи! Помнишь? Сосредоточься!

И вдруг он грохнул кулаком по столу, придя в ярость от того, что он сам засадил себя в темницу.

— Не сдавайся, — закричала я. — Наши путешествия не закончены. У нас… так много впереди. Ты можешь все изменить прямо сейчас! Ричард, любимый, СЕЙЧАС!

Окружающая его стена пошатнулась и начала трескаться. Я закрыла глаза и изо всех сил сосредоточилась. Я представила, что мы сидим вдвоем в кабине Ворчуна, летящего над бескрайней картиной судеб, я почувствовала, что мы вместа. Нет ни печали, ни горя разлуки.

И он тоже это почувствовал и потянулся к ручке газа. Закрыв глаза, он напряг все свои силы, чтобы сдвинуть этот рычаг.

Словно освободившись от дурмана, он вздрогнул и уперся в свои железные предубеждения. Они дрогнули.

Мое сердце заколотилось. Я бросилась на помощь.

— Любимый! Я жива, я не умирала! Мы вместе!

Стена рухнула. Мотор Ворчуна чихнул и завелся. Стрелки приборов зашевелились.

Ричард избавлялся от того, что он принимал за реальность. Он отказался верить в то, что мы разбились. Несмотря ни на что, он отказался верить в мою смерть.

— Ричард! — закричала я. — Это правда! Поверь! Мы можем лететь дальше!

Он рванул ручку газа, мотор взревел, поднялась водяная пыль.

Как я счастлива была его видеть! Он открыл глаза в ту секунду, когда Ворчун поднялся в воздух. Наконец мы оказались в одном мире, и я услышала его голос:

— Лесли! Ты вернулась! Мы вместе!

— Риччи, дорогой мой! — воскликнула я. — У тебя получилось, я люблю тебя, У ТЕБЯ ПОЛУЧИЛОСЬ!