Польский поход
141. По узкой речушке меж лесистых берегов идут на веслах драккары с воинами.
142. По ручью ведут викинги драккары бечевой: вереницей по берегу, таща корабль канатом; еле протискивается он в зарослях, ручей совсем узок.
148. Волок. По земле, на катках-бревнышках, подкладываемых под днище: две вереницы впряглись в два каната, тянут корабль, привязанный за форштевень, остальные облепили с боков, подталкивают. Довольно легко и споро идут по каткам легкие кораблики.
144. Бесшумно пристают ночью к берегу.
Крепость на холме над берегом, зубцы каменных стен, башни.
Падают на стенах несколько часовых: стрелами пронзается горло.
Трехлапые крючья забрасывают викинги на края стен, лезут вверх по веревкам. Спускаются внутрь, в город. Пробираются к воротам стен, режут стражу, открывают ворота.
Беззвучно проникают в город вооруженные отряды, движутся по узким улочкам меж каменных домов под остроугольными крышами.
145. Спальня князя в его замке. Парча, бархат, альков, иконы. Спит князь в пышных перинах, похрапывает и посвистывает носом.
Шум раздается за стенами, шум нарастает и близится, грохот, лязг, крики. Князь ворочается, просыпается, вскакивает в постели, вытягивает шею, хлопает глазами, зовет:
– Эй! Что здесь! Стража!
С грохотом распахиваются двери – в них вырастает Харальд с обнаженным мечом, за ним викинги. Стуча каблуками по каменному полу, проходит Харальд и встает посередине:
– Конунг Ярицлейв шлет тебе привет. И зовет в гости. Вместе с дарами. Теми, что ты взял в Дубровице.
Перерубает одним взмахом меча два столбика, поддерживающих альков в изножье. Шатер падает, под складками ткани барахтается фигура.
Викинги хохочут. Один шлепает плашмя мечом по заду, обрисованному тканью, из-под которой князь так неловко пытается высвободиться.
146. Рассвет. Князя со связанными руками выводят из дверей во двор замка. Тела перебитой польской стражи валяются во дворе.
Князя пихают в грубую колымагу, где уже сидят несколько богато одетых вельмож – руки связаны за спинами.
Ведут и молодую красивую девушку в разорванном наряде, вороные волосы блестящей гривой по плечам, почти закрывают бледное лицо.
– Не троньте дочь! – бессильно вскидывается князь.
Харальд сумрачно смотрит на девушку, делает знак:
ее отводят в сторону и сажают в такую же колымагу, непокрытую тентом наподобие примитивного фургона.
– Поджигайте все! – командует Харальд.
147. Перспектива узкой готической средневековой улицы – и метель из перьев и пуха, вылетающих из разбитых оконных проемов, кружит меж домов и над крышами, устилает все. И черные дымы пробиваются сквозь белую метель, выстреливают языки пламени.
148. Бесконечный, тяжело груженый обоз вытягивается из горящего города.
На белом коне с группой викингов едет Харальд вдоль обоза, хмуро глядя перед собой.
Обгоняя кибитки, встречается взглядом с княжной: она сидит у заднего бортика, смотрит на удаляющийся горящий замок, слеза ползет по бледной щеке, губы беззвучно шепчут молитву.
Харальд прерывисто вздыхает. Лицо его печально смягчается.
– Не бойся, – говорит он. – Ничего плохого с тобой не будет.
Несколько шагов едет рядом.
– Развяжите ее, – не глядя, приказывает он.
Идущий в оцеплении обоза дружинник приближается и на ходу ножом перерезает веревки на руках.
– Если захочешь убежать – твоего отца повесят, – по-прежнему не глядя равнодушно бросает Харальд и посылает коня рысью.
149. Движется по зеленой равнине меж дубрав длинный обоз с дружиной во главе.
Зеленое пространство делается полупрозрачным, желтовато-серым, превращается в старинную карту Польши, края пергаментного листа растресканы в ломких складках. Коричневые линии рек, угловатые латинские буквы надписей, крошечные рисунки крепостей обозначают города.
Боевая дружина, с викингами впереди, с Харальдом во главе, движется нам навстречу через этот фон, и черный ворон шевелит крыльями на стяге.
А на карте вспыхивают крошечными язычками пламени все новые крепости-городки, и тонкие струйки дыма курятся над ними: Пшемысль, Жешув, Люблин, Демблин. И наконец, долго чуть дымится и вот вспыхивает Варшава.
150. День, дубрава, лагерь, отдых: распряженные повозки, шатры, пасущиеся кони. Костер у огромного дуба, жарится мясо, на траве простая скатерь: вино, яблоки. Харальд, пара викингов, князь с дочерью – обедают.
– Киев – большой город, – говорит Харальд. – Будете жить у Ярицлейва, пока родственники не соберут за вас выкуп.
– А если не соберут – не будете жить у Ярицлейва, – добродушно улыбается седой викинг и разводит руками. – Конунг не любит бедных гостей. – И вместе со вторым викингом смеется шутке.
Князь натужно улыбается.
Кукушка кукует в лесу.
– Русы верят, что сколько сосчитает эта птица – столько проживет человек. Вам еще осталось долго, – утешает Харальд.
151. Кукушка кукует, но лес уже ночной. Полная луна. Прислонившись спинами к стволу огромного дуба, сидят почти рядом Харальд и польская княжна.
– Ты любишь своего жениха? – спрашивает он.
– Больше жизни.
– Почему же он не защитил тебя?
– Он был далеко. С посольством. За морем, у короля Англии.
– Когда-нибудь я убью короля Англии, – тяжело говорит Харальд.
– Ты очень жестокий. Тебе нравится убивать.
– Не всех. Если бы не он, я был бы сейчас конунг Норвегии. Но я еще буду им.
– Ты бы убил всех, кто тебе противился?
– Нет. Я получил бы корону после моего отца.
– Ты сын короля? – недоверчиво спрашивает он.
– Да.
Она смотрит на него долго и по-новому.
– Ты сильный и красивый, – говорит она. – У тебя есть жена?
– Нет.
– Почему? Многие девушки должны мечтать о тебе.
– Они мне не нужны, – помолчав, говорит он.
Она смотрит с сочувствием.
– А-а, – протягивает она. – Значит, та, которая тебе нравится, тебя не любит?
Он чуть вздыхает, чуть усмехается; помолчав:
– Как ты поняла?
– Это поняла бы любая женщина.
– Я не понимаю женщин, – признается Харальд.
– Это так просто, сын короля. Мужчина говорит и делает то, что он хочет. А женщина говорит и делает так, чтобы мужчина говорил и делал то, что она хочет.
– Как ты сказала? – переспрашивает Харальд и, морща лоб, соображает.
– Она из знатной семьи?
– Да.
– Она красива?
– Да.
– Она любит другого?
– Нет. Я не знаю…
– Она смеется над тобой?
– Да!
– И не принимает подарков?
– Да…
– И старается не смотреть, если ты видишь ее?
– Да. Скажи, ты колдунья?..
– Нет. Просто я тоже женщина, которая любит, викинг.
– Тоже? – напрягается понять Харальд. – Почему ты сказала «тоже»?
– Ты просил ее стать твоей женой? – не отвечает на вопрос она.
– Да.
– И она сказала «нет»?
– Да.
– Но при этом не была ни печальной, ни смущенной, ни ласковой? Так?
– Да! Почему ты все время спрашиваешь так, что я говорю тебе да?
– Она смеялась при этом?
– Да!
– Может быть, она еще и убежала?
– Да! И если ты не скажешь, почему ты спрашиваешь так, что я говорю только да, я убью тебя!
– Ты хочешь убить меня?
– Нет!
– А если я сделаю так, что она отдаст тебе свою любовь – ты обещаешь, что отца отпустят невредимым?
– Если ты это сделаешь – да.
– И меня вместе с ним?
– Да.
– Поклянись.
– Клянусь Одином!
– Даже если за нас не пришлют выкуп?
– Да.
– Как ты это сделаешь?
– Это мое дело. Я сам заплачу за вас Ярицлейву, если твои родственники не захотят выкупить вас.
– Ты так богат? – удивляется она.
– За моими сокровищами гнались все корабли Византии, – хвастливо говорит он.
– О… Расскажи мне, – просит она.
– А вот ей у меня никогда не получалось рассказать… – печально говорит Харальд. И тянется за гуслями, они рядом на траве:
– Хочешь, я сложу для тебя вису? – перебирает струны.
Она кладет тонкие пальцы на его рукав.
152. На перебор струн седой викинг, спящий у погасшего костра, приподнимает голову, всматривается в две фигуры под дубом, освещенные сквозь крону лунными пятнами, покачивает головой умудренно и опять кладет голову на руну, закрывая глаза.
153. И желтеет листва на дубе, под которым они сидели…
И кружатся желтые листья в прозрачном синем воздухе…
…И сквозь легкое кружение листопада разгружается несметный обоз на подворье Ярослава.
…И снегопадом сменяется листопад, кружатся белые хлопья.
…И сквозь снегопад – пир в палатах Ярослава, круговые чаши передают воины. Польская княжна не сводит глаз с поющего Харальда и бьет в ладоши.
