Глава IV
Корабль, изрядно потрепанный штормами, едва продвигался вперед, японцы были измотаны до предела. Пресной воды не хватало, из-за нехватки овощей началась цинга.
Примерно на шестидесятый день плавания прилетели две птицы, похожие на бекасов, и уселись на мачте. Испанская команда и японские матросы радостно закричали. Появление этих птиц указывало на близость земли. Клювы у птиц были желтые, крылья – коричнево-белые; отдохнув, они пролетели над самой кормой и скрылись.
К вечеру слева появились горы. Это был мыс Мендосино. Гавань там отсутствовала, и корабль встал на внешнем рейде; была спущена шлюпка, в которую сели пятеро испанских и столько же японских матросов – они отправились, чтобы пополнить запасы пресной воды и провианта. Понимая, сколь это опасно, капитан Монтаньо запретил остальным японцам высадку на берег.
На следующий день корабль поплыл дальше на юг. Получив вволю воды и овощей, люди на борту ожили и наконец снова смогли наслаждаться путешествием по спокойному морю. Утром на десятый день после того, как корабль покинул мыс Мендосино, они увидели вдали берег, поросший лесом. Это была Новая Испания, которую японцы видели впервые в жизни. Собравшиеся на палубе японцы радостно кричали, некоторые даже плакали. Хотя они покинули родину всего лишь два с половиной месяца назад, им казалось, что путешествие длится вечно. Они похлопывали друг друга по плечу, радуясь, что трудное плавание наконец завершилось.
На следующий день корабль приблизился к берегу. Стояла страшная жара. Яркие лучи солнца освещали белое песчаное побережье, холмы за ним были покрыты аккуратными рядами невиданных деревьев. Японцы спросили у испанцев, и те объяснили, что это оливы, плоды которых съедобны и из них делают масло. Загорелые, обнаженные до пояса местные жители – мужчины и женщины – с громкими криками выбежали из оливковой рощи.
Сначала остров показался крохотным. Но по мере приближения он все увеличивался, стало видно, как волны с шумом разбиваются об утесы, поросшие густой зеленью. Над кораблем, медленно огибавшим остров, пока мыс не оказался у него за кормой, летали морские птицы. Весь остров был покрыт оливковыми деревьями.
– Акапулько! – раздался с марса ликующий возглас.
Матрос указал рукой на горловину бухты. Толпившиеся на палубе испанцы и японцы радостно закричали. Испуганные птицы взмыли в небо. Посланники, выстроившись в ряд, неотрывно смотрели на бухту. Это был порт чужой страны, увиденный ими впервые в жизни. Земля горной страны, на которую они ступали впервые в жизни. Лица Танаки и Самурая были серьезны и сосредоточенны, у Ниси блестели глаза, Мацуки, скрестив руки на груди, всем своим видом выражал недовольство. В бухте царила тишь. Гавань больше Цукиноуры, откуда отплыл их корабль, но судов в ней почему-то не было. Бухту окаймляла песчаная отмель, а за ней возвышалось одно-единственное белое строение. Его окружала крепостная стена с бойницами, но ни единой живой души не было видно. Корабль бросил якорь.
Испанцы опустились на колени. Веласко поднялся на верхнюю палубу и, став к ним лицом, осенил их крестным знамением. Среди японских купцов некоторые тоже сложили пальцы, готовые перекреститься.
– Осанна! Благословен грядущий во имя Господне!
Молитву Веласко заглушало галдение птиц. Легкий бриз ласкал лица. После окончания молитвы капитан, помощник и Веласко сели в шлюпку и направились к форту, чтобы получить разрешение сойти на берег.
Дожидаясь их возвращения, оставшиеся на борту, страдая от жары, лениво разглядывали расстилавшийся перед ними пейзаж. Солнце нещадно палило. Тишина, царившая на берегу, сильно беспокоила японцев. Им почему-то казалось, что они здесь нежеланные гости.
Капитан и его попутчики долго не возвращались. Два испанца, члены команды, сели в другую шлюпку и поплыли, чтобы узнать, в чем дело. Палящие лучи солнца заливали палубу, и японцы, не в силах вынести жару, спустились вниз. Через три часа пришло сообщение, что сойти на берег разрешено только испанцам. Комендант форта Акапулько, не обладая полномочиями разрешить высадку неожиданно прибывшим японцам, отправил гонца в Мехико, к вице-королю Новой Испании.
Раздался ропот недовольства. Во время долгого путешествия и посланники, и купцы в конце концов поверили, что в этой стране уже готовы к их приему, встретят их с распростертыми объятиями и все пойдет наилучшим образом. Они никак не могли понять, почему только японцы должны остаться на корабле.
Вечером, когда жара спала, палубу стал овевать прохладный ветерок и стайки птиц начали носиться над кораблем, вернулся капитан с попутчиками. Посланники от имени японцев потребовали от Веласко объяснений.
– Для беспокойства нет никаких оснований. – На лице Веласко появилась его обычная улыбка. «Для беспокойства нет никаких оснований» – это тоже было его любимое выражение. – Завтра и вы сможете сойти на берег.
– Его светлость построил для вас, испанцев, этот огромный корабль, на котором вы прибыли сюда, – не сдавался Тародзаэмон Танака. – Вы должны понять, что неуважительное отношение к нам означает неуважение к Его светлости и Совету старейшин.
– Но мне известно также, что Его светлость и Совет старейшин, – Веласко согнал с лица улыбку, – предложили вам по прибытии в Новую Испанию полностью следовать моим указаниям.
На следующий день испанская команда первой сошла на берег. А после полудня комендант форта приказал индейцам перевезти на берег японцев и их груз. На побережье выстроились вооруженные солдаты, с опаской разглядывавшие чужеземцев, сходивших на берег.
Четверо посланников в сопровождении капитана, его помощника и Веласко торжественно направились к форту, за которым возвышались холмы, поросшие оливами. Стены форта были оштукатурены, его окружала крепостная стена с бойницами. В нишах стены стояли горшки самой разнообразной формы, в них огнем пылали ярко-красные цветы.
Пройдя через охраняемые солдатами ворота, они оказались во дворе. Он был со всех сторон окружен строениями, и у каждого из них стояло по два караульных. Посланники молча шли по выложенной каменными плитами дорожке; отовсюду доносился аромат цветов, слышалось жужжание пчел. По сравнению с замком Его светлости форт выглядел убогим, его можно было назвать скорее не крепостью, а укрытием.
Комендант, уже довольно пожилой, вышел встретить посланников. Он обратился к ним с длинной приветственной речью, из которой они не поняли ни слова, и, пока Веласко переводил, комендант бесцеремонно разглядывал японцев. Приветствие, переведенное Веласко, представляло собой набор высокопарных фраз, выражающих радость по случаю их прибытия, но по его смущенному лицу Самурай догадался, что приезд японцев не доставляет коменданту особого удовольствия.
По окончании церемонии гости были приглашены на обед. В столовой их ожидали жена коменданта и несколько офицеров, которые рассматривали японцев, как диковинных зверей, и переглядывались. Тародзаэмон Танака, боясь осрамиться, сердито поводил плечами, Кюскэ Ниси уронил на пол нож и вилку, которыми пользовался впервые.
За столом комендант и его жена вежливо расспрашивали посланников о далекой стране Японии, Веласко старательно переводил, но вскоре испанцы заговорили о своих делах и о японцах, не понимавших ни слова, совершенно забыли, будто их и не было.
В полном изнеможении посланники вернулись наконец на корабль. В Акапулько не было ни постоялого двора, ни монастыря, где бы они могли переночевать, поэтому сошедшим на берег купцам тоже пришлось возвратиться на корабль, в свою большую каюту. Посланники, достоинству которых – как они считали – нанесен серьезный ущерб, были рассержены. Вечернее солнце нещадно светило в окна, и в каюте стояла нестерпимая духота. Не успев войти, Танака сразу же отругал Ниси за недостойное поведение, без конца повторяя, что южные варвары обошлись с ними невежливо и во всем виноват Веласко.
– Я не уверен, что Веласко достаточно точно сообщил о намерениях Его светлости и Совета старейшин.
– Ругать Веласко теперь нет никакого смысла. – Мацуки, как обычно, всем своим видом показывал, что ему все было известно заранее. – Я понимал это с самого начала.
– Что понимали?
– Намерения Веласко. Подумайте сами. Ему просто невыгодно, чтобы все шло гладко, без сучка и задоринки. Быть просто переводчиком – такая перспектива его мало привлекает, слишком незначительная роль. Но если все время приходится преодолевать бесчисленные трудности, Веласко необходим – всегда и везде. Если мы сможем выполнить свою миссию только благодаря Веласко, то и Совет старейшин не сможет отвергнуть его требований.
Танака взорвался потому, что не смог унять беспокойства. Такое же беспокойство испытывал и Самурай. Он понял, что здешний комендант не имеет полномочий принять послание Его светлости и дать разрешение японским купцам вести торговлю, а по атмосфере, царившей во время обеда, догадался: в Новой Испании совсем не рады тому, что японцы переплыли море и появились здесь. При таких обстоятельствах, если даже они прибудут в Мехико, к вице-королю, с ними обойдутся точно так же, как здесь. Не исключено, что послание Его светлости вообще не примут, а купцы, погрузив свои товары на корабль, вернутся домой ни с чем. В таком случае посланники будут опозорены, и придется навсегда расстаться с надеждой, что им возвратят их старые владения. А может быть, как предрекает Мацуки, также будут безвинно наказаны все остальные незнатные самураи.
Прошел день. На следующее утро Веласко, капитан, его помощник и посланники сели на лошадей, поданных по приказу коменданта, и покинули Акапулько, их слуги с пиками и знаменами шли пешком, сопровождая купцов и тяжело груженные повозки. Эта необычная процессия двинулась вперед под звуки холостых залпов провожавшего ее гарнизона форта.
Новая Испания, которую они увидели впервые, поразила их жарой, ослепительной яркостью и белизной. Вдали тянулась гряда гор, словно засыпанных солью, кое-где возвышались гранитные скалы, перед ними расстилалась бескрайняя пустыня, поросшая огромными кактусами. Им попадались глинобитные, крытые ветками хижины. Это были жилища индейцев. Полуголые дети, завидев приближающуюся процессию, поспешно прятались. Японцев поражали черные длинношерстные животные, которых пасли дети. Они никогда не видели ни таких животных, ни кактусов.
Горы тянулись нескончаемо. Солнце палило нещадно. Покачиваясь на лошади, Самурай вспоминал Ято. Там тоже скудость природы, но здесь она совсем иная. В Ято – зеленые леса, поля, протекает речушка. А здесь воды нет, из земли торчат какие-то колючие шишковатые растения. Ехавший рядом с Самураем Ниси сказал:
– Первый раз в жизни вижу такое.
Самурай кивнул. Он пересек бескрайнее море. А сейчас едет по непривычной для него пустыне. Все это казалось ему сном. Неужели он и в самом деле попал в страну, неведомую его отцу, неведомую его дяде, неведомую его жене? «Не сон ли это?» – подумал он.
На десятый день, незадолго до полудня, показалась деревня. На склоне горы, точно рисинки, были разбросаны белые домики, и среди них высилась церковь.
– Вот деревня, – указал пальцем Веласко с лошади, – которая радует Господа.
По его словам, это была новая деревня, построенная для индейцев, коренных жителей Новой Испании, в ней испанские священники проповедуют индейцам христианское учение, они живут здесь, сообща владея всем, включая землю. В Новой Испании такие деревни называются редукциями [] и теперь создаются повсеместно.
– Староста избирается самими жителями деревни, там нет ни трудовой, ни воинской повинности. Время от времени приезжает падре, но не только затем, чтобы нести Слово Божье; он обучает индейцев самым разным вещам: как ходить за скотиной, ткать, обучает испанскому языку.
Веласко посмотрел на японцев, пытаясь понять их реакцию. Деревня была одной из достопримечательностей, которые Веласко хотел показать японцам в Новой Испании. Он сам предполагал когда-нибудь создать в Японии подобную деревню, где бы не было ни трудовой, ни воинской повинности и где люди бы жили в достойной бедности и труде, следуя учению Господа. Однако купцы, которые без остановки шли с самого утра, были настолько измотаны, что смотрели на нищую деревеньку без всякого интереса и любопытства. Наконец путешественники добрались до нее – жители, с волосами до плеч, заплетенными в косы, испуганно столпились в конце мощенной камнем дороги и со страхом смотрели на вступающих в деревню японцев. Собаки залаяли, овцы разбегались с громким блеянием. Не успели японцы попить из колодца на площади и отереть пот, как к ним подошел приведенный Веласко старик и поздоровался.
– Я привел старосту.
Веласко обнял старика за плечи и подвел к японцам. В отличие от остальных жителей деревни на нем была зеленая соломенная шляпа, держался он скованно, как перепуганный ребенок.
Веласко, словно заставляя ребенка повторять урок из катехизиса, спросил:
– Все жители деревни христиане?
– Си [], падре.
– Вы рады, что отказались от ошибочной веры предков и следуете учению Божьему?
– Си, падре.
Веласко разговаривал со старостой, переводя на японский свои вопросы и его ответы.
– Чему вы научились у падре, которые приезжают сюда?
– Си, падре. Читать и писать. Разговаривать по-испански. – Староста отвечал, опустив голову, бубня под нос заученный текст. – Сеять зерно, обрабатывать поля, дубить кожу.
– Вы рады этому?
– Си, падре.
В деревне прокукарекал петух, голые ребятишки, столпившись в дальнем конце площади, опасливо следили за происходящим, напоминающим судилище.
– Мы… – Веласко повернулся к японцам. – Мы создали в Новой Испании множество таких Божьих деревень. Все индейцы, принявшие христианство, счастливы.
Он положил старику руку на плечо, словно демонстрируя их взаимную любовь и сочувствие.
– Впервые, наверное, видишь японцев?
– Но, падре.
Среди японцев раздались возгласы удивления. Даже без перевода они поняли, что означает «но, падре». Но они не могли поверить, что кто-то из японцев еще до них побывал в этой далекой стране. И те, кто отирал пот, и те, кто пил воду, – все стали прислушиваться к разговору Веласко со стариком, который все больше походил на спор.
– Старосте неведомы, я думаю, различия между китайцами и японцами. Возможно, это был китаец, – пожал плечами Веласко. – Но он утверждает, что два года назад в их деревню приезжали падре-испанец с монахом-японцем. И этот монах якобы научил их выращивать рис…
– Может, спросить, как его звали? – предложил кто-то. – По имени легко определить, японец это или китаец.
Как ребенок, которого только что отругали, староста отрицательно качал головой. И сколько его ни спрашивали, ничего добиться не смогли. Он даже не помнил, к какому ордену принадлежал этот монах, откуда он приехал – из Мехико или из другого места.
Выезжать нужно было засветло. Староста угостил японцев едой, именуемой тортилья, – это были маисовые лепешки, напоминающие такие же японские, но сделанные из риса, в которые был завернут сыр, похожий на японский соевый творог тофу. Еда издавала резкий непривычный запах, и японцы с трудом глотали ее.
Снова выстроившись в цепочку, путники спустились с горы. Потянулся все тот же монотонный пейзаж. На пересохшей от палящих лучей солнца земле, точно надгробия заброшенных могил, высились агавы и кактусы. В туманной дали виднелись лысые горы. Мошкара с громким жужжанием облепляла потные лица путников.
– Неужели где-то здесь и вправду живет японец? – отгоняя мошек, спросил Ниси, повернувшись к Танаке.
– Хотел бы я встретиться с ним, – сказал Самурай, оглядывая бескрайнее плато. – Но наше путешествие не увеселительная прогулка в горы. Мы не можем позволить себе отклоняться в сторону.
Примерно через два часа после того, как они покинули деревню, над одной из ближайших голых гор показался черный столб дыма. Капитан и Веласко остановили путников и некоторое время смотрели в ту сторону. Вдруг такой же столб дыма появился в другом месте. Издалека можно было различить маленькую фигурку обнаженного по пояс индейца, который, точно ловкий зверь, перескакивал со скалы на скалу.
Путники двинулись дальше. Обогнув гору, они увидели с десяток обгорелых хибарок, от которых остались лишь закопченные стены. Вокруг торчали черные, опаленные огнем голые деревья. И ни живой души.
– Я предполагал заехать в Таско, – сказал Веласко японцам, глядя на развалины. – Но, пожалуй, лучше переночевать в ближайшей редукции. – Он изобразил на лице свою обычную снисходительную улыбку. От него исходил еще более сильный запах, чем обычно. – А те дымы, я думаю, сигнальные костры индейцев, которые все еще не прониклись расположением к испанцам. Через семь дней, надеюсь, мы уже будем в Мехико.
Ночь мы провели в деревне Игуала. Нам пришлось сделать это потому, что всю дорогу нас сопровождали сигнальные дымы индейцев. То было дикое племя, не ведающее Бога, которое нас ненавидит. Опасаясь беды, мы решили не заезжать в Таско. Через неделю мы прибыли в солнечный Мехико.
Когда с холма перед нами раскинулся этот прекрасный город, японцы умолкли, потрясенные. Даже любопытные купцы и те притихли. Правда, холодный прием, оказанный японцам в Акапулько, неприятно поразил их, и я чувствовал, что среди них растет недовольство. Но все же посланники выстроили своих людей, и те с пиками и знаменами чинно сопровождали их.
Мы прошли через городские ворота и оказались на омытой дождем площади, где раскинулся рынок, – там толпились мужчины и женщины, продававшие свои товары. Их так поразила процессия японцев, которых никто до этого в глаза не видел, что люди, забыв о торговле, побросав товары, устремились за нами.
Вышедшие навстречу братья нашего ордена проводили нас в монастырь Святого Франциска. Японцы, которым пришлось из жаркой низины подняться на гору к монастырю, очень устали. Они жаловались, что им трудно дышать – в атмосфере Мехико действительно мало кислорода, – у некоторых кружилась голова. После еды (испанская пища, по-моему, им мало подходит – они избегают мяса, запрещенного буддизмом, и ограничиваются рыбой и овощами) все отправились поспать. Посланники тоже выглядели изможденными и после ужина, поклонившись настоятелю Гуадалкасару и братьям, разошлись по своим комнатам.
– Минутку, – сделал мне настоятель знак, как только японцы удалились. – Нам нужно поговорить.
Когда мы вошли в келью, все убранство которой составляли лишь образ, соломенный тюфяк и распятие на стене, на его лице впервые появилась растерянность.
– Мы сделали для вас все, что было в наших силах. Однако вице-король Акунья до сих пор не дал согласия принять японских посланников.
Получив письмо, отправленное мной через коменданта форта Акапулько, настоятель постарался убедить вице-короля и других влиятельных людей Мехико оказать японским посланникам подобающий прием. Однако вице-король до сих пор колеблется, не зная, следует ли дать им официальную аудиенцию.
– Причина в том… – настоятель глубоко вздохнул, – что есть люди, противящиеся вашим планам.
– Я в этом не сомневался.
Даже не спрашивая, я прекрасно знал, кто выступает против. Это были местная знать и крупные торговцы, заключающие сделки с испанскими купцами из Манилы. Они опасались, что, если Япония, минуя Манилу, будет торговать непосредственно с Новой Испанией, это помешает росту их прибылей. А за всем этим, как настоятелю должно быть известно, стоят иезуиты, которых не радует проникновение в Японию нашего ордена.
– Они утверждают, что поданное вами ходатайство… полно лжи.
– В чем же?..
– Вы писали, что король японцев будет охотно допускать в страну миссионеров. Однако, по донесениям из Манилы, японцы не приветствуют христианство, следовательно, вы исказили факты…
– Политическая обстановка в этой стране неустойчива – это безусловно, – почти закричал я неожиданно для себя. – Там происходят серьезные междоусобицы, правитель, предпринявший поход в Корею, лишился власти, и новый сёгун укрепляет свое могущество. Без его одобрения мы бы не смогли предпринять это морское путешествие и добраться до Мехико.
– Что касается Японии… – настоятель сочувственно улыбнулся мне, – вы знаете о ней гораздо больше, чем мы. Мы должны верить тому, что вы говорите.
Добрый настоятель высказал лишь опасение, что я могу стать посмешищем и к моим словам не будут прислушиваться. Глядя на этого слабого духом человека, я вспомнил оставшегося в Японии моего товарища, отца Диего. Неужели отец Диего, у которого всегда красные, будто заплаканные глаза, до сих пор не покинул Эдо?
Расставшись с настоятелем, я вернулся в предоставленную мне комнату и зажег свечу. Я предполагал, что наши противники будут плести интриги. Я и не надеялся, что все пойдет гладко. Иезуиты не лгут, что в Японии действительно начались гонения на христиан, а найфу и сёгун не одобряют деятельности миссионеров. Но это не означает, что мы должны отступить и отдать эту страну во власть дьявола и язычества. Миссионерство – та же дипломатия. Оно подобно завоеванию чужих стран. И миссионерская деятельность заставляет прибегать к хитрости и уловкам, временами к угрозам, а временами идти на уступки – если такие действия помогают распространять Слово Божье, я не считаю их постыдными. Ради распространения веры приходится иногда закрывать кое на что глаза. Завоеватель Новой Испании Кортес, высадившись здесь в 1519 году с горсткой солдат, захватил в плен и истребил бесчисленное множество индейцев. Никому не придет в голову оправдывать его действия с точки зрения учения Божьего. Но не нужно забывать и о том, что благодаря этим жертвам сейчас огромное число индейцев следует христианскому учению, спасено от варварских обычаев и встало на путь, указанный Господом. Никому не дано с легкостью решить, что лучше: оставить индейцев с их дьявольскими обычаями или преподать им Христово учение, закрыв глаза на то, что это сопряжено с определенным злом.
Если мое ходатайство вызовет у вице-короля сомнение и он будет колебаться, следует ли ему дать аудиенцию японским посланникам, я, чтобы успокоить его, вынужден буду прибегнуть к хитрости. Именно для этого я припас неплохой козырь.
Я придумал такую хитрость. В течение трех дней я вместе с посланниками посещал влиятельных людей Мехико – это напоминало выпрашивание милостыни. Раздобревший от спокойной жизни архиепископ встретил нас радушно и с любопытством рассматривал посланников, молча сидевших с характерными для японцев непроницаемыми лицами. Поглаживая полной рукой грудь, он лишь из вежливости задавал вопросы о Японии – было ясно, что эта восточная страна нисколько его не интересовала.
Вместо японцев, не умевших говорить по-испански, я, как их представитель, должен был всячески убеждать его, сколь выгодна для Новой Испании торговля с этой страной. Например, корабельные снасти, порох, гвозди, железо, медь, ежегодно отправляемые из Севильи в Акапулько, гораздо дешевле приобретать в Японии, а японцы полны желания покупать шелк-сырец, бархат, шерсть, которые в Новой Испании весьма дешевы. Я убеждал его, что столь необходимое в Новой Испании олово добывается в большом количестве в Японии, близ Нагасаки, в Хирадо и Сацуме, убеждал, как много потеряет Новая Испания, если не установит торговых связей с Японией и вся торговля полностью окажется в руках Голландии и Англии.
– Однако в Японии, – архиепископ согнал с лица улыбку и снова стал потирать рукой грудь, – семнадцать лет назад начались гонения на христиан. Я слышал, они продолжаются до сих пор. Удастся ли посылать туда испанских миссионеров?
Я знал, что и в Новой Испании стало известно о двадцати шести мучениках веры, казненных в Нагасаки в 1597 году.
– Сейчас положение улучшается, – вступился я за японцев. – Новые правители Японии поняли, что торговля и миссионерская деятельность нерасторжимы, и Его светлость, направивший сюда своих посланников, получил разрешение властей не преследовать в своих владениях христиан. Если торговля его княжества с Новой Испанией будет процветать, остальные даймё последуют этому примеру и охотно примут миссионеров. Факт, что японские купцы, совершившие со мной это плавание, прислушиваются к Слову Господа.
Я ждал реакции архиепископа.
– Они хотят принять крещение?
Я встал со стула, поняв, что архиепископ наконец проявил интерес к моему козырю.
– Уверен, что примут.
– Где и когда?
– Здесь, в Мехико, в самом скором времени.
Посланники, не понимая, о чем идет речь, сидели в напряженных позах, всё с теми же непроницаемыми лицами. Я был рад, что они не знают испанского и не понимают нашего разговора.
– Прошу вас, благословите этих посланников.
Архиепископ поднял руку и благословил японцев, и те, ничего не поняв, приняли это. Я надеялся, что раздобревший архиепископ уже завтра расскажет влиятельным людям о крещении японцев, слух распространится и это, несомненно, изменит дурное мнение о Японии. Именно на это я и надеялся.
Вернувшись после визита в монастырь, я собрал купцов.
– Ваши товары, доставленные в Акапулько, вскорости будут привезены в Мехико.
Они обрадовались, но я тут же честно сказал, что продать их будет нелегко. Я им объяснил, что и сюда дошли сведения о преследовании христиан в Японии и власти Мехико не питают особого расположения к японцам. Повергнув их в уныние, я ушел. После моего ухода купцы стали совещаться. Я предполагал – о чем. Молясь, да, именно молясь, я ждал их ответа. Вскоре желтозубый купец, тот самый, который на корабле просил добиться для него одного привилегий в торговле с Новой Испанией, и несколько его товарищей робко вошли в мою комнату.
– Падре, – желтозубый купец заискивающе улыбнулся, – падре, все купцы хотят стать христианами.
– Зачем? – спросил я холодно.
– Потому что мы прониклись благодатью христианского учения.
Запинаясь на каждом слове, он пустился в долгие объяснения, что они чувствуют. Все произошло так, как я и предполагал. Я знаю, что моя хитрость будет осуждена многими добропорядочными христианами. Но для того чтобы превратить Японию в Божью страну, обычные методы не подходят. Пусть эти купцы ради барышей, ради своих торговых сделок примут крещение, Бог все равно не оставит их. Господь никогда не отвернется от тех, кто хотя бы единожды назвал Его имя. Мне хочется верить в это.
Как я и предполагал, вернее, как я и рассчитал, известие о том, что японцы, принимают крещение, от архиепископа дошло до других влиятельных лиц, передавалось монахами и в конце концов распространилось в городе. Каждый, кого я встречал в эти дни, расспрашивал меня, правда ли это. Точно паук, поджидающий жертву, которая должна попасть в сплетенную им сеть, я ждал, когда молва дойдет до вице-короля. И тогда, сгорая от любопытства, преисполненные удовлетворения жители Мехико станут свидетелями торжественного крещения японцев. Вот тогда-то… Тогда все поймут, что я, совершивший столь поразительное деяние, и есть именно тот человек, который должен стать епископом Японии.
«Господи, неужели то, что я делаю, достойно презрения? Я прибегаю к подобным уловкам только ради того, чтобы в один прекрасный день по всей Японии разнеслись восславляющие Тебя гимны, распустились цветы веры. А почва там настолько неблагодарна и скудна, что приходится прибегать к хитростям. Кому-то суждено запачкать руки. И поскольку никто другой делать этого не хочет, я готов, не колеблясь, ради Тебя вываляться в грязи».
Однако почему я так привязан к этой стране, к ее людям? Есть же на свете страны, где миссионерская деятельность намного легче. Может быть, Япония привлекает меня потому, что в моих жилах течет кровь предков, которые жаждали покорять далекие острова, далекие материки.
«Япония, чем неподатливее ты будешь, тем больше это поднимет мой боевой дух, я так привязан к тебе, Япония, будто на свете не существует никаких других стран – ты единственная».
«Ищите царства Божьего и правды Его». В день святого Михаила в церкви при монастыре Святого Франциска в Мехико настоятель Гуадалкасар крестил тридцать восемь японцев. В десять часов утра о предстоящем событии торжественно возвестил колокольный звон – он взмыл в безоблачное небо Мехико, и в монастырь сбежались толпы народа, чтобы увидеть это зрелище. Японцы выстроились в два ряда, каждый держал в руке свечу, и когда оказывался перед настоятелем, тот задавал один и тот же вопрос:
– Веруешь ли ты в Господа нашего, в Его учение и вечную жизнь?
– Верую, – отвечали они.
Множество людей, собравшихся в церкви, слушали эти слова – некоторые упали на колени, другие плакали, – но все как один были тронуты любовью к Богу, которой прониклись чужестранцы, и прославляли Господа. Снова раздался колокольный звон. Прислуживая настоятелю при свершении таинства, я тоже был потрясен до глубины души. Пусть тридцать восемь японских купцов крестились ради выгоды, ради торговых сделок, таинство проникнет в их сердца, всколыхнет их души – в этом нет никакого сомнения. Японцы один за другим становились перед настоятелем на колени, он кропил их святой водой, и они возвращались на место с просветленными лицами. Я от всей души молился за них.
Настоятель Гуадалкасар подготовил специально для них проповедь; он сказал, что в Новой Испании многие индейцы сейчас благодаря испанцам отказались от своих варварских обычаев и языческих верований и пошли по пути, указанному Богом. Так же и эти тридцать восемь японцев, отринув язычество, встали на путь истинный. Вместе со всеми верующими он будет молиться, чтобы Япония как можно скорее стала страной Господа. Настоятель осенил себя крестным знамением, шум в церкви мгновенно стих, все встали на колени и склонили головы.
Стоя у алтаря, я не спускал с посланников глаз. Им были отведены места в третьем ряду, но Мацуки среди них не было. Ниси следил за церемонией с неподдельным любопытством и интересом, Танака и Хасэкура, скрестив руки на груди и не поворачивая головы, лишь поводя глазами следили за происходящим. И только место Мацуки пустовало, свидетельствуя о его решительном, демонстративном протесте.
После церемонии я сказал Танаке и Хасэкуре, указывая на купцов, окруженных толпой и утопающих в море цветов:
– Может быть, вы думаете, что ваши купцы страдают? Нет, жители Мехико принимают их как друзей. Торговые операции пойдут у них теперь значительно успешнее.
Оба посланника молчали.
– Но этого мало. Я уверен, что сегодняшняя церемония послужит и тому, что вице-король Новой Испании даст согласие на широкую торговлю с Японией…
Моя издевка заставила Танаку отвести глаза, Хасэкура выглядел растерянным.
Благодаря рекомендации архиепископа, на которого крещение японцев произвело самое благоприятное впечатление, беседа вице-короля с посланниками состоялась раньше, чем я предполагал. Когда я сообщил им, что они будут приняты, посланники очень обрадовались – даже Мацуки первый раз за все время изобразил на лице некое подобие улыбки.
В субботу, в день встречи, посланники сели в экипаж, присланный за ними вице-королем, их сопровождали слуги с пиками и знаменами. Я ехал вместе с ними в экипаже. Молва о недавнем крещении японцев распространилась по городу, и по дороге в резиденцию вице-короля люди махали нам руками и громко приветствовали. Однако посланники держались напряженно, и даже приветственные возгласы не смогли смягчить их.
Когда экипаж въехал в ворота резиденции вице-короля, находящейся в центре Мехико, и, проследовав сквозь строй величественных гвардейцев, остановился у парадного подъезда, их напряжение возросло еще больше, а у младшего, Ниси, даже дрожали колени – я это почувствовал. В зале аудиенций, украшенном поблескивающими доспехами и пиками, их ждал вице-король и два его секретаря. Величественность вице-короля подчеркивали усы и эспаньолка, выделявшиеся на худом лице. Он недоуменно пожал плечами, когда посланники, не обратив внимания на его протянутую руку, по японскому обычаю лишь склонили головы.
Контраст между традиционным, сдержанным японским приветствием посланников и напыщенным, в испанском стиле, приветствием вице-короля был несколько комичен. Хотя по своему характеру оба эти народа совершенно различны, они одинаково привержены соблюдению ритуала, отличающимся показным почтением и напыщенностью. Вице-король выразил глубокую благодарность за то, что король Японии проявил заботу об испанцах, потерпевших кораблекрушение, и отправил их на родину, поздравил с благополучным прибытием японского корабля в Новую Испанию, пожелал процветания Японии и Новой Испании. После его многословного приветствия Хасэкура представил членов миссии и, благоговейно держа в воздетых над головой руках послание князя, направился к вице-королю. Оба, не замечая комичности происходящего, сохраняли полную невозмутимость.
– Мы сделаем все, чтобы японские посланники как следует отдохнули в Мехико, – сказал вице-король, но от ответа на главный вопрос уклонился.
Время шло, на лицах посланников появилось недоумение, и обладавший острым умом Мацуки, не вытерпев, заявил, что хотелось бы услышать ответ на послание Его светлости.
– Я не обладаю полномочиями, чтобы ответить на полученное послание, – в замешательстве сказал вице-король. – Но я твердо обещаю передать ваши пожелания в Мадрид.
Посланники удивленно посмотрели на меня. На их лицах появилось беспокойство, как у детей, обращающихся за помощью к взрослому.
– Я думаю, японцам хотелось бы знать, когда придет ответ из Мадрида? – спросил я вместо посланников.
– Все зависит от возникших проблем, и, если принять в расчет время на обсуждение, я думаю, это займет примерно полгода, – пожал плечами вице-король. – Вам, святой отец, должно быть известно, что торговля Новой Испании с Востоком неотделима от миссионерской деятельности, так что следует учитывать и точку зрения Его святейшества Папы.
Разумеется, я знал об этом. Было мне хорошо известно и то, что вице-король не имеет полномочий разрешить торговлю с Японией. Именно потому я и приехал вместе с японскими посланниками в Новую Испанию. Однако я сделал вид, что обескуражен ответом вице-короля, и передал его японцам. Моя цель состояла в том, чтобы вызвать у них растерянность, поставить в затруднительное положение и вынудить действовать в соответствии с моим замыслом. Потому-то я и прибег ко лжи:
– Вице-король сказал, что ответ из Испании может прийти не ранее чем через год.
– Через год? Ждать целый год?
Кажется, мне удалось выбить у посланников почву из-под ног. Я обернулся к вице-королю, всем своим видом выражая смущение.
– Посланники считают, что полгода слишком большой срок. Они говорят, что сами отправятся в Испанию и передадут испанскому королю пожелание короля Японии…
– Никаких препятствий к этому нет…
Поняв, что вице-король сам желал бы поскорее избавиться от этих надоедливых японцев, я подлил масла в огонь:
– И можно рассчитывать на ваше содействие? Я имею в виду предоставление возможности поехать в Испанию.
– Если посланники пожелают, я препятствовать не буду. Но мне бы хотелось, чтобы вы объяснили им, сколь опасен путь из Мехико на восток Новой Испании.
– Чем же он опасен?
– Вам это не известно? Недалеко от Веракруса подняли мятеж индейцы. А дать охрану я не могу.
Я слышал об этом впервые. Для того чтобы попасть из Новой Испании в Испанию, переплыв Атлантический океан, нужно было прежде всего добраться до порта Веракрус. А тут, оказывается, в окрестностях Веракруса индейцы жгут деревни, разрушают гасиенды, убивают даже священников!
– Мы не можем оставаться здесь целый год, – наступал на меня ничего не понявший Танака. – Совет старейшин приказал нам вернуться к зиме.
– Я скажу об этом вице-королю. Разумеется, я не перевел вице-королю слова Танаки. И стал быстро соображать, как поступить. Целью предпринятого мной путешествия было сделать так, чтобы наш орден, а не иезуиты, получил единоличное право распространения веры в Японии, а для себя добиться назначения епископом. Ради этого, презрев опасности, я должен отправиться в Испанию. Ведь рукоположить меня в епископы может лишь кардинал Испании.
– Зная об опасностях, японцы готовы ехать в Веракрус. Всю ответственность они берут на себя, – солгал я и на этот раз вице-королю. – Хотелось бы обратить ваше внимание на следующее обстоятельство. Хотя в Мехико и существуют противники установления торговых отношений с Японией, торговля с ней не лишена смысла. Как известно, наши враги Англия и Голландия изо всех сил стремятся к торговле с Японией.
Я горячо убеждал вице-короля, как до этого архиепископа, что, поскольку в Японии (по весьма низким ценам) можно получить большое количество добываемого там олова и серебра, протестантские государства Англия и Голландия все больше интересуются этой страной, но король Японии заинтересован в торговле не с испанской колонией на Филиппинах, а с Новой Испанией и, наконец, что в торговлю Японии с Манилой беспрерывно вмешиваются иезуиты, поэтому в дальнейшем предпочтительнее, чтобы в качестве посредника выступил наш орден.
– Я был бы вам весьма признателен, если бы вы как можно скорее сообщили в Испанию, что именно францисканцы способствовали в Мехико крещению японцев.
Глаза вице-короля, до сих пор совершенно равнодушные, впервые сверкнули.
– Мой доклад не будет содержать для вас ничего дурного, – похлопал он меня по плечу. – Мне кажется, вы, падре, ошиблись в выборе жизненного пути. Вам следует быть не миссионером, а дипломатом.
Мне было искренне жаль посланников, в унынии покидавших резиденцию вице-короля, но я благодарил Бога и был полностью удовлетворен беседой. К сожалению, японцы были убеждены, что в Новой Испании их встретят с распростертыми объятиями, что послание Его светлости будет воспринято доброжелательно и с полным пониманием.
На улицах Мехико наш экипаж снова встречали приветственными криками.
– Иного выхода нет, – обратился я к удрученным японцам, – наверное, мне придется одному отправиться в Испанию. Надеюсь, я вернусь с хорошими вестями.
Они промолчали. И не потому, что сердились, – просто еще не знали, как поступить. Шаг за шагом они все дальше шли в избранном мной направлении…
Когда расстроенные посланники вернулись в монастырь и выходили из экипажа, от встречавшей их толпы отделился какой-то индеец и с силой потянул Самурая за рукав. У него были длинные, почти до пояса, косы, глаза блестели. Он что-то быстро зашептал остановившемуся в недоумении Самураю. Тот не разобрал в гомоне его слов, и тогда он повторил:
– Я… японец.
Пораженный Самурай не смог вымолвить ни слова. В деревне, где они ночевали по дороге из Акапулько в Мехико, говорили, что где-то здесь живет японец, но ему и в голову не могло прийти, что встретит его так скоро и в столь неожиданном месте. Точно наслаждаясь исходившим от Самурая и его одежды запахом Японии, мужчина застыл, крепко ухватившись за рукав. Потом застонал, и глаза его наполнились слезами.
– Я живу в деревне Текали, – быстро заговорил он. – Но очень прошу, не говорите об этом падре. Я ведь бывший монах, отрекшийся от христианства.
Заметив приближавшегося к ним Веласко, он поспешно сказал:
– Текали недалеко от Пуэблы. Запомните, деревня Текали, – и скрылся в толпе.
Растерявшийся вначале Самурай, наконец опомнившись, стал искать японца глазами и увидел его залитое слезами лицо – он смотрел на Самурая и улыбался.
Когда посланники вернулись к себе и Самурай рассказал о своем разговоре, глаза Ниси покраснели.
– Давайте поедем в эту Текали. Может быть, мы могли бы использовать его как переводчика.
– Ты думаешь, мы сможем поехать туда тайком от Веласко? – усмехнулся, по своему обыкновению, Танака. – Без него мы ничего не сможем сделать. Все идет так, как того хочет он.
– Потому-то нам и нужен собственный переводчик.
– Нет, нам он не подходит, – покачал головой и Мацуки. – Он же сам говорил, что отказался от христианства и падре ничего не должен знать о нем.
Как обычно, когда происходили такие споры, Самурай молча сидел в уголке. Одной из причин, почему он помалкивал, было его косноязычие, играла здесь роль и нерешительность, свойственная людям из Ято. У них всегда брало верх сознание, что спорить друг с другом – значит, прежде всего, доставлять неприятность себе самому. Нужно сначала все как следует обдумать, а уж потом вступать в разговор.
– Выходит, мы связаны по рукам и ногам и должны слепо следовать указаниям господина Веласко?
На вопрос Ниси ни Танака, ни Мацуки ничего не ответили. Они не могли решить, как тут нужно поступить.
– Значит, мы должны здесь, в Мехико, дожидаться его возвращения?
Ниси не унимался, как бы в отместку за то, что Танака всегда ругает его.
– Господин Веласко сказал, что поедет в Испанию один.
– Нет, Веласко совсем не хочется отправляться в Испанию одному, – покачал головой Мацуки. – В глубине души он надеется, что мы поедем вместе с ним.
Посланники очень серьезно отнеслись к словам Мацуки. Хотя Самурая всегда раздражала манера Мацуки вести разговор так, будто собеседник глупец, и злила его постоянная насмешливость, но не признать его острый ум он не мог.
– Откуда вам это известно? – спросил Танака.
– Поставьте себя на место Веласко. Чем плох такой план: вместе с японскими посланниками прибыть в Испанию, пышно и торжественно вступить в столицу, показав всем, каких блистательных успехов он достиг. Он весь как на ладони – вспомните, как он буквально лопался от гордости здесь, в Мехико, при крещении купцов. Испания – родина Веласко. И если он привезет японских посланников к королю, ему удастся прославиться. Вот какова его цель.
– Значит, нам лучше не поддаваться на уговоры Веласко и не ехать с ним в Испанию? – Ниси вопросительно посмотрел на остальных.
– Однако, – пробормотал, будто разговаривал сам с собой, обычно молчаливый Самурай, – наша поездка в Испанию может помочь завязать отношения между Советом старейшин и Новой Испанией, а тогда…
Танака, сидевший скрестив на груди руки, кивнул:
– Хасэкура прав. Какие бы планы ни вынашивал Веласко, наша первая обязанность – выполнить возложенную на нас миссию.
– Об этом еще нужно подумать, все не так просто. – На лице Мацуки снова появилась улыбка. – Совет старейшин приказал нам как можно быстрее все сделать и вернуться на родину. Если мы поедем в Испанию, наше возвращение сильно затянется.
– Если затянется… даже и на два года, главное – успешно выполнить возложенную на нас миссию.
– Может быть, вы, господин Танака, готовы даже принять христианство, если это, как утверждает Веласко, будет способствовать успеху? – саркастически бросил Мацуки, зная особую неприязнь Танаки к христианству.
– А что в этом плохого? – вмешался Ниси. – Купцы ради своей выгоды приняли христианство. Если это послужит успешному выполнению миссии…
– Не говори глупостей. – Тон Мацуки поразил всех. Улыбку точно сдуло с его лица. – Ниси, никакие самые благие цели не должны заставить тебя принять христианство!
– Почему?
– Ты ничего не понимаешь. – Мацуки с жалостью посмотрел на него. – Тебе ничего не известно о борьбе, происходившей в Совете старейшин. Ты вряд ли задумывался над тем, почему для этого путешествия выбрали нас, мэсидаси, самураев невысокого ранга.
– Я этого не знаю. А вам, господин Мацуки, что-нибудь известно?
Ниси и Танака вопросительно смотрели на Мацуки, ожидая ответа.
– Только об этом я и думал на корабле. И, кажется, догадался. Мне пришло в голову несколько объяснений.
– Каких же?
– Прежде всего, это делалось, чтобы покончить с просьбами мэсидаси о возврате старых владений. Нескольких они послали в очень трудное путешествие – и если мы погибнем, то это даже к лучшему. А если не погибнем, но и не выполним возложенной на нас невообразимо сложной задачи, они, в назидание остальным, обвинят нас в нерадивости и накажут. Таково намерение Совета старейшин.
– Глупости. – Танака, опершись о колени, встал с кровати. – Господин Сираиси твердо обещал, что, если мы, посланники, хорошо выполним свою миссию, нам будут возвращены старые владения.
– Господин Сираиси? – Мацуки снова улыбнулся. – Но Совет старейшин состоит не из одного господина Сираиси. Там есть люди, которые не одобряют действий Сираиси и его единомышленников. Например, господин Аюгаи. В отличие от господина Сираиси он терпеть не может Веласко и христиан. Господин Аюгаи с самого начала резко противился отправке Веласко переводчиком. Он убежден, что распространение христианства во владениях Его светлости станет в будущем источником серьезных бедствий.
– В таком случае почему даже найфу и сёгун дали разрешение на это путешествие?
– Господин Аюгаи считает, что это ловушка, подстроенная Его светлости сёгуном. Устроена она, он убежден, для того, чтобы рано или поздно уничтожить Его светлость, обладающего огромным могуществом, не уступающим могуществу крупнейших даймё. Именно поэтому Аюгаи и возражал против Веласко, изгнанного из Эдо. Но в конце концов сторонники господина Сираиси взяли верх, и после долгих споров было решено не посылать с миссией высших сановников. Вместо них выбрали нас, мэсидаси.
Мацуки говорил с такой уверенностью, будто лично присутствовал на заседании Совета старейшин. Его логичным рассуждениям не могли возразить ни Самурай, ни молчаливый Танака, ни даже молодой Ниси. Все трое, потрясенные, буквально онемели.
– Это твои собственные догадки? – не вытерпел Танака.
– Конечно, мои собственные.
– Думаю, ты ошибаешься.
– Можешь верить или не верить – твое дело, – насупился Мацуки. – Но я обязан сказать господину Хасэкуре и Ниси: не поддавайтесь одержимости Веласко. Стоит попасть в его сети, и мы неизбежно погибнем. Представьте себе, что к нашему возвращению господин Сираиси утратит свое влияние в Совете старейшин и его сменит господин Аюгаи. С нами поступят совсем по-другому. Во время нашего путешествия мы должны подготовить себя к любым переменам, которые могут произойти во владениях Его светлости.
У Самурая разболелась голова. Спор между Мацуки и Танакой все продолжался. Ему хотелось остаться одному. Тихонько покинув комнату, он прошел по коридору – сиеста еще не окончилась – во внутренний двор. Там на кресте, склонив набок голову, висел худой, изможденный человек. Фонтан выбрасывал струи воды, падавшие вниз с тихим плеском. Вокруг яркими огоньками горели цветы, которых Самурай никогда не видел в Японии.
Прожив жизнь в крохотной долине Ято, которая была единственным ведомым ему миром, он понятия не имел о каких-то политических маневрах, о которых говорил Мацуки. Ему и в голову не могло прийти, что в Совете старейшин идет сложная тайная борьба, ему совершенно недоступная. Он участвовал в этом путешествии, полностью доверяя господину Сираиси.
Он смотрел на пылавшие огнем цветы и слушал плеск фонтана.
«Наверное, придется ехать в далекую Испанию, – прошептал он, вспоминая лицо жены. – У меня нет другого выхода, я обязан верить словам господина Сираиси».
В его душе вспыхнул протест против всезнающего Мацуки. Ему вдруг захотелось решительно возразить.
За его спиной послышались шаги. Тяжело дыша, к нему подошел Ниси.
– Сил нет.
– Все из-за этого Мацуки, – кивнул Самурай. – Он всегда обо всех думает плохо. Терпеть его не могу.
– Господин Мацуки сказал, что один из нас вместе с купцами должен вернуться на родину и обо всем доложить Совету старейшин, а остальные останутся в Мехико. Мы ведь уже выполнили свою миссию – передали вице-королю Новой Испании послание Его светлости. Те, кто останется здесь, будут ждать известий от Веласко, который отправится в Испанию, говорит он.
– Не выполнили мы своей миссии! Господин Сираиси сказал, что задача должна быть выполнена полностью. Я помню его слова. Я не собираюсь поддерживать Мацуки.
– Значит, вы поедете в Испанию? Мне бы тоже хотелось поехать. Может быть, удастся выполнить нашу миссию и собственными глазами увидеть неведомые страны, неведомые города… Так хочется узнать, сколь велик, сколь бескраен этот мир!
Самураю представилось море, где накатывают друг на друга бурлящие волны. Безбрежное море, где не видно ни клочка земли. Молодой Ниси мечтает увидеть мир. Но Самурая угнетала перспектива вступить в этот огромный незнакомый мир. Он устал. Грудь сжало от тоски, от неодолимого желания вернуться домой, в Ято, и он с завистью посмотрел на Ниси.
Во дворе появился Танака. Он пнул камешек – наверное, гнев его еще не остыл.
– Ну и хитрец, – обругал он Мацуки. Но и сам, видимо, не знал, на что решиться. Устало опускаясь на скамейку, заметил вдруг Самурая и Ниси. – Послушай, Хасэкура, что бы там ни говорил этот Мацуки, у нас одна-единственная задача – достойно выполнить возложенную на нас миссию. Не знаю, что происходит в Совете старейшин… Но я отправился в это путешествие только ради того, чтобы нам вернули старые земли.
Танака потупился, лицо его было печально, голос дрожал, казалось, он вот-вот расплачется.
Вечером Самурай зашел к Ёдзо – купцам и слугам, сопровождающим посланников, постелили солому прямо в коридоре, там они и спали.
Увидев Самурая, трое его слуг вскочили, и он, поманив их рукой, увел в конец коридора. Они заметили, что хозяин мрачен, и покорно, как собаки, ждали, что он им скажет.
– Мы обязаны продолжить путешествие. – Самурай прищурился. – Снова переплыть море, чтобы попасть в далекую страну. – Самурай заметил, что Итискэ и Дайскэ дрожат. – Господин Мацуки и купцы останутся здесь, а в конце года на большом корабле вернутся в Цукиноуру, – выпалил он одним духом. – Я же и еще двое посланников… отправимся в Испанию.
Ёдзо молча смотрел на Самурая. Самурай знал, что независимо от того, как поступят Итискэ и Дайскэ, Ёдзо его никогда не оставит. Знал, что, подобно ему самому, Ёдзо никогда не пойдет наперекор судьбе.
