Позор солнца
Настанет год, России черный год, когда венец поэтов упадет.
Дожили, сказал попугай.
Гаврила ползал в пыли, прося прощения и денег.
О, как мы гордились великими гуманистическими традициями великой русской классической литературы. Как вышли мы все из гоголевской «Шинели». Как объяснялись в любви к маленькому человеку. Как горели свободой конфорки под чайниками на ночных кухнях!
Н-ну?! Вот-т тебе выход из камеры! Вот-т тебе отданный братьями меч! Муза, лира, труба, спирт, шашку, коня! Где вы, мастера культуры, продажные криворукие твари? Кто вы теперь, кто вам цалует пальцы, кому теперь вы лижете зады?
К концу восьмидесятых всем так обрыдли советские фанфары, фальшивые насквозь и наглые без стыда, что русская литература вырыла могилу под еще шевелящегося полупокойника. Все советское было объявлено плохим, все несоветское — хорошим. Белые, буржуи, цари, капиталисты, эмигранты, антисоветчики — все были хорошие. Вот только фашисты остались все-таки плохими, но они ведь были коллеги и подельники коммунистов, просто потом передрались.
Чернуха, зеки, лагеря, репрессии, страх и безнадюга — гной был выпущен из-под спуда на страницы изданий, и это было справедливо и естественно. Слишком долго и плотно замалчивали. Восстановление равновесия и справедливости. Закрома и сусеки вскрывались.
Черт. Эмигрантская и антисоветская литература оказалась слабее и жиже советской. Черт… Нет, не секретарской официозной — та продажная белиберда канула с позором и исчезла напрочь. Но литература оставшихся — хоть «убежденцев», хоть «попутчиков», хоть «нейтралов» — была настоящее, крепче, значимее, была просто что надо в лучших образцах. Булгаков и Лавренев, Катаев и Каверин, Бабель и Иванов, Гайдар и Симонов, Ильф и Петров, в конце концов.
Чужбина не мед. Ты перестаешь быть тем, чем был в прежнем месте — здесь почва другая, и история, и язык, и народ, и магический звездоподобный кристалл внутри художника постепенно обкатывается накатом чужих прозрачных волн в голыш, гальку, песок. Восплачем! Но — банально до пошлости и верно до боли: великая литература никогда не может возникнуть на чужой почве и в раздрае с исторической судьбой твоей страны и твоего народа. Ты художник? Так рискуй, страдай и умри вместе со всеми. Жестокий приказ ремесла.
Короче. Русская литература была за свободу. И справедливость. Ненавидела маразм КПСС и тюрьму народов. Пила за вашу и нашу свободу. Пила, ела, одевалась и ездила в заграницы, но внутренне страдала страшно.
И вот — Съезд Советов, и плюрализм, партии, фракции, демократия, ГКЧП, Ельцин, танк, свобода! А-А-А-А-А-А!!! Мы победили!
Внимание. Стоп-кадр. Увеличьте изображение.
Это Беловежская пуща. Трех козявок видите? СССР больше нет, Империя распущена.
Что сказали писатели? Ни хрена не сказали. Ум нации понял не больше ее задницы. Ну… распустили? Да? Гм… Писатели не проявили гениальности. Не блеснули проницательностью. Не дошло как-то так сразу до писателей, что произошло. Ведь все, в общем, оставалось пока как вчера. Ну, озвучили административные изменения.
А кто с пеной вопил: «Патриотизм — это последнее прибежище негодяя»? Да — был русский великодержавный шовинизм, имперская оккупация и цензура. Правильно вопили! А еще дикарям писали грамоту, бездарей из «националов» лелеяли за талантливость, в институты не принимали своих, способных русских, но резервировали места для «нацкадров», хоть и тупые припрутся — а как же! расцвет наций при социализме! Забыли, как из феодальных батраков сделали худо-бедно, а цивилизованных людей? Забыли.
И писатели забыли. Что именно украинские каратели зверствовали в Белоруссии, Польше, Литве, России во время войны — неприлично было говорить. Что русские спасали Закавказье от резни турками и горцами. Что (ах, как я некорректен!) ни хрена народы не равны по вкладу в мировую цивилизацию и по жертвам своим при этом вкладе. Что патриотизм отличает гражданина от раба!
Другое дело, что в раба могут еще и вбивать патриотизм: ты должен умирать за свою тюрьму! Но делать из раба свободного человека методом выбивания из него патриотизма — подход идиотов.
Господа. Действующая русская литература в лице многих самых видных ее представителей стала мне мерзка своей глупостью, переходящей в подлость, именно тогда. Вместо того, чтобы говорить: «Ты патриот! Так твое право и долг — перестроить родину так, как достойно свободных людей!» — писатели вторили: «Ты — свободный человек! Ну так твои нужды и права выше и первее нужд родины, а патриотизм придуман для того, чтобы держать тебя в рабах!» И это не преувеличение.
К 1992-му году русская литература была готова. Прекраснодушие в сочетании с глупостью и малограмотностью имело результатом моральную преступность. Честные и благородные либералы и демократы и сами не заметили, как доскользили до зоны, где они уже стали подлецами и жесткосердыми гадами. Уже не то им было важно, что солдат отдал жизнь за родину, а то, что при этом верил Сталину. Уже понимали и сочувствовали генералу Власову — одновременно осуждая Зою Космодемьянскую за то, что она не то пыталась сжечь и зря.
То есть. Цензура сменилась «антицензурой». Произошла смена вех и знаков при сохранении системы отношения. Белое стало черным, предосудительное — похвальным, истинное — ложным: чохом, в принципе, не разбираясь! Реакция сменилась ре-реакцией, «революция» — «контр-революцией». Стрижено — брито! Лево — право!
И.И. У нас был тоталитаризм и социализм, были запрещены тупыми и непререкаемыми правителями — демократия, либерализм, права человека, свобода слова, капитализм. И жили мы плохо. А «там» люди жили гораздо лучше, свободнее, богаче, разнообразнее. И?
Слова, термины и понятия стали фетишами русской интеллигенции! Демократия, рынок, свобода! Это благо, это хорошо, это правильно.
Гайдар. Чубайс. Сгорели сбережения. Нищета. Как жить?
Русский писатель — совесть нации и мозг нации. Авангард интеллигенции. Поэт в России больше, чем поэт. Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, невежеством богаты?!
Первый поэт СССР Евгений Евтушенко. Свалил к черту в США на заработки. Лекции читать тамошним славистам. Знаменитый коммунистический драматург Шатров. В Америку! Продолжательница традиций «красного графа» Алексея Толстого однофамильная писательница-внучка. В Америку! — десять лет с правом переписки. И никто из эмигрантов проклятого брежневизма, заметьте, не поторопился вернуться на свободную родину! В гости, в отпуск, на смотрины — пожалуйста, а так — нет. Свобода свободой, но — нище, опасно, неприятно.
Не надо осуждать. Каждый заработал право жить лучше. Но не надо и лелеять иллюзий по поводу русских писателей — самоотверженных патриотов, чахоточных бессребреников, последним усилием стремящихся в Россию, чтоб отдать сердце и деньги ее народу. Ага.
Часть русских писателей с наступлением демократической эпохи брезгливо взглянула окрест, умильно — за кордон, и с тем отмежевалась от судьбы народа под западными небесами на западных харчах. Это есть предприимчивая часть.
Другая часть впала в ничтожество с негодующими причитаниями. Как? Почему больше не кормят, не поят, не возят на курорты и не издают собрания сочинений? Не покупают читатели? Пропагандировать, агитировать, всучивать, давать в нагрузку, кой черт!..
Часть писателей опровергла дарвиновскую теорию происхождения видов, ибо их мама оказалась пиявка, а папа — вьюнок. Ориентируясь автоматически, как стальные опилки в магнитном поле, они пристроились к невесть откуда возникшим фондам, грантам, комиссиям, советам по культуре и министерским агентствам. Они разруливают небогатые денежные потоки бюджетов и спонсоров, тусуются на вручениях премий и получают немножко денег за участие в координационных советах и жюри. Собственно, из этой их деятельности и состоит «литературная жизнь» и «литературный процесс».
Малая часть рубит капусту «ножами для выживания» типа мачете. Они лудят боевики, дюдики и дамские повести. Коллеги презирают их жанры и завидуют их тиражам и гонорарам. Но рубить капусту тоже уметь надо, на ужасную дрянь, произведенную большинством детективщиков, особого спроса нет.
Самая престижная часть вращается наверху. Их приглашают на официальные приемы (хоть иногда), возят за границу на государственный счет (на нищий, слезный и позорный культурный наш счет), они встречаются с писателями и критиками других стран и выступают в ихних университетах и перед нашими эмигрантами. Так.
Еще есть престижная часть — «элитные» («элитарные»? в доме облонских смешалась даже грамматика) авторы «самовыраженческих» и «новаторских» текстов. Или они пишут все равно что и как про себя любимых — это объявляется художественной прозой «некоммерческого характера» — или впаривают любую ахинею, абы только нарушить какой-нибудь запрет, или обгадить какую-нибудь традицию, или вызвать чью-нибудь глупую, но неравнодушную реакцию критиков.
И все это обычно и нормально. Так было, есть и будет. Чтобы выросла клубника, должна быть большая грядка с навозом — так она готова. Чтоб три процента ученых делали науку — девяносто семь должны околачивать груши: это во всех странах.
Если бы, как говорится, не одно «но»…
Низость, глупость и бездарность, разумеется, пределов не имеют. Но беспредел тоже на что-то указывает.
Десять лет вручается лучшим деятелям русского искусства самая престижная и весомая русская премия «Триумф». Это деньги проклятого Березовского, кровного врага нынешнего президента Путина. Деньги изгнанника, эмигранта, оппозиционера и почти врага народа. И большие деньги! С помпой, с шикарным столом, с бомондом, с выездами!
Если ты лоялен президенту — не моги брать деньги у его врага. Если ты берешь деньги у опального — элементарная порядочность, элементарное человеческое достоинство диктует тебе публично поблагодарить опальную фигуру, фрондера, оппозиционера, изгнанника, радеющего о России и ее культуре и подкармливающего и поддерживающего ее художников.
Хрен вам! Лижут хозяину, но молча жрут из любых рук. Рисковать зря не станут, но свое не упустят.
Господа! Вам не кажется, что русский художник на рандеву оказался холуем?
Нельзя хвастать хлебом перед голодным. Нельзя русскому писателю жировать на глазах нищего и униженного русского народа: ездить на халяву по заграницам, жрать осетрину на фуршетах и получать ордена за крайне сомнительные заслуги перед изгаженным отечеством. Ум, честь и совесть нашей эпохи плюс карман.
Ум эпохи. Итак. Он увидел, что демократия, либерализм, рынок и свобода почему-то и каким-то непонятным образом обернулись бедствием для подавляющего (подавляемого) большинства населения. Он — писатель — задумался? Усомнился? Вознегодовал? Стал разбираться? Отнюдь. Прогрессивно и либерально настроенное большинство приличной писательской общественности не усомнилось в словах-символах. Идем верным курсом! Потерпим! Время перемен всегда непросто! Тяжело, конечно, но реформы и реформаторы не виноваты! Страдаем от наследия коммуняк! Болеем без лекарств, но сосём с презервативом — вот наш выбор! Покроем насмешками реакционное быдло, которое против реформ и демократии, вот!
Совесть эпохи. Ограбленные пенсионеры — это их кровью сохранена от уничтожения держава, это их трудом создано абсолютно все, что в ней есть. Заклеймили писатели позором тех, кто ограбил своих благодетелей вчерашних, а ныне стариков беспомощных и немощных? Где стон и вопль негодующий русской литературы? Хрен вам, бояре.
Труженики стали жить хуже, чем раньше. Честные мальчики и девочки стали бандитами и проститутками. Где крик с кровью из сорванного горла? Что вас вообще волнует, твари эгоистичные? Слава и деньги себе, любимым?
Детективщики-коммерсанты из беспредела преступности и падения нравов сделали огород, где по шаблонам и лекалам сюжетных схем создается материально прибыльная беллетристика. Но они хоть осуждают порок и наказывают его в книжках!
Шовинист-радикалисты, узурпировавшие звания «патриотов» и «государственников», призывают к ножу, топору, автомату, бомбе — чтоб отомстить всем врагам: всем либералам, демократам, рыночникам, свободолюбцам, бизнесменам, евреям, американцам, тварям нерусским. Но они хоть скорбят по страданиям простых людей и униженности народа и страны!
Юмористы юморят над отправлениями физиологических потребностей, половыми проблемами и повальной тупостью всех.
Природные оппозиционеры, как всегда, поливают те порядки, которые есть сейчас, ставя им в пример те, которые раньше или которые не здесь.
«Элитарщики» предаются духовному стриптизу, реанимируя в памяти симпатии к парторгу, предостерегавшему от мерзостности и никчемности этого зрелища.
Постмодернисты какают, красят письки, лают, мычат, сюсюкают и при этом всячески намекают на связь их перформансов с большим настоящим искусством, которое всем известно и потому устарело.
Тем временем страна гибнет, народ вымирает, а «серьезные писатели» пишут всякую хренотень.
Что — милость к падшим призывают? Духу помогают просветлеть и укрепиться? Красоты и добра в мире хоть чуток прибавляют? Делают людей — хоть чуть-чуть умнее, совестливее, зорче?
Они любят писать с бесстыдным занудством и тягомотностью, плюя на читателя и онанируя при написании себя, услаждаемого и любимого. Они пишут длинно и шершаво; так чешут прыщ и наслаждаются чесанием долго, отпустив стыд. Принципиальную неспособность писать чисто, ярко, энергично они с важностью и превосходством объявляют признаком «некоммерческой литературы».
Ярчайшая и изощренная трагедия гибнущей на глазах России — как-то мало колышет «серьезных русских писателей». Редко-редко который задастся в книге сутью и перспективой происходящего.
Как жить? Где выход? Куда идем? В чем надежда? Кто герой? Каково добро? Откуда корень зла? Страна на перепутье, на перекате, на перевале, на переломе — обнажились души, изломились судьбы, аспиранты стали олигархами, а академики умирают в нищете, люди чужого народа торгуют твоими девушками в твоей столице, а офицеры торгуют солдатами, к власти пришли те, кого в юности мы с презрением называли стукачами, и почтенный отец города недавно бегал с пистолетами, воюя за порт.
Ни украсть, ни покараулить. Только клянчить и давить понт.
Как хранительница высокой духовности — русская литература явила собою зрелище не столько прискорбное, сколько естественное. То есть. Основная масса оказалась бездарями, идиотами, приспособленцами, никчемушниками. Детективщики, сериальщики, чернушники, попрошайки, прихлебатели, заумщики-шарлатаны, кое-какеры. С редкими-редкими вкраплениями людей с умом и талантом, с блестками совести. Нормально.
Под материальное обеспечение «литературного процесса», который ведет оформленная тусовка, живут и ездят чиновники госаппарата — так во всех странах принято.
Недостало парней из Кремля, чтоб дать королевскую пенсию десятку великих стариков — Евтушенко, Аксенову, Вознесенскому — дабы слава страны на заработки не ездила и гордость вселяла.
Падение державы начинается с разрухи в головах, а она — с упадка духа и разрушения ценностей. Состояние и настроения современной русской литературы свидетельствуют, что дело почти безнадежно. Нет идеалов, и за что отдавать жизнь, и лишена такая жизнь смысла, и счастье ловится только в масштабе квартиры, пусть и расширенной до виллы. Они не умеют ни убивать, ни умирать. Не хотят судить и быть судимыми. Они повторяют чужие мнения, не смея иметь свои мысли. Они сетуют — но не орут.
Парень, ты хоть понимаешь, что наше время будут изучать всю оставшуюся историю?
