День выдался на редкость: то сосулька с крыши, то рука в станке, то подснежник, то ножевое, — у эвакуатора на Центре халат мокрый. И тут диспетчерша над карточкой затрудняется: звонят из Мельничных Ручьев, из яслей — что-то детям плохо…

Что плохо?

Похоже на отравление…

Что похоже?

Тошнота, бледность, боли в животе. И вообще плохо. Скорей.

Едем, едем! А что — вообще?

Да дышат плохо. Синеют…

И у скольких это?

Да почти все…

Сколько!!!

Всего — тридцать семь…

Массовое тяжелое отравление в яслях! Гоним все свободные машины. И штурмовиков, и педиатрию, и реанимацию — всем, похоже, хватит. А на тяжелые случаи у детей мы едем быстро, чай не допиваем и в карты не доигрываем — рысью и под сиреной: это тебе не старушка-хроник преставляется и не алкаш в дорожное вмазался.

Там все признаки интоксикации. Одни кричат, другие хрипят, рези в животе, цианоз. Тихий ужас! ясельники… Рвотное, промывание, сердце поддерживать, кислород искусственно. Трясем воспитательниц: как, когда, что ели, что пили? — Накормили манной кашей, уложили спать, тут и началось. Санэпидстанцию сюда! — воду на анализ, молоко на анализ, крупу на анализ, рвотные массы и кал на анализ: что за эпидемия кошмарная, что за бацилла, что за яд такой?

Детей пачками везем в больницы, кто-то уже помер, лаборатория корпит в поту: в рвоте и поносе — ДДТ и мышьяк!

Милиция подваливает, роется и гремит: шуточки делов, террористический акт, диверсия, убийство детей!

А каши той самой, заметьте, нет: котел вымыт, тарелки вымыты, помойные ведра тоже вымыты: ну просто образцовый пищеблок. Милиция роется в помойке, откапывает остатки каши, везет на экспертизу: есть мышьяк и ДДТ в каше!

Родители уже рыдают по больницам, местное население гудит и собирается сжечь эти ясли, заперев предварительно персонал.

Звонок на скорую: повешение. Жив? Какое там, остыла. Кто? А заведующая этими яслями повесилась.

Следственная бригада давит их всех так, что серьги из ушей выскакивают: давай все подробности! все мелочи! под какую статью идете — знаете?!

И находится деталь… Выяснилось, что они сварили крысу. Как эта крыса свалилась в бак, а может, сдохла там незаметно, что никто не увидел, — черт ее знает. Дом деревянный, одноэтажный, не упастись.

На раздаче повариха зачерпывает со дна — батюшки! из черпака хвост висит. Кричит заведующую. А младшая группа уже кушает…

Пришла заведующая. Обматерила повариху. Подержалась за виски. Подумала. Велела выкинуть крысу в помойное ведро и быстро убрать на помойку…

Что делать? Снова варить кашу уже некогда, и молока не осталось; да половина уже и поела… А!.. при кипячении микробы погибают, в блокаду вообще всех крыс поели, и не болели… «Если не хочешь увольнения по статье, — говорит поварихе, — то чтоб ни звука! смотри у меня!» А поварихе зачем скандал? заведующей виднее, она и отвечает.

И покормили кашкой.

А крыса-то — она ведь гений приспособляемости. Она жрет все, и за долгую свою крысиную жизнь в городе столько ДДТ и прочей дряни в себе нааккумулировала, не то что дети — тут бы и кошки подохли. Кошки, кстати, и дохнут иногда сдуру, отведав городских крыс либо голубей. Потому умная кошка крысу задавит, а есть не станет. Да. А эти отравы в кашке отнюдь не разлагаются. Напротив, выварилась химия из крысиного организма и напитала всю кастрюлю до той самой концентрации…

Ну что. Заведующую на кладбище, поварихе восемь лет. А из детей шестерых так и не откачали.